Действительность. Том 2

Текелински, 2013

Философский трактат в трёх томах. Антропология, искусство, психология, – эта книга включает в себя многое. Для читателя, который открывая книгу, готов не столько к развлечению, сколько к познанию, предполагающего труд размышления, от которого глубокий ум получает свою самую высшую точку наслаждения, – наслаждения открытия и победы.

Горе жизни

Вся классическая психология, изучающая поведение человека, это взгляд специалиста на поле битвы, где в клинче сходятся инстинкт и разум. Психология, в сущности, всегда определяет приоритеты в преобладании, доминировании в определённых ситуациях, либо инстинкта, либо разума. Те критерии, которыми руководствуется психолог, всегда определяются исходя из следующего контекста. (Упрощённо). Внешние влияния, оказываемые воздействия на инстинкт, и внутренние реакции на это, контролируемые разумом. Всегда в совокупности, и всегда в свете соотношения и взаимодействия главных колоссов нашего сознания, — инстинкта и разума. Ведь целокупный психотип человека всегда определяется его внутренним соотношением сил инстинкта и разума, каждый из которых, абсолютно уверен именно в своей правоте, истинности своего взгляда, на то, или иное событие, на ту, или иную ситуацию, на ту, или иную линию собственного и чужого поведения. И психолог, по большому счёту, занимается тем, что ищет и находит компромиссы между ними, чтобы сохранить некий внутренний баланс, — паритет, а значит сохранить внутреннее общее равновесие личности.

Человек, у которого наиболее сбалансировано инстинктивное и разумное — гармоничен. Его поведение ровное, без гипертрофированных всплесков. Его душа, — словно море в хорошую солнечную погоду, с лёгким бризом на поверхности воды. Личность же, на поле которой, то инстинкт берёт верх, то разум, напоминает переменчивую погоду мирового океана. В его душе бушует постоянный шторм. То волны инстинкта накатывают на скалы сознания, то волны разума бросают из стороны в сторону лёгкую шлюпку осознанности. И всё это внешне напоминает растянутый во времени кризис, с постоянно вспыхивающими, и затихающими боями.

Но вот что интересно во всём этом, так это тот парадокс, который мог бы так и остаться необъяснённым для нашего аналитического воззрения. Ведь всё и вся в нашем мире стремится к гармонии, к уравновешиванию. И, в то же самое время, именно «штормовые характеры» способны преподносить сюрпризы грандиозного свойства, производя поистине гениальные вещи. В какой области они бы не находились, будь то наука, искусство, или политика. Их вулканическая сущность, почти необходимо порождает катаклизмы с грандиозными выплесками лавы на поверхность. Ведь их внутренние столкновения предполагают обязательное высвобождение колоссального количества энергии. И для природы, во всём этом, моральная подоплёка явления, конечно же, не имеет никакого значения. Ведь природа — аморальна в сути своей. Для неё неважно, разрушает или созидает её «дитя», лишь бы не скучало. Поэтому, как правило, Гений — вне морали. В противном случае сама его гениальность, под большим вопросом. Ведь моральные аспекты, подобно графитовым стержням в ядерном реакторе, всегда сдерживают, ограничивают развитие цепной реакции сознания. Поистине, гениальное, — всегда свободно от всяких моральных догм.

Наше желание подвести всё и вся под моральную основу, мне глубоко понятно. Ведь это наиболее простой способ подвести всё и вся под собственную полезность, под собственную безопасность. Именно страх, был тем изначальным мотивом, благодаря которому возникло и развилось до теперешнего колосса, моральное воззрение. Интерес доминирующей касты, чья воля желала покорения чуждых элементов, создала клетки и барьеры сознания, наделив «уделами» всех резвых, и чрезмерно независимых «коней осознанности». Воля морали, утончаясь и совершенствуясь, превратилась на первый взгляд грубого осмысления, в нечто бескорыстное. Но дело в том, что мы, подчас, не способны замечать утончённых мотивов, и не придаём значения таким мотивам интереса, как сверх возвышенное тщеславие, и самоидентифицирование в величии, обозначенное общим понятием благородства. Ведь даже когда создаётся впечатление полного отсутствия интереса в поведении в ущерб себе, это всегда вопрос лишь доминирования возвышенных интересов, их сверх тонких для грубого разума, мотивов. Преобладание возвышенных интересов «идеального разума», над интересами «рационального» и «инстинктивного».

Мало того существует доминанта сознания, основанная на укоренившихся коммуникативных связях между индивидуумами отдельного «клана», (который, кстати сказать, и существует благодаря этим укоренившимся коммуникативным связям), где подчас интересы «клана», с которым ассоциирует себя индивидуальное разумение, подавляют интересы личностного характера индивидуума. Но сам интерес, как таковой, никуда не девается, он всегда и всюду присутствует, и контролирует все помыслы и действия всякой личности. Вопрос лишь в узости или обширности, возвышенности, или низменности этого интереса. То есть, всё той же грубости и утончённости, воюющих, во всех аспектах нашего мироздания, алгоритмах умопостижения.

При всём своём снобизме, и общей пропаганде отстранённости от корыстных побуждений, латентная подоплёка морали в том, что она в своих инструментах стремится, как правило, либо оградить себя или свой «клан» от опасности, либо реализовать интересы доминирования «господствующего клана». А также оградить от смешения, как «кланов», рас, так и самих понятий «утончённого и возвышенного», с «низменным». А по большому счёту, смешения грубого и тонкого миров. Исключить диффузные проявления, подстерегающие всё, что лежит бок обок.

Но фокус в том, что жизнь наша такова, что как только устраняется одна опасность, тут же, без промедления, появляется другая. Как только устраняется опасность голода, появляется опасность пресыщения. Как только устраняется опасность внешнего врага, тут же появляется опасность внутреннего. Устраняешь опасность остаться без средств к существованию, появляется опасность скуки. Устраняешь скуку, появляется целый букет опасностей, и т. д. Как только устраняется опасность смешения, тут же появляется опасность абстрагирования. И в этом контексте вся наша мораль представляет собой игру, где всё время меняются условия, и адекватно этим переменам, меняются маски на её лице. И её стремление улучшить человека, имеет латентный интерес облегчить жизнь, устранить из жизни всё то, что приносит страдания, несчастья, и всякого рода неприятные моменты. — Поистине благороднейшая цель! Трудно спорить с этой доктриной. Ведь, как только ты вздумаешь противоречить этому, тебя тут же нарекут сумасшедшим. Ведь это против разумности. Той разумности, которая доминирует в нашем сознании, и не оставляет и малейшего намёка на собственную несостоятельность.

Вы хотите покончить с трудностями? Вы, — плавающие на поверхности осознанности! Вы хотите оградить себя от всяких опасностей, называя это целью вашей жизни? Вы не видите дальше своего носа! Ведь стоит лишь на миг представить себе отсутствие всяких трудностей и опасностей, и сама жизнь — пропадает. Она исчезает вместе со всем миром, как только в ней исчезает последнее затруднение. Если вы хотите жить, вам всегда придётся менять одну трудность, на другую, и заменять одну опасность противоположной. Ведь вся ваша суть, как и сакральная суть жизни — есть напряжение. А напряжение невозможное без затруднений.

Вы, — плавающие на поверхности! Вы желаете искоренить все беды и несчастья? Вы хотите сделать свою жизнь лучше? Но что значит, это ваше лучше? Вы хотите сделать свою жизнь спокойнее, бесстрастнее, как можно меньше напряжений сил духовных и физических? Но в таком случае, лучший способ получить самое лучшее, — это либо поскорее умереть, либо вовсе не родится.

Когда вы улучшаете свою жизнь, не забывайте о том, что всё имеет оборотную сторону. Помимо прочего, в самом стремлении улучшить жизнь скрыта иллюзия. Ведь так же как в вербальном, мы всегда находимся под воздействием словесных впечатлений, и на наших «запястьях» всегда защёлкнуты «серебряные наручники терминологии», так и в моральном, обманываем сами себя, под воздействием впечатлений кажущегося облагораживания, присущего определённому порядку вещей.

На самом деле саму жизнь невозможно ни улучшить, ни ухудшить, — это чистая иллюзия. Во-первых, жизнь всегда одинакова в своей сути, всегда такова какова есть, — «Мы только ползаем по телу неизбежности…» Во-вторых, мы оцениваем все её горести и благости только по — отношению друг к другу, через призму нашего восприятия и в соотношении с развращённостью, либо закалённостью нашего духа. Все горести и благости в нашем восприятии, их величины, всегда обоюдно зависимы друг от друга. Мало того то, что для соседа является горестью, — для вас, — вполне может быть благостью, и наоборот. (Что случается чаще всего). Но наше воображение, как правило, глядя на горести соседа, не учитывает этого очень важного обстоятельства. Мы не затрудняем себя вглядывание в суть вещей и почти никогда не учитываем, что как горести, так и благости, только с нашей точки зрения являются таковыми. Что, как благостей, так и горестей вообще, — не существует. Не может быть в идеальном смысле, горестей и благостей для всех и вся. Они могут быть лишь по отношению, и очень непродолжительное время. А значит и мораль для всех и вся, — невозможный нонсенс.

Мифическое положение о вечных муках в аду, и не менее мифическое о вечной благости рая, лишь лишний раз доказывает наше иллюзорное видение, как страдания, так и наслаждения. Вы полагаете, что возможно искоренить первое, и бесконечно наслаждаться вторым. — Блаженные! Вы лишь можете заменить одно другим, и не более того. В вечной благости рая столько же горя, сколько в вечных муках ада.

Вам только кажется, что вы что-то меняете в вашей жизни, что она становится лучше, благоприятнее. Но на самом деле, всё и вся возвращается на круги своя. И вы с этим, — ровным счётом ничего поделать не в силах. Вы, — наивные как малые дети, копошитесь в песочнице строя замки. Но сколько раз из этого песка было построено и разрушено. Вы стараетесь изо всех сил увеличить количество получаемых наслаждений. Но как только их становится в избытке, они начинают приносить вам страдание. Вы хотите исключить всякое страдание? Но как только страданий становиться меньше, каждое из них, начинает бить в разы больнее.

Вся хронология нашей жизни такова, что мы можем менять лишь фигуры, но суть всегда одна и та же. Так было, и так будет всегда. И мы, решая одни проблемы, всегда тем самым, создаём много новых. Они размножаются в нашем расширяющемся сознании, и окончательно решаться только с последним вздохом.

Вы клевещете на жизнь, говоря, что она вся сплошь горемычная, и пытаетесь сделать её лучше. Но дело в том, что, как правило, под словом «лучше» вы всегда подразумеваете — «легче». Вы даже не видите того, что как только ваша жизнь становится легче, вы сами начинаете искать себе трудности. Вы, — плавающие на поверхности! Чего же вы на самом деле хотите? Уберите из своего лексикона термин — «улучшить жизнь», посмотрите на неё с другого угла зрения, и вы будете благодарны миру за те трудности, которые периодически встают перед вами. Они необходимы вам для того, чтобы вы стали сильнее, а значит — счастливее. Ведь для того, чтобы вам стать сильнее и счастливее, должна возникнуть необходимость. — Эта Афина Паллада жизненности, её величайшая и единственная «креативная ценность» и основа всей действительности.