Титан

Теодор Драйзер, 1914

Издательство «МедиаКнига» представляет культовую книгу знаменитого английского писателя Теодора Драйзера – «Финансист» (The Financier) – классику мировой литературы. Книга представлена на основе наиболее точного и полного современного перевода, без цензурных купюр и политических и идеологических редакций текста. В основу романа положена история жизни американского миллионера Чарльза Йеркса (1837–1905). Впервые роман был опубликован в 1914 году. Книга переведена на большинство языков мира. Выдержала многомиллионные издания и была неоднократно экранизирована и не потеряла свою актуальность до сих пор. Когда Фрэнк Алджернон Каупервуд вышел из тюрьмы Восточного округа Филадельфии, он понимал, что прежняя жизнь, проведенная в городе его детства, навсегда закончилась. Его юность прошла, и вместе с ней канули грандиозные деловые перспективы его раннего возмужания. Придется все начинать сначала.

Глава 3

Вечер в Чикаго

После первого визита в банк Эддисона и неформального ужина в его доме Каупервуд решил, что больше не собирается скрывать свое прошлое от этого человека. Эддисон был влиятельным банкиром и обладал большими связями. Кроме того, он нравился Каупервуду. Убедившись в том, что Эддисон хорошо расположен к нему, если не очарован его личностью, он нанес банкиру ранний утренний визит через два дня после возвращения из Фарго, куда он направился по предложению мистера Рэмбо. Он решил добровольно поведать о своих былых злоключениях, доверившись тому, что интерес со стороны Эддисона поможет ему вынести благожелательное суждение. Поэтому он подробно рассказал о том, как был осужден за формальную растрату в Филадельфии и отбыл срок в тюрьме Восточного округа. Кроме того, он упомянул о своем предстоящем разводе и намерении снова вступить в брак.

Эддисон, обладавший более слабым характером, тем не менее был по-своему волевым человеком, и мужественная позиция Каупервуда восхитила его. Это был более смелый поступок, чем он мог бы себе позволить, взывавший к его драматическому восприятию. Человек, волею судьбы оказавшийся ни с чем и погрязший в трясине, нашел в себе силы начать все сначала с прежней энергией и целеустремленностью. Банкир знал многих весьма уважаемых людей в Чикаго, чья ранняя карьера при тщательном изучении не выдерживала никакой критики, но никто не беспокоился по этому поводу. Некоторые из них принадлежали к высшему обществу, другие нет, но все они были достаточно могущественными. Так почему же Каупервуд не заслуживал достойного места среди них? Он внимательно наблюдал за глазами Каупервуда, за его плавными движениями и красивым лицом с щеточкой усов. Потом он протянул руку.

— Мистер Каупервуд, — произнес он, стараясь найти подходящие слова. — Не стоит и говорить, как я рад этому интересному признанию. Оно мне нравится, и я вдвойне рад, что вы решили обратиться ко мне. Вам больше не нужно когда-либо упоминать об этом. В тот день, когда вы вошли сюда, то показались мне выдающимся человеком; теперь я знаю это. Нет никакой нужды извиняться передо мной. Я не прожил бы в этом мире больше пятидесяти лет, если бы не приходилось пускать в ход клыки. Пока это будет вас устраивать, вы будете желанным клиентом моего банка и желанным гостем в моем доме. Мы будем обсуждать планы в зависимости от будущих обстоятельств. Мне бы хотелось, чтобы вы приехали в Чикаго исключительно потому, что вы мне нравитесь. Уверен, что если вы решите поселиться здесь, то мы сможем быть полезны друг другу. Забудьте об этом разговоре; я так или иначе никому не расскажу о нем. Вам предстоит вести свою битву, и я желаю вам удачи. Можете рассчитывать на любую поддержку с моей стороны, а когда вы разберетесь со своими супружескими вопросами, приезжайте и познакомьте нас с вашей женой.

Покончив с делами, Каупервуд сел в поезд, возвращавшийся в Филадельфию.

— Эйлин, — сказал он, когда они встретились на перроне, куда она вышла встретить его, — думаю, что Запад — это лучшее решение для нас. Я доехал до Фарго и осмотрелся там, но не думаю, что мы захотим отправляться так далеко. Там нет ничего, кроме индейцев и дикой прерии. Как бы тебе понравилось жить в дощатой хижине, Эйлин? — шутливо спросил он. — Ты стала бы кушать на завтрак жареных гремучих змей и луговых собачек? Как думаешь, смогла бы ты это выдержать?

— Да, — радостно ответила она и взяла его под руку, когда они сели в закрытый экипаж. — Я смогла бы это выдержать, если ты можешь. Я готова отправиться с тобой куда угодно, Фрэнк. Там я достала бы себе красивое индейское платье, расшитое кожей и бусами, и шапку из перьев, какие они носят, и еще…

— Вот оно что! Ну конечно! Прежде всего в хижине рудокопа нужна красивая одежда.

— Ты бы не стал долго любить меня, если бы я прежде всего не носила красивую одежду, — с жаром возразила она. — Ох, как же я рада, что ты вернулся!

— Трудность в том, что эти края не такие многообещающие, как Чикаго, — продолжал он. — Думаю, нам все-таки суждено жить в Чикаго. Я сделал кое-какие капиталовложения в Фарго, и мы будем время от времени приезжать туда, но в конце концов поселимся в Чикаго. Я больше не хочу отправляться туда один; это неприятно для меня, — он сжал ее руку. — Если мы не сможем быстро организовать свадьбу, то мне придется какое-то время представлять тебя в качестве моей жены.

— Ты не получал никаких новых известий от мистера Стэджера? — вставила Эйлин. Она думала о попытках Стэджера получить разрешение на развод у миссис Каупервуд.

— Ни слова.

— Очень жаль, — вздохнула она.

— Не грусти. Дела могли обернуться еще хуже.

Было бы пустой тратой времени представить нечто большее, чем короткий очерк последующих трех лет, в течение которых произошли разнообразные перемены, включая окончательный отъезд Каупервуда из Филадельфии и его водворение в Чикаго. В первое время это были не более чем поездки туда и обратно, сначала в Чикаго, а потом и в Фарго, где его доверенный секретарь Уолтер Уэлпли под его руководством управлял сооружением делового квартала Фарго, короткой линии конного трамвая и ярмарочной площади. Любопытное учреждение, основанное Фрэнком А. Каупервудом в качестве президента, называлось «Строительно-транспортной компанией Фарго». Харпер Стэджер, его бывший адвокат и юрист из Филадельфии, отвечал за составление контрактов.

Еще какое-то время Каупервуд жил в чикагском отеле «Тремонт», из-за общества Эйлин до поры избегая деловых встреч с влиятельными людьми, с которыми он познакомился во время первого визита. Тем временем он исподволь разбирался в делах брокерских контор Чикаго с целью заключить партнерское соглашение с каким-нибудь опытным, но не слишком честолюбивым брокером, который сможет познакомить его с особенностями, персонажами и коммерческими предприятиями Чикагской фондовой биржи. Однажды он взял Эйлин с собой в Фарго, где она с высокомерным и скучающе-безразличным видом обозревала растущий город.

— Ох, Фрэнк! — воскликнула она, когда увидела деревянную четырехэтажную гостиницу и длинную неказистую улицу в деловом квартале с пестрым собранием кирпичных и дровяных складов и зияющими провалами между полосками домов, в большинстве случаев выходивших на грунтовые дороги. Эйлин, в заказном дорожном костюме с иголочки, с ее напряженной бодростью, тщеславием и склонностью к чрезмерному приукрашиванию, являла собой странный контраст по сравнению со сдержанными манерами, неброской одеждой и безразличием к собственной красоте, отличавшей большинство мужчин и женщин этого молодого города. — Ты же не мог всерьез думать, что мы будем жить здесь, правда?

Эйлин гадала, когда же ей представится возможность завести светские знакомства и засиять в полную силу. Предположим, ее Фрэнк станет очень богатым и заработает очень много денег, — даже гораздо больше, чем в прошлом, — какую пользу это принесет ей здесь? До его банкротства в Филадельфии и еще до того, как ее заподозрили в тайной связи с ним, он наконец-то стал жить на широкую ногу и начал устраивать блестящие приемы. Если бы она тогда была его женой, то без труда вписалась бы в высшие круги филадельфийского общества. Но здесь… Боже милосердный! Она с отвращением вздернула носик.

— Что за жуткое место!

Таково было ее единственное мнение о самом энергичном и быстро растущем городе на северо-западе США.

Но когда речь шла о Чикаго с его кипучей и бьющей через край жизнью, Эйлин совершенно преображалась. Помимо решения множества финансовых вопросов, Каупервуд следил за тем, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Он предложил ей делать покупки в местных магазинах и рассказывать ему о них, чем она с энтузиазмом и занималась, разъезжая в открытой коляске в привлекательных нарядах и в большой коричневой шляпе, выгодно оттенявший ее матовое лицо с розовыми щеками и рыжевато-золотистые волосы. Когда Эйлин впервые довелось увидеть просторную красоту Прери-авеню, Норт-Шор-драйв, Мичиган-авеню и новые особняки на Эшленд-бульвар, окруженные зелеными лужайками, то надежды, устремления и привкус будущего Чикаго взыграли в ее крови точно так же, как раньше у Каупервуда. Все эти богатые дома также были совершенно новыми, а великие люди Чикаго лишь недавно стали богачами, как и они сами. Она забыла, что до сих пор еще не была женой Каупервуда, потому что чувствовала себя его настоящей супругой. Улицы, большей частью с тротуарами из кремово-бурого плитняка и окаймленные молодыми, недавно высаженными деревьями, лужайки с ровной зеленой травой, окна домов с яркими маркизами и кружевными занавесками, колыхавшимися от июньского ветерка, постовые с серым и скрипучим щебеночным покрытием, — все это будоражило ее воображение. Во время поездки они обогнули озеро по Норт-Шор-драйв, и Эйлин, созерцавшая голубовато-зеленые воды, далекие паруса, парящих чаек и новые яркие дома, прониклась уверенностью, что однажды она будет хозяйкой одного из этих великолепных особняков. Как надменно она будет держаться, как красиво она будет одеваться! У них будет роскошный дом, — без сомнения, гораздо лучше, чем старый дом Фрэнка в Филадельфии, — с огромным бальным залом и просторной столовой, где она сможет устраивать танцы и давать званые ужины, и где их с Фрэнком будут принимать как равных с новоиспеченными чикагскими богачами.

— Как ты думаешь, Фрэнк, у нас будет такой же замечательный дом, как эти? — с деланной тоской в голосе спросила она.

— Я расскажу тебе, в чем состоит мой план — сказал он. — Если тебе нравится эта часть Мичиган-авеню, мы купим здесь земельный участок и придержим его. Как только я обзаведусь необходимыми связями и позабочусь о будущем, то мы построим по-настоящему красивый дом. Не беспокойся, мне нужно только уладить вопрос с разводом, а потом мы приступим. Тем временем, если мы собираемся переехать сюда, то пока лучше жить, не привлекая особого внимания. Ты согласна?

Дело было около шести вечера, и летний день являл прекрасное зрелище. Было еще очень тепло, но дневной зной шел на убыль, тень от линии домов на западе падала на мостовую, и плотный воздух пьянил, как вино. Насколько мог видеть глаз, вокруг были конные экипажи, — единственное крупное развлечение для высшего света в Чикаго, где до сих пор было еще мало возможностей иным способом продемонстрировать свое богатство. Сюда торопились домой из города, из офисов и мануфактур, все искатели почета и богатства, ибо эта была единственная южная магистраль, Аппиева дорога чикагского Саутсайда. Общественные классы и сословия еще не выстроились в четком порядке. Звякающая упряжь из никелированного железа, серебра и даже накладного золота была видимым признаком степени успеха или надежды на успех. Состоятельные мужчины, лишь формально знакомые по вопросам бизнеса и торговли, с важным видом кивали друг другу. Нарядные дочери, культурные сыновья и очаровательные жены ехали в центр города на рессорных двуколках, в фаэтонах, каретах и новомодных экипажах, чтобы отвезти домой усталых после работы отцов, братьев, родственников или друзей. Воздух трепетал от невысказанных обещаний, юных надежд и той безмятежной радости, которая порождается безбедной жизнью. Статные, грациозные и хорошо откормленные животные в одиночку и парами шагали друг за другом по длинной широкой улице с травяными газонами а красивые, богато украшенные дома придавали ей успокоительную материальность.

— Ох! — воскликнула Эйлин, когда увидела энергичных и сноровистых мужчин, цветущих дам, юных девушек и подростков, кивавших и церемонно раскланивавшихся друг с другом. Это романтическое зрелище восхитило ее. — Как мне нравится жить в Чикаго! Думаю, здесь лучше и приятнее, чем в Филадельфии.

Каупервуд, который так низко пал в своем родном городе, несмотря на огромные способности, стиснул зубы и выпятил челюсть. Его отросшие усы в этот момент приобрели особенно вызывающий изгиб. Пара гнедых, которой он правил, была физически совершенным: сухощавые и нервные лошади с холеными, словно капризными мордами. Он правил как истинный знаток, сидя с выпрямленной спиной; его собственная энергия и темперамент подгоняли животных. Очень гордая, Эйлин уселась рядом с ним и тоже сознательно выпрямилась.

— Разве она не красавица? — заметила одна из женщин, проезжавших навстречу.

«Что за потрясающая девица!» — думали или говорили вслух многие мужчины.

— Ты ее видела? — громко спросил младший брат у своей сестры.

— Не обращай внимания, Эйлин, — произнес Каупервуд с железной решимостью, не признающей поражения. — Скоро мы будем частью всего этого. Не нервничай. Ты получишь в Чикаго все, чего только хочешь, и даже больше.

Нервная дрожь, пробежавшая по его пальцам, передалась лошадям через поводья, — та загадочная вибрация, которая была свойством его организма, разряд его психической батареи, — и заставила их пританцовывать, как жеребят. Они тихонько заржали и замотали головами. Эйлин едва не лопалась от надежды, тщеславия и душевного томления. О, каково быть миссис Фрэнк Алджернон Каупервуд здесь, в Чикаго, иметь великолепный особняк, и рассылать пригласительные открытки почти как приказы, которые нельзя оставлять без внимания!

«О, Боже, — она мысленно вздохнула. — Если бы только все сбылось уже сейчас!»

Так жизнь, даже в пору наивысшего расцвета, все равно досаждает людям и терзает их. За вершиной всегда есть что-то недостижимое, соблазн бесконечности с ее бесконечным томлением.

О, годы юности, надежды и дерзаний!

О, страх, летящий на крылах мечтаний!