Шестиногая собачка. Дневники итальянских путешествий

Татьяна Нешумова, 2021

Уже несколько веков Италия притягивает к себе русских писателей, художников и интеллектуалов, представая перед ними тем благодатным краем, где можно получить классическое образование, обрести вдохновение или скрыться от жизненных невзгод. Татьяна Нешумова пишет свой увлекательный дневник итальянских впечатлений, продолжая традицию, сложившуюся в XVIII–XX веках, поддерживая, таким образом, мысленный диалог как с предшественниками, так и с друзьями-современниками. Но есть у книги и параллельный сюжет – процесс превращения поэтессы и филолога в художницу, чьи картины и рисунки «припоминают» шедевры мастеров живописи, равно как и запечатлевают современную итальянскую жизнь. Картины, разлетевшиеся по всему миру и даже попавшие в музейные собрания, слетаются под обложку книги и украшают страницы дневника. Татьяна Нешумова – автор поэтических сборников «Нептица» (1997), «Простейшее» (2004), «Счастливая твоя внука» (2010), «Глухой ушастый» (2014), «Согласно излетая» (2017), редактор-составитель книг Дмитрия Усова (2011), Варвары Малахиевой-Мирович (2013), Льва Горнунга (2019) и других.

2015. Июньское путешествие

Дети договорились между собой и купили мне билеты на самолет: Москва — Рим с пересадкой в Стокгольме и Венеция — Москва с пересадкой (18 часов) в Копенгагене. Маршрут я придумала сама, заказав самые дешевые ночлеги по дороге: Рим — Ареццо — Болонья — Падуя — Равенна — Венеция.

1 июня

Начало путешествия: на Курской кольцевой ждали поезда минут шесть, вагон был переполнен. Не люблю этих растянутых метропауз, тревожных и зловещих. Но — обошлось: иногда бывает и так: длинная пауза, не означающая ничего. По пути в аэропорт из аэроэкспресса я позвонила Льву Михайловичу Турчинскому и рассказывала ему о работе над архипповской книжкой. Он, уже прочитавший половину моего предисловия к ней, как и Ваня, ругал меня за длинную, в полторы страницы, цитату об Эрне из архипповских воспоминаний, вставленную в статью (а я говорила: нет, пусть останется, это для тех читателей, которые не читают всей книги, а ограничатся чтением вступительной статьи).

В Шереметьево выяснилось, что рейс SAS прилетел с опозданием и вылетит не в 15:15, а в 16. Это означало, что в Стокгольме я на свой рейс не успеваю. Меня заверили, что беспокоиться не о чем: раз оба колена перелета sas’овские, то они сами придумают мой новый маршрут. Чтобы попасть к ночи в Рим, пришлось лететь из Стокгольма во Франкфурт (SAS сотрудничает с «Люфтганзой»). В Шереметьеве у меня образовался лишний час, книжку о Сезанне, переведенную еще в начале 1930‐х, единственную, карманного формата, которую я взяла с собой, читать очень быстро надоело, пришлось погулять вдоль Duty Free, ужаснуться автомату по продаже маек: одна другой страшнее, как униформа для кругов ада, с возрастающим хоррором.

Смешно, стюардесса продиктовала мне на борту самолета в Стокгольм номера пересадочных рейсов, которые я записала на бумажке (пробнике духов, другой не нашлось), а время второго полета она не уточнила. Так эту бумажку я и предъявляла дальше в качестве своего билета. Когда я сошла во Франкфурте, работница аэропорта сказала мне, что мой рейс уже очень скоро и вылетает из противоположного сектора. Поэтому мне пришлось пробежать по франкфуртскому аэропорту примерно два километра по движущимся дорожкам из сектора А в сектор В, гейт 6. Лифт у гейта не работал, поэтому после этого кросса со своим восьмикилограммовым рюкзаком я опять бежала пять пролетов лестницы вверх. А еще вчера в Москве лежала почти весь день с больным сердцем… Вылет в 21:10. Лететь полтора часа. Это означает, что без такси из Фьюмичино мне в Рим не добраться, так как автобусы и электрички уже перестанут ходить.

Стокгольма, как мне мечталось, я не видела вовсе: аэропорт стоит в лесу. Зато потом сразу — очень много очень красивых озер. Облака с просветами сияющей под предзакатным солнцем воды, такое небо, на которое и надо смотреть, а иначе — зачем живем? «Вы не можете вообразить того, что после смерти», а если не небо и облака — что это? как об этом и думать… Думала: «Эх, была бы я Елена Шварц, уж нашла бы для этих облаков слова». Но я — это я.

Потом возник Франкфурт. Видно, что огромный, с небоскребами, трубами и удивительным треугольным домом, занимающим целый квартал. А после города вдруг начались красивейшие леса. Густого зеленого цвета, такого, какой любил Дерен. Желтая сухая ровная трава — эти деревья, темно-изумрудные кроны и коричневые стволы — и хмурое серое небо — удивительный колорит аэропорта Франкфурта. Ну а коридор с движущимися лестницами теперь будет мне сниться в безвыходных снах.

В стокгольмском зале ожидания поразила меня одна немолодая дама, попросившая меня посмотреть за ее вещами, пока она сходит в туалет. Зона нормального человеческого доверия, об атмосфере которого как-то забываешь, живя в России.

По дороге во Франкфурт решила всему радоваться и воспринимать как приключение. Когда еще я полетаю дорогой «Люфтганзой» с большими расстояниями между креслами, бесплатной едой и вином (которые были очень кстати)? Я разговорилась с немкой, занимавшей ближайшее ко мне кресло. Выяснилось, что в Риме мы останавливаемся в соседних районах, обсудили возможность взять одно такси на двоих, но не сбылось: римские таксисты наотрез отказывались сажать в одну машину пассажиров с разными адресами. Пришлось ехать одной и болтать с шофером (я радовалась возможности попрактиковать свой еще очень беспомощный итальянский): обсуждали, какой папа лучше: нынешний или Иоанн Павел II. Мнения наши разделились, и пришлось даже немного поспорить… Конец дороги в Трастевере, славящемся кривыми улочками, я отлично помнила и показывала своему таксисту, как правильно ехать, потому что год назад уже останавливалась в том же прекрасном хостеле «Орса Маджоре». Рассматривая гугл-карту еще в Москве, я выяснила, что он стоит на той же улице Сан-Франческо ди Салес, что и римская тюрьма, устроенная, видимо, в бывшем монастыре. За тюремной стеной (а мне так нравилось год назад вдоль нее ходить, наблюдать, как плющ и жасмин раскинулись вдоль старинных каменных плит) в плане был огромный крестовик церкви, которая на карте не имела названия, и я все никак не могла сообразить почему.

Я позвонила, мне открыли уже запертые на ночь ворота. Устроившись на месте, я вышла во внутренний двор. Каждые десять минут с единственного дерева — цветущей стройной магнолии — срывался сухой лист, и это был единственный звук, рассекающий тишину римской ночи, которому внимали я и пристроившийся рядом со мною на лавочке сторож этого места — грустный внимательный кот.

В Трастевере

2 июня

В моем путеводителе по Риму написано, что 2 июня — единственный день, когда для осмотра простому люду открыты сады Квиринала. Это написано маленькими буквами в незаметном месте, поэтому я наивно полагала, что желающих посмотреть сады будет не так уж много: ведь 2 июня, в День Республики, в Риме проводится военный парад, зрелище, которое должно притянуть к себе толпы. А мне, не включившей телевизор 9 мая в Москве, смотреть еще один военный парад (пусть и в Риме) совсем не хотелось. Меня тянуло в сады, но намерению этому не суждено было сбыться…

От моей «Большой Медведицы» (так переводится «Орса Маджоре») до Тибра меньше двух минут пешком. Я вхожу на мост, иду мимо уже знакомого кенотафа в честь маленького мальчика (фотография, вложенные в пустоты ограды моста игрушки, цветы, всегда свежие, я помню о них с мая 2014-го). Потом все еще не завершенная стройка между набережной и виа Джулия, мощеный булыжником переулок Карчере, идя по которому я всегда вспоминаю, как Усов не советовал Архиппову писать Черубине, потому что она «ин карчере»^[4]. Миновав церковь Санта-Лючия, перехожу улицу — и захожу впервые в Санта-Мария-ин-Валличелла (Chiesa nuova), где отличная копия «Снятия с Креста» Караваджо (а для рубенсовского алтаря, как почти для всего рубенсовского, у меня нет — еще нет? — точки восприятия).

Иду по левой (если идти от Тибра) стороне улицы Витторио Эммануэле II, взгляд случайно ловит прекрасную мраморную скульптуру в лоджии одного палаццо (уже в Москве потом выясню, что позвала мой фотоаппарат римская копия Праксителя).

На виа Джулиа

К площади Венеции и полицейских, и народу становится все больше, у алтаря Победы строятся военные в разных униформах, я иду мимо, но дорогу мне преграждает взвод кавалеристов — красивые красные мундиры, кокарды с золотыми шнурами и плюмажем, плавно и послушно выступающие лошади.

Я иду дальше, к Квириналу. За мной увязывается красивый и высокий негр. Заговаривает, я уточняю у него дорогу, к моему удивлению, он несколько кварталов идет рядом и болтает о том о сем. Я понадеялась на него, а он, оказывается, и сам не знает пути, зачем-то вывел меня к фонтану Треви, там полицейские подсказали, куда свернуть. Я говорю негру, что не понимаю, зачем он идет со мной так долго. «Ты красивая, и я тебя полюбил». — «Ну уж дудки, дальше я хочу идти одна». — «Давай хотя бы обнимемся на прощание». — «Нет, нет, прощай».

Так выглядит «Похищение Прозерпины» Бернини (оно на вилле Боргезе) в моем исполнении. Почему-то, глядя на этот рисунок, я вспоминаю гениального Егунова: «Помните картину Репина „Не ждали“? Там в двери входит бывший арестант, вроде меня, возвращенный из ссылки. Я подобрал по размеру и на его место вклеил Лаокоона со змеями»

А вот и Квиринал. Совсем безлюдно, карабинер объясняет, что вход в сад откроется только в 15 часов, а сейчас 10. Поэтому я иду к своей любимой борроминиевской церкви Сан-Карло у Quattro fontane, чтобы после нее посетить палаццо Барберини. По дороге захожу и в церковь Сант-Андреа-аль-Квиринале Бернини. Золотой ее потолок, свет в ней.

Кассирша в палаццо Барберини объясняет, что сегодня из‐за праздника в музее открыт только один этаж (какая связь? отгулы у смотрителей? — не могу догадаться). Я решаюсь: «Ничего страшного, мне хватит и одного», и как потом оказалось, этот редуцированный объем для первого посещения был как раз совершенно идеален. Еще один этаж меня бы раздавил. Я бы уж совершенно точно «восхищенья не снесла». А так — на все хватило сил.

Квентин Метсис. Хрестоматийный портрет Эразма Роттердамского (Наташа Громова потом, когда я показывала ей фотографии путешествия, глядя на него, сказала: «Опять Путин!» — а меня Бог спас от таких ассоциаций).

«Генрих VIII» Гольбейна — кажется, я помню его с шестого класса школы.

Изабелла Медичи (со знаком вопроса) неизвестного флорентийского мастера.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

В тюрьме.