Стишутки. Сборник

Татьяна Разумовская

Стишутки Татьяны Разумовской давно разбежались по Интернету. Иногда без ссылки на автора. Как и само придуманное ею слово «стишутка».Игра со словом, тонкое чувство чужого стиля в пародиях и подражаниях, знание древней истории, помогающее автору комически обыграть известные мифы и легенды – всё это встретит читатель в книге. Не чужда автору и современность с её реалиями, многие из которых можно воспринимать только с улыбкой, иногда горькой.Людям без чувства юмора желательно книгу не показывать.

О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ

…не вздохи на скамейке

Любовь — не на рулет присыпка,

Не гамма и не пятью пять,

Любовь — не жареная рыбка

(чтоб рыбку съесть и шкурку сдать).

Любовь — не на колу мочало,

Не сказки праздничный итог,

Не счастья полного начало,

Не раб, не царь, не червь, не бог.

Любовь — не шарф в промозглый холод,

Не факел, чтоб распалась мгла,

Она, скорее, — серп и молот,

Когда сойдутся два села.

Глоток

Вчера мне показалось: облака

Теплы на ощупь в куполе бездонном,

И я хлебнул парного молока

Из синего небесного бидона.

И поднял ввысь меня девятый вал,

Я на поддон Земли глядел оттуда,

Где вечный хлад, но не грозит простуда

Тому, кто облаков коктейль лакал.

И пусть я не преодолел кордона

Твоей души — сам черт там правит бал! —

Но знай, что я одну тебя алкал,

Насмешливая злая белла донна!

Об Адаме и его даме

Я Создателю отдал ребро,

чтоб мне сделал Создатель подружку,

а она — за мое же добро! —

проедает мне плешь на макушке.

Пилит утром меня и в обед,

пилит в холод и в дождь, и в жару —

видно, хочет мой прочий скелет

получить в дополненье к ребру.

Юридическое

На рассвете скучном как-то

Я в сердцах сказала Юре:

«Ты любил меня de facto,

Полюби теперь de jure!»

Послание

Ваш дух сир,

Ваш день сер,

Ваш чёрств сыр —

Без нас, сэр.

Ваш мозг сух,

Ваш зуб сгнил,

И сдох слух,

И нет сил.

Ваш пуст зрак,

Ваш влас сед,

Всех дней смак —

Лишь муть, бред…

Встреча

От летнего жара спасаясь с бульвара

в один привокзальный пивбар,

там встретился как-то с потрепанной Кларой

оглохший и спившийся Карл.

«А вспомни-ка, Клара,

как ловко украла

из брюк, из кармана

(тому двадцать лет,

ни много, ни мало!) —

любимый кларнет?»

«Кларнет я украла?

А вспомни кораллы!

Кораллы мои в два ряда!»

(Тогда я была молода…)

«А помнишь, как мы обнимались в амбаре?»

«Да, ночь обнимались, а утром — привет».

«Я, Клара, кораллы твои взял на память».

«А я, Карл, на память взяла твой кларнет!»

«И где ж он?» — «Загнала», — она пробурчала.

«Я пропил кораллы, — сказал он в ответ. —

Послушай-ка, Клара, по дружбе по старой,

найди нам на пиво хоть пару монет?»

И в баре за кружкой, с засохшею сушкой,

у них разговоров счастливее нет,

чем то, как у Клары украл Карл кораллы,

а Клара у Карла украла кларнет.

Об одном из праотцев

Иаков, как нам всем известно,

В животноводстве был востёр,

Но в личной жизни, в койке тесной

Он вечно путал двух сестер.

Он дважды в год, в жару и вьюгу

Рожал колено за коленом,

И сыновья его друг другу

И братья были и кузены.

Сижу, от страшной мысли прею,

Не находя в тревоге места,

Что все живущие евреи —

Потомки чистого инцеста.

Трудный выбор

Альцгеймер, Маразм, Паркинсон и Склероз

Влюбились без памяти, чохом, до слез,

До дрожи, до полной обсессии

В печальную деву Депрессию.

Депрессия грустно смотрела на них:

Какой же подходит ей больше иных?

Кто краше, надежней, богаче?

Кто любит сильнее, тем паче?

Металась, рыдала в страданиях сих

И выбрала девушка… всех четверых!

Забыла в момент о печали,

С тех пор мы ее не встречали.

***

«И что в ней нашли эти все паразиты? —

Деменция молвит Артрозу с Артритом. —

Лишь ноет, да роется в мыслях тревожных —

Тоска! А со мной заскучать невозможно!»

Лунное затмение

Луна и Марс, махнувшись цветом,

Ведут полночный разговор,

Марс — серебристою монетой,

Луна — как спелый помидор.

Она зарделась от смущенья,

Он о сраженьях позабыл…

Вот так в моменты упоенья

Меняет нас любовный пыл.

И на Луну нашло затменье:

«Теперь-то выйду замуж я!»

Но всё, как кончилось знаменье,

Вернулось на круги своя.

Любовь пауков

«Любовь купить за смерть!» — как ни обидно,

Нам так слабо! — ну, разве для театра,

А рядовая паучиха — очевидно! —

Надменная царица Клеопатра.

С любовником сплетясь в порыве страстном,

Убить потом, чтоб было шито-крыто,

Из этого любому станет ясно,

Что паучиха — королева Маргарита.

Сожрать его, в объятиях сжимая,

Набито плотно брюхо, рот облизан…

И по улыбке паучихи понимаем,

Что каждая, конечно, Мона Лиза.

В ритме танго

На милонге сеньор Селестино

Увидал пышнобедрую Зину

И с горячею страстью мустанга

Он на танго ее пригласил.

Возмущенно ответила Зина:

«Посмотри на себя, образина!

Ты лохматее орангутанга,

Не терплю я подобных верзил!»

Но упрям был сеньор Селестино,

Взял он в жены капризную Зину,

Против бронзового лимузина

Устоять ну никак не смогла.

И на вилле они в Коста-Бланка

День и ночь упражняются в танго

Средь цветущих дерев апельсина

Нагишом. Вот такие дела!

Графское

Лежи, Графиня! То не дамы дело

Вставать чуть свет — и в кухню вдоль стены,

А дело дамы — холить нежно тело,

Досматривать предутренние сны.

Лежи, Графиня, утверждая этим

Лежанием законность женских прав.

Пусть скачет, чтобы делать пети-мети,

С утра пораньше твой законный Граф.

Выходит он из дому каждый будень

В жару и в дождь, и в бурю, и в метель,

Но пусть при этом Граф не позабудет

Тебе твой кофий принести в постель.

И Граф, свой шарфик замотав покрепче,

Несется вниз, считая этажи,

А губы под усами нежно шепчут:

«Лежи, мой друг Графинюшка, лежи!»

Лежи, Графиня! В жизненной юдоли

Храни свою божественную стать,

Ты женщиной останешься дотоле,

Пока умеешь грамотно лежать!

Монолог Германна

Графиня, я прошу вас, слово молвите,

Вот я стою, приблизившись к стене,

Вот я мечусь, взволнованный, по комнате,

А вы ни беса не сказали мне.

Графиня, вот я на колени падаю,

Внемлите страсти, воплю, скулежу!

Огласки не страшитесь, буду падлою,

Но никому об этом не скажу!

Вдвоем мы с вами мир откроем заново,

Вдвоем такие натворим дела!

Графиня! Что ж хрипите как-то странно вы?

Чёрт! Померла. А карт не назвала!

Переписка скелетов

От скелета K — скелету N

О, милый! Что с того, что мы истлели?

Что плоть сползла с костей,

смешалась с глиной —

Тем обнаженней чувства неподдельность.

(А помнится, лежали мы в постели —

И что хорошего? Сражались и потели,

И натруждали животы и спины).

Теперь различий нет, и мы едины!

Твоей навек я буду половиной.

Твоим ребром. Твоей сестрой невинной.

Твоею Евой — до того, как ели

От яблока — в блаженной лени,

Безгрешные совсем, хоть и при теле.

Вот как сейчас. А может, мы в Эдеме?

От скелета N — скелету К

Недолог бабий ум, хоть жизнь короче.

Ты, дура! Что ты череп мне морочишь?

Язык истлел, а все еще стрекочешь!

Нет, право, хоть червей бы постыдилась!

Лежи себе спокойно, сделай милость,

Я б умер снова, если б ты явилась.

До смерти мучился с тобою — годы!

А нынче — всё! — да здравствует свобода!

Смерть — это вроде вечного развода.

Чтоб я на мощи клюнул — разбежалась!

Там, чай, кусочка кожи не осталось.

Тьфу, чтоб тебя! Я аж скриплю от злости.

Смотри! придешь — пересчитаю кости!

Лесбия — Горацию

(любовь в Древнем Риме)

Убери, Гораций, руки, отпусти мою ты столу,

Ишь, явился после пира

в драной тоге, на бровях!

Отправляйся восвояси, выпей гидрию* рассола,

А не то стила не сможешь

удержать потом в руках.

Ты, наверно, обезумел —

вздумал мне грозить сатирой!

Да плевала я на это, разве кто ее прочтет?

Вас, поэтов, нынче в Риме

больше, чем в лесу сатиров,

А красавиц мне подобных в наши дни наперечет.

Что касается Катулла,

он довольно миловиден

И богат: вчера прислал мне в дар красивого раба.

Да и пишет он неплохо,

хоть, конечно, не Овидий,

Но вообще любовь мужская примитивна и груба.

Разве фаллоса ляганье

я сравню с касаньем граций?

Их персты подобны струям, а уста живей огня!

Так что тут тебе не светит,

будь здоров, ступай, Гораций,

Там Корнелия Метелла заждалась уже меня.

* гидрия — сосуд для жидкостей

Супружеское

Алкоголику Сократу

Нежной ручкой, фу-ты ну-ты,

В чашу я рецины с мятой

Подолью чуток цикуты.

Все твердят, что он философ —

Ха! Я лучше знаю типа:

Нищий! Дурень стоеросов!

Пусть же сладко спит.

Ксантиппа

Любовь зла

Эклер, как увидел селедку под шубой —

Красива, богата, нежна, —

Так тут же воскликнул: «Мечта моя, люба,

Ты мне больше жизни нужна!»

Услышав призыв этот смелый,

Селедка под шубой взопрела.

«Вы слышали? — ахнули трубочки с кремом. —

Вот так развлекается нынче богема?»

«О, боже! — вздохнул потрясенный буше. —

Не знал я, что ты извращенец в душе!»

«Таких безобразий, — сказало безе, —

Не делали даже на Шанзелизе!»

Вотще! О селедке мечтая,

Эклер размягчался и таял.

Друг дружке шепнули морковь и свекла:

«Селедка влюбилась, любовь очень зла!

Их держит в разлуке условностей клеть —

О, как им препятствия преодолеть?»

А эклер и селедка в печали

Миру жалобами докучали.

И глотая отчаянья жижу,

Пели, страстью тревожа посуду:

«Я тебя никогда не увижу!

Я тебя никогда не забуду!»

Но фатум, смягчившись, помог их беде,

Устроив свидание им в животе.

Из жизни сыров

Бри увидел Данублю

И сказал: «Я вас люблю!

Вы нежны и в меру стары,

Мы чудесной станем парой!»

Данаблю как фырнет: «Фу!

Залежались вы в шкафу.

Где же голубая плесень?

Без нее поклонник пресен.

Вам ли лезть ко мне в фавор?

И кумир мой — сыр Рокфор!»

Третий лишний

Говорил печально веник:

— Стал я чистый неврастеник,

днем и ночью, я не вру,

всё тоскую по ковру!

Отвечал ему ковер:

— Экий глупый ты старпёр!

Нынче юный пылесос

целовал меня взасос!

Нет повести печальнее на свете

— Не слишком ли много крови?

— Не больше, чем у Шекспира, душенька!

Я любил у донны Риты

Очи, выю и ланиты,

Кисти, пальцы и запястья

Изучал я, полный страсти,

Плечи, спину и лопатки,

Ягодицы были сладки,

Бедра, лядвии, лодыжки

Повторял, как пастор книжку,

Икры, щиколотки, стопы

Были Меккой и Европой,

Каждый ноготь и фалангу

Я обследовал по рангу,

Мочки, перси и ключицы…

Был готов всю жизнь учиться,

Но вскричала донна Рита:

«Ай-ай-ай! — опять москиты!»

Хлоп! — и сделалось темно.

Тишь. Кровавое пятно.

Любовные картинки

Вот влюбленная Медея

Гостю говорит, краснея:

«Ради вас я, не жалея,

Позабуду отчий дом!»

Отвечал Язон: «Мерси вам!

Хоть, царевна, вы красивы,

Я забыл презервативы,

И приехал — за руном».

***

Вот милашка Дездемона,

Хороша, как Лиза Монна,

И подобного трезвона

Не заслуживал платок.

Право, было б большим благом

Ей отдаться гаду Яго,

Но тогда бы эту сагу

Изложить Шекспир не смог.

***

Вот красотка Беатриче,

Не имея воли личной,

Подчиненная приличьям,

Без любви вступила в брак.

Но добравшийся до Рая

Данте, через Ад шагая,

Обернулся, уповая,

Что исчезнет — не дурак!

***

Вот знакомая картина:

Расчудесною Мальвиной,

Что тиранит Буратино,

Увлечен поэт Пьеро.

Но ему любовь не светит —

Артемон ей на рассвете

Туш играет на кларнете,

А Пьеро попал в «зеро».

***

От красавчика Тезея

Ариадна, в дым шизея,

Минотавра-ротозея

Помогла прижать к ногтю,

А Тезей, удачу славя,

Девой овладел в дубраве

И на Наксосе оставил,

Парус поднял — и тю-тю.

***

Федра, страстию разбита,

Домогалась Ипполита,

(Не случилось Айболита,

Конец ознакомительного фрагмента.