Глава 2.
Первое знакомство
Итак, мой сосед по купе сошел в Новиграде, а мне предстояло трястись в поезде еще часов восемь. Я не из тех людей, что любят поезда. Укачивает, если я нахожусь в вагоне более шести часов. На этот раз в первые сутки присутствие интересного собеседника здорово отвлекло меня от мутного состояния, которое мне так свойственно испытывать в поезде. Но когда он удалился, накатила тошнота. Голова кружилась, а ноги требовали твердой почвы вместо покачивающегося пола. Я вышел из купе в коридор и встал возле открытого окна. Осень вступала в свои права еле заметно, бегущие перед взором леса едва тронула желтизна, но сено на полях было уже скошено и убрано в валки, а воздух наполнился запахом тлеющих листьев и костров, которые жгли садоводы-любители.
Настанет вскоре райская пора
Украшенной златым шитьем лазури,
И бисера рябинного бирюли
Зардеют в свете раннего утра.
И будет воздуха хрусталь пронизан
Прощальным запахом спадающей листвы,
И зашипят вечерние костры
От влаги веток срезанной малины.
Да, когда-то я писал стихи… впрочем, и сейчас пишу их время от времени, но все реже. Думаю, современный человек в поэзии не может создать ровным счетом ничего оригинального и тем более ничего лучше того, что уже написали поэты минувших эпох. «Все сказано поэтами заведомо». Этим объясняется мое несколько насмешливое отношение к собственному стихосложению и моя застенчивость в этом вопросе, а вовсе не «комплексами, чьи корни тянутся из далекого детства», как выражаются некоторые романтичные психологи. Впрочем, мысли зашли куда-то не туда. Мой путь лежал в место, как верно выразился Од Кениг, достаточно стремное. Проще говоря, опасное. Из-за этого прощание с семьей было столь мрачным, из-за этого моя жена даже не обняла меня на прощание. А ведь мы были сильно влюблены друг в друга вот уже много лет, и все наши прощания проходили трогательно (встречи, кстати, еще трогательнее). Все наши прощания… кроме последнего. Кто знает, возможно, мы больше не увидимся… Кто знает…
— Можно подумать, если в моем родном городе стали происходить не понятные науке явления, я уж не вправе оттуда уехать! — возмущенно проговорил звонкий детский голосок из соседнего купе.
— Ешь торт, Хельга, он испортится. Я так хотела доставить вам с братом удовольствие в дороге, а вы — неблагодарные, — грустно отозвался в ответ на реплику девочки хрипловатый и тихий голос пожилой женщины. Я знал, что в соседнем купе ехала бабушка с двумя внуками — мальчиком и девочкой. Дети были, очевидно, одного возраста и так похожи внешне, что я подумал: «Точно близнецы».
— С бабушкой не стоит спорить, она все равно никуда не уедет, — прозвучал мальчишеский голос. — И дедушка тоже.
— Ешь торт, Рихард, он испортится, — передразнивая бабушку, раздраженно отозвалась девчонка. — Глупые вы! Дело вовсе не в желании или нежелании! Неужели не ясно, что рано или поздно любой из нас может погибнуть! Знаете… Родина — это прекрасное слово. Но если Родина превратилась в гиблое место, надо спасаться! — отчеканила Хельга.
Я невольно усмехнулся: сколько ей лет? Умная девчонка и бойкая. Когда она пробежала однажды мимо меня в коридоре — я как раз относил проводнице стаканы из-под чая — мне показалось, лет десять… Хотя она может быть просто невысокой.
— Дети, эти… явления… могут быть временной погодной аномалией. А люди каждый день гибнут от самых разных вещей, причем в совершенно благоприятном климате. Поэтому давайте… ложитесь спать… Уже поздно, — голос пожилой женщины звучал неуверенно и меланхолично. Но на этот раз ей никто не ответил. Судя по возне в соседнем купе, дети забрались на верхние спальные полки и молча укрылись легкими простынями. Их бабушка вышла из купе и направилась со стаканами из-под чая к проводнице. Я посмотрел ей вслед: небольшого роста, сутулая, седая женщина. Молодость от нее давно ушла, и она даже не попыталась ее удержать. Наверняка из вышедших на пенсию рабочих.
Пока бабушка отдавала стаканы и разговаривала о чем-то с проводницей, я не смог удержаться, чтобы не засунуть свой нос в детское купе.
— О, здрасте! — буркнула Хельга. Ее рыжие волосы бесформенной копной свешивались с верхней полки, а лицо было обращено в сторону двери, возле которой находился я.
— Привет, соседи! — бодро ответил я.
— Ты с нами до конца едешь. В Парву, значит, — сказал мальчик.
— А что в этом такого странного? — я попытался изобразить удивление.
— Не знаю. Всякое в жизни бывает. Например, может, жить надоело, — проворчала Хельга.
— Однако ты разбираешься в людях! Сколько тебе лет, рыжая? — насмешливо отозвался я. Хельга презрительно фыркнула и отвернулась к стенке.
— Нам по двенадцать, мы близнецы, — спокойно ответил ее брат. Он сел и протянул мне руку. — Рихард, — сказал он.
— Сэм, — ответил я и пожал его маленькую руку.
— Вы не обращайте внимания на мою сестру. Она просто очень боится возвращаться в Парву. Мы славно съездили на юг к морю с бабушкой, отдохнули. А теперь снова…
— ЗдорОво, — промычала Хельга со своей полки.
— Да… типа того, — вздохнул мальчик. Очевидно, в глубине души он не просто понимал, а полностью разделял настроение своей сестры-близняшки.
Я уже собрался отойти от их купе, как подошла бабушка близнецов.
— Познакомились с моими внуками? — обратилась она ко мне и чуть заметно улыбнулась. О нет… вряд ли она была из рабочей среды. Скорее, школьная учительница или даже преподаватель с кафедры высшего учебного заведения. Правда, насколько мне известно, местные власти Парвы в последние лет десять закрыли все высшие учебные заведения в городе и его окрестностях — так же, как множество научных институтов. Как знать… быть может, эта старая интеллигентка была когда-то видным ученым…
— А знаете, я разделяю любопытство моих внуков. Зачем вы едете в наш город?
— Я метеоролог. Хочу исследовать ваши погодные явления, — ответил я уже без тени насмешки.
Тонкие седые брови удивленно приподнялись.
— Исследовать… — она стояла, сложив руки на груди напротив меня у входа в свое купе, в задумчивости и очень напоминала мою старую преподавательницу по химии в институте. Та принимала точно такую же позу, когда слушала ответ на семинаре или на экзамене. Я не удержался:
— Кстати, я не представился. Сэмюэль. Саэмюэль Котка, можно просто — Сэм.
— Агнесса Вирта.
— Очень приятно, — ответил я и покраснел. Моя догадка оказалась правильной. В институте я учил физическую географию по учебнику, одним из авторов которого была Агнесса. — Так вы ученый.
— С чего вы взяли? — она казалась удивленной. Да… мало ли однофамильцев… и тезок… я мог ошибиться. Я растерялся и хотел уж было пошутить над своей неловкостью, как она сама все исправила:
— Хотя… я ведь одно время писала на кафедре учебники. Правда, в соавторстве. Вы вполне могли учиться по одному из них.
— Вы верно угадали. Сдавал экзамен по вашему учебнику.
— Успешно? — в ее грустных глазах появился свет.
— Да, сдал на отлично. Так что спасибо вам. По лекциям нашего преподавателя вникнуть в предмет было практически невозможно, — весело ответил я.
— Хорошо. Хоть как-то приносила людям пользу своей специальностью.
— Ну бросьте. Вы ее приносите до сих пор! До сих пор продаются учебники для студентов, где вами написаны целые разделы. И до сих пор студенты сдают по ним экзамены.
— Да… — она вновь погрустнела. Свет, всего на несколько мгновений появившийся в ее глазах, безнадежно угас. — Да, молодой человек… простите… Сэм, кажется?
Я кивнул.
— Это-то верно. Но я… мы… Наш институт… Мы не смогли сделать главное дело. Наверное, дело всей нашей жизни… Наверное, мы не исполнили свое предназначение, — у нее на глазах появились слезы. Она лихорадочно потерла высокий лоб, стараясь взять себя в руки: ей не хотелось, чтобы я видел ее слезы. Я слегка отвернулся, делая вид, что отвлекся на Рихарда, который шуршал на своей полке и игриво подмигивал мне. Он напоминал играющего котенка. Я улыбнулся ему и помахал рукой.
— Понимаете, Сэмюэль. Ведь в Парве был очень мощный коллектив ученых-метеорологов. И вообще, у нас было много замечательных ученых, — произнесла Агнесса. Она успокоилась, но говорила теперь тише и строже, чеканя каждое слово.
— Конечно, я знаю это, госпожа Вирта. Парва — культурный и научный центр конфедерации.
— Была, — хрипло и резко произнесла Агнесса, — она была такой. Но теперь все кончено. После того как в науку и образование проникли чиновники, все стало быстро сворачиваться. И научная, и культурная жизнь… Теперь, как вам наверняка известно, действует лишь несколько небольших научных институтов, да и те бедствуют. А высшие учебные заведения вообще закрылись. Молодежь уезжает получать высшее образование в другие города и даже страны. Конечно, та молодежь, которой это вообще нужно. Город обмельчал. Духовно, интеллектуально, экономически… Город гибнет… и вовсе не от ветра. — Она порывисто вздохнула, зашла в свое купе и села на одну из двух нижних полок. Дети чуть слышно возились на верхних над ее головой. Они явно были обеспокоены столь откровенным признанием бабушки. Возможно, она ничего подобного в их присутствии раньше не говорила.
— Сэмюэль, по-моему, мы одни в вагоне. Охотников ехать в Парву нынче немного. Если вам одиноко, можете провести ночь в нашем купе, — сказала госпожа Вирта. Но я почувствовал, что она предложила мне перебраться к ним скорее из вежливости. Такие люди, как она, — не великие любители долгого общения с почти незнакомыми людьми, каким я для нее и являлся. Впрочем, я сам был таким же и хорошо ее понимал. То, что прошлой ночью мой сосед по купе смог так расшевелить меня, было одним из весьма немногих исключений в моей жизни.
— Благодарю от души, — произнес я и вежливо поклонился, — но лучше пойду к себе. — Она кивнула, и мы пожелали друг другу доброй ночи.
Мне снился ветер… Неумолимый ветер, сметающий все на своем пути. Трудно представить (да я и не представлял, честно говоря), как такое природное явление, как простое движение воздуха, может иметь столь страшную разрушительную силу. Легче вообразить цунами или лесной пожар… правда, ветер страшен во время бури в пустыне, также страшен степной смерч… Но мне снился вовсе не смерч. Мне снился ветер невероятной силы. Смертоносный для всего живого ураган.
Утром меня разбудила проводница. Поезд уже стоял на перроне. Я вскочил как ошпаренный, мгновенно собрался и выбежал из вагона. Мои бывшие соседи, как ни странно, не успели уйти. Мне даже показалось, что они ждали меня у вагона. Так оно и было…
— Сэм, вы, очевидно, хорошо образованный, вежливый и приятный человек. И вы умны. Такие люди, знаете ли… такие МОЛОДЫЕ люди нынче редкость в этих краях. Поэтому мы будем рады видеть вас у нас в гостях. Приходите в любое время, как захочется, как будет свободная минута. Я познакомлю вас с мужем. Думаю, вам будет о чем с ним пообщаться, — сказала госпожа Вирта и протянула мне лист бумаги с написанным на нем красивым почерком адресом.
— Да, приходи, Сэм! — весело проговорил Рихард. Они с сестрой стояли рядышком, оба рыжие, конопатые, с живыми карими глазами и улыбались. Улыбки у них были совершенно одинаковые — как есть близнецы.
— Спасибо, госпожа Вирта, спасибо, ребята! Я обязательно вас навещу! — мне было почему-то приятно и как-то тепло от того, что они не ушли не оглядываясь. И не просто вспомнили обо мне и дождались, чтобы проститься, но и пригласили в гости. Теперь у меня есть хорошие знакомые в этом чужом городе!
Несколько минут, пока они шествовали по перрону, а я, надевая свой большой дорожный рюкзак, провожал их глазами и прятал в кармане листок с их адресом, мне казалось, что я приехал в удивительно приветливый город. Но как только я сошел с вокзального перрона к станции такси, чтобы найти свободную машину, которая отвезет меня в гостиницу, в лицо ударил мощный порыв холодного ветра. Дыхание перехватило от столь внезапной «пощечины». Я закашлялся и повернулся на 180 градусов, пытаясь отдышаться.
— Сударь, вы поедете? — услышал я недовольный голос, и передо мной возникло бледное лицо одного из таксистов.
— Да, конечно.
Я помог ему уложить большой рюкзак в багажник и забрался на заднее сидение старой легковушки.
— Ветрено сегодня! — сказал водитель такси, усаживаясь за руль, — но вы не думайте, сударь… У нас так не каждый день.
— Надеюсь, — отозвался я.
Ветер дул отовсюду. От него невозможно было отвернуться. Даже «спрятавшись» в такси, я чувствовал его дыхание сквозь невидимые щели в машине.
