Хаозар

Татьяна Шуран

Я стала лепить, стараясь распределять жар так, чтобы камень светился изнутри и застывал снаружи. У меня получилось что-то вроде распятия из женской фигурки. Ноги у неё были огненные, с яркой кровавой нотой, середина – как остывающая лава, а верхняя часть – как нежная молочная река.

III. Океан

0.

…Снилось, что она летит над городом с необычной архитектурой. Там были небоскрёбы цилиндрической формы и приземистые параллелограммы подсобных построек — всё покрыто гладкими плитами из тёмно-серого, с металлическим отливом камня, похожего на магнит. По многоярусным трассам, крест-накрест пересекавшим ночное небо над городом, носились взад-вперёд рои жужжащих, с пылающими красно-рыжими фарами машин — обтекаемых легковушек и нахохленных фур. Но главной частью города были искусственные реки. В гуще трасс и дорог на разной высоте величественно располагались вместительные каменные русла, заполненные прозрачно-бирюзовой водой, которая светилась изнутри. По каждому из таких каналов мог бы свободно проплыть круизный лайнер, но на воде не было видно ни одного средства передвижения: для транспорта использовались бегущие тут же рядом, параллельно, дороги. Реки изящно и свободно лежали в каменных ложах, как ожерелья в тёмном бархатном футляре, и светили вверх холодным, чистым серебристо-зелёным светом; волшебный блеск их волн проникал прямо в душу. Жанна поняла, что именно в этих, словно наэлектризованных, водах и сосредоточена истинная жизнь города, тайное движение его лучших сил…

0.

…и ей смутно припомнилась железная ванна на дне глубокого, плавно изогнутого русла…

0

…и конь, бросающийся в реку, — она почувствовала холодную волну…

0

…и стала погружаться на глубину, на дно великого океана.

4

Здесь шла совсем другая жизнь. Некоторое время Жанна совсем ничего не видела и двигалась наугад; в принципе, она спускалась вниз, но теперь чувствовалось, что у океана нет дна, а есть только поверхность.

Постепенно толща воды начала светлеть. Серебряными искрами проносились мимо мелкие рыбки. Из глубины поднялись прозрачные зелёные лучи и запереливались вокруг, словно приглашая войти. Жанна последовала за ними.

Из тёмно-синей мглы поднимались исполинские волнистые водоросли — целый подводный лес; потом открылась долина, вся словно вырезанная из переливчатого розового коралла, а в ней — огромный храм в виде ступенчатой пирамиды, как будто подсвеченный изнутри тёплым золотистым огнём. Приближаясь к храму, Жанна всё больше убеждалась, что размеры его невероятны; когда она наконец оказалась перед вырезанным в камне прямоугольным входом, грандиозная громада храма заслонила собой всё, да и коридор явно был рассчитан не на человеческий рост: в нём свободно разместился бы замок Чейте вместе со всей горной грядой, на которой располагался. У входа вилось несколько длинных рыб с гибким змеевидным телом, пышными радужными плавниками и тонкими, как антенны, усами над жемчужно-матовыми вывернутыми губами. Размером рыбы соответствовали своему обиталищу, а чешуя сверкала таким ярким золотым светом, как будто под водой полыхал пожар. Внимательно поглядывая на Жанну, рыбы двинулись в глубь храма, как бы призывая следовать за ними, и немного позже Жанна догадалась, что морские чудовища всего лишь служили при храме чем-то вроде естественного освещения.

Коридор вёл по диагонали вниз. Жанна плыла за рыбами. Через некоторое время она оказалась в циклопическом зале причудливой трапециевидной формы, пустом, а затем в следующем, который поначалу тоже показался ей пустым; однако по центру, в полу Жанна скорее почувствовала, чем увидела круглую, ведущую отвесно вниз шахту и догадалась, что там кто-то есть. Рыбы остались в предыдущем помещении, почтительно крутясь у входа и тем самым укрепив Жанну в предположении, что её проводили в какое-то особое место. Жанна как раз гадала, что ей следует делать: ждать? плавать кругами под потолком? лезть в шахту? — как из глубины колодца послышалось мысленное:

«О! Гости!»

«Да», — осторожно созналась Жанна.

Из шахты на мгновение вылезло щупальце, каждая присоска на котором соперничала по размеру с кратером вулкана, и — хотя Жанна не поручилась бы в темноте — кажется, выглянул мутный любопытный глаз.

«Хм! Ты маленькая, но глубоко забралась!» — констатировали со дна.

«Ээ… Я люблю воду», — обтекаемо сформулировала Жанна, которая чувствовала себя немного глупо, зависнув среди волн и разговаривая с колодцем.

«Правда? Я тоже её очень люблю! — обрадовались в шахте. — Похоже, у нас много общего: целый мировой океан!»

«А ты кто?» — осмелела Жанна.

«Я — Великий Спрут! — гордо ответили снизу. — Вот, сижу».

«Почему бы тебе не подняться? А то я тебя плохо вижу», — предложила Жанна.

«Понимаешь, если я вылезу целиком, нам вдвоём станет немного тесно, — виновато пояснили из глубины. — Вряд ли ты лучше меня рассмотришь, зажатая где-нибудь в уголку моим боком».

Жанна окинула взглядом зал, стены которого таяли в тёмно-синей водной дали, и приняла обстоятельства к сведению.

«А, — сказала она. — Ну, тогда сиди в яме дальше. Кстати, что ты тут делаешь?..»

«Я веду напряжённую интеллектуальную жизнь», — пояснили из шахты.

«Да? — рассеянно уточнила она, думая о своём. — Ну и как?»

«Нормально», — заверили её. Жанна собралась с мыслями и решила перейти к делу.

«Слушай, у меня тут проблемка. Вообще-то я кое-кого ищу, а сюда попала случайно…»

«Да? — расстроились в шахте. — А я думал, посидим вместе, посплетничаем!»

«Это можно, — заверила Жанна. — Кстати, как тебя зовут?»

«Ло».

«А я Жанна».

«Привет!..»

«Ага. Ну так вот, у меня пропал друг. Альрома Чалэ, или Пульс. Ты ничего о нём не слышал?»

«Хм, — в шахте крепко задумались и даже выпустили в воду облачко лиловых чернил, которое начало медленно расплываться по залу в качестве дополнительного знака внимания. — А какое у него водоизмещение?»

«Видишь ли, — Жанна замялась, — он потерялся не здесь, а на поверхности».

«На поверхности? — удивились в шахте. — Ну, в таком случае, ты нашла, у кого спросить!»

«Да, но он тоже умел разговаривать мысленно, — торопливо добавила Жанна. — Как мы с тобой сейчас. В своё время у него был очень мощный сигнал, который проходил в любые миры! — для пользы дела Жанна слегка преувеличила: на её памяти голос Пульса силой не отличался. — Вот я и подумала, может, ты что-нибудь слышал. А если не ты, то твои знакомые».

«Хм, — повторил Великий Спрут своё любимое междометие, а потом неспешно пустился в рассуждения вслух. — Мой самый близкий знакомый — это мировой океан. В свою очередь, его самая близкая знакомая — это земля, Рея. Мы можем спросить у неё через него».

«Давай спросим, а?» — поспешно подхватила Жанна.

«Но ведь для того, чтобы поговорить с Океаном или Реей, нужно как следует настроиться, — осторожно напомнил спрут. — У нас, головоногих, для таких случаев предусмотрены специальные священнодействия. По особым дням. Ты думаешь, я просто так здесь сижу, шахту протираю? Я медитирую!..»

«Ну, давай и я медитну вместе с тобой!» — с готовностью согласилась Жанна.

«Медитнём вместе?» — неуверенно уточнил спрут.

«Ага!»

«Меня тревожит, что у тебя может оказаться недостаточное водоизмещение».

Жанна возмутилась.

«Ты не смотри, что я маленькая! Водоизмещение у меня хоть куда!» — уверенно возразила она, и Великий Спрут, поразмыслив, начал вылезать.

«В таком случае, приступим!» — объявил он.

5

В следующий момент Жанна услышала оглушительный шум воды, словно попала прямо в центр гигантского водопада; всё вокруг превратилось в сплошное течение, которое подхватило Жанну и куда-то понесло, барабаня по сознанию шквальным градом непрекращающихся брызг. Поначалу мысли Жанны вообще смешались; потом она подумала (барахтаясь в каком-то водовороте), что в ходе эксперимента что-то пошло не так; и наконец сообразила, что, вероятно, в настоящий момент как раз и происходит диалог с мировым океаном, в котором она собралась участвовать. Честно говоря, даже изо всех сил прислушавшись (её крутило и болтало), она всё равно не разобрала ничего, кроме шипения, бурления и рёва воды, которая куда-то низвергалась, где-то неслась, а также испарялась, проливалась дождём, леденела и таяла. «Интересно, если меня впечатает в льдину, я убьюсь или проскочу насквозь?» — меланхолично подумала Жанна, пузырясь и ухая вместе с водой, и по здравому размышлению отстранённо предположила, что, скорее всего, всё-таки последнее. Конца купанию не предвиделось, но и скучать не приходилось: неподъёмные волны и неизмеримые водяные столбы раскачивали, казалось, весь мир, и Жанна почувствовала, что её мысли тоже разлетаются брызгами и потом уже никогда, никогда не соберутся… «Тебя же предупреждали насчёт водоизмещения, — хладнокровно упрекнула она себя. — Терпи теперь…» Жанна попыталась «мысленно собраться» в болтанке и барахтаться как-то более упорядоченно, но впервые в жизни поняла, что значит — не по силам: обрушивающиеся в сознание водяные стены были монолитны, неумолимы, непреодолимы, и оставалось только надеяться, что у неё не всё оторвётся прежде, чем это закончится.

Между делом, в водяном грохоте — Жанна осознала это значительно позже — ей всё-таки удалось различить кое-какую информацию. Так, например, она узнала — вернее, ощутила физически — что спруты считают себя как бы частью единого организма океана. Мысли у них были общие, только Океан мыслил всё сразу, а спруты — всё по отдельности, но одна часть мыслей текла сквозь другую. Чем больше был размер спрута, тем больше тонн воды океанских мыслей он думал, — задним числом Жанна сообразила, что именно это Великий Спрут подразумевал, говоря о водоизмещении. Осадки, цунами, таяние ледников — всё это было для спрутов (и Океана) событиями внутренней жизни. Себя (заодно с Океаном) спруты не без оснований считали полноправными гражданами всея планеты, а остальных, кем бы те ни были, — мелкотравчатыми пришельцами. Жанна уловила даже тень какого-то совершенно необъятного спрута, который слышал весь океан — где-то на дне — и всемирную систему подводных храмов в виде коралловых пирамид, со спрутами поменьше — и вдруг её, как пушинку, подняла в воздух высокая волна и выбросила на берег.

5

Прокатившись несколько шагов, Жанна приподнялась и потрясла головой, пытаясь привыкнуть к тишине: шум воды наконец-то прекратился, а потом огляделась вокруг — и раскрыла рот. Вдоль кромки лазурных волн тянулись, томно покачивая веерообразными листьями, тонконогие пальмы, кружева пенных волн с мягким шелестом накатывали на белый песок, а в ясном небе, как ни в чём не бывало, приветливо светило солнышко — прямо Жанне на макушку. Жанна сразу поняла, что оказалась где-то в не совсем привычной версии земного мира, ещё до того, как увидела прогуливающихся рядом, бок о бок, изящную лань и пятнистого чёрно-рыжего леопарда. Животные вели неспешную мысленную беседу, как два уважающих друг друга оппонента на теологическом диспуте. Жанна поднялась с песка, отряхнула руки и задумчиво побрела под сень деревьев (не обратно же в воду было лезть?), причём высокая трава услужливо расступалась, и прямо под ногами предупредительно стелилась удобная тропинка, по которой игриво бегали солнечные зайчики.

— Привет! Я — Рея, — вдруг раздался откуда-то с высоты приятный женский голос. — Ты что-то хочешь спросить?..

Жанна на всякий случай огляделась, но — как и следовало ожидать — никого не увидела. Не иначе как попала на приём к всея планете Земля? Радовало, что она всё-таки не утонула в Океане, но беспокоило: как возвращаться назад? (Хорошо бы другим путём!) Впрочем, раз уж пришла, следовало спросить, и Жанна, как попугай, повторила историю о пропавшем друге.

— Альрома Чалэ, — пояснила она, понятия не имея, скажут ли Рее что-нибудь эти слова. — Он похож на цветок.

— Мало ли кто на что похож, — философски заметил голос. — Как именно он взаимодействует лично со мной?

Жанна вздохнула; преодолевать языковой барьер оказалось нелегко.

— Скорее всего, никак не взаимодействует, — предположила она. — Но с Чалэ связаны мы — вот я, например — кэлюме или, как нас ещё называют в этом мире, — Жанна снова вздохнула, — вампиры, — похоже, сейчас придётся признаться, что раса характеризуется убийствами людей… а вдруг Земля обидится и откажется помогать? — Мы… взаимодействуем с людьми в том смысле, что… питаемся их кровью. Но мы очень хотим покинуть этот мир, — поспешно добавила Жанна и запоздало сообразила, что последняя фраза тоже прозвучала двусмысленно. Впрочем, Рея, казалось, пребывала в параллельных мыслительных потоках.

— Люди? — рассеянно протянула она. — Но люди — совсем не мой вопрос.

— Как не твой? — обалдела Жанна. — Разве они не твои жители?

— Планета Земля изначально предназначалась для эволюции животного царства, — мелодично просветил Жанну голос. — Те, кого ты называешь людьми, — побочный эффект, результат стороннего вмешательства.

Жанна разинула рот. Ситуация осложнялась.

— Я покажу тебе, — милостиво решил голос.

5

Лес исчез, и Жанна увидела карамельно-густое небо, кипящие со всех сторон облака, на которых лежал прозрачный золотой отблеск, а потом, в этой воздушно-матовой бездне, — огромного зверя, подобных которому она не встречала нигде — разве что на картинках, изображавших египетского сфинкса (кое-кто из кэлюме увлекался древней историей, хотя сама она в Египте не была). Его львиное тело было покрыто гладкой белой шерстью, переливавшейся тысячью искр, как первый снег, а лицо было человеческим, и во лбу горело солнце, заливая ослепительными лучами всё вокруг.

— Это — Царь Природы, — пояснил голос Реи. — Его пока ещё нет, он только будет.

Блистательный зверь прошёл прямо по воздуху, как по подиуму, и растворился, а вслед за ним рассеялись и облака, и Жанна увидела внизу нечто вроде тёмного мха, который стал приближаться, и оказался кишащей живностью зеленью непроходимых тропических джунглей. В то же время Жанна осознала, что к земле с невероятной скоростью летит нечто, похожее на метеорит, — сияющий камень обрушился в лес с оглушительным взрывом.

— Это произошло на континенте, который сейчас подо льдом, — безмятежно пояснил голос, — много миллионов лет назад. Люди — изобретение моего гостя, камня, который называет себя Эрнауэре. Они произошли в результате подмешивания жидкого минерала в геном обезьян.

— А почему ты согласилась на это? — не взяла в толк Жанна; похоже, кэлюме были не единственным зигзагом местной истории.

— Ну так ведь интересно, — снисходительно пояснила Рея.

— И что потом?

— Да ничего, — благодушно отозвалась Рея. — Ничего нового. Пришельцы начали плодиться и размножаться; Эрнауэре лежит в землях Антарктиды, под слоем льда, и руководит их эволюцией. Сам он — представитель неорганической природы, минерал, не встречающийся на Земле, как бы разумный камень, и готовит гуманоидную форму как роботизированный проводник своей воли. В настоящий момент земная природа борется в людях с кристаллической, но со временем человечество окончательно окаменеет. Что касается подлинных землян, это — животные. Если тот, кого ты ищешь, взаимодействует с людьми, тебе лучше поговорить с Эрнауэре.

Жанна вздохнула; ей начало надоедать, что все её куда-то посылают, хотя экскурсия, правда, получилась познавательной.

— Я надеюсь, к нему не придётся плыть через Океан?.. — вяло возразила она.

— К Эрнауэре?.. Что ты! Он… Минуточку. Соединяю. Он терпеть не может воду, — последние слова Реи растворились в каком-то потрескивающем шуме, и перед глазами у Жанны заплясали цветные точки, как на сумасшедшей дискотеке без звука, но с иллюминацией, — лучше вообще не упоминай о ней!.. — и Жанна оказалась в абсолютной темноте.

5

Она таращилась во все стороны, но ровно ничего не видела и не чувствовала. Потом наконец тьма забрезжила, и прямо навстречу Жанне выплыл большой бесформенный камень, похожий на каплю (будь они неладны!) жидкой лавы. Он переливался огнём и жаром. Размером он был значительно больше Жанны, но, кажется, поменьше Ло — где-то с земную гору.

— Эрнауэре? — с готовностью предположила Жанна.

— А я тебя знаю, ты — Жанна Островичи, — немедленно отозвался камень-проныра.

— Да, — удивилась Жанна.

— Что это вы, кровососущие, егозите, всё никак не успокоитесь? Один в ваннах из человеческой крови купается, другая лазает по гуманоидному геному! — осудил камень, но голос у него был скорее весёлый, чем строгий. Жанна решила не давать спуску нахальному представителю неорганики.

— Так мы думали, что людям нравится, когда на них нападают! — бойко сымпровизировала она. — Что надо их расшевелить!

— Правильно! — с энтузиазмом подхватил прародитель человечества. — Страх и боль — вот основа прогресса! Вот безотказный стимул духовного роста. Я очень люблю страх и боль. Если бы люди не отвлекались на всякую земную чепуху типа радости жизни, давно бы уже привыкли к страху и боли и стали неуязвимыми!..

— То есть ты не против того, чтобы мы питались людьми? — удивилась Жанна.

— Молодцы, коллеги! — грохнул бескомпромиссный камень. — Вы ведь тоже пришельцы?.. Ужасные легенды, которые бродят о вас среди нас, делают вам честь! Свирепость — это добродетель, но постоянная жажда крови — это истинный аристократизм духа, до которого нам, увы, ещё далеко, — Жанна почувствовала, что, будь её волосы покороче, они давно бы уже встали дыбом. — Общение с вами очень бодрит тех, кто остаётся в живых, а что касается погибших, — учитывая общую численность моих будущих носителей, ваше вмешательство вовсе не так фатально, как того опасается, идя на поводу у не совсем понятных мне предрассудков, Чалэ, ведь статистически…

Если бы Жанна не висела в пустоте, она бы подпрыгнула.

— Чалэ?! Ты его знаешь?!

— Конечно, — удивился осведомлённый камень. — Мы часто с ним болтаем. Он — почему-то — недоволен своими подопечными, а я — своими, так что… Кстати, о чём ты хотела спросить?..

— Где он?! — заорала Жанна, не веря своему счастью.

— Да вот, собственно… И зачем так кричать? Он находится на… А откуда ты говоришь? Погоди… Тут с тобой ещё кое-кто хочет встретиться.

И прежде, чем Жанна успела возразить, она снова услышала потрескивающий шум, похожий на испорченное радио, и провалилась в сон.

0

Жанна увидела небольшой курортный пригород; вокруг толпились покатые холмы, в выгоревшей на солнце траве надрывались цикады, а в ложбинке между холмов змеились рельсы. Где-то неподалёку было большое, светлое озеро, Жанна не видела его, но знала о нём; все приезжали на его берег отдыхать, но дойти самостоятельно туда было нельзя. К озеру возил специальный поезд, и вот сейчас он как раз отправлялся; туда уже набились пассажиры, и ждали только Жанну. Но войти в поезд разрешалось только тем, кто переодет в купальник; специально для туристов посреди нагретой солнцем степи стоял деревянный барак для переодевания. Жанна, глотая пыль, торопливо стаскивала с себя одежду, безнадёжно отыскивая взглядом свободное местечко среди куч и россыпей чужого тряпья, не оглядываясь на зеркало, чтобы не тратить время, и чувствовала, что не успевает.

Внезапно в барак зашла женщина — она явно была не из туристов, не только потому, что снаружи уже давно никого не было, но и потому, что она совсем не торопилась, — Жанна поняла, что эта женщина пришла к ней, чтобы утешить, потому что Жанна ужасно торопится, и обязательно опоздает, и ненавидит это бессмысленное тряпьё, эту жаркую степь и равнодушный, лязгающий поезд, но всё это совершенно неважно и не имеет над ней ровным счётом никакой власти… От женщины исходило ясное, спокойное сияние уверенности и силы; всё рядом с ней бледнело и исчезало, и оставалось только забвение и радость в сердце… Женщина подошла и обняла Жанну мягкими, светлыми руками.

Потом она вдруг куда-то исчезла, Жанна наконец выбралась из полутёмного, душного барака и, естественно, как и боялась, под прощальный гудок увидела отходящий поезд. Усталость навалилась на неё с непобедимой силой, Жанна знала, что другого поезда не будет, и теперь ей придётся ждать тех, кто уехал, до вечера, пропадая в бесцветной, скучной степи, пока все нормальные люди купаются в озере, ради которого только и стоит жить. От безысходности и обиды Жанна почувствовала почти физическую боль и бессилие. Ей казалось, что надо куда-то идти, что-то делать, но она смогла только переползти через железнодорожные пути — в ужасе ожидая, что попадётся между подвижными частями рельсов, если сейчас передвинется стрелка — и без сил рухнула в ломкую, горячую траву.

И вдруг она увидела издалека, со стороны и себя, и степь, и железную дорогу. Оказалось, что поезд зачем-то петлял среди холмов, делая ненужный крюк, а на самом деле озеро было близко, практически там же, где начинались рельсы, и Жанна могла бы ещё до полудня добраться до него пешком. Но потом она снова сменила угол зрения, она смотрела теперь не на степь и не на озеро, а в небо над головой, и оно, это небо, сияло знакомым ровным, нежным, женственным светом… Жанна поняла, что женщина, которая приходила к ней, — это её небесная мать. И что сейчас, если вместо того, чтобы куда-то идти, она просто заснёт, её душа поднимется на небо.

0

Жанна проснулась и открыла глаза. Всё тело будто свинцом налилось; она чувствовала, что устала, потому что видела слишком много снов. Она лежала в зале, где жили такие же, как она, сновидцы; зал был круглый, под куполом в форме бутона, с множеством стен, похожих на спускающиеся сверху изогнутые лепестки, с одной стороны — каменные, выложенные золотистой и зелёной мозаикой, с другой — стеклянные, прозрачные. Стеклянная часть выходила в сад, который никогда не было видно, потому что вокруг всегда царила непроглядная ночь. Возле каждой каменной стены стояла кровать. Пол тоже был мозаичный, и узор на нём представлял собой карту, которую никто не понимал. В центре зала стояла сложная металлическая конструкция: подвешенные к тонким перекладинам изящные половники и черпаки с тягучим перезвоном покачивались над сверкающими соусниками и кастрюлями, в которых кипело что-то, похожее на густой расплавленный шоколад, и серебрилось что-то, похожее на прозрачный сладкий ликёр.

За стеклянными стенами вдруг метнулся и пропал длинный луч света; в этот момент все обитатели зала вдруг повскакивали с кроватей и столпились вокруг агрегата с угощениями. Жанне было тяжело вставать, уши словно ватой заложило, веки опускались, как каменные, но она тоже пошла к агрегату, потому что такое больше нигде не попробуешь.

0

Она была ветром, который летел над кромкой моря. Из моря тучами выбирались плотоядные серые крабы, состоявшие в основном из цепких, как пилы, клешней и стебельчатых глаз, высматривающих добычу. Крабы рвали на части отдыхавших на берегу людей, берег тонул в их волнах, они спешили в глубь суши, чтобы разорвать ещё кого-нибудь, разорвать всех, но до Жанны они не могли добраться, она была слишком высоко. Она летела вперёд, и постепенно не стало ни крабов, ни людей, а впереди показались отвесные скалы, такой высокой и ровной стеной обрамлявшие море, что мир словно разделился на две равновеликие плоскости: просторы каменные и просторы морские. Жанна устремилась вверх, вдоль каменной глади, и вскоре бьющиеся у подножия волны превратились в крошечный пенно-белый узор по краю гранитного монолита. Она поднялась на вершину скалы и увидела там небольшую пещеру, вернее, выемку — уже над обрывом, но чуть ниже уровня земли…

Здесь в произвольном порядке стояли золотые колонны, которым нечего было поддерживать, и стилизованные статуи людей, похожих на перевёрнутые цветы. Жанна вдруг ясно поняла, что может остаться здесь навсегда. И всегда сможет сюда вернуться. Она будет вечно жить на высоте, над бесконечностью моря, глядя в бездну, не сравнимую ни с чем по красоте, в центре мира, в месте абсолютного покоя.

Жанна почувствовала, что её издёрганная мелочными заботами душа исчезает, а вместе с ней остаётся позади вся никчёмная, тягостная земная жизнь.

0

Потом она увидела гигантскую воронку света. Это была вся вселенная. Звёзды медленно плыли в общем потоке. Жанна узнала свою звезду. Она вспомнила встречу с небесной матерью и поняла, что это была Аура, то есть звезда Бетельгейзе, от которой происходят Сущие — Высшие Я расы кэлюме, и она и есть одна из таких Сущих, и где бы она ни была, её душа всегда пребывает здесь.

Затем перед ней явилось белое небо, а в нём — множество огненных цветов, и она знала, что это — аэропорт, а цветы — космические корабли, то есть альрома. Ей открылись линии полёта этих цветов, мириады дорог, пронизывающих всю вселенную… Она готова была со скукой отвернуться от привычного зрелища, как вдруг в одном из цветков на конце далёкого, почти исчезающего пути ей почудилось что-то знакомое. Она вспомнила, что знала его в детстве; над её головой раскрывались его кипящие серебром лепестки, с ним спорили на непонятном лучистом языке те затерянные души…

«Чалэ», — мелькнуло воспоминание, и Жанна, не успев подумать, закричала во весь голос:

— Чалэ! — и ринулась вслед за кораблём.

1

Вздрогнув, Жанна открыла глаза — она сидела в лаборатории в подвале Чейте, и часть приборов у неё на столе была расплавлена электрическими зарядами, а часть кристаллизовалась и рассыпалась, но Жанна не обратила на это внимания, потому что её мысль побежала вдруг вперёд, вперёд и вдаль над поверхностью земли, и она увидела наконец, где собираются потоки альрома, и странно было, как ей удавалось раньше этого не замечать: вот же, в глубине континента, в пещере под землёй…

И тогда она увидела Пульс. Он сидел там, в защитной телепатической капсуле, свернувшийся в бутон, насупленный, и только с одного бока ещё оттопыривался один любопытный лепесток.

«Чалэ!» — крикнула Жанна, машинально вскочив на ноги, — не вслух, мысленно, но так громко, что услышали, наверное, все в замке — хоть и не поняли, что значит этот зов, — она сама почувствовала, как эхо её голоса прокатилось над землёй и достигло Пульса. Он недовольно насторожился. «Чалэ!» — снова крикнула Жанна.

«Я. Кто говорит?»

«Да ведь это я! Ты что, не помнишь? Я, Жанна».

«Жанна?.. — неуверенно переспросил цветок. — Дочь Сорвахра и Аллат?»

«Ну да!»

Пульс удивлённо оттопырил ещё один лепесток.

«Вот уж кого не ожидал услышать», — искренне поразился он.

1

Мария, спустившись в лабораторию, застала Жанну торопливо собирающей кристаллы и приборы в специальный, с бархатными ячейками внутри, чемодан.

— Ты чего тут орала? — поинтересовалась она, с удивлением наблюдая за непривычно взбудораженной подругой. Жанна на мгновение остановилась и задумалась.

— Так. Сон приснился.

Она стряхнула со стола мусор, захлопнула чемодан и накрепко защёлкнула застёжки.

— Собралась куда-то?

Жанна молча присела, словно только сейчас заметила, что куда-то собралась.

— Хочу поехать в одно место, — неопределённым тоном медленно проговорила она. — На некоторое время.

— Ты, как всегда, предельно точна в своих выражениях, — одобрительно заметила Мария. Жанна всплеснула руками:

— Марика, тебе что, всё надо объяснять?.. Говорю же человеческим языком: я отправляюсь искать Пульс!