Месть длиннее жизни

Татьяна Чистова, 2022

Сейчас уже и не вспомнить с чего, начался этот кошмар. Привез Андрей жену Светлану к свой матери, а та встречает их с топором в руках. А в кладовке обнаружилась здоровенная крыса с выводком, потом крысы стали бегать через дорогу по пути домой, а еще позже Светлана ушла к подруге и пропала. Нашлась в больнице через несколько дней – ее привезли туда с передозом ЛСД. И понеслось…

Именинница встречала гостей с топором в руках. Невысокая пожилая блондинка, полноватая, неловкая, в дорогом платье и при драгоценностях. Топор она прижимала к животу и все оглядывалась, при этом точно не могла решиться — бежать куда подальше или ринуться вглубь квартиры навстречу неведомому пока врагу. Андрей запнулся о ступеньку, а Светка, до этого бодро стучавшая каблуками позади, и вовсе остановилась. Со свекровью она не ладила, но такой встречи точно не ожидала, даже в отместку за все свои «грехи», поэтому за Андреем не торопилась. Тот ухватился за перила и уставился на собственную мать — в этаком невероятном виде она предстала перед ним впервые.

— Ты чего? — выдал он первое, что пришло на ум, а сам прикидывал, как бы поаккуратнее отобрать метательное, или холодное, черт его знает, как классифицировать, оружие: местами покрытый ржавчиной древний кухонный топорик с зеленой пластиковой рукоятью, почти семейную реликвию.

— Там кто-то есть, — пробормотала женщина, снова оглянулась и посмотрела на сына. В глазах ее читался неподдельный испуг на грани паники, такое трудно разыграть Это вам не сломавшаяся в пять утра стиральная машина или иссякшие запасы корицы, без которых разом повышается давление, учащается сердечный ритм и наступают прочие признаки предынфарктного состояния, а посему единственный сын должен немедленно, бросив все, лететь на помощь. Адресатом капризов выступала Светка, по умолчанию, что называется, и Андрей, как мог, гасил вражду между матерью и женой. Но сейчас явно было что-то посерьезнее корицы.

— Там кто-то есть, — повторила мать, попятилась в прихожую, потом резко выскочила обратно, точно змею увидела или другую подобную гадину. Голос женщины дрожал, лицо пошло красными пятнами, она тяжело дышала и ухватилась за дверную ручку.

Андрей отобрал у матери топорик, сжал ободранную рукоятку, прикинул вес в руке. Неважнецкий аргумент, но за неимением другого сойдет, в ближнем бою самое то. Лезвие точили в незапамятные времена, но обух по-прежнему внушал шипами для отбивки мяса: им время оказалось нипочем. Обернулся на Светку, кивнул на мать, жена подошла к ней взяла под руку. На этот раз помощь невестки была принята немедленно, молодая блондинка нежно обняла пожилую. Андрей полюбовался на идиллию и вошел в квартиру. Бесконечный, точно в музее, коридор изгибался вправо, у развилки между кухней и спальней виднелось светлое пятно. Дверь в «большую», как называли в семье комнату, была открыта, просматривался краешек накрытого золотистой скатертью стола и угол мощного, точно банковский сейф, буфета из темно-красного дерева. И стол был из него же, и стулья, и кровати, и прочие детали обстановки все выдержаны в одном цвете и фактуре. На века сработанный гарнитур был подарком от властей небольшой ближневосточной страны, где дед Андрея в советские времена от лица СССР помогал молодому правительству обрести финансовую независимость, а именно искал нефть, коей, судя по разведданным, на плато и взгорьях пустыни быть не могло по определению. И нашел, да еще такого качества, что никто не верил в удачу, пока из Москвы не пришло подтверждение, что полученные образцы высочайшего качества и к разработке следует приступать еще вчера. Правда, качество искупалось трудностями в этой самой разработке, но последнее советских геологов не волновало, они свое дело сделали и по весне отбыли вслед за перелетными птицами на север. Дед Андрея за успехи в поиске экономически и политически ценных углеводородов получил эту «трешку» в центре столицы, куда превосходно вписался восточный подарок, и уже несколько десятков лет верой и правдой служил семейству Лавровых и в прошлом веке, и в нынешнем.

— Он там! — Андрей обернулся. Мать махала куда-то влево, Светка вытянула шею, пытаясь сообразить, куда смотреть, ну и куда бежать в случае чего. Андрей осмотрелся, и понял, что «там» — это кладовка, узенькая, почти незаметная глазу дверка в стене коридора. Сделал Светке знак не дергаться, подошел к двери, прислушался. Поначалу слышал только стук собственного сердца и тихие шорохи от порога, потом раздалась отчетливая возня и негромкий удар, точно чем-то мягким о деревяшку. Потом все ненадолго стихло, потом звук повторился, причем стукнуло даже громче, будто кто-то поворачивался внутри каморки и врезался башкой или чем другим о стенку. Андрей отступил, поудобнее перехватил топорик.

— Вот видишь! — прошелестела мать, — с утра там сидят! Я подойду — затихают, потом снова стучат. Сколько их там?

«Хотел бы я знать» — Андрей неотрывно смотрел на дверь. Кладовка крохотная, узкая, он сам там боком пролезал. Но два-три невысоких худых человека запросто могут там поместиться, тем более, что точно за стеной имеется нехорошая квартира. «Не вызвать ли ГБР?» — Андрей всерьез задумался. Пятеро здоровых мужиков на дежурстве от безделья с ума сходят, а если грянет вызов, то диспетчер переведет звонок на зама по общим вопросам безопасности, то есть собственно на Андрея, и ГБР рванет в адрес непосредственно отсюда, как и в прошлом году.

Тогда было не до веселья, непонятно как в «сталинке» с охраной и консьержкой у лифта, по соседству с квартирой Лавровых обосновался реальный аул. Стойбище насчитывало поначалу человек семь, постояльцы все прибывали и через пару месяцев счет шел на десятки. Чистый и опрятный подъезд стало не узнать, исчезли цветы на широченных подоконниках, наборные полы из цветной плитки покрылись пятнами только что не крови, сделались скользкими, а пахло так, точно в квартире по соседству сдох баран, а хоронить его никто не собирался. Баран разлагался, вонял адски, постояльцы, к вони привычные, на амбре внимания не обращали, а старательно гадили вокруг, причем в прямом смысле. А еще через две недели Андрею позвонила мать и несвойственным для нее после свадьбы сына спокойным голосом сообщила, что у нее только что отобрали телефон и кошелек, а сама она просто чудом добралась до квартиры. Андрей попросил ее из дома не выходить, переговорил с оперативным дежурным и получил группу головорезов в свое распоряжение на ближайшие сутки до вызова, что мог последовать в любой момент. Учел в расчетах закон подлости, отдаленность некоторых — важных для конторы — объектов, вычел пробки и утро второго выходного дня, и приказал в средствах не стесняться. Попросил матушку не волноваться, заклеил изолентой дверной «глазок» со стороны подъезда, поднялся на площадку выше и дал старт операции.

Монстры в полной защите и при оружии поднялись по лестнице и расположились на ступеньках. Беспредельщик Вася с переломанным носом, любитель аквариумных черепашек и отец двух дочек, первым постучал в нехорошую квартиру. Нет, вламываться он не стал, вежливо поздоровался и попросил прикурить у открывшего дверь неандертальца. У того аж загар с физиономии слинял, Васе вынесли три зажигалки и спросили, в чем дело.

— Мы в гости пришли, — Вася показал на дверь квартиры рядом, — а хозяйка дым не любит. Ты не против, если мы тут покурим?

Протестов не воспоследовало, сигарету некурящий Вася выкинул в форточку, и «в гости» пошел Дима-Шерхан. Ниже Васи на голову, но широкий, основательный КМС по боксу с пиратской серьгой в левом ухе, культурно постучал в дверь стойбища. На этот раз пришлось подождать, потом дверца приоткрылась, в щель блеснули черные глаза. Было очень тихо, и вони, как показалось Андрею, вдруг поубавилось.

— Што нада? — пропели изнутри. Дима поправил ремень «укорота» и поинтересовался, как в стойбище готовят свинину.

— Жарите, варите, специи там, приправы какие? — он прислонился к стенке и ненароком сунул ботинок в зазор меж стеной и дверью. Мимо проскакивали соседи, жались к стенкам, бойцы пропускали гражданских, прикрывали Диму и улыбались.

— Никак, никак, — выпалили из-за двери и даже попытались ее закрыть, но некультурный Дима намеков не понимал, не видел, что ему тут не рады, и продолжал допытываться. В ходе препирательств выяснилось, что у Димы чуткий сон, что ему трудно заснуть после дежурства, поскольку соседи за стеной постоянно смотрят мультфильм из жизни свинской семьи, и Дима в курсе всех подробностей и может запросто поддержать разговор на эту тему. И обе семьи Диме настолько опротивели, лишая его сна, что Дима хочет приготовить свинью не просто так, а с намеком, что будет, если его кошмар не прекратится.

— Нильзя, нильзя, харам, — дверь билась о Димин ботинок, Шерхан ласково ухмылялся и по миллиметру просачивался в квартиру, бойцы подпирали следом и сдать назад Дима не мог при всем желании. Андрей сверху смотрел, как ГБР заходит в квартиру, отметил, что парни работают слаженно, что каждый знает свою роль и вперед не лезет, а хочется, видно, что хочется. Но роль тарана досталась Диме, и тот не подкачал.

— Ты погоди, погоди, — он легонько толкнул неандертальца в плечо, — ты мне вот что скажи: как свинтуса лучше завалить: сначала кувалдой в лобешник или сразу глотку резать?

Дима выразительно чиркнул пальцем по шее, неандерталец шарахнулся вбок, Дима весьма натурально оступился, ввалился в прихожую и пропал из виду. Вася кинулся поддержать неосторожного товарища и тоже сгинул, Миша и Степа с Юриком столкнулись плечами в дверях, но быстро разобрались и встали по обе стороны проема. Изнутри послышался властный голос, исковерканные акцентом слова резко прозвучали в тишине подъезда:

— Чего надо? Это наша квартира….

— Документы на собственность есть? — сделал стойку Степа. До армейки он учился на юриста, потом бросил заниматься ерундой и нашел дело по душе. Но Уголовный и прочие кодексы помнил и чтил, растолковал Андрею, чем их затея грозит со стороны закона, детали подрихтовали и пока все шло по плану. Степа чуть потеснил Мишаню, оба пропали из виду, Юрец загораживал вход, сам в полной сбруе едва ли не шире двери, наклонил голову, согнул руки в локтях. Андрей сбежал по ступенькам на площадку и тоже загородил собой дверь квартиры — мать, наплевав на просьбу, попыталась выглянуть наружу. Андрей бесцеремонно втолкнул ее обратно, и тут его вежливую, воспитанную, с высшим образованием группу немытое от рождения существо послало на три буквы. А потом еще дальше, и еще, с эпитетами и обещаниями позвонить, кому надо, и покрошить бойцов в фарш или на рагу для плова. Повисло тяжкое русское молчание, потом Шерхан натурально ойкнул и выкрикнул обиженно откуда-то из недр квартиры:

— Ты чего, больно же! У тебя только документы спросили, покажи, и мы уйдем, мы закон уважаем, просто дверью ошиблись… Братва, у него нож!

Юра киборгом вошел в квартиру, дверь закрылась, а поскольку была прочной, металлической с замками по типу сейфовых, изнутри не доносилось ни звука. Андрей строго по инструкции набрал «02», представился и сообщил:

— Нападение на группу быстрого реагирования. Мы ошиблись адресом, нам оказали вооруженное сопротивление. Документов на квартиру у жильцов нет, национальность…. Сами догадаетесь, или подсказать?

Сотрудник полиции соображал быстро, уточнил лишь, что происходит.

— Не могу знать, — честно сказал Андрей. Ему и самому до чертиков было интересно посмотреть на происходившее за дверью стойбища, и сам бы с великим удовольствием поучаствовал, но уговор есть уговор. Да и к чему парням мешать, когда еще такая развлекуха выпадет.

— Андрей, что там? — мать колотила в закрытую дверь, — что происходит?

Андрей выпустил ее, женщина выскочила на пустую площадку, закрутила головой по сторонам, глянула на сына с величайшим разочарованием во взгляде.

— Ничего, — тот обвел пространство рукой, — видишь, все тихо и никого нет. Тебе показалось.

— Странно, — мать поднялась на пару ступенек, глянула вверх, вниз, снова на сына и ушла в квартиру. А через десять минут приехала полиция.

У бойцов Андрея оказалось при себе все необходимое: и документы, и разрешение на ношение и применение аргументов, и свидетельства о регистрации аргументов, а у неандертальцев ничего, кроме сомнительных книжонок, найденных при обыске и давно истекших разрешений на работу. И ножа переделанного из штык-ножа «калашникова», заточенного едва ли не до бритвенной остроты, ну и пары кухонных, которые полиция тоже прихватила на всякий случай. Дима, нервно моргая, предъявил порезанную ладонь, заявил, что не ждал нападения и защищался, как мог. Главарь с разбитой рожей, длинный точно глист, крутился в наручниках и крыл всех присутствовавших на трех языках, в основном на русском народном. Квартирантов в количестве восемнадцати голов собрали по квартире, капитан оглядел их, протянул с сомнением в голосе:

— Они сами-то дойдут?

— Не дойдут — поможем, — успокоил его Мишаня, — доведем, куда скажете.

Капитан поблагодарил и взялся за рацию, Андрей увел своих в подъезд.

— Я же говорил — аккуратно, — начал он, — не калечить.

— А мы аккуратно, — ухнул Вася, — у них только морды разбиты, а остальное цело, хоть сейчас на рентген.

— А это что? — Шерхан вскинул порезанную руку, — киска оцрапала? Там резак — во! — он рубанул себя ребром ладони чуть ли не по плечу, демонстрируя размер ущерба. — Степа, это на какую статью потянет?

Степа грустил и на Диму не обращал внимания.

— Нож жалко, — пробормотал он, — я его в командировке сам сделал. Семь лет со мной был, как память. А пришлось козлам этим отдать.

— Отпечатки стер? — поинтересовался Вася. Степа мотнул головой, Шерхан нашел в кармане пластырь и прицеливался левой рукой заклеить распухшую царапину на левой.

— На благое дело не жалко, — бормотал он, чертыхаясь. У Андрея зазвонил мобильник. Диспетчер единым духом выпалила адрес и суть проблемы, бойцы по лицу начальника все поняли и ждали отмашки.

— Торговый центр «Галактика», попытка кражи платежного терминала! — это Андрей крикнул им вслед, потом набрал водителя, продиктовал адрес. Шерхан на ходу скомкал пластырь и облизывал царапину реально не глубже кошачьей, получил от Мишани в спину и группа с топотом ринулась к машине. Успели она тогда точно по нормативу и приняли злодеев с поличным точно на выходе, и снова объяснялись с полицией, но уже по поводу прямых своих обязанностей, а не по стечению обстоятельств, как написали тогда в другом протоколе. Квартира с того дня стояла пустая, цветы вернулись на подоконники, наборный пол радовал четкой геометрией рисунка и чистотой, от вони и следа не осталось. А сейчас все шло к тому, что история могла повториться. То ли квартиранты с отсидки вернулись и, затаив злобу, решили отомстить, то ли другие, на новенького. Хотя стены на прямое попадание снаряда среднего калибра рассчитаны и звукоизоляция будь здоров, но всякое может быть.

Андрей потянулся к выключателю на стенке.

— Лампочка перегорела, — шепнула от порога мать, — два дня назад. Тогда и началось. Может, полицию вызвать?

Андрей сделал вид, что не слышит, и приоткрыл дверь. Стук исчез, из коридора внутрь пробивался тонкий мутный луч света, выхватил из полумрака угол старого холодильника с большой блестящей ручкой, полки над ним, заваленные свертками, от которых не очень хорошо пахло. Мелькнула перед носом какая-то мелкая крылатая дрянь, Андрей отшатнулся, вглядываясь в темноту, откуда выступали контуры знакомых предметов. Стопки книг и газет на холодильнике, рядом коробка из-под советского телевизора «Электрон», чуда техники восьмидесятых, цветного телевизора, редкая вещь по тем временам. Тоже набита черт знает чем, и от нее так же мерзко пахнет, сыростью и плесенью. Дальше стеллаж с баночками, коробочками, в полумраке виднелись старые кастрюли, ковшики, ржавые чайники и сковородки без ручек, а на самом верху громоздится расписная вазочка с давно увядшими цветами, снова свертки, мешок в углу. И королева барахолки, старая швейная машинка в тумбочке, покрытая сверху ажурной, серой от пыли салфеткой, сверху мятый жестяной чайник в цветочках, чашки на подносе, снова газеты и пыль, кругом пыль и затхлость.

Грохнуло так, что Андрей замер на ходу, осмотрелся моментально и вовсе перестал что-либо понимать. Стены напротив можно рукой коснуться, готов биться об заклад, что здесь кроме него ни одной живой души, а вот поди ж ты: сидит где-то поблизости и хихикает, наверное. А стук вблизи звучал по-другому, стал не только громче, но и злее, что ли, точно некто предупреждал — не подходи, хуже будет. Андрей чертыхнулся про себя и увидел в коридоре Светку, та маячила напротив двери и того гляди окажется в кладовке.

— Уйди, пожалуйста, — сквозь зубы проговорил Андрей. Обстановка нравилась ему все меньше, рукоять топорика нагрелась в ладони и сделалась скользкой от пота.

— Может, и правда, полицию… — выдохнула Светка, глазища ее блеснули, точно от слез.

— Может, — проговорил Андрей, — может, и полицию. Сейчас гляну и позвоню. Телефон достань и отойди к двери, если что — бегите в подъезд.

Он говорил нарочито громко, не для Светки, а обращался к тому, кто ждал в темноте. Раздался короткий шорох и еле различимый звук, не то писк, не то стон. Светка громко топая каблуками пропала из виду, Андрей поудобнее перехватил топорик, прислушался. Источник шума определился, наконец, та самая машинка с тумбочкой, внутри которой — Андрей лишь сейчас сообразил — мог запросто поместиться некрупный человек, подивился на свою бестолковость. Действительно, зачем ждать снаружи, когда имеется тайничок, не очень комфортный, зато надежный. Мать, поди, раз сто в кладовку заглянула, и, никого не обнаружив, вооружилась на всякий случай. Андрей рывком распахнул дверцу тумбочки, сунулся внутрь.

И едва не задохнулся от вони, в лицо ударил запах тухлой сырости и дерьма, и все это перебивала омерзительная сладость, от которой желудок сжался в комок и подкатил к горлу. Андрей зажмурился, но в последний момент успел заметить движение слева и снизу, отшатнулся рефлекторно, и тут же концентрированный сгусток вони оказался возле лица. Андрей отмахнулся, но не топором, рукой, сгусток оказался мягким, толстым, то ли в шерсти, то ли в опилках и сырым на ощупь. Врезался, судя по звуку, в холодильник, тут тьма заверещала, завыла, Андрей шарахнулся к стенке, ничего не понимая, оглядывался в полумраке.

— Что там? — раздались из коридора два голоса, — Андрей, тебе помочь?

Это Светка выдала, с нее станется, сейчас прискачет.

— Стой там! — крикнул он, — я позову!

Тьма бросилась под ноги, сжалась в комок и подлетела чуть ли не к потолку, при этом орала все громче и громче. Андрей ударил топором наугад и попал, клубок отлетел к коробке из-под телека, пропал за ней. И принялся возиться там, драть обои и мерзко шуршать, точно в ящике шевелилась прорва змей. И тут одна показалась наружу, полезла вверх по стене с тихим треском, извиваясь всем телом, причем вид у твари был такой, точно она сожрала что-то крупное и еще не успела переварить. Крохотная острая башка шустро вертелась по сторонам, хвост колыхался, гадина скребла брюхом по обоям и прерывисто, сквозь зубы продолжала верещать. Андрея прошиб холодный пот, он скинул пиджак, вышвырнул его в коридор и остался с монстром один на один. Краем глаза заметил Светкину неслышную тень, она пропала вместе с пиджаком, потом два приглушенных голоса, а потом остался только этот визг. Монстр влез чуть ли не под потолок, обернулся и заорал Андрею в лицо. Мелькнули два острых передних зубы, морда собралась гармошкой, хвост чисто по-змеиному извивался на обоях, тварь верещала так, что закладывало уши. «Крыса» — сообразил Андрей, — «это просто крыса». Вспомнил, как в учебке, в карауле, они трое безбашенных юнцов отловили в казарме такую же тварюку и развлекались тем, что пинали ее друг другу, точно мячик. И как после очередного паса крыса подскочила так же высоко, ухватилась за шинель «футболиста», взбежала по ней и вцепилась парню в щеку. Кровь полилась на пол, крысу общими усилиями оторвали и прикончили на месте, парня сдали врачам, и у него навсегда остался рваный шрам, сначала багровый, а концу службы побелевший.

Наваждение спало, Андрей с силой врезал топором зверюке по башке, потом еще раз, уже на полу, потом добавил, потом убедился, что та издохла. Пнул ее к порогу, прикидывая во что бы завернуть труп, взял пыльную газету, бросил на пол и застыл. В тумбочке что-то скреблось и тоненько пищало, шуршало, потом на пол выпало что-то крохотное, длинное, потом еще, за ним еще. Их короткие лапки подгибались, существа падали и пищали, но уже не жалобно, а зло. Одно оказалось поблизости, Андрей пригнулся и тут чуть не стошнило вторично. Мокрые, голые, в мелких складочках уродцы окружали его, цеплялись за штанины, шнурки ботинок, падали и снова поднимались. Он отшвырнул одного, другого, чудище влетело обратно в тумбочку и заверещало там точно также, как их сдошхая только что породившая их самка.

— Мать, ты что тут устроила! — заорал Андрей чтобы не слышать этого писка, — ты в своем уме? Тут крысы, прорва крыс!

Светка точно за дверью ждала, выскочила, заслонив собой свет, в полумрак ворвался синеватый луч. Брелок для ключей у нее был с фонариком, что оказалось ну очень кстати. В открытую дверцу тумбочки обнаружился сверток старой одежды с огромной дырой сбоку, откуда вывалился рукав с блестящей пуговицей. В тряпье, мокром даже на вид, с клочьями то ли ниток, то ли огрызков ткани, имелась здоровенная дыра, откуда воняло так, что глаза слезились, а в дыре еще что-то шевелилось и слабо попискивало. В неживом свете шкуры крысят отливала чисто упыриной синевой, Светка попятилась и пропала из виду. Мать не показывалась, ее точно тут не было, она всегда так поступала, когда была реально виновата.

— Я сколько раз просил выкинуть это хлам! — Андрей вышвырнул в коридор газеты, стопку старых журналов, вытащил с полки первый попавшийся сверток. Из него вылетела пыль и с десяток мелких крылатых существ, моль, несомненно, тоже выкинул за порог. Мать моментально оказалась рядом.

— Это бабушкино пальто! — крикнула она, — она его в ателье шила, когда ты в первый класс пошел! Не трогай!

Под ногу что-то подвернулось, Андрей оступился, а полураздавленный крысеныш заорал, призывая на помощь. Андрея передернуло, он пнул уродца к тумбочке, повернулся матери, но на пороге оказалась Светка с чайником в руках.

— Бери, — она протянула его Андрею, — мы так в общаге тараканов убивали.

Она ткнула пальцем куда-то в пол и потащила сверток к двери.

— Оставь! — кричала мать, — не трогай, это не твое! Отойди, приблуда!

— Не ори! — рявкнул Андрей, чувствуя, что праздник удался, и этот свой день рождения мать запомнит надолго. Сегодня он покончит с домашним некрополем, сегодня или никогда. Но первым дело обильно полил кипятком крысят, те орали, корчились и дохли у него под ногами, воняло дерьмом и вареным мясом. Андрей еле сдерживал рвоту, боялся, что вывернет прямо на пол. Пинками забросил скотину в тумбочку, грохнул дверцей и вылетел в коридор. Мать склонилась над кучей барахла, Светка стояла в дверях кухни и смотрела на резной восточный буфет.

— Пальто бабушкино, кофта ее, она сама вязала, — причитала мать, — шерсть хорошая, сейчас такую не выпускают. Мешала она тебе, мешала, спрашиваю?

Светка делала вид, что ее это не касается, отвернулась и принялась разглядывать свои ногти. Дело шло к скандалу, обычное дело в их семье за последние полтора года. Мать Светку ненавидела и не считала нужным это скрывать, невестка сначала плакала, переживала, потом пыталась понравиться мегере-свекрови, потом плюнула и перестала обращать на нее внимание. Вернее, научилась делать вид, что не обращает, а у самой в душе черти колесом ходили, она даже к психологу обращалась, тот научил ее некоторым штукам, и Светку стало невозможно вывести из себя. Ну, почти невозможно, мать и тут нашла подход: приблуда, прошмандовка — это самые мягкие эпитеты, дальше в ход пойдут аргументы калибром покрупнее.

— Мне мешали, — сказал Андрей, — я сколько раз просил убрать весь хлам.

— Это не хлам, это память! — вскинулась мать, очки у нее запотели. — За что ты ненавидишь наших стариков, они столько для тебя сделали! Где бы ты жил сейчас, если бы не они!

Андрей выкинул в коридор дохлую крысу. Труп мягко шлепнулся на паркет, мать застыла, Светка смотрела с любопытством и даже улыбнулась.

— Это память по-твоему? — сказал Андрей. — По-моему, это крыса. У нее там было гнездо с детенышами, и скоро они расселились бы по всей квартире. В память о стариках, разумеется. Я вызываю грузчиков.

Швырнул дохлятину в тумбочку, отправил следом топорик и взялся за телефон.

Светка убралась от греха в кухню, это единственное место в мемориальной квартире, куда ей разрешалось входить относительно свободно. Андрей поглядел на накрытый стол, закрыл дверь в гостиную, и принялся выволакивать в коридор провонявший пылью и крысятиной хлам. Мать застыла на пороге и скорбно глядела на завал, потом в домофон позвонили.

Грузчики за какие-то полчаса ликвидировали мемориал. Попутно пялились на Светкино мини, та вышла из кухни и, используя, наверное, советы психолога, предложила свекрови помощь. Та страдала, как никогда в жизни, точно от сердца отрывала полувековой давности барахло, скорбно глядела, как выносят и коробку из-под советского теле-раритета, холодильник, и сковородки, и свертки разных размеров, откуда разлетается моль. Вдруг вскочила, вырвала у грузчика небольшой белый тазик в ржавых пятнах и мятое ведерко, принялась сдувать с них пыль.

— Бабушка в нем варенье варила, — вздыхала мать, — в ведерко соберет с грядочек на даче нашей и наварит клубничного, или малинового. Андрюша, помнишь?

Помнил он, разумеется, толстую неопрятную и вечно недовольную всем старуху, и варенья у нее выпросить было все равно что снега зимой.

— Обойдешься, — бабка разливала пахучее варево по банкам, — заболеешь, тогда и будешь есть, а сейчас нечего.

Пару раз за год перепадало, было дело, а потом сладкая масса превращалась в камень, его выкидывали и летом все повторялось по новой.

Грузчики вытащили машинку с крысиными трупами внутри, мать напоследок коснулась ободранного бока, подхватила пыльную салфеточку, Андрей вырвал ее и выбросил на площадку. Обернулся, но было поздно: мать нагребла с пола старых газет и сжимала их с таким видом, что отобрать макулатуру не представлялось возможным. Отступила, начала листать потрепанные страницы.

— Бабушка сама шила и вязала, — истерический тон адресовался Светке, но та и ухом не повела. — И выкройки сама делала, из газет, и кроила, и на машинке строчила. И вязала на спицах и крючком, и вышивала/ «Ленинское знамя», октябрь семьдесят пятого, — мать трепала желтую нехорошо пахнувшую газету, — дедушка Анатолий как раз в Сирии был, их басмачи обстреляли в районе Алеппо. Рассказывал потом, как они в гробнице какой-то сидели, а над ними бой шел, и вертолет шесть часов ждали. Стены толстые, говорил потом, мы бы там третью мировую пережили. Смешно ему было!

Она причитала еще что-то над рваниной, Светка осматривала неожиданно просторную кладовку, Андрей вышел рассчитаться. Тут же раздался недовольный материн голос, перешедший в крик, Светка безмолвствовала.

— Дома у себя будешь распоряжаться, дорогуша, когда он — дом — у тебя будет! А тут тебе никто командовать не даст, понятно? Понятно, спрашиваю?

Мать топталась перед Светкой и все грозила ей пальцем, та и ухом не вела, обернулась к Андрею.

— Гардеробная хорошая получится, — улыбнулась она, — места много. Ламинат положить, обои переклеить, вешалки купить, шкаф большой и отлично. Можно много чего тут хранить. И вентиляция имеется.

Она показала вверх, и Андрей только сейчас заметил в дальнем углу, до этого прикрытый вазочкой с сухими ветками зарешеченное окошко и нехилую такую дыру в нижнем углу. Так крыса, наверное, и пробралась сюда, обнаружила вековые завалы и свила гнездышко. Андрей передернулся, обнял Светку, поцеловал ее в щеку.

— Это ты хорошо придумала, но мама сама решит. Чай пить будем?

А у самого до сих пор ком в горле стоял, и от воспоминания, как крыса лезла по стене, и от ее голых выродков, оравших в кипятке. Мать снисходительно улыбнулась, прижала макулатуру к груди и проследовала в гостиную. Андрей вошел следом за Светкой, и они все разместились за большим круглым столом, в окошко светило солнце и о недавнем кошмаре ничего не напоминало, кроме неведомо как оказавшейся на подоконнике облезлой от времени вазочки, хорошо, хоть без засохшего куста внутри.

— Давно так не сидели, — сказал Андрей, чтобы разрядить обстановку, — редко собираемся.

Мать кивнула и принялась расставлять тарелки из белоснежного мейсенского фарфора, про Светку при этом точно забыла, вроде как по рассеянности. Андрей отдал жене свою, мать недовольно поджала губы, но заставила себя улыбнуться.

— Вот детки у вас появятся, и я к вам сразу перееду, — пропела она, подавая сыну посуду, — буду вам помогать с ребеночком управляться/

— Спасибо, — Светка преданно поглядела на свекровь, — но мы как-нибудь сами справимся. Вам будет тяжело с нами.

Мать с деланным безразличием пожала плечами, Андрей сжал Светкино колено под столом. Жена дернула ногой, скидывая его руку, но Андрей сжал пальцы еще сильнее. На их условном языке его жест говорил: не дергайся, а Светка будто отвечала — знаю, все в порядке. Но до порядка было очень далеко.

— Подарок, — шепнул Андрей, Светка сунулась в сумку, что висела на спинке ее стула и достала тяжеленькую розовую коробочку, от которой очень приятно пахло, протянула мужу. Терпкий сладковатый запах успокаивал, Андрей отвел ее руку и глянул на мать. Светка вздохнула, поднялась из-за стола.

— Это вам, — она протянула коробку свекрови, — очень хорошие духи, новинка парижского дома моды. Вам понравится.

Мать не шелохнулась, Светка поставила коробочку перед ней на стол и села. Именинница кончиком пальца тронула коробочку, точно хотела убедиться, что та ее не укусит, принюхалась с недовольным видом и ножом оттолкнула подарок от себя.

— Дешевка, — буркнула мать, — запах приторный, рыночный. Я тебе не торговка рыбой, милочка.

— Это я купил, — сказал Андрей. — В Милане, когда в командировку ездил.

Мать глянула на него, на Светку и снизошла, взяла подарок, распаковала, сунула нос в коробочку.

— Неплохо, неплохо, — пробормотала она, аккуратно надушившись, — спасибо сынок.

— С днем рождения. — Андрей поцеловал мать, Светка с приклеенной улыбкой наблюдала за ними. Мать едва кивнула ей и достала из легендарного буфета круглую зеленую бутылку с длинным горлышком, поставила на стол.

— Давайте праздновать.

Эти слова традиционно были в их семье сигналом, что стол можно грабить. Андрей немедленно взялся за салат, положил матери, повернулся к Светке, но та прикрыла тарелку ладонью. «Худеем. Ну-ну» — Андрей положил себе щедрую порцию, Светка взяла из вазы самую маленькую грушу и теперь с видом прирожденной аристократки пилила ее на чисто саксонского происхождения тарелке. Андрей открыл бутылку, пробка выскочила из горлышка с приятным легким звуком, запахло свежестью и кислым виноградным соком. Сухие вина он терпеть не мог, но налил себе бокал, чтоб не расстраивать компанию. Чокнулись, закусили.

— Франконское вино, — мать смаковала по глоточку, — Машенька привезла из Констанца.

Многозначительно глянула на Светку, но она так увлеклась грушей, что не обращала внимания ни на что другое. Психолог не зря брал нехилые деньги за свою работу.

— Она отдыхала на Боденском озере, посещала термы, поднималась в Альпы, — мечтательно рассказывала мать, — была в открытой опере, шикарно отдохнула, говорит. Это вам не Турция!

Она уставилась на Светку, и та оторвалась от груши, улыбнулась.

— Не знаю, я там не была и не тянет. Вы хотите в Турцию?

Андрей сделал большой глоток, скривился. Как это можно пить — непонятно, да еще и мелкими глотками. Он отставил бокал.

— Кислятина, — заявил, и принялся за салат. Светка повернулась к мужу.

— А по-моему хорошее вино, — искренне удивилась она, — чего ты капризничаешь?

Мать грохнула бутылку на стол перед невесткой, Светка подскочила от неожиданности.

— Пусть лучше пьет, — мать обращалась к Андрею, — у Людмилы Петровны, ну ты ее помнишь, учительница химии с третьего этажа — у нее сноха наркоманка! Все из дома тащит, вот где ужас!..

Светка деликатно отодвинула тарелку с половинкой груши и вышла на балкон.

— Не курить мне там! — вслед ей крикнула мать. Андрей перегнулся через стол.

— Мама, хватит.

— Не хватит, — прошипела мать и навалилась на скатерть, музейные тарелки опасно поползли к краю, — это тебе хватит ерундой заниматься, она тебе не пара! Ты знаешь, где Маша сейчас работает, кто ее отец? Ты понимаешь, от чего ты отказываешься?

Знал он превосходным образом и толстую пожилую девушку Машу с ножками-бутылочками, всегда в девчачьих платьях, голосок писклявый и сальный взгляд, как и ее волосы. Видел, и каждый раз поражался, почему она при своем положении и папе-полковнике ФСБ не приведет себя в порядок. Фамилия у нее была подходящая, Щур, и папа уже отчаялся пристроить дочурку замуж за кого-то из своего круга и был согласен на любого кандидата, готового продать душу за право приобщиться к благам их семьи.

— Ты знаешь, что ее отца повысили недавно, что у него теперь машина с мигалкой и охрана.

— Машку сторожат? — фыркнул Андрей, — еще бы, такое сокровище. Это же сейф ходячий, вернее банк!

На Маше Щур он был готов жениться при одном условии: перед первой брачной ночью кто-то из них покончит с собой. А жить пока хотелось, очень хотелось, и планов на будущее было полно. Мать откинулась на спинку стула и прижала пальцы к вискам

— Андрей, — слабо проговорила она, — пойми меня, пожалуйста. Все, что у нас есть: эта квартира, дача, все досталось нам очень нелегко, ты мало что помнишь. Ты не знаешь, на что шли твои родственники, которых же нет с нами, чтобы получить все это. И я не хочу отдавать все этой — мать качнула головой в сторону балкона — женщине.

— Мне от вас ничего не нужно. — Светка появилась неслышно, положила руки Андрею на плечи, сжала пальцы так, что ногтями задела кожу. «Больше не могу» — это означало, и Андрей сам понимал, что пора уходить. Еще немного, и грянет такой скандал, равного которому эти стены еще не видели со дня, когда Андрей сказал, что уходит отсюда, где прожил больше трех десятков лет, на съемную квартиру к жене.

— Успокойтесь уже, — чуть громче, чем требовалось, сказала Светка, — у нас все есть. Нам чужого не надо.

— У вас? — мать дернула бровью и принялась разглаживать скатерть, при этом не сводила со Светки глаз. — У кого это у вас?

— У нас с Андреем, — Светка чмокнула мужа в макушку и ощутимо впилась в его плечо ногтями, — у нашей семьи. Нам хватит, а вы можете отдать все это, — Светка широко развела руки — в дар… приюту, например, для кошек. Они полезные, ловят мышей, крыс и едят их.

Мать застыла на месте, смотрела в стенку перед собой, ничего вокруг не замечая. Из подъезда послышались шаги, голоса, смех, звонок мобильника, потом все стихло, мать очнулась, поднялась с места.

— Поехали домой.

Андрей вскочил, Светка спрятала когти и потянулась за своей сумкой. Мать устало глянула на них, сняла очки, положила на скатерть.

— Чай попьем и езжайте. — Она вышла в кухню, там загремела посуда. Андрей со Светкой переглянулись и уселись на свои места. Но и словом перекинуться не успели, как на столе появился торт, конфеты и чашки с чаем, душистым и крепким словно подаренные духи, действительно, дорогие, даже очень.

Светка к торту не притронулась, по глоточку пила чай из «бабушкиного», разумеется, сервиза, Андрей же отрывался по полной. Он с детства был к сладкому неравнодушен, но корм был, как говорится, не в коня. Светка прямая, как палка, пила пустой чай и недвусмысленно поглядывала на выход. Андрей несколько раз перехватил взгляд матери, та будто с жалостью смотрела на сноху. «Может, одумается? Ну сколько можно воевать в самом деле, третий год живем» — он быстро прикончил торт. Светка поставила на скатерть пустую чашку и первая поднялась с места.

— Спасибо, было очень вкусно.

Мать застенчиво опустила глазки. Вкусно, ага Светка всего-то полгруши склевала и чаю, пусть с диковинным травяным привкусом пусть чашку, но пустого выпила, даже без сахара. Очень вкусно, что уж там.

— Спасибо, — Андрей поцеловал мать на прощание, Светка мило улыбнулась. Свекровь вдруг подошла к ней заставила наклониться и неловко чмокнула в щеку. Светка аж застыла, потом осторожно ответила тем же. Мать отпустила ее, распахнула дверь в кладовку.

— Гардеробная, говоришь. — Она деловито оглядывала пустую комнатенку. — Хорошая мысль, я подумаю. Ну, езжайте, а то дождик начинается.

Андрею вдруг показалось, что она вытолкает их сейчас взашей, списал свое предположение на недавний шок и ликвидацию мемориальных завалов и поспешно увел Светку от греха подальше. Под мелким дождиком пробежали по парковке к «тойоте», Светка уселась назад и немедленно уставилась в окно. Она всегда так делала, чтобы прийти в себя, Андрей не стал ей мешать, лишь через четверть часа, когда попали в пробку, сказал осторожно:

— Не обижайся на мать. У нее кроме меня никого, понимаешь.

— Конечно, — Светка глядела сквозь мокрое стекло, — я знаю. И ты знаешь, что я привыкла.

Она повернула голову, улыбнулась, и все стало по прежнему, как сегодня утром, как вчера, как неделю назад и даже в прошлом году. Они сначала долго жили на съемной квартире, в хорошем доме причем, недалеко от центра, а потом выкупили ее у владельца. Денег наскребали по крохам, Светка даже родительский участок с домиком у себя в области продала, а все равно не хватило, пришлось занимать. Зато у них появилось свое жилье, их собственная «трешка» в отличном районе, и можно думать о прибавлении в семействе. Денег, правда, после уплаты долгов оставалось только на жизнь, но Андрей знал, что его ждет повышение. Прежний начальник СБ их фирмы засобирался на пенсию и кандидатур на его место кроме Андрея не было.

— Останови у метро, — попросила Светка. Андрей вопросительно глянул на нее в зеркало заднего вида.

— Мне к Наташке надо заехать, — Светка копалась в сумке, — я ей обещала помаду шанелевскую привезти. Я быстро!

Быстро, как же. Если речь зашла о помаде, то это часа на два, и дело тут не только в косметике.

Андрей перестроился вправо и остановился. Светка накинула плащ поверх короткого платья и принялась пробираться к дверце. В проеме между кресел показались ее коленки, Андрей потянулся к ним, Светка оттолкнула его руку.

— Свет, не злись.

— Некогда мне. — Она выскочила из машины и пропала толпе у входа в метро. Андрей поехал к дому. Дождь разошелся, «дворники» гоняли воду по стеклу, на душе сделалось муторно и гадко. Всплыла в памяти дохлая крыса с оскаленной мордой, голые твари, больше похожие на инопланетных убийц, чем на беспомощных существ, к горлу комок подступил. И тут накатила злость, да такая, что Андрей с силой сжал руль, чувствуя, что гладкая кожа чехла под руками стала шероховатой, даже колючей. На странность эту внимания не обратил, весь кипел от злобы: «две дуры, старая и молодая чтоб вас обеих! Договориться не могут, грызутся, как две суки!» — он и мысленно не стеснялся в выражениях, крыл последними словами и упертую мать, и стервозную Светку ну и себя не забывал. Поганое чувство, что виноват перед обеими, не давало покоя, перед глазами аж потемнело, сквозь полумрак мигнул желтый, затем красный луч. Андрей остановился перед светофором, смотрел на пустую дорогу и все порывался позвонить Светке или матери, или обеим, чтоб сказать, как его задолбала их вражда. И уже к телефону потянулся, когда под колеса «тойоты» кинулась крыса.

Довольно крупная, даже жирная, проворная, с голым хвостом и сама голая, без единой шерстинки, вся в мелких складочках кожи, отливающих синевой. Прошмыгнула и пропала из виду, Андрей приоткрыл дверцу. Запахло дождем и свежестью, в лужах плавали желтые листья, а крысы не было. Раздались недовольные резкие гудки, Андрей заметил, что на светофоре давно горит зеленый. Тронулся с места, проехал поворот, и тут крыса вернулась, и не одна.

Их было штук шесть или семь, здоровенных жирных тварей, они катались по проезжей части, подскакивали вверх чуть ли не до тополиных веток и шмякались на мокрый асфальт. Слышался тонкий злой писк, потом твари заверещали громче, одна свалилась на капот и по черному металлу разлилась сиреневая лужа. Андрей смотрел на это яркое пятно, оно быстро меняло цвет, сделалось розовым, потом желтым, позеленело, вода на лобовом стекле отсвечивала всеми цветами радуги, красиво переливалась спиралями и колючими кругами. Крыса вдруг ловко вскочила на короткие кривые лапки, оскалила пасть, дернула голой шкурой и кинулась на Андрея. Он резко нажал тормоз и вывернул руль влево, чтобы сбить тварь с капота.

Удалось, голая гадина улетела, мерзкий визг стих, вода еще померцала всеми оттенками зелени и синевы, и сделалась обычной, серой, спокойно стекала по лобовухе. Зато дождь стучал сильнее обычного, и тут Андрей сообразил, что это стучат в его дверцу, опустил стекло.

— Обалдел? — напротив стоял невысокий мужик в полосатом свитере, — машину купил, права купил, ездить не купил, да? Глаза разуй…

Он говорил что-то еще, пока Андрей приходил в себя. Наваждение спало, лишь руки как судорогой свело на руле и очень жарко, точно в парилке оказался. Увидел, что он выехал на встречку, что «тойота» стоит точно поперек двух сплошных, а на асфальте позади черный тормозной след. Встречные и попутные машины неторопливо едут мимо, народ из них кто лениво кто с опаской поглядывает на «тойоту», но, вроде, все обошлось. Если не считать штрафов, разумеется: на светофоре висит камера, и от всевидящего ока еще никто не уходил.

— Может, помощь нужна? — мужик в свитере смотрел уже по-другому, — выглядишь ты неважно. Сердце?

— Да, — зачем-то соврал Андрей, — у меня бывает. Извини, брат.

— Шел бы ты… к доктору. — Мужик сел в свою машину и уехал, Андрей развернулся, нарушив еще пару ПДД, и осторожно поехал в правом ряду, готовый в любой момент остановиться. Крысы не появлялись, немыслимой красоты цветы на лобовом стекле увяли окончательно. Зато заболела голова, как-то странно, от висков к затылку, руки дрожали, как у пьяного и очень хотелось спать.

«Что ж такое» — Андрей еле плелся по городу — «траванулся я, что ли». Ощущения были омерзительные, он и не помнил, когда раньше с ним такое бывало. Лет семь или восемь назад не спал сутки, пришлось гнать в Новгородскую область, а потом сразу обратно, все одним днем, больше трехсот километров проехал. Накануне не спал, выехал рано, и на обратном пути увидел собаку. Та бежала слева у переднего колеса, бежала неспешно, помахивала хвостом, не оглядывалась. Обычная дворняга с грязно-бурой шерстью, таких кабысдохов по городам и весям пруд пруди. И все бы ничего, но ехал Андрей восемьдесят километров в час, и собака не отставала. А когда прибавил до ста двадцати, пес чуть ли не на обгон пошел. Страха не было, кстати, Андрей съехал тогда на обочину и поспал пару часов, а когда проснулся, собака исчезла, и больше никогда не появлялась, и ничего подобного с ним не происходило до сегодняшнего дня.

Андрей добрался до дома, позвонил матери, отчитался, то есть наврал, что все в порядке. Потом набрал Светку, но та не ответила, из вредности, надо думать. Андрей выпил две таблетки «от головы» и улегся спать. Когда очнулся, чувствовал себя как с похмелья. Голова точно не своя, руки дрожат, перед глазами плавают какие-то мутные колеса и очень хочется пить. Кое-как добрался до кухни, опустошил чайник почти наполовину, малость ожил и сообразил, что вода холодная. Никто не грел его с утра, с завтрака, после которого они со Светкой поехали к матери. Андрей зачем-то осмотрел чайник, заглянул в холодильник — там все оказалось по-прежнему, а в квартире было очень тихо.

— Света! — Андрей пошел в комнату, оглядел диван, с коего сполз четверть часа назад, двинул дальше. Скоро во всей квартире было светло, вещи лежали как и утром, ничего не изменилось, Светки не было. На кровати валялись ее юбка, еще какие-то легкие вещички — утром она переоделась несколько раз, выбирая наряд, и решила-таки позлить свекровь своим мини. Андрей взялся за телефон, покрутил его в руках, вышел на балкон подышать свежестью. «Ведь они так редко видятся, последний раз на Новый год. И то чуть не подрались» — он смотрел на огни неспящего города, понимая, что это и его вина. Он должен сделать выбор в пользу одной из дорогих ему женщин, и сама жизнь, и мудрость людей говорит, в чью именно. Речь идет о жизни, о будущем, а не о прошлом, каким бы чудесным оно ни казалось, он живет сейчас, а не в октябре семьдесят пятого благословенного года, давно пропавшего под песком времени. Там другая война, другое оружие, только интерес то же и басмачи точно из каменного века, хорошо сохранились, надо сказать… «Ну могла хотя бы предупредить, что останется у Наташки» — Андрей нашел нужный номер, нажал вызов, и только сейчас заметил, что на часах половина третьего ночи. «Плевать, они все равно не спят, болтают. Светка жалуется, Наташка поддакивает и вздыхает» — он слушал длинные гудки, пока не включился автоответчик. Сбросил, набрал снова, и только с третьего раза услышал сонный Наташкин голос.

— Ты чего, — пробубнила та, — с ума сошел? Мне на работу в пять вставать…

— Свету позови, — оборвал ее Андрей. Говорить он старался быстро и с напором, Наташка сладко засопела, заворочалась и проговорила:

— Андрей, ты пьяный? Ее тут нет, я ее неделю не видела и не звонила. У меня квартальные отчеты, а главбух с защемлением на больничном.

— Света не у тебя? — Андрей прислушивался к фоновым звукам, но ничего подозрительного разобрать не мог. Решил поначалу, что девки его дурачат, Наташка врет как дышит, а Светка сидит рядом и хихикает в кулак.

— Ее. Здесь. Нет. — уже зло выпалила проснувшаяся Наташка, — ты русский язык понимаешь? Говорю — неделю.

— А помада? — Андрей хватался за соломинку, помада показалась ему важным аргументом, им нельзя пренебречь.

— А, шанелевская, — Наташка откровенно зевнула, — помню, цвет не мой. Не подошла. А что, Светы нет дома? А где она?

Сон у нее как рукой сняло, Андрей быстро попрощался и отбился. И сел на диван с телефоном в руках, голова снова разболелась так, будто гвоздь в переносицу воткнули, и оттуда дальше по всей черепушке. «Ничего себе» — он откинулся на мягкую спинку, и тут на потолке крутанулось, полыхнуло огненно-рыжее колючее колесо, улетело за штору и там затаилось, послышался тихий писк, потом шорох множества маленьких когтистых лап. Андрей вскочил, огляделся, но ничего, разумеется, тут не было, в квартире кроме него никого. Снова сел, уставился в стенку перед собой, в голове абсолютная пустота, ни одной здравой мысли как найти Светку. Надо же что-то делать, куда-то идти, ехать, звонить. И тут телефон зазвонил сам.

Номер определился незнакомый, городской. Такие Андрей обычно сбрасывал, но тут ответил сразу: не будет настырный продажник и вымогатель звонить в четвертом часу утра. «Может, она телефон потеряла?» — мелькнула спасительная мысль, но голос в трубке оказался незнаком. Говорила женщина, судя по всему, очень уставшая или недовольная, фоном слышались еще чьи-то голоса и гулкие звуки, даже коротко вякнул спецсигнал, потом что-то зазвенело.

— Семнадцатая городская больница, — сказала женщина, — мне нужен Андрей Лавров.

— Это я.

В трубке раздался шорох бумаг, потом сухой стук клавиш. Потом мягкий стук, и фон голосов исчез.

— Ваша жена Светлана у нас, можете приезжать за ней.

— Что с ней? — Почему-то стало легче: Светка жива, известно, где она, а остальное пока неважно, потом разберемся.

Снова шорох и костяной стук, урчание принтера и недовольный чужой голос в трубке:

— Кровопотеря и выкидыш из-за передоза ЛСД. Забирайте свою наркоманку, нам места в палате для нормальных людей нужны.

Андрей и половины не понял, слова какие-то чудные: передоз, ЛСД Только «наркоманка» было знакомо, мать недавно что-то такое говорила про жену сына ее подружки, кажется. Но Светка-то тут при чем?

— Наркоманку? — машинально повторил Андрей, и тетка на том конце выкрикнула:

— Да, это так и называется! Ваша жена ЛСД обожралась и ребенка потеряла. Эстеты хреновы, вы либо рожайте, либо дурь жрите, дебилы в пятом поколении.

***

Оказывается, это легко, привыкнуть, что твоя жизнь пошла прахом. Чувство, точно лбом в стенку уткнулся: родной, близкий человек за секунды сделался чужим, а о будущем думать вообще не хотелось, до того беспросветным был каждый новый день, а квартира превратилась в гостиницу среднего пошиба, вроде привокзальной ночлежки. Светка ничего не делала по дому, то отсиживалась в своей комнате, то пропадала где-то целыми днями. Они почти не встречались, а случайно столкнувшись, старались побыстрее проскочить мимо друг друга. Только мать Андрея никак не могла смириться с происходящим, приезжала каждый день, как сегодня, и все старалась выставить Светку из дома. Та отмалчивалась, чем приводила свекровь в ярость и по всему было видно, что сейчас Светке действительно искренне плевать на оскорбления в свой адрес. Мать заводилась моментально, как и сейчас, например: из кухни слышался ее громкий голос, что-то вот-вот перейдет в крик.

— Убирайся, сию секунду! — орала мать, — поваливай, дрянь! Я сейчас полицию вызову!

— Вызывайте, — спокойно возразила Светка, — и я обвиню вас в краже своих вещей. Ну, звоните, только сумку мою на место поставьте. Там деньги и банковские карточки.

Что-то звучно шмякнулось об пол, Андрей глубоко вдохнул, выдохнул и направился в кухню. Так долго продолжаться не может, надо заканчивать, мать права. Но и Светку вот так на улицу выгнать не получится, придется договариваться.

Та сидела на кухонном диване, скрестив ноги и делала маникюр. Растрепанная, некрашенная, на правой скуле еще не зажила длинная ссадина, на локте желтый кровоподтек, почти сошел, руки дрожат. Мельком глянула на Андрея и вернулась к своему занятию. Мать кинулась к сыну.

— Выкини ее отсюда! — прошипела она, — сейчас же, пока она дом не спалила.

— По себе судите, что ли? — улыбнулась Светка. — Вам сиделку пора нанимать, как старушкам, что то унитаз раскурочат, то газ откроют. О деменции слышали?

Мать так и застыла с открытым ртом, побледнела, жалобно посмотрела на Андрея. Тот подошел к Светке. Она сделала вид, что не замечает его.

— Света, давай поговорим, — выдавил он слова, что не мог произнести несколько дней. Светка пожала плечами, продолжая пилить ногти. Полюбовалась на свою работу и больше не отвлекалась.

— Надо поговорить. — Он тронул Светку за плечо, та отшатнулась, выставила острую пилку перед собой. Андрей отошел на шаг.

— Дура бешеная, — прошептала мать, — я слышала, что наркота на мозги действует. Андрюша, не подходи к ней, вдруг, бросится.

Светка отодвинулась в угол, и вдруг вольготно развалилась на диване, вытянула ноги. Откинула волосы, подняла голову, и под глазами у нее проступила отчетливая желтизна. В больнице сказали, что Светку нашли в метро, она свалилась чуть ли не под поезд, но ее успели вовремя подхватить и вызвали «скорую», где все и произошло. Вон и следы на сгибе локтя остались от уколов — капельницы ставили, но зря.

— Говори, — сказала она, глядя в окно. — Я тебя внимательно слушаю.

— Катись отсюда! — выкрикнула мать из-за спины Андрея. Светка показала свекрови изящную фигу и посмотрела на мужа. Андрей сбился, он точно под прицелом оказался: мать взглядом спину сверлит, а Светка явно насмехается, причем не считает нужным это скрывать.

— Света, нам надо разойтись.

— Не вопрос, — кивнула та, — я только за.

— Еще бы ты против была, дворняжка, — прошептала мать, но достаточно громко, чтобы Светка все расслышала. Та и ухом не повела, смотрела на Андрея.

— Мы разводимся, — сказал он, — и видит бог, я этого не хотел. Ты меня заставила это сделать.

— Хорошо, — Светка послушно кивнула, — разводимся, это отлично.

Мать помалкивала, что было странно: она явно не ждала от Светки такой уступчивости, как и Андрей, впрочем. Светка коснулась пальцем ссадины на щеке, чуть поморщилась, и у Андрея аж сердце зашлось и от жалости к жене, и оттого, что уже ничего не исправить. Светка смотрела на него.

— Расстаемся, разводимся, — перечислила она, — это все? Мне идти надо.

— За дозой? — фыркнула мать, — или, милая, иди, тебя там ждут. Сынок, я прослежу, чтобы она из дома ничего не вынесла. Или лучше посадим ее, за употребление наркотиков статья, вроде, есть.

— Валяйте, — Светка зевнула, — скажу, что ты мне дурь продала. Замучаетесь доказывать, что не верблюд. Верблюдица.

Светка засмеялась, отвернулась к стенке и запрокинула голову. Мать глухо пробурчала что-то, сунулась к дивану, Андрей удержал мать за руку. Еще не хватало, чтобы они тут сцепились, Светка явно провоцирует свекровь, а та, привыкшая к повиновению, с ума от злобы вот-вот сойдет.

— И ты уезжаешь отсюда. — Андрей смотрел на Светку. — У тебя неделя, чтобы найти жилье и забрать вещи. Здесь ты больше жить не будешь.

Светка повернулась к нему, осмотрела с ног до головы так, точно видела впервые в жизни, вскинула брови.

— И где же я буду жить?

— В будке собачьей! — торжествующе выкрикнула мать, — тебе там самое место!

И отошла, довольная, к плите, поставила чайник, точно собралась отметить это событие.

Светка скрутила волосы в «хвост», прижала его к макушке и покачала головой.

— Нет, так не пойдет. Я отсюда никуда не поеду, даже не думай. Не думайте.

— Еще как поедешь, — Андрей еле сдерживался от злости. Накатило враз, накрыло и держало за горло, он чувствовал, что багровеет. — Я тебя с полицией выставлю.

— На каком основании? — тихо сказала Светка. — Я тут прописана, мы в браке, часть квартиры моя. Я тоже платила, если ты помнишь…

— Чего ты там платила, десять копеек! — бросила мать, — платила она! Самой то не смешно?

Невесело было ей в первую очередь, голос еле заметно дрожал. Понятно, что о деньгах она думала и вариант, при котором придется отдать Светкину часть, не отметала. И вот та выставила счет.

— Я отдам тебе твою долю в ближайшее время, — сказал Андрей. Светка легла на бок, подперла щеку кулаком, отчего ссадина налилась кровью. Андрей отвел взгляд. Знает, поганка, что денег у него курам на смех, только на жизнь остается, что недавно долги отдал, и вот придется в новую кабалу лезть. Прикинул, что в долг взять можно у генерального, тот всегда был готов одолжить подчиненным из управленцев, причем процентов не брал и сроки выставлял приемлемые. «Выкручусь» — Андрей сел на край стола и кивнул. Светка молча смотрела на мужа.

— Отдам, не волнуйся, — повторил он. Мне чужого не надо, ты знаешь. Все, мы договорились.

— Что-то долго, неделя-то, — ворчала мать, — это ее тут еще сколько терпеть! Пусть сейчас же катится к чертям собачьим.

Андрей сжал матери локоть: не шуми, вопрос решился, все будет хорошо. Подумал, что генеральному он позвонит немедленно, и, возможно, уже сегодня получит деньги, отдаст их Светке, и пусть та катится куда угодно. В суде встретятся.

— Не договорились.

Андрей обернулся, мать замерла с сахарницей в руке. Светка похабно развалилась на диване и с насмешкой глядела на них.

— Нифига не договорились, дорогой, — улыбнулась она. — Я отсюда никуда не поеду и хрен ты от меня откупишься на радость своей мамаше. Часть квартиры моя, это любой суд подтвердит, и я буду тут жить сколько пожелаю. А, может, не только я.

Андрей малость не успевал за событиями, зато мать все поняла превосходным образом. Подскочила к Светке, затрясла сахарницей у нее над головой:

— Сучка помоечная, мужиков сюда таскать будешь? Пьянки-гулянки устраивать в моем доме?

— Ага, — улыбнулась Светка, — буду, еще как буду. В своем доме. А еще лучше, рожу от кого-нибудь и заявлю, что ребенок твой!

Она глянула на Андрея, тот подошел ближе, не веря, что эта хабалка на диване — его Светка, его единственная, это любовь с первого взгляда, что любил и берег больше жизни. Мир лопнул со звоном и тихим шорохом, по коже пробежали мурашки. Но все оказалось проще, это мать уронила сахарницу, осколки и песок разлетелись по кухне. Светка ухмыльнулась.

— Правило трехсот дней знаешь? — улыбалась она в лицо мужу. — Если после развода в течение этого срока я рожу, то ребенка автоматически запишут на тебя. Значит, он будет иметь права на эту квартиру. И на вашу, как наследник, и на дачку вашу прекрасную. — Светка повернулась к свекрови. — Вы же хотели внука, мама? Разрешаю вам приезжать, нянчится с ним, гулять, кормить, пока я по притонам буду дурью закидываться. Потом, когда я эту хату пропью, мы в вашу квартирку въедем.

— Андрюша, мне что-то нехорошо, — мать прижала ладонь к сердцу, — помоги мне, дай таблетку. Она в сумке.

И ухватилась за стенку, побледнела. Светка мерзко хихикнула и закинула ноги на спинку дивана. Андрей вывел мать в комнату, усадил на кровать, и только собрался идти за сумкой, как мать схватила его за рукав.

— Андрей, сделай что-нибудь с ней, она же нас уничтожит, — проговорила она спокойно и деловито. — Ты ошибся, так бывает в жизни, забудем и пойдем дальше. Машка, толстая дура тоже не вариант, я понимаю. У тебя все впереди, ты найдешь себе другую женщину, создашь семью и все у вас будет хорошо. Но сейчас надо что делать с этой, — мать ткнула пальцем в стенку кухни, — чтобы сохранить все, что у нас есть. Ты понимаешь, что происходит?

Она глядела сыну в лицо, а тот не знал, куда деваться. Признавать свои ошибки сложно, тошно, неприятно, но мать была права насчет Светки, теперь это ясно, как божий день. Как он сам-то в ней такую гадину не разглядел. Но тут все просто: думал головой, но не той. А Светка отлично подготовилась к шантажу, что уж там, и первый раунд выиграла вчистую.

— Посиди тут. — Андрей поцеловал мать и вернулся в кухню. Осколки по-прежнему валялись на полу, а Светка сидела уже нормально, прямая, серьезная, спокойная до жути, готовая ко всему. Андрей закрыл дверь, сел напротив Светки через стол.

— Я докажу, что ребенок не мой.

— Валяй, — согласилась Светка, — твое право. Но пока суд да дело, я из своей части квартиры устрою хостел и поселю тут человек двадцать. Хорошо, если просто канализацию прорвет, а если газ взорвется?

Крыть было нечем. Андрей зло ухмыльнулся. И тут вырвалось, что держал в себе эту неделю, что не мог вслух произнести, а только мысленно крутилось на уровне эмоций, от которых убивать хочется.

— Ты когда ЛСД накидалась, знала про ребенка? — он в упор смотрел на Светку. Та откинулась на спинку дивана.

— А что это изменит? — голос чуть дрогнул, но Светка тут же взяла себя в руки.

— Ты знала? — Андрей приподнялся над столом, — да или нет?

Он не сводил с жены глаз, и осознавал, что до сих пор любит ее, что она ему дорога и никто другой не нужен. И что пропасть между ними навечно, им жизни не хватит, чтоб навести мосты и стать хоть чуточку ближе, чем есть сейчас.

— Во я сука, правда? — дрожащими губами проговорила Светка, — права твоя милая мамочка.

— Заткнись! — Андрей хлопнул ладонью по столу. Светка выпрямилась, сложила ладони «лодочкой», ернически поклонилась:

— Конечно, милый. Я заткнулась.

Андрей сел, переводя дух и собираясь с силами. Светка накручивала на палец прядь волос и смотрела в окно. По стеклу стучал дождик, из коридора донесся тишайший, на грани слышимости шорох. Светка ухмыльнулась.

— Ты только это хотел спросить? А то мамаша твоя волнуется, скоро дырку в двери протрет.

— Что ты хочешь? — негромко сказал он. — Чего тебе от меня надо?

Светка повернулась, посмотрела спокойно и отстраненно, точно ей было безразлично. «Подержала» взглядом, и выдала на одном дыхании:

— Ты покупаешь мне такую же квартиру и мы расстаемся. Вот и все.

И снова смотрела с тем же безразличием во взгляде, Андрей сжал кулаки. Это она хорошо придумала, молодец, умница. Выжимает из ситуации всю возможную для себя выгоду, вернее, пытается выжать.

— А если откажусь? — он поднял взгляд на Светку.

— Тогда я сделаю все, о чем сказала раньше. Мне терять нечего, сам понимаешь. Готовь деньги на адвокатов.

Снова тишина и шорохи в коридоре, точно крысы носятся по грязному полу. Тучи опустились ниже, в кухне стемнело, ссадина на Светкиной щеке пропала из виду. Подумал, что адвокат понадобится, но позже, а в кабалу придется залезть на несколько лет, а на полгода, как думал еще недавно. С другой стороны, эту квартиру можно продать, взять поменьше, отдать часть долга. Права была мать насчет Светки, ох как права, но поздно волосы рвать, выкручиваться надо.

— Согласен, — сказал он и поднялся из-за стола. — Договорились.

— У тебя две недели. — Светка стояла напротив и улыбнулась, заметив изумление на лице Андрея. — А ты думал, я год буду ждать? Нет, мне свою жизнь надо устраивать, а тебе свою, так что поторопись.

И ушла в свою комнату. В кухню неслышно вошла мать.

— Все в порядке, — Андрей старался говорить спокойно, — мы договорились. Через две недели ее здесь не будет.

Решил пока не посвящать мать в подробности сделки чтобы не волновать, во-первых, ну и признаваться, что продул жене-наркоманке тоже пока был не готов. Вызывал матери такси, проводил до машины и поехал на работу. По пути позвонил генеральному на личный мобильник, что делал крайне редко. Корнеев сразу ответил, выслушал просьбу, помолчал для порядка.

— Приезжай, обсудим, — предложил, — я до семи в офисе буду.

Выслушал Андрея и даже удивления не стал скрывать, обалдел от сногсшибательной новости.

— Разводитесь? — раза три, наверное, повторил, — а чего так? Может, помиритесь еще?

«Это вряд ли» — Андрей покачал головой.

— Не подходим друг другу, — выдал заготовку. Корнеев вздохнул, повозился в кресле, поудобнее устраивая свое крупное тело в дорогом костюме и заявил:

— Денег у меня сейчас нет.

И, не дав Андрею толком расстроиться, тут же добавил:

— Но я знаю, у кого они есть. У моего приятеля, Глухова Сереги, проблемы с бизнесом, говорит, что наехали на него со всех сторон: и налоговая, и СЭС, и трудовая инспекция, и пожарные. И все в один день, а у него госконтракт на стадии подписания. Любые деньги платит, кто эту проблему разрулит и устранит, а человек он небедный. Заводом рулит, трубы делает, по которым в Европу наш газ и нефть гонят, и не только в Европу. Это чтобы ты себе объемы и ситуацию представлял. Берешься? — Корнеев потянулся к задрожавшему на столе мобильнику. — Две недели тебе дам за свой счет, больше не могу, извини, ты мне тут нужен.

— Берусь. Где это? — отказываться и в голову не пришло, Андрей бы хоть к черту на рога поехал сейчас за деньгами.

— Посад, всего-то полсотни километров от кольцевой, за час доехать можно. Я позвоню Сереге, отрекомендую тебя. Когда выезжаешь?

— Завтра утром поеду.

— Лады. Я тебя отрекомендую как лучшего специалиста по решению такого рода проблем. Не подведи! — Корнеев принялся искать в телефоне нужный номер.

Сказано было с намеком: оба знали, что Андрея ждет повышение, и одна сторона стремилась помимо решения проблемы доказать свою полную профпригодность руководству ну и лояльность заодно, а вторая желала убедиться, что делает верный выбор, о котором не придется жалеть.

***

Насчет «за час» генеральный погорячился, приличная дорога закончилась через пару десятков километров от Москвы, скорость пришлось скинуть, и до точки назначения Андрей тащился больше двух часов. Зато пока ехал, так и этак прикинул расклад, что узнал от Корнеева, и первоначальный диагноз был готов: кто-то пытается отжать у Глухова бизнес, и делает это ловко, нагло и, главное, законно. Обычная история: человек с нуля построил успешный, раз дело дошло до госконтракта бизнес, и некто решил прибрать заводик к рукам, натравил на владельца рейдеров, и те вцепились в тушку предпринимателя как волки в лося. Фигурально выражаясь, разумеется, но эта публика в средствах не стесняется, так что за сутки, что прошли от встречи с Корнеевым, могло произойти что угодно. Андрей примерно представлял, с чем столкнется на заводе, что узнает от Глухова, что вопрос решить можно, главное — убедить этого Глухова не делать глупостей. На дурака он уже заочно не похож, раз такой бизнес сделал, хотя вблизи всякое возможно.

Посад встретил разбитыми дорогами с остатками разметки, путепроводом с лишней опорой, поросшей поверху травкой и молодыми березками, облупленными фасадами зданий, пылью и тоской. Народ двигался неспешно, машины тоже не торопились, вороны летали медленно, голуби вообще себя взлетом не утруждали, ходили по проезжей части и по тротуарам. Дорога пошла вверх, потом под горку, слева впереди показались пухлые купола самоварного золота над белыми монастырскими стенами. Разноцветным блеклым зданиям было за ними тесно, крыши и стены выпирали над белокаменной подпоркой, вокруг крестов с карканьем кружилось воронье. Водитель маршрутки, что шла параллельно, вдруг скинул бейсболку и истово перекрестился на ворон, не глядя на дорогу, едва не въехал во встречную груженую «газель» но обошлось. Машины погудели недовольно и разъехались. Дальше образовалась пробка точно напротив небольшого прудика, по берегам сидели рыбаки и алкаши, первые забрасывали в заросшую ряской лужу крючки с наживкой, вторые метали пустые бутылки и прочую использованную посуду. По разделительной прогуливался здоровенный лебедь, перебирал красными лапами и шипел на автомобили. Лебедя старательно объезжали, нарушая при этом ПДД, из окон машин летели куски хлеба и почему-то колбаса. Птица злилась еще больше, хлопала крыльями и уклюнула-таки за колесо оказавшуюся слишком близко «мазду». Тут движение ускорилось, сердитый лебедь остался далеко позади, Андрей проскочил вовсе уж безлюдные посадские окраины и благополучно добрался до нужного поворота.

На удивление приличного качества дорога водила в глухой еловый лес, стало еще мрачнее вокруг и тошно на сердце. Но скоро деревья отступили от трассы, потом пропали, Андрей оказался в чистом поле, а прямо по курсу виднелись красно-зеркальные корпуса за забором с колючкой поверху. «#Посадская труба» красовалась белая на кирпично-красном надпись, и Андрей понял, что попал по адресу. Оставил «тойоту» на парковке и направился к проходной, оттуда в сопровождении охранника по переходу между цехами в офисное здание, стоявшее, как в сказке, к лесу передом, к миру задом. Вид из панорамных окон завораживал: предосенний лес, серое с голубыми просветами меж туч, и сколько хватало взгляда — ни единой крыши, ни одного строения, только лес да небо. Ну и вышки ЛЭП да сотовой связи, куда без них.

Кабинет Глухова оказался справа от лифта, дальше коридор сразу изгибался и уходил в неизвестность. Андрей вошел в приемную — никого, стол секретаря пустой, пахнет валерьянкой, на стойке разбросаны упаковки успокоительных таблеток. Двери кабинета приоткрыта, слышится громкий властный голос, даже крик, причем выражений человек не выбирает, кроет кого-то последними словами. Андрей постучал для приличия и распахнул дверь. Кабинет ни обстановкой ни размерами воображения не поразил, выделялось лишь окно во всю стену с тем же чисто левитановским пейзажем за тройными стеклопакетами. Вдоль стен развешаны большие фотографии под стеклом, на них этапы строительства завода: от котлована и торчащей из грязи арматуры до того самого красного фасада, блестящего точно елочная игрушка. На столе темного дерева пиликали сразу два мобильника, мигал красным глазком стационарный, а хозяин кабинета точно ничего и не слышал. Немудрено, орал он так, что его и вороны бы пролетающие мимо слышали, буде тут такие, но ворон поблизости не было.

Конец ознакомительного фрагмента.