Четыре крыла

Татьяна Степанова (2025)

Четыре крыла… Белое-черное, черное-белое… Пропавшие без вести. Их было двое — простой двадцатилетний паренек Руслан Карасев по прозвищу Хвост и красавец, любимец женщин и рекламная модель Игорь Виноградов по прозвищу Адонис. Их исчезновение неожиданно для самих себя берутся расследовать Клавдий Мамонтов и Макар Псалтырников. В этом деле многое нелогично — например, личности пропавших. Казалось бы, сложно представить двух более разных людей. Но их объединяет одно связующее звено — у каждого в прошлом было неприятное обстоятельство, тайна, которую они всеми силами пытались скрыть… Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать новую детективно-мистическую головоломку в остросюжетном романе Татьяны Степановой «Четыре крыла». Татьяна Степанова — подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому ее истории так правдоподобно и детально описывают расследования криминальных загадок.

Глава 2

Роза. Та, которую не замечают

— Сын пропал. Убили его. Без вести пропал сыночек мой ненаглядный. Руслан мой… Кровиночка моя… Сгубили его злые люди! И не знаю я даже, где могилка его. А может, и нет никакой могилы. Тело его собаки бродячие гложут… Кости его неупокоенные, не похороненные мной…

Женщина рыдала горько, безутешно. И сердце Клавдия Мамонтова заныло. Женщина размазывала по залитому слезами лицу остатки туши и желтую дешевую пудру, трясущимися руками доставала из старой сумки коробку с лекарствами, сыпала таблетки на ладонь, но ее натруженные распухшие руки ходили ходуном, и таблетки падали на пол.

Клавдию Мамонтову казалось — белые колесики таблеток шлепались на ковровое покрытие с почти железным стуком. Или то кровь билась у него в висках?

Макар Псалтырников быстро наклонился и начал собирать таблетки.

— Спасибо, спасибо вам, я и с пола их заглочу, — шептала лихорадочно женщина, давясь слезами. — Они ужас дорогие. Мне врач прописал. Полторы тыщи стоят… одна коробочка. У меня давление скачет и диабет… Ох, простите меня! — Женщина порывалась встать с дивана. — Нам нельзя, персоналу… Администратор увидит, что сижу на их мебелях, станет орать.

— Тихо, успокойтесь, вам надо отдохнуть. — Макар опустился рядом с женщиной на диван и протянул ей на ладони таблетки. — Администратора не бойтесь. Я все улажу. Да он и сам поймет ситуацию. Здесь камеры внизу, в холле, да?

Женщина затравленно кивнула и поежилась, озираясь по сторонам.

— А наверху, в спальнях? — спросил Клавдий Мамонтов.

— Наверху вроде нет. Точно я не знаю, — женщина затрясла головой. — Но в холле есть и в кухне. На пульте охраны видели, как я грохнулась здесь у вас. Вот дура… Простите меня.

— Не за что вам извиняться, — успокоил ее Макар.

Сюда — на диван в холл виллы Парк-отеля он принес ее на руках с кухни, когда она потеряла сознание и упала.

Они оба услышали стук падения. Ее крик — она ударилась об пол всем телом плашмя. И подбородком. На нем уже наливался чернотой огромный синяк. Удар подбородком — болевой шок. Даже проваливаясь в обморок, она кричала от боли.

Уборщица в загородном отеле. Тихий и безмолвный призрак в синей робе со шваброй и ведром. Та, кого постояльцы обычно не замечают. А если и видят, сразу забывают.

— Я коттедж перепутала, — всхлипнула она, глядя на кулак с зажатыми в нем таблетками. — Простите. Меня на ресепшен в третий послали туалеты мыть и душевую с сауной, а я перепутала. Пришла в ваш пятый. А вы еще не съехали. Мы не убираем номера и коттеджи при постояльцах. Не беспокоим. А я вломилась, да еще шмякнулась на кухне. В глазах у меня вдруг потемнело. Такая тяжесть на сердце… Сегодня ведь…

— Что? — тихо спросил ее Клавдий Мамонтов.

— Сегодня его день рождения. — Уборщица подняла на него мутные карие глаза, опухшие от слез. — Сыночка моего единственного, Руслана. Я все ждала. Думала — вдруг он в свой день рождения объявится, если жив. Не может он мне — матери — в свой день рождения не позвонить, не подать весточку, если живой и просто уехал… оставил меня… скрылся… Но нет от него ничего. Знак — мне, выходит, свыше. Нет его в живых. Убили его…

— Как ваше имя-отчество? — спросил Макар уборщицу.

— Роза Равильевна.

— Меня зовут Макар. А это мой друг Клавдий.

— Мамонтов, — представился Клавдий уборщице. — Я сейчас работаю телохранителем семьи Макара, а прежде служил в полиции.

Уборщица Роза недоуменно воззрилась на него. Клавдий Мамонтов и сам не мог понять — зачем он говорит ей о себе? Изможденная работой женщина возрастом далеко за пятьдесят. Располневшая, слегка неуклюжая, с крашеными волосами, собранными в короткий хвостик, с распухшими ногами, втиснутыми в резиновые «клоги».

— Роза Равильевна, вы ели сегодня что-нибудь? — спросил Макар.

— Да… то есть нет, не успела, — уборщица Роза, словно испугавшись, втянула голову в плечи. — Я в шесть встаю, у меня здесь смена в восемь начинается. Я всю неделю пашу сейчас без выходных. У нас треть уборщиков ушла, когда мигрантов начали проверять, они к себе домой дернули вместе с женами. Мои сменщицы-таджички уволились. Мне выходные отменили. Обещали заплатить. Только у нас за опоздание на работу деньги сразу вычитают. И много. С деньгами туго у меня. Холодильник совсем пустой дома…

— У вас диабет, вам надо питаться регулярно. Тихонечко вставайте, я вам помогу. — Макар поднялся и предложил уборщице руку — галантно, словно аристократке. — И пойдемте.

— Я уйду, уйду, я вам больше мешать не стану. — Роза тяжело оперлась одной рукой о диван, стараясь выбраться из его мягких подушек. — Извините за беспокойство…

— Мы с вами сейчас заглянем на кухню, нам завтрак до вас официант привез, — словно ребенку пояснил уборщице Макар. — Вам надо поесть, набраться сил.

Клавдий смотрел на своего друга.

Уборщица Роза… Она сразила их обоих наповал своей беззащитностью? У Макара такое лицо сейчас… Ему словно неловко… А чего ему стыдиться? Почему и он, Клавдий, чувствует себя не в своей тарелке? Перед ней? Безутешной матерью пропавшего сына… Бедной до нищеты… Готовой с пола подбирать и пить дорогие таблетки, ибо она не может потратить деньги на новые. Ему совестно — они насвинячили на съемной вилле, а она явилась убирать за ними. Но это же ее заработок. Каждому свое.

Или нет?

Есть нечто еще. Главное. Скрытое от посторонних глаз глубоко внутри и у него, и у Макара. Оно заставляет их терпеливо возиться с ней. Утешать ее. Пытаться ее сейчас накормить.

Пытаться защитить ее. От чего?

Помочь ей в ее горе.

Словами не объяснить. Душевный порыв их общий с Макаром? Обоюдное врожденное благородство? Полегче с пафосом… Скорее просто блажь. Похмельная дурь после бурной ночи с девицами — пьяной, шумной гулянки на вилле загородного Парк-отеля, куда Макар-искуситель затащил его — встряхнуться и оттянуться на полную катушку.

Макар проводил уборщицу Розу на шикарную кухню виллы Парк-отеля. Она плелась — сгорбленная, поникшая, шаркая ногами в своих резиновых клогах. Но сев за стол, начала есть с великой жадностью. И Клавдий понял — уборщица Роза сильно голодна. Даже горе не отбило у нее волчий аппетит.

— Вы сказали — ваш сын пропал без вести. — Макар налил ей кофе из навороченной кофеварки.

— Пропал. Убили его злые люди. Больше двух месяцев нет его со мной. — Уборщица Роза на мгновение перестала жевать. А затем, взяв бриошь, начала подчищать на тарелке растекшийся желток от яичницы-глазуньи. Она съела все до последней крошки.

Клавдий Мамонтов придвинул к ней и свою порцию завтрака. Сел боком на широкий низкий подоконник, глядя на лес, окружавший виллу.

Они примчались сюда вчера днем на машине из дома Макара на Бельском озере в Бронницах, где жили летом. Дни и недели после кровавой и трагической истории с борщевиком, на которую они все вместе с полковником Гущиным потратили столько сил^[1], протекали тихо и относительно спокойно. Дома все, на взгляд Клавдия, устаканилось. Дети Макара не болели. Гувернантка Вера Павловна наконец отыскала через своих многочисленных знакомых пожилую супружескую пару преподавателей иностранных языков для Лидочки — младшей дочки Макара. Семидесятилетние муж и жена раньше работали в столичном вузе. Предложение Макара перейти на работу к нему позволяло им постоянно жить за городом на своей даче на природе (их деревня располагалась в сорока минутах езды на машине от Бельского озера), оставив московскую квартиру семье дочери. Супруги приступили к новым обязанностям летом — в период каникул в вузе, обещав окончательно определиться к осени: остаться у Макара или нет. Жена начала обучать Лидочку французскому и итальянскому, ее муж — немецкому, а также латыни, чем приводил Макара в восторг. В середине июля выдались знойные душные дни, и супруги-учителя часто оставались у Макара ночевать, не возвращались к себе на дачу в духоте.

Дом на озере, полный стариков и детей…

Клавдий Мамонтов самые жаркие дневные часы проводил у воды вместе с дочками Макара, гувернанткой Верой Павловной, супругами-учителями и маленьким сыном Макара, Сашхеном. Раненая рука Клавдия заживала медленно, он все еще носил перевязь. Но уже пытался плавать. И греб с великим трудом на каноэ, разрабатывая суставы. Для крохотного Сашхена, едва научившегося ходить, Макар заказал по интернету «микроскопические» водные лыжи, чем привел в ужас всех домашних. После долгих дискуссий, просьб образумиться и укоров ограничились пока надувным кругом для плавания. Сашхен в круге плескался вместе с сестрами на мелководье, шлепал ладошками по воде и хохотал, обдавая Клавдия, сидевшего в воде рядом с ним, фонтаном брызг.

Для старшей шестилетней дочки Макара, Августы, отличавшейся особенностями развития и не говорившей, привезли мольберт и масляные краски. Макар вместе с Клавдием два дня готовили для нее художественную мастерскую. Выбрали гостевую комнату наверху, рядом с детской с панорамным светлым окном, сами перекрасили стены. Установили мольберт, на него — холст на подрамнике. Разложили на столе масляные краски в тюбиках, кисти. Августа продолжала творить на картоне мелками и пастелью. Рисовала и в своем планшете. Но затем Макар с Клавдием подсмотрели украдкой, как она под неусыпным наблюдением Лидочки и крохотного Сашхена, перекочевавшего следом за сестрами в художественную мастерскую, смешивает… нет, просто размазывает, растирает пальцами краски на палитре. И смотрит на результат, на свои испачканные ладошки, склонив набок темноволосую головку.

— Не все сразу, друзья мои, — веско успокоила их гувернантка Вера Павловна. — Процесс творчества на холсте для Августы еще в новинку. Она разберется. Талант ей поможет. Пускай Августа не говорит, но она присутствует на каждом уроке французского и латыни. Лидочке наш новый учитель намедни вслух читал рассказ вашего тезки, Клавдия Элиана^[2] про нильских лягушек на латыни с переводом на английский. Августа потом изобразила пастелью лягушку с тростником во рту, словно взяв из текста. Она понимает разные языки, но не разговаривает. Она уникальна! А свои новые масляные краски она научится смешивать и применять сама.

Домашняя идиллия длилась и длилась. Благостная и безмятежная, она выглядела чересчур уж нарочитой. Почти искусственной. Не от окружающего безумного «мира сего». Клавдий чувствовал фальшь. А Макар просто изнывал. Читал потоком новости в интернете. Мрачнел. Клавдий ждал с тревогой — друг его снова вот-вот сорвется в алкогольный штопор.

— «Суббота, хлебнув политуры…» — однажды солнечным утром процитировал Макар песню Юрия Шевчука.

— Сегодня воскресенье, — поправил Клавдий.

— Один черт. — Макар снова пялился в мобильный, читая новости. — М-да… А не рвануть ли нам к телкам, а, Клава?

— Шутишь? — усмехнулся Мамонтов.

— На полном серьезе. Вчера ночью в интернете познакомился с двумя. Вроде ничего, симпатичные. Я, правда, не понял — пьян был. Каюсь. Они принимают наше приглашение, Клава.

— Приглашение?

— Загородный Парк-отель, лесной рай. Я вчера виллу забронировал с предоплатой. Час езды от нашего озера. Пойдем вразнос, а? Оторвемся вдали от наших чинно-благородных домашних. Встаем и едем прямо сейчас. Легко.

— Сложно, — парировал Клавдий. — Я пас. Ты чеши. Гуляй, пока молодой. Только адрес мне скинь, где тебя искать. Я останусь дома с твоими детьми. Я охранник твоей семьи.

— Ты мой единственный друг, Клава. Не бросай меня в час черной тоски, — Макар все пялился в мобильный. — «Это все, что останется после меня, это все, что возьму я с собой…»^[3]

Клавдий глянул на его лицо. И не стал больше спорить и возражать.

Девицы, откопанные Макаром в Сети, оказались молоденькими провинциалочками из Сызрани. В Парк-отель на свидание с ухажером «из Сети» они явились на такси и с удивлением смотрели по сторонам, повизгивали восторженно от роскоши пятизвездочного спа-отеля, ресторана, бассейна, уединенной в лесу виллы. Макар оплатил им балийское спа для начала, затем они обедали вчетвером в ресторане на веранде, знакомились, сидели допоздна в баре. Макар глушил там все подряд. Клавдий тоже выпил — впервые за все время, прошедшее после его ранения. Без водки и текилы ничего бы не вышло у него с пухленькой смазливой девицей, увиденной впервые в жизни. Брюнетка больше понравилась Макару, но она сама выбрала Клавдия и пыталась завести его в баре с пол-оборота. Макару пришлось переключиться на ее подружку с волосами цвета спелого ананаса. Она хвалилась ему: «Я читала Пелевина» и намекала — «тащусь от Гуччи». На вилле ночью они разошлись по спальням. Клавдий устроился внизу со своей новой пассией — брюнеткой. А Макар с блондинкой поднялись наверх.

В семь утра Клавдий вызвал такси, перевел девице на карту денег и вежливо попросил «валить на хрен». Усадив ее в тачку, он отправился в бассейн отеля — смывать с себя запах ее тела и приторных духов от Гуччи. Чувствовал он себя при этом последним мерзавцем.

По возвращении он застал Макара сидящим в банном халате на верхней ступени лестницы. Рядом — бутылка текилы. Макар сражался с жестоким похмельем.

— Removed her from^[4]… — Макар слабо помахал рукой. — Из нашей, Клава, реальности… Кнопочка delete… Нажал и… нет Ксюшки-хитрюшки.

— Я свою тоже «делит». Вызвал ей спозаранку тачку до Москвы, — Клавдий потянулся всеми мускулами. — Я, хам, в отличие от тебя, даже ее имя не спросил.

— Рита… Она тебе в баре называла свое имя, когда клеилась. Рита-Читта-Дритта, — Макар встал и станцевал на ступеньке степ, не боясь покатиться кубарем вниз. — А ты все мимо ушей. Каменная твоя рожа, Клава…

— Подонки мы, — констатировал Клавдий.

— Как твоя рука?

— Лучше.

— Секс все лечит, — философски заметил Макар.

— Твари мы последние, — Клавдий вздохнул. — Девчонки ни при чем. Дело в нас.

— Ну, хотели мы… жаждали… добивались чистой горячей верной любви, — Макар шутовски поклонился, разводя руками. — И ты, и я… Мы оба. Болваны…. Да, если бы не ты, братан… Я бы давно уже достиг. Руки мы друг другу намертво связали!

— Ну да, конечно, — отрезал Клавдий. — Словно в той пьесе: не цепи — кандалы. Да?^[5]

Макар выпрямился, глядя Клавдию в глаза.

И в этот момент они услышали шум: что-то тяжелое упало в кухне. А затем раздался женский крик — пронзительный, полный боли и страдания.

Уборщица Роза.

Они даже не заметили с похмелья, как она зашла в их роскошную виллу…

Примечания

1

Подробно об этом читайте в книге Т. Степановой «Корень зла среди трав».

2

Клавдий Элиан — древнеримский писатель и философ, автор «Пестрых рассказов».

3

Песня Юрия Шевчука.

4

Удалил ее (англ.).

5

Клавдий вспоминает пьесу «Бесприданница» А. Островского.