1
В тот день в начале августа, когда я свернула на Норт-Пойнт-уэй и впервые направилась к Вахте Броуди, никакие мрачные предчувствия меня не томили. Я думала лишь о том, что эта дорога нуждается в срочном ремонте, так как ее покрытие пошло волнами из-за вторжения древесных корней. Перед моим отъездом управляющая недвижимостью пояснила мне по телефону, что дому более ста пятидесяти лет и в данный момент он реставрируется. Первые несколько недель придется мириться с тем, что в башенке будут стучать молотками двое плотников, однако именно по этой причине дом с таким потрясающим видом на океан можно снять почти даром.
«Прежняя съемщица уехала из городка пару недель назад, хотя аренда у нее была уплачена на месяцы вперед. Так что вы позвонили мне как раз вовремя, — заметила она. — Владельцу не хотелось бы, чтобы дом пустовал все лето: кто-то же должен присматривать за ним. Хозяин выразил надежду, что отыщется другая съемщица. По его мнению, у женщин куда больше развито чувство ответственности».
Получилось так, что новой счастливой съемщицей оказалась я.
С заднего сиденья машины заорал мой кот Ганнибал, требуя освобождения из переноски, в которой он просидел шесть часов — с тех пор, как мы выехали из Бостона. Я бросаю взгляд назад и вижу сквозь дверцу, как недобро сверкнули на меня яростные зеленые глаза громадного мейн-куна.
— Почти приехали, — обещаю я, хотя сама уже начинаю волноваться, что свернула не туда.
Из-за корней и вспучивания грунта в морозы дорожное покрытие потрескалось; деревья, казалось, теснее подступили к обочине. Мой старенький «субару», и без того придавленный багажом и кухонной утварью, царапает днищем дорогу и подскакивает, продолжая путь по постепенно сужающемуся туннелю между стволами сосен и елей. Развернуться тут все равно не вышло бы — мне только и остается ехать дальше по дороге, куда бы она ни вела. Ганнибал снова подает голос, но на этот раз более настойчиво, словно предупреждая: «Остановись сейчас же, не то будет поздно».
Сквозь нависающие ветви взгляд то и дело выхватывает клочки серого неба, а затем лес внезапно расступается, и передо мной открывается широкий гранитный откос, испещренный лишайником. Видавший виды знак подтверждает: я прибыла на подъездную аллею Вахты Броуди, однако дорога уходит в такой густой туман, что дома совсем не видно. Асфальт остался позади, из-под шин начинает выскакивать гравий. Дымка мешает разглядеть потрепанные ветром кусты живой изгороди и гранитную пустошь, однако слышно, как орут чайки, — они кружат над головой, точно целый легион призраков.
И тут передо мной возникает темный силуэт дома.
Заглушив двигатель, я несколько секунд просто сижу и смотрю на Вахту Броуди. Неудивительно, что от подножия холма дом не виден. Его обшивка из серых досок совершенно сливается с туманом, а башенку вообще можно различить с большим трудом: она прямо-таки упирается в низкие облака. Разумеется, это иллюзия; мне говорили, что дом большой, но я не ожидала увидеть этакий замок на вершине.
Я выхожу из машины и смотрю вверх, на деревянную обшивку, что со временем приобрела серебристо-серый оттенок. На веранде со скрипом покачиваются качели, точно их толкает чья-то невидимая рука. Должно быть, в этом доме гуляют сквозняки, а отопительная система устроена еще до потопа; воображение рисует мне комнаты с влажным, пахнущим плесенью воздухом. Нет, совсем не так я представляла свое летнее пристанище. Я надеялась найти уединенное место для творчества, уголок, где можно спрятаться.
Убежище, в котором я смогу залечить раны.
Однако этот дом оказался вражеской территорией — он презрительно взирает на меня своими угрюмыми глазами-окнами. Чайки кричат все громче, призывая бежать, пока еще есть возможность. Я отступаю назад и уже собираюсь снова сесть в машину, но тут до меня доносится шорох шин по гравийной аллее. Позади моего «субару» останавливается серебристый «лексус», из него выходит какая-то блондинка и, помахивая рукой, приближается ко мне. Она примерно моего возраста, ухоженная и привлекательная; всем своим видом — от пиджака «Брукс бразерс» до улыбки, словно говорящей: «Я твоя лучшая подруга», — она излучает невероятную уверенность в себе.
— Вы ведь Эйва, верно? — спрашивает она, протягивая руку. — Простите, я немного опоздала. Надеюсь, вы ждали меня не слишком долго. Я Донна Бранка, управляющая недвижимостью.
Мы жмем друг другу руки, а я лихорадочно ищу причину отказаться от договора ренты.
«Этот дом чересчур велик для меня. Расположен слишком уединенно. И пожалуй, жутковат».
— Красивое место, правда? — ораторствует она, жестом указывая на гранитную пустошь. — Очень жаль, что в пасмурную погоду невозможно все рассмотреть как следует, но когда туман растает, вы просто в обморок упадете от такого вида на океан.
— Прошу прощения, но этот дом не совсем то…
Менеджер уже поднимается по крыльцу на веранду; ключи позвякивают у нее в руке.
— Вам повезло — вы позвонили как раз вовремя. Сразу после нашего разговора ко мне еще дважды обращались насчет Вахты Броуди. Лето в Такер-Коуве — это просто сумасшествие. Столько туристов ищут съемное жилье! Похоже, в этом году никто не стремится в Европу на летний отдых. Все предпочитают держаться поближе к дому.
— Я рада слышать, что этим местом интересуются. Потому что, я думаю, для меня Вахта Броуди несколько…
— Вуаля! Вот мы и дома!
Передняя входная дверь распахивается, и я вижу поблескивающий дубовый пол и лестницу с искусной резьбой на перилах. Отговорки, что крутились у меня на языке, вдруг куда-то испаряются. Кажется, какая-то неумолимая сила тянет меня шагнуть за порог. В прихожей устремляю взгляд вверх — на хрустальную люстру и потолок с замысловатой лепниной. Мне представлялось, что дом холодный и влажный, пахнет пылью и плесенью, а теперь до меня доносятся лишь ароматы свежей краски и лака. И моря.
— Реставрация почти завершена, — объясняет Донна. — Плотникам осталось немного работы в башенке и на вдовьей дорожке, но они постараются не попадаться вам на глаза. К тому же они работают только в будни, так что в выходные вас оставят в покое. Владелец хотел было снизить арендную плату в летний период, поскольку знает: плотники создают неудобства — однако они пробудут здесь всего пару недель. А потом до конца сезона этот сказочный дом будет в вашем полном распоряжении. — Управляющая заметила, что я с интересом разглядываю потолочный плинтус. — Они прекрасно отреставрировали лепнину, верно? Нед, наш плотник, — искусный мастер. Он знает каждый уголок, каждую щелку этого дома, как никто иной. Пойдемте, я покажу вам все остальное. Поскольку вы, видимо, будете пробовать рецепты, думаю, вам необходимо увидеть кухню. Она великолепна.
— Разве я рассказывала вам о своей работе? Не помню, чтобы мы о ней говорили.
Управляющая смущенно усмехается:
— По телефону вы сказали, что пишете о еде, я не удержалась и погуглила. Я уже заказала вашу книгу об оливковом масле. Надеюсь получить автограф.
— С радостью подпишу ее для вас.
— Думаю, скоро вы придете к выводу, что в этом доме отлично пишется. — Донна ведет меня в кухню, светлое просторное помещение с полами из черно-белой плитки, выложенной геометрическим узором. — Здесь шестиконфорочная плита с большой духовкой. Боюсь, утварь довольно простая — несколько кастрюль и сковородок, — но вы говорили, что привезли свою посуду.
— Да, у меня длинный список рецептов, которые необходимо испробовать, к тому же я никогда и никуда не езжу без своих ножей и сотейников.
— Так о чем же ваша новая книга?
— О традиционных блюдах Новой Англии. Я изучаю кухню мореходов и их семей.
— Это сплошная вяленая треска! — смеется она.
— А еще мне интересно, как они жили. Долгие зимы, холодные ночи, опасности, подстерегавшие рыбака, который отваживался на все ради хорошего улова… Жить на деньги от добычи рыбы было непросто.
— Да, разумеется, непросто. И доказательство тому — в следующей комнате.
— Что вы имеете в виду?
— Я покажу.
Мы переходим в уютную гостиную, где в камине уже подготовлена растопка из дров и хвороста. Над каминной полкой висит написанная маслом картина с изображением накренившегося судна в бурном море; корабельный нос прорезает взбитую ветром пену.
— Это всего-навсего копия, — поясняет Донна. — Оригинал выставлен в городке, в зале исторического общества, там есть и портрет Джеремии Броуди. И знаете, он привлекает внимание — высокий мужчина с волосами цвета воронова крыла.
— Броуди? Поэтому дом называется Вахтой Броуди?
— Да. Капитан Броуди командовал торговым судном, что ходило отсюда в Шанхай, и таким образом сколотил себе состояние. Он построил этот дом в тысяча восемьсот шестьдесят первом году. — Окинув взором холст, на котором корабль борется с волнами, она вздрагивает. — Морская болезнь разыгрывается у меня от одного лишь взгляда на эту картину. Ни за что не ступлю на палубу, даже если мне заплатят. А вы плавали по морю?
— Да, в детстве. Но уже много лет не садилась в лодку.
— Здешнее побережье считается лучшим в мире местом для плавания на лодках и яхтах, если, конечно, вам это нравится. Такие забавы решительно не для меня. — С этими словами Донна направляется к распашной двери в противоположном конце гостиной и открывает ее. — А тут моя любимая комната в этом доме.
Переступаю порог — и вид за окном мгновенно приковывает взгляд. Передо мной медленно перекатываются валы тумана, а за его завесой я вижу проблески того, что скрывалось вдали. Море.
— Стоит только выйти солнцу, от здешней красоты у вас перехватит дыхание, — обещает Донна. — Сейчас моря не видно, так что придется дождаться завтрашнего дня. К тому времени горизонт расчистится.
Мне хотелось бы немного постоять возле этого окна, но управляющая уже двинулась дальше, чтобы не задерживать экскурсию, в сторону столовой, обставленной чрезвычайно торжественно: центральное место занимает тяжелый дубовый стол с восемью стульями вокруг. Стену украшает еще одно полотно с изображением корабля, впрочем, выполнено оно куда менее умелым художником. К раме прикреплена табличка с названием судна: «Минотавр».
— Это его корабль, — говорит Донна.
— Капитана Броуди?
— «Минотавр» затонул, и капитан вместе с ним. Его старший помощник написал эту картину и вручил капитану в качестве подарка за год до того, как оба пропали в море.
Я разглядываю изображение «Минотавра», и внезапно волоски на моем затылке встают дыбом, будто бы ледяной ветер вдруг врывается в комнату. Я и в самом деле оборачиваюсь к окну, чтобы проверить, не открыто ли оно, но все окна в этой комнате надежно заперты. Похоже, Донна тоже ощущает нечто подобное, поскольку обхватывает себя за плечи.
— Картина не особенно хороша, однако господин Шербрук считает, что она должна находиться в доме. Раз уж ее автор сам старпом, надо полагать, все детали на месте.
— Однако то, что она висит тут, немного смущает, — бормочу я, — ведь мы же знаем, что капитан погиб именно на этом корабле.
— То же самое говорила Шарлотта.
— Шарлотта?
— Она снимала дом до вас. И так интересовалась его историей, что собиралась даже расспросить владельца. — Донна поворачивается в сторону. — Пойдемте посмотрим спальни.
Вслед за управляющей я поднимаюсь по плавно изогнутой лестнице; моя рука легко скользит по отполированным перилам. Они сделаны из обработанного вручную дуба и на ощупь кажутся прочными и надежными. Дом строился на века, и наверняка в нем должно было жить не одно поколение потомков, однако он пустует и вот-вот примет на постой одинокую женщину и ее кота.
— А у капитана Броуди были дети? — спрашиваю я.
— Нет, он так и не женился. После его гибели дом достался по наследству одному из племянников, а потом несколько раз переходил из рук в руки. Теперь он принадлежит Артуру Шербруку.
— Отчего же мистер Шербрук не живет здесь?
— У него есть дом в Кейп-Элизабет, неподалеку от Портленда. А Вахту Броуди он унаследовал от тетки много лет назад. Дом перешел к нему в довольно плачевном состоянии, так что господин Шербрук уже потратил целое состояние на реставрацию. Он надеется, что найдется покупатель… — Немного помолчав, она оборачивается ко мне. — Если это вам интересно.
— Я не потяну содержание такого дома.
— Ну да. Я просто подумала, что стоит упомянуть об этом на всякий случай. Но вы правы: содержание таких исторических построек — сущий ужас.
Мы идем по второму этажу, и Донна указывает на дверные проемы двух скудно обставленных спален, а затем подходит к двери в самом конце коридора:
— Это спальня капитана Броуди.
Войдя в комнату, я снова вдыхаю аромат моря. Этот запах я заметила еще внизу, но здесь он слишком явный — словно прямо на меня накатывает волна и брызги летят в лицо. Но вдруг аромат исчезает, будто кто-то взял и закрыл окно.
— Вы будете в восторге, проснувшись и взглянув на эту красоту, — не унимается Донна, указывая на окна, хотя за стеклом все еще висит туман и ничего не видно. — Летом солнце встает вон там, над водой, так что можно встречать рассвет.
Я хмурюсь, глядя на голые окна.
— Без занавесок?
— Да тут нечего скрывать, потому что никого нет и никто вас не увидит. Участок тянется до самой воды. — Она оборачивается и кивает на камин. — Вы ведь умеете разжигать огонь, верно? Знаете, что первым делом нужно открыть дымоход?
— Я часто навещала бабушку на ее ферме в Нью-Гемпшире, так что у меня есть кое-какой опыт по растопке печей.
— Господин Шербрук хотел бы убедиться в вашей осмотрительности. Пламя довольно быстро охватывает такие старые постройки. — Донна достает из кармана связку ключей. — Думаю, наша экскурсия подошла к концу.
— Вы говорили, наверху башенка?
— О, сейчас в башенке нечего делать. Там черт-те что, инструменты да деревяшки. И разумеется, нельзя выходить на вдовью дорожку, пока плотники не заменили настил. Это небезопасно.
Я так и не решалась взять у нее ключи… Вспомнилось первое впечатление при взгляде на дом, как будто взиравший на меня безжизненными стеклянными глазами. Тогда Вахта Броуди, казалось, не обещала ни уюта, ни пристанища, и меня охватило желание сбежать отсюда. Но теперь, когда я оказалась внутри, вдохнула ее воздух и прикоснулась к деревянным перилам, ощущения стали совсем иными.
Дом принял меня.
Я беру ключи.
— Если появятся вопросы, меня можно застать в офисе со среды по воскресенье, а по срочным в кухне Шарлотта оставила небольшой список местных телефонов. Водопроводчик, врач, электрик…
— А почту где можно забирать?
— На обочине подъездной аллеи есть почтовый ящик. А можно арендовать ящик в городе. Так поступила Шарлотта. — Донна останавливается у моей машины, разглядывая кошачью переноску на заднем сиденье. — Ого! Ну и кошечка у вас!
— Он давно приучен к лотку, — заверяю я.
— Он здоровенный.
— Знаю, пора посадить его на диету. — Я протягиваю руку, чтобы вытащить переноску, и Ганнибал шипит на меня сквозь решетку. — Он не в восторге, что пришлось сидеть в машине так долго.
Нагнувшись, Донна разглядывает Ганнибала.
— Мне кажется или у него лишние пальцы? Мейн-кун, верно?
— Да, целых двадцать шесть фунтов.
— Охотиться любит?
— Еще как!
Донна улыбается Ганнибалу:
— Тогда ему здесь понравится.