Цветы на ветру

Тина Амергазина

Это история о девочках-подростках, казалось бы, из совершенно разных миров — Соня из неблагополучной семьи: сестра с ДЦП, отчим-абьюзер, который часто поднимает руку на своих домочадцев, мать, которая не способна защитить своих детей; по сравнению с ней жизнь Лены кажется идеальной, у неё любящие родители, она обеспечена всем… но по ту сторону двери их дома течёт совершенно другая жизнь, о которой не догадывается никто. Параллели их судеб свяжутся там, где рождается настоящая дружба. Плетёные чокеры, футболка с героями из «Титаника», дворовые приключения, первый поцелуй, сигареты, алкоголь, разочарование во взрослых, план убийства и проверка дружбы. Вместе они пройдут через буйные вихри жизни и впервые познают любовь, предательство, разлуку и смерть. Спустя много лет Лена пустится на поиски своей подруги детства. Она отправится в отчий дом, где выросла. Найдёт свой личный дневник, который унесёт её в далёкие года юности. Куда приведут её эти воспоминания? И какие ужасающие тайны об исчезновении Сони она откроет? Героини книги «выросли» из крупиц тех реальных историй, которые автору довелось собрать в годы работы социальным педагогом в вечерней школе.

5

Мы шли обратно абсолютно молча. Я проводила их до калитки и, уходя, заметила, как Соня остановилась у лестницы дома и, наклонив голову вниз, смотрела на ступеньки, но не для того, чтобы подняться по ним, — так она переводила дух. Я знала, что ждёт её дома, но никак не могла на это повлиять.

На завтрашний день Соня в штаб не пришла, я пошла к ней домой и постучалась в дверь.

Эта дверь выглядела очень жалко: псевдокожаное покрытие местами было усеяно треугольными надрезами, а по краям торчали заржавевшие заклёпки некогда красивой ажурной формы. Пока я разглядывала их, из квартиры высунулся дядя Юра.

Его продолговатое лицо было покрыто серой щетиной, длинный с широкими порами нос заканчивался раздутыми по-бычьи ноздрями, из которых торчали волоски, над тонкими губами — пара шрамов, а серым глазам в обрамлении глубоких морщин придавали ещё большую выразительность бледно-коричневые мешки под ними.

Он посмотрел на меня тяжёлым взглядом, не успела я рта раскрыть, как услышала: «Соня не выйдет сегодня. Она заболела». Дверь захлопнулась.

Соня не вышла гулять ни завтра, ни послезавтра.

Лишь спустя четыре дня мы столкнулись возле её дома. Надюшки с ней не было. На шее и руках Сони я заметила разноцветные пятна, а когда спросила, что это, она лишь махнула рукой. Значит, это снова произошло.

Я знала, что её бьют дома.

В тот раз в кладовке она мне всё рассказала.

— Юра бьёт маму, иногда даже на Надюшу замахивается, а когда я за них заступаюсь, то и мне прилетает… ещё больше, — почти задыхаясь от слёз, начала она тогда свою исповедь.

— А из-за чего он вас бьёт? — спросила я.

— Да за всё! Даже за взгляд может дать по лбу. «Не так посмотрела», «не так сделала», «не так ответила» — ему всё не нравится, а как напьётся, так вообще звереет. Лучше к нему не подходить. Сегодня из кочегарки пьяным пришёл и с порога начал вещами кидаться. Мама к нам в комнату заскочила, а он за ней, за волосы схватил и начал по дому таскать. Кричал: «Потаскуха подзаборная, и зачем я с тобой связался! Ребёнка нормального родить не можешь, урода родила, да ещё чего-то требуешь, небось, под забором заделала и мне предъявляешь. Тварь! Убью вас всех! Твари!» Он её в живот пинал и по спине, а мама кричит нам: «Бегите! Бегите!» Я Надюшку схватила и хотела в окно выскочить, да не смогла, тяжёлая она стала. А он как вломится, вырвал её у меня, швырнул на диван… Я сзади на него налетела, он увернулся, а потом как схватит за шею, я начала задыхаться, думала, умру сейчас. Тут мама прибежала и хрясь его стулом по голове! Он — брык на пол и руку разжал. А я долго-долго не могла набрать воздуха, кое-как задышала. Мама посадила Надюшку в коляску и спрятала в теплице, а мне сказала к тебе бежать, — сказав всё это, она подняла на меня заплаканные красные глаза.

— А почему ты не пришла? — спросила я.

— Мне страшно, что он маму убьёт. Сижу, подслушиваю. Пока вроде спокойно, — прошептала она.

— Хорошо, но в следующий раз приходи обязательно. А Надюшке в теплице не жарко? — забеспокоилась я.

— Не, нынче мама ничего там не посадила, она порвана. Скоро пойду за ней и заберу, — и вдруг резко сменила тему: — Покажи куклу.

Я рада была завершить этот неприятный и страшный разговор, и мы поиграли немного, потом прокрались к Надюшке в теплицу. Она обрадовалась. Ещё больший восторг заискрился в её глазах, когда мы показали ей куклу.

Когда на улице уже почти полностью стемнело, я собралась пойти домой, но едва вышла за калитку, меня окликнула Соня и, подойдя ближе, произнесла:

— Знаешь, когда он душил меня, мне не было страшно, представляешь? Я даже, кажется, на секунду обрадовалась. Странно? — радужки её зеленых глаз постепенно превратились в ровные ободки, обрамляющие широченные зрачки.

— Странно, — честно ответила я.

— Но знаешь, чему я больше обрадуюсь?

— Чему?

— Если он умрёт, — сказав это, она улыбнулась, и я в ответ — тоже.