Великая иллюзия

Татьяна Степанова, 2022

Женщина-факир Мегалания Коралли могла загипнотизировать целый зал зрителей, заставить львов напасть на дрессировщика, и еще много всего… Недаром к ней тайком ездили жены членов политбюро. Но главным желанием Великой Мегалании было найти преемника, которому она должна была передать сокровенные знания. Поэтому-то она и собирала вокруг себя талантливых детей-воспитанников, чтобы суметь разглядеть дар, подобный ее собственному. И каждый из них пытался доказать и ей, Великой, и себе, что он и есть тот самый – уникальный… Даже спустя много лет, уже во взрослой жизни, это соперничество не прекращалось. В подмосковном дачном поселке найдена убитой успешная деловая женщина Регина Гришина. То, как было совершено и обставлено преступление, сразу навело на мысли криминального обозревателя Екатерину Петровскую и полковника Гектора Борщова, что дело это весьма загадочное и совсем не простое. А таинственные и зловещие предметы, найденные в доме жертвы, лишь подтверждали догадки…

Оглавление

Глава 9. Одалиска

Домовладение номер два Регины Гришиной, располагавшееся в тихом тупике рядом с Плотниковым переулком напротив знаменитого некогда фитнес-клуба «Чацкий», снова поразило Катю — одноэтажный старинный особняк из тех, что строили некогда богатые мещане и купцы средней руки. Было странно сознавать, что одинокая немолодая, пусть и обеспеченная женщина — не жена олигарха, не родственница министра или главы корпорации — может позволить себе владеть подобной собственностью в пределах арбатской «Золотой мили».

До Москвы и Арбата они добирались каждый на своей машине, вбив в навигатор адрес. Весь путь Катя видела — Гектор на своем внедорожнике следует за ней. Порой он догонял ее, и они ехали рядом. Еще на старте, изучив маршрут, он попросил Катю свернуть с Садового кольца, не доезжая Смоленской площади, и показал на экране мобильного на карте тупичок у Могильцева переулка.

— Сюда, Катя, припарковаться можно во внутреннем дворе, а то разоримся на одной парковке в центре.

Он подъехал туда вместе с ней, нажал на пульт — ажурная решетка отодвинулась, и они очутились в тесном внутреннем дворике.

— Тайная спецчасть? — поинтересовалась Катя, закрывая свой маленький «Мерседес Смарт».

— Музыкальная школа имени Людвига какого-то там. Моцарта-Баха, короче. — Гектор улыбался. — До нужного адреса прогуляемся пешком.

— Так это у вас называется, читала я в Сети. — Она оглядывала музыкальную школу. — А еще «сводный оркестр музыкантов» — так ЧВК в Сети именуют.

— Я заведовал в сводном оркестре исключительно литаврами.

Капитан Блистанов припарковался на патрульной машине с мигалкой прямо у особняка Гришиной: ему нипочем грабительская парковка — служба-с спишет-с! Он приехал с пакетами из «Макдоналдса», жевал бигмак и хлебосольно начал их тоже угощать, суя гамбургеры и чизбургеры в коробках. Катя отказалась, поблагодарив. Гектор, глянув на нее, тоже — объявив «фруктовый разгрузочный день».

Ключи от дома он еще раньше нашел в ящике комода в гостиной Регины Гришиной и отдал их Блистанову. Тот, зажав промасленные пакеты под мышкой, отпер крепкую дверь, и они вошли в особняк.

Пыль, пыль, пыль… Ремонт, известка, мешки с цементом, банки с краской, стройматериалы — все это покрылось пылью, брошенное здесь не один месяц назад.

Особняк состоял из шести больших комнат с высокими потолками. Две вообще залы просторные — хоть танцы устраивай. Имелась еще ванная комната и что-то типа кладовой-гардеробной. В одной из комнат почти до потолка громоздилась старая мебель, покрытая слоем пыли. В других все указывало на начавшийся там ремонт, который бросили на полдороге.

Они обследовали особняк быстро — смотреть было, если честно, не на что. В зале в центре стоял старый дубовый стол — прямо под пыльной люстрой с хрустальными гирляндами. Гектор обошел его, созерцая люстру, и направился к мешкам со стройматериалами у стены. Вытащил из-за них картину, которую засунули туда — всю в известке.

Катя увидела, что это снова не живопись, а большой фотопринт на холсте — постер. Фотография изображала обнаженного молодого парня — того самого, что и на портрете в доме в Полосатове. Только снимали его теперь со спины. Он стоял в море по колено, освещенный закатным солнцем. Руки он широко раскинул в стороны, и на них сидели четыре черные птицы — вороны. По две на каждой.

— Фотоколлаж, птицы потом были добавлены. — Гектор положил картину на стол. — И снова сынок нашей Регины запечатлен в чем мать родила. Что бы это значило, интересно?

— Уже без разницы, мало ли как люди прикалывались. — Капитан Блистанов доел последний гамбургер. — Все, дело в шляпе. Отказной! Дом пуст и закрыт давно. В нем не жили. Ну вы же сами мне сказали, что Гришина после смерти сына находилась в депресняке тяжелом.

— Интересно, откуда у нее вообще такой дом на Арбате? — удивилась Катя.

— И это уже не наше дело. Ариведерчи! — Блистанов опять ликовал.

Он попрощался с ними у особняка, плюхнулся за руль патрульной машины и был таков. Катя и Гектор направились к музыкальной школе на парковку.

— Что-то не радует меня, как Сеню-Полосатика, такой молниеносный делу венец, — заметил Гектор.

— Я тоже как-то сбита с толку, — призналась Катя. — Но вы сразу выдвинули версию яда бродифакума, а потом мы его у нее в сарае обнаружили. И она была одна на момент смерти. Решила с горя покончить с собой. Отравилась.

— Одна ли? — Гектор открыл пультом ворота парковки. — Концентрация бродифакума в брикетах против вредителей такова, что Гришиной надо было два-три брикета раскрошить и съесть с тортом или с пирогом… Это маловероятно. Можно проглотить клочок бумаги, но пачку листов съесть невозможно, понимаете? Однако возможен другой вариант — у нее же было сердце больное, она после инфаркта. Да, она приняла бродифакум сама, сколько смогла проглотить. Организм среагировал в форме приступа, ее сердце не выдержало.

— Может, она на это и рассчитывала — отравиться и умереть.

— Тогда, выходит, она обладала редкими познаниями в фармакологии и ядах, чему я не верю. Есть еще третий вариант.

— Какой?

— Мы что-то упустили в Полосатове. — Гектор открыл свой внедорожник. — Катя, а слабо еще раз прокатиться туда — кое-что проверить? Или вы устали?

— Я не устала. Но там ведь дом закрыли, опечатали. А что вы хотите найти, Гек?

— То, что я, возможно, не нашел сразу. То, что там есть изначально, но мы не увидели. И в дом, уже опечатанный, нам не надо, нам нужен участок, территория. А калитку я вскрою не глядя.

— Кто бы сомневался, — по укоренившейся уже привычке заметила Катя и села в его внедорожник, оставив свой «Смарт» на бесплатной тайной парковке.

И они вихрем помчались назад в Полосатово — благо вечером в субботу не было убийственных километровых пробок.

По пути Катя спросила:

— Как ваш отец, Гек? Как его здоровье?

— Все по-старому. Улучшений не будет никогда.

Катя вспомнила, как они с Вилли Ригелем видели генерал-полковника Борщова в его «поместье» в Серебряном Бору — в инвалидном кресле, когда он не узнал не только их, но и собственного сына.

— Ему операция по удалению катаракты предстоит, — продолжил Гектор. — Он одним глазом видеть перестал, с его больной психикой перспектива ослепнуть крайностями чревата. Я когда уезжал в командировку и потом когда в госпитале лежал сам на операции, как и прежде, его на сиделку оставил и горничную. Две старухи и он, больной безумный старик, — дергался я весь, как они там.

— Я тоже за вашего отца переживала, — призналась Катя. — Но сиделку я помню, она надежная, не страшно на нее оставить больного.

— Она у меня двенадцать лет работает. Старшей медсестрой в госпитале была, выходила меня после того ранения. — Гектор смотрел прямо на Катю, не опускал взор, не отводил глаз. — Я ее потом через несколько лет к отцу переманил сиделкой, заплатил в три раза больше. Она никогда замуж не выходила, самых строгих правил. Меня все воспитывала, когда я домой вдрабадан приезжал. А горничная — ее школьная подруга из Ярославля, она у меня пять лет работает. У нее умер муж, сын — пьяница, она внукам помогает материально. Весь мой дом на них держится — и сиделка с поварихой сватьей бабой Бабарихой накормить его хотят! Жарят, парят и коптят! Суровые, деятельные старушки, с ними не забалуешь.

Катя вспомнила аскетичный генеральский дом на огромном, заросшем лесом участке на Третьей линии Серебряного Бора у Бездонного озера. Дом — больничная палата, монашеская келья и спортзал для всех видов единоборств.

Запертую и опечатанную калитку участка Регины Гришиной, к которой они подкатили уже в сгустившихся сумерках, Гектор открыл разогнутой скрепкой, которую достал из кармана пиджака. Вынул из багажника армейский фонарь, и они вошли на участок. Он двинулся сразу вдоль забора, светя на доски, иногда постукивая по ним кулаком. Крепкий забор. Катя следовала за ним по пятам. Она недоумевала — что он хочет здесь найти?

Участок шел под уклон, ведь дом свой Регина Гришина построила на лесном холме. Следуя вдоль забора, они достигли сарая. Ядовитые брикеты забрал оттуда эксперт для биохимической экспертизы.

Но не сарай на этот раз интересовал Гектора. Он повел Катю за сарай, и они сразу почувствовали, как уклон участка стал круче. Дальше шли заросли кустов, не облагороженные замыслом садового дизайнера. Гектор направил на них фонарь. Сломанные ветки, словно через кусты кто-то пробирался. Они двинулись в самую чащу. Гектор шел впереди.

Уклон участка, ветки, сорванная листва и…

Катя в сумерках едва не споткнулась о что-то валявшееся в траве.

У самого забора — легкая металлическая лестница.

— Забор здесь ниже почти на метр из-за холмистого рельефа. — Гектор одной рукой поднял лестницу. — Вот что мы упустили. Катя. Путь.

— Хотите сказать, что кто-то перелез через забор? Но лестница внутри, не снаружи.

Гектор приставил лестницу к забору, поднялся, светя фонарем.

— Что там? — Катю уже мучило любопытство. — Я тоже хочу посмотреть, Гек!

— Тогда поднимайтесь аккуратно, я вас страхую.

Он сунул фонарь за ремень черных брюк, схватился за край забора и подтянулся на руке, освобождая лестницу для Кати. Она начала карабкаться по ней.

— Спокойствие, только спокойствие. — Гектор вскинул свое тело вверх на одной руке, как акробат, — и вот он уже бесстрашно стоит на заборе, выпрямившись во весь свой рост. Он нагнулся и крепко взял Катю за плечи.

— Отпустите лестницу, я вас держу.

— Гек, вы с ума сошли! Мы упадем!

— Кто упадет? Я?

Катя опять глазом не успела моргнуть, он поднял ее легко, сам стоя на заборе, обнимая ее сначала за талию, а затем повернул — и вот он уже держит ее на руках. Катя судорожно вцепилась в него, обняла за шею и…

Он спрыгнул вместе с ней с этого чертова забора.

Секунду он держал ее в своих объятиях уже на земле, широко расставив ноги. Фонарь, засунутый за пояс, светил ему прямо в лицо. И Катя видела, как оно изменилось, как потемнели его серые глаза. Она была словно в железном кольце его рук. Их дыхание смешивалось — так близко они были сейчас. Она разомкнула руки, обнимавшие его за шею, а он сразу отпустил ее, поставив на землю.

И погасил фонарь.

Катя слышала, как он выдохнул.

— Для нас с вами нет препятствий. — Его изменчивый голос охрип.

Он снова включил фонарь. Пятно света заскользило по примятой траве. До них тут кто-то уже явно побывал, как и у забора, где валялась лестница. В зарослях орешника, облепивших забор с внешней стороны, был словно проложен туннель.

Они двинулись вперед. Кусты закончились небольшой поляной — дальше подмосковный лес, спускающийся к реке Липке.

На поляне валялся мусор. Они подошли, Гектор посветил фонарем.

Кукла-статуэтка из раскрашенной глины. Маленькая одалиска в шальварах и лифе с голым животом, изогнувшаяся в восточном танце.

Головка статуэтки была оторвана. Ее разбили ударом о ствол сгнившего дерева, валявшегося на поляне.

— Катя, у вас сохранился пакет от груши? — спросил Гектор. — Выверните его наизнанку. Сойдет как упаковка. Нам надо забрать одалиску и то, что от нее осталось.

На участок они не вернулись, добрались только до калитки. Гектор ее снова закрыл, даже ленту желтую полицейскую вернул на место.

— Гек, что все это означает? — По пути в Москву Катя жаждала объяснений. — Регина Гришина на момент смерти находилась в саду с кем-то, да? Такой вывод вы делаете, обнаружив лестницу, заломы веток на кустах, примятую траву и глиняную фигурку?

— Да. — Гектор кивнул. — Я сразу для себя так решил, как только понял, что чашек и блюдец в доме осталось всего пять и ложек десертных тоже пять, а не шесть. Да и бокалов для вина… Перед нами, Катя, инсценировка дилетанта — талантливая, изощренная, весьма продуманная и тщательная на первый взгляд, однако испорченная промахом с лестницей. И одалиской, на которой убийца выместил то ли ненависть свою к покойной, то ли торжество от содеянного. Да, я теперь убежден, что на момент смерти Регина Гришина находилась в саду не одна. И это не самоубийство. Ее намеренно отравили. Причем убийца терпеливо и хладнокровно ждал ее конца, он не сразу покинул сад, перебравшись через забор. Он должен был быть уверен на сто процентов, что Регина Гришина мертва. Это некто из круга ее общения, кто-то ей знакомый, которого она сама пустила к себе на участок. С кем разделила свое последнее чаепитие. Посмотрим, что еще дадут экспертизы, а их теперь предстоит Блистанову и его криминалисту немало. Но уже сейчас я могу сказать — это дело очень, очень непростое. А убийца — человек жестокий, беспощадный, хотя и не профи, а дилетант.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я