Смерть и фокусник

Том Мид, 2022

В Лондоне 1930-х годов знаменитый психиатр Ансельм Рис обнаружен мертвым в запертом кабинете. Нет ни улик, ни свидетелей, ни орудия убийства. Детектив Скотленд-Ярда, который ведет расследование, обращается к Джозефу Спектору – отставному фокуснику, ставшему сыщиком. Спектор умеет объяснять необъяснимое, но даже он считает это дело очень странным. Допросив пациентов и домочадцев психиатра, он узнает их темные тайны, каждая из которых может быть мотивом для преступления. Когда же происходит второе загадочное убийство, на этот раз в лифте, сыщики понимают, что нужно срочно остановить преступника.

Часть вторая. Рассказ лжеца (12–14 сентября 1936 года)

«В искусстве иллюзий сегодня, как и всегда, важен эффект.

Используемый метод, или методы всегда вторичны».

Дай Вернон

«Я рад сообщить, что большинству людей нравится запертая комната. Но вот загвоздка, даже любители темы часто не могут разобраться в происходящем».

Джон Диксон Карр, «Человек-призрак»

Антракт первый. Человек в длинном черном пальто

Суббота, 12 сентября 1936 года

Как и нищие художники в революционном Париже, Клод Уивер писал свои романы на чердаке.

Чердак, о котором идет речь, располагался над его двухэтажным домом в Хэмпстеде; он был переделан таким образом, чтобы в нем можно было разместить книжные полки и письменный стол. Его жена часто грешила преувеличением, что он редко спускается с чердака и предпочитает его обществу жены. Это было не вполне правдой. Он выходил часто, просто хотел, чтобы она этого не замечала.

По своей природе Уивер был человеком незаметным, таким, мимо которого можно было пройти на улице, не обратив на него ни малейшего внимания. Если бы вы познакомились с ним, то сочли бы его тихим, сдержанным, даже застенчивым. Он никогда не давал интервью. Он никогда не показывался на литературных обедах или благотворительных вечерах.

Учитывая это, его жена Розмари теперь казалась полна решимости вытащить его из уютного кокона на свет божий. Она была женщиной умной и часто непостижимой. Но она не понимала, что его одиночество было жизненно важным компонентом его творчества. С этого и начались все проблемы.

И сейчас, утром 12 сентября, он, как обычно, сидел за письменным столом на чердаке, а перед ним стояла пишущая машинка и лежала стопка чистой белой бумаги. Но что-то было не так. Сегодня слова не приходили. У него была назначена встреча перед обедом, но до этого он решил провести пару часов за писательством.

Это оказалось труднее, чем предполагалось. Что-то отвлекало его. Он встал, размял ноющие конечности и зашагал по чердаку. Там было небольшое круглое окно, через которое на письменный стол падал узкий луч света. А еще из него открывался неплохой вид на улицу. Он подошел к окну. Почти прижавшись носом к стеклу, выглянул наружу. И тут он увидел человека в черном пальто.

Как давно это началось? Возможно, с неделю. Неделя прошла с тех пор, как Уивер впервые осознал это неясное присутствие. Что-то преследует его. Теперь часы бодрствования были поглощены почти сверхъестественным чувством нависшего ужаса. Он вспомнил рассказ Мопассана «Орля» и впервые задумался о том, не сходит ли он с ума. Его паранойя так разыгралась, что Розмари начала ее замечать. А этого он не мог допустить. До сих пор ему удавалось себя контролировать. Но утром двенадцатого числа он случайно выглянул из окна чердака и впервые заметил человека в черном пальто.

Об этом человеке мало что можно было сказать, кроме того, что это мужчина. Он неподвижно стоял на тротуаре напротив, глядя в окно. Но на нем было длинное пальто, а верхняя половина лица скрывалась под тенью от широкополой шляпы. Все, что Уивер смог разобрать, так это то, что мужчина был чисто выбрит.

Уивер с грохотом спустился на два лестничных пролета и распахнул входную дверь. Он не знал, что будет делать, если этот человек окажется там, не думал об этом заранее. Он понимал, что ему придется столкнуться с этим человеком, противостоять своему страху. Но улица была пуста. Мужчины не было.

Клод Уивер осторожно закрыл дверь, к которой прилипли серые листья, принесенные осенним ветром.

Глава III. Три телефонных звонка

В Доллис-Хилл день начался с телефонного звонка. Ансельм Рис, который встал поздно, был у своего стола и взял трубку.

— Доктор Рис?

Он узнал голос в трубке. Голос принадлежал пациенту С, который был каким-то писателем. Настоящее имя этого человека было Клод Уивер. Рис специально не читал его произведений.

— Мистер Уивер. — В голосе Риса сквозило нетерпение. — Похоже, вы пропустили утренний сеанс.

— Я сожалею. Кое-что произошло. Я не смогу прийти. Я, конечно, заплачу за сеанс. Но не смогу прийти к вам сегодня.

— Для этого есть какая-то причина?

— Мне очень жаль, — и с этими словами пациент С положил трубку. Рис, покачивая головой и бормоча про себя, достал свой журнал с расписанием и пролистал его до сегодняшней даты. Нашел там запись «ПАЦИЕНТ С» и зачеркнул авторучкой.

— Миссис Тернер, — позвал он, — утренний прием отменили. — Чем мне занять свое время?

В кабинет вошла экономка с подносом, уставленным чайными принадлежностями. Олив Тернер работала экономкой в доме Рисов с того дня, как они впервые переступили порог. Она была дотошной женщиной, которую некоторые считали лишенной чувства юмора. Однако доктор Рис отметил в ней сдержанность и остроумие, которые очаровали его. Излишне говорить, что она также была очень искусна в своем деле. Дом содержался в идеальном порядке, а еда всегда была приготовлена безупречно.

— Статьей, — сказала она с притворной строгостью. Речь шла о статье, которую он якобы писал для одного уважаемого психиатрического журнала. Даже сам автор считал ее тупой, как нож для масла. Ему было трудно сосредоточиться на ней, когда три его пациента сами по себе были столь интересными объектами для изучения.

Рис усмехнулся Олив:

— Вы знаете, что я ценю вашу лапидарность, миссис Тернер. Именно поэтому я нанял вас. Никакого лишнего словоблудия.

Олив Тернер одарила его сдержанной улыбкой.

В этот момент снова зазвонил телефон. Миссис Тернер ставила все для чай на маленький столик со стеклянной столешницей в центре комнаты, пока доктор отвечал на звонок:

— Рис слушает. Кто это?

За звоном посуды Олив смогла разобрать неясный голос на другом конце линии. И все.

— Понятно, — сказал Рис в трубку. — Можете рассказать мне больше?

Снова тот же нечеткий голос. Олив, уже не скрывая любопытства, выпрямилась, чтобы послушать.

— Понимаю… — повторил доктор, глядя в сторону французского окна. — Звучит… проблематично. — Еще одна, более продолжительная пауза. — Да, я буду ждать, — и положил трубку.

Олив Тернер вспоминала этот второй телефонный разговор позже вечером и сожалела, что не могла расспросить о нем доктора. Как и многие другие подслушанные и полузабытые разговоры, второй звонок оказался решающим.

* * *

Лидия Рис вскрикнула. Переворачивая страницы «Эликсиров сатаны» в кожаном переплете, она порезала уголком большой палец, из которого кровь закапала на страницу. Она попыталась высосать кровь, изо всех сил стараясь не замечать боли и сосредоточиться на тексте. Но было слишком поздно. Она больше не могла читать.

Со стоном она захлопнула книгу и поставила обратно на полку. Она работала в своей комнате на втором этаже. Сегодня был день, который она выделила для учебы. Вскоре ей предстояло открыть собственную психиатрическую практику, и уже сейчас она всерьез задумалась о составлении списка желательных пациентов.

Она сознательно искала общества лондонских аристократов. Исключительно в качестве наблюдателя, как вы понимаете. В ее глазах феномен английского высшего класса представлял собой увлекательную культурную дихотомию. Старейшины этого сословия, как в каком-нибудь племени времен Палеолита, были образцами деспотичной социальной благопристойности. Но жестокая война расколола общество. Границы между классами систематически разрушались. Разрушалась и эта оболочка благопристойности.

Независимо от класса молодое поколение (те, кто достиг совершеннолетия во время или после Первой мировой) проявляло склонность к анархизму. Не только в политике — социалистическое движение была на подъеме, — но также и в отношении к искусству, к музыке, ко всему.

Именно по этому пути развивались теории Лидии. Она уже набросала конспект статьи под условным названием «Теория англичан». Не слишком ли это громкое и помпезное название? Она сможет это понять, когда начнет работать со своим первым пациентом, первым настоящим пациентом.

Ее фантазии резко прервал стук в дверь спальни.

— Войдите, — сказала она, продолжая сосать большой палец.

Это была Олив Тернер:

— Вас к телефону внизу, мисс Рис.

— Странно, — удивилась Лидия, — я не слышала, как он звонил.

— Он не умолкает все утро, мисс. — Несмотря на многочисленные просьбы, экономка никак не могла заставить себя называть молодую хозяйку «Лидия».

— И кто же это?

— Мистер Маркус Боуман.

Лидия вздохнула:

— Скажи ему, что я не могу с ним разговаривать. А еще лучше, скажи ему, что меня нет дома.

— Я думаю, он звонит, чтобы уточнить, когда заехать за вами сегодня вечером. Вы же собираетесь на встречу с ним?

Маркусу удалось забронировать для них столик в «Савое». Он давно обещал угостить Лидию лучшими блюдами лондонской кухни, но частые игры в гольф мешали его планам. Теперь столик наконец был заказан, и дата была назначена.

— О да. Думаю, что пойду с ним сегодня вечером. Скажите ему, что я пойду с ним. Он может заехать за мной в восемь. Пожалуйста, скажите ему, чтобы он не опаздывал.

Лидия слегка улыбнулась. Эту улыбку Олив Тернер вспомнит на следующий день и будет гадать, что она означала.

Глава IV. Та самая ночь

— Маркус, — приветствовала Лидия своего кавалера с улыбкой, одновременно привлекательной и плотоядной.

— Эй там, на палубе, — отозвался он, переступая порог и целомудренно чмокая ее в щеку. Был ранний вечер, часы еще не пробили восемь, но сумерки уже сгустились, и атмосфера была гнетущей. Лидия была одета в атласное вечернее платье, на шее висело рубиновое ожерелье. Драгоценный камень уютно расположился у нее между ключицами и сверкал в свете уличных фонарей.

— Я бы пригласила тебя в дом, — сказала Лидия, — но миссис Тернер убирается. Не думаю, что ей это понравится.

Это была ложь: Олив Тернер закончила уборку несколько часов назад. Сейчас она была на кухне и усердно готовила ужин для доктора.

Лидия вышла на улицу и уже собиралась захлопнуть за собой дверь, когда в прихожей появился Ансельм Рис.

— Добрый вечер, Маркус, — произнес он.

— Добрый вечер, сэр.

— Мы опоздаем к ужину, отец, — проговорила Лидия с принужденной беспечностью. — Маркус собирается отвезти нас в город.

— Вообще-то, — возразил Маркус, — я думал, что мы можем взять такси. Оставлю машину здесь. Так мы сможем повеселиться по-настоящему.

— Как хочешь, дорогой! — Она взяла Маркуса под руку и позволила ему отвести ее на тротуар. Свободной рукой он подозвал проезжающее мимо такси. Ансельм Рис стоял в дверях и смотрел, как молодая пара забралась в машину, и та с ревом умчалась в ночь.

Как только они скрылись из виду, доктор Рис вернулся в столовую, где в одиночестве сел за стол, потягивая херес.

— Как-то странно она себя ведет, как вы считаете? — заметила Олив, ставя перед ним блюдо с тушеной говядиной.

— Она моя дочь, — ответил Рис, — какого еще поведения от нее ждать? — Он сказал это как бы шутя, но в каждой шутке есть и доля правды.

Ровно в девять вечера Олив принесла ему ужин. К тому времени он удалился в кабинет, и когда экономка постучала в дверь, попросил:

— Подождите минутку.

Она услышала, как он поднялся с кресла и зашаркал в ее сторону, затем повернул ключ в замке и открыл тяжелую дверь из красного дерева. Он слегка нахмурил брови, словно был недоволен, но кроме этого в его поведении не было ничего такого, что могло бы ее обеспокоить.

Она передала ему тарелку с нарезкой сыров (он стоял в дверях и явно не хотел, чтобы она входила), и он поблагодарил ее. Затем сказал ей, что у него есть просьба:

— Олив, сегодня вечером ко мне придет гость. Скорее всего, он подойдет к парадной двери, поэтому не беспокойтесь, когда он придет. Просто впустите его и направьте в кабинет.

— Вы не хотите, чтобы я сама проводила его в кабинет, сэр?

— Нет. — Это было твердое указание, одно из немногих, которые Ансельм Рис когда-либо давал ей. — Просто впустите его и скажите, где меня найти. А потом ложитесь спать.

Олив открыла рот, чтобы задать еще один вопрос, но Рис отступил с тарелкой в руках и захлопнул дверь у нее перед носом. Замок с треском защелкнулся. Слегка обидевшись, она вернулась на кухню.

Два часа спустя — ровно в одиннадцать — в окно начал стучать унылый мелкий осенний дождь. Олив все еще сидела на кухне, кутаясь в халат и потягивая какао из кружки, читая газету при свете газовой лампы. Вечер тянулся медленно.

Вскоре после того, как часы пробили четверть двенадцатого, раздался стук в парадную дверь, который вывел Олив из дремоты. Поднявшись на ноги, она вышла из кухни в прихожую, где увидела силуэт на фоне матового стекла. Почувствовав внезапный страх, она навесила на дверь цепочку и слегка приоткрыла ее, чтобы рассмотреть посетителя.

— Да? — произнесла она едва ли не шепотом.

— Могу я войти? — сказал мужчина. На нем была низко надвинутая на лоб фетровая шляпа, а шея и подбородок были замотаны толстым шарфом, заглушавшим речь. Больше Олив почти ничего не смогла различить.

— Кто там?

— Я пришел к доктору Рису.

Стиснув зубы, Олив вспомнила наставления доктора. С неохотой она сняла цепочку с двери и впустила его в прихожую.

— Взять ваши шляпу и пальто, сэр?

— Нет, спасибо, — ответил мужчина низким и хриплым голосом. Он сразу же направился к лестнице.

— Сэр! — возмутилась Олив. — Если вы ищете доктора Риса, его кабинет дальше по коридору, крайняя дверь справа.

Незнакомец остановился и бросил нетерпеливый взгляд в ее сторону, после чего зашагал в указанном ею направлении. Олив стояла и смотрела, как незнакомец дошел до двери кабинета, без колебаний постучал и сразу же был впущен.

Олив не смогла противиться любопытству. Она прокралась по коридору к кабинету. Конечно, он был заперт, а ключ был в замочной скважине, но она не смогла удержаться и на несколько секунд прижалась ухом к дереву.

— Непохоже, что вы удивлены нашей встречей, — произнес незнакомец.

— Вовсе нет, — ответил доктор, и его голос звучал тихо, очевидно, приглушенный деревом. — Я ждал вас.

— Правда? — последовала короткая, но тревожная пауза. Если кто и говорил что-то, это было невозможно услышать за биением сердца Олив.

Затем незнакомец заговорил снова:

— Ваша экономка нас подслушивает.

Олив почувствовала, что может умереть прямо там, в коридоре: всплеск адреналина и ужас в груди вполне могли оказаться смертельными. Закрыв рот рукой, она бросилась прочь.

Чтобы успокоиться, ей потребовалась рюмка бренди. Сердце у нее все еще колотилось, когда она сидела одна на кухне. В этом незнакомце было что-то очень пугающее. Тем временем дождь, не прекращаясь, бил по стеклу, создавая стремительный ритм, как барабаны аборигенов.

Олив навострила уши, услышав звук отпираемой двери кабинета и шаги уходящего незнакомца. С момента его прихода прошло около получаса. Приоткрыв дверь на кухню, она наблюдала через щель, как незнакомец — снова одетый в шапку, шарф и пальто — направился к входной двери. Она хотела было выйти вслед за ним и сказать: «Я провожу вас, сэр», но не смогла заставить себя.

Она прокралась по коридору и увидела, как незнакомец открыл входную дверь и вышел на улицу. Дверь за ним захлопнулась. Она смотрела, как силуэт удаляется и исчезает из виду. Только тогда она вышла из своего укрытия и заперла входную дверь на двойной засов.

Затем она направилась к кабинету доктора. Постучала в дверь:

— Все в порядке, сэр?

— В порядке, в порядке, — последовал ответ. На взгляд Олив, он прозвучал слишком поспешно.

— Вы уверены, сэр? Принести вам что-нибудь? Стаканчик на ночь?

— Нет, спасибо. На сегодня все.

Олив на мгновение замерла. Затем все же не удержалась:

— Могу я поинтересоваться, кто приходил к вам сегодня вечером, сэр?

Последовала пауза. Олив слышала дыхание по ту сторону двери.

— Просто старый друг, — пояснил он едва ли не шепотом. — Спокойной ночи.

Олив повернулась, чтобы уйти. Теперь, решила она, нужно действительно лечь спать. Но когда она направилась к лестнице, призрачную тишину дома и мерный стук дождя нарушило дребезжание телефона. Олив испуганно вскрикнула и остановилась как вкопанная. Она направилась к тому, который висел на стене в коридоре, но дошла до него слишком поздно. Телефон замолчал.

Она услышала, как доктор поднял трубку у себя в кабинете и едва различимо промычал:

— Что случилось?

Снова пауза.

— Понимаю. — Его тон смягчился. — А потом что?

Олив вновь заняла позицию у двери кабинета, прижав ухо к холодному дереву. Она услышала знакомое царапанье ручки по блокноту. Доктор делал быстрые записи. У нее возникло искушение поднять трубку и подслушать разговор. Но, конечно, такое поведение было бы просто недопустимо.

— Хорошо, это хорошо, — сказал доктор. — Но теперь вам лучше поспать. Действительно, уже слишком поздно обсуждать это. Приходите ко мне завтра. В десять часов. Тогда мы сможем поговорить более подробно. Хорошо. Спокойной ночи.

И он положил трубку.

Олив снова направилась к лестнице. Поднявшись на первую ступеньку, она вспомнила, что забыла книгу на кухонном столе. Вздохнув, она повернула назад.

В конце концов с книгой в руках она в последний раз прошла по коридору к лестнице.

— О господи! — воскликнула она, испугавшись, и выпустила книгу из рук. Книга шлепнулась на кафельный пол.

В матовом стекле виднелся силуэт, осторожно стучавший во входную дверь. Еще один посетитель?

— Кто это? — спросила она.

— Впустите меня! — прозвучало в ответ. Голос был женский.

— Кто это? — настаивала Олив.

— Дождь идет! Пожалуйста, впустите меня!

Олив подкралась к двери и дрожащей рукой отодвинула засов. Затем распахнула дверь, и в дом влетела женщина. Это была актриса Делла Куксон.

— Слава богу, — выдохнула Делла. — Мисс Куксон! Что вам нужно в такой час?

— Мне нужно увидеть доктора Риса. Пожалуйста, это срочно.

Олив на мгновение замерла, уперев руки в боки и постукивая ногой:

— Хорошо, я посмотрю, что можно сделать. Но ничего не обещаю. Я знаю, что доктор все еще работает у себя в кабинете. Но обычно он не принимает пациентов так поздно. Вам лучше пройти в дом.

Она направилась к кабинету, остановилась у двери и собралась постучать. И трижды настойчиво постучала.

Они ждали.

— Доктор Рис! — позвала Олив. — К вам посетитель!

Плечи Деллы Куксон вздымались от судорожных вдохов. Кроме дождя это был единственный звук в доме. Олив снова прижала ухо к дереву.

— Доктор Рис? — повторила она.

— Пожалуйста, — сказала Делла, — я должна его увидеть. Это крайне необходимо.

Олив громко постучала в дверь. Затем встала на колени и заглянула в замочную скважину, но, конечно, обзор загораживал этот дурацкий ключ. Она наклонилась вперед, почти касаясь носом кафельного пола, и попыталась заглянуть под дверь. Все, что она смогла разглядеть, — это тонкую полоску света.

— Что-то не так, — задумчиво проговорила она.

Олив оставила Деллу одну в коридоре и побежала на кухню. Через полминуты она вернулась с карандашом и пачкой бумаги. Это был старый трюк, настолько избитый, что вряд ли нуждается в пояснении на этих страницах. Она подсунула бумагу под дверь, а карандаш вставила в замочную скважину. Затем услышала стук, с которым ключ выскочил с другой стороны, вынула бумагу из-под двери и достала ключ. Маленький ловкий трюк, хорошо знакомый ей по бульварным романам.

Она с трудом поднялась на ноги, открыла дверь и вошла внутрь, а Делла последовала за ней. Начнем с того, что в комнате не было ничего необычного. Свет горел, стол был завален бумагами. Кресло доктора было развернуто к окну, а сам он развалился на нем.

Олив шагнула к нему. Посмотрела на его лицо. Ее сердце стучало так громко, что она едва услышала крик Деллы.

Доктор Ансельм Рис, мертвый, лежал в кресле, его лицо напоминало белую маску, а на горле была страшная багровая рана. Пятно крови образовало слюнявчик у него на груди. Глаза были полуприкрыты и выглядели сонно, а руки были смиренно сложены на коленях.

— Закройте дверь, — попросила Олив.

— Что? — заикаясь, спросила Делла.

— Дверь! Я не хочу, чтобы его дочь пришла домой и увидела его в таком состоянии.

Делла сделала, как ей было сказано, — захлопнула дверь кабинета. Олив уже держала в руке телефонную трубку.

— Два три один, Доллис Хилл, — произнесла она. — Доктора Ансельма Риса убили. — Пока она сообщала скудные подробности, то оглядела комнату и кое-что заметила. — Окна заперты, — сообщила она, положив трубку.

— Что? — Делла всполошилась.

— Окна. Они заперты изнутри. — Чтобы доказать это, она взялась за одну из ручек и подергала за нее. Ручка не сдвинулась с места. Из замка торчал ключ.

— И что?

— Тогда как убийца смог уйти?

— В смысле?

— Он не мог выйти через коридор. Я все время была там. И меньше пяти минут назад — пяти минут — я могу с уверенностью сказать, что доктор был жив и здоров в этой комнате, потому что я слышала, как он говорил по телефону.

Делла задумалась над этим:

— Окно не может быть заперто. — Она протянула руку и подергала ручку. Но створки не сдвинулись с места.

— Заперто изнутри, — сказала Олив, — так же, как и дверь.

Делла повернулась и с содроганием посмотрела на труп, а потом увидела в дальнем углу комнаты деревянный сундук… Олив поймала взгляд Деллы и кивнула в его сторону. Делла недоверчиво нахмурилась. Олив пожала плечами, как бы говоря:

— А где же ему еще быть?

Обе женщины осторожно прошли по мягкому плюшевому ковру к сундуку. Олив посмотрела на Деллу и прижала палец к губам. Она взяла кочергу из камина и подняла ее над головой. Затем быстро кивнула Делле.

Делла наклонилась вперед и открыла сундук.

Олив издала яростный боевой клич и замахнулась кочергой, как теннисной ракеткой, но ударила в пустоту. Обе женщины заглянули в сундук. Он был абсолютно пуст.

— И где же убийца? — спросила Делла.

Олив выпустила кочергу из рук, и та упала на ковер.

— Я не знаю, — ответила она.

— Мне нужно выпить, — заявила Делла. Олив не ответила. — Нет, я серьезно. Мне действительно нужно выпить.

— На бюро стоит херес, — рассеянно предложила Олив.

— А ничего покрепче нет?

— На кухне есть бренди.

— Проводите меня, — попросила Делла. — Мне нужно выйти из этой комнаты.

Олив уступила:

— Может, вы и правы. Здесь нам делать нечего.

Обе женщины вышли из комнаты, и Олив направилась на кухню, но не раньше, чем захлопнула за собой дверь кабинета, снова закрыв там покойного доктора Риса.

После бокала бренди им обеим стало немного лучше. Их ужас не уменьшился, но они теперь были готовы к решению практических вопросов.

— Чего я не понимаю, — начала Делла, — так это куда мог деться убийца.

— Никуда, — решила Олив. — Ему некуда было идти.

Глава V. El Nacimiento

К тому времени, когда инспектор Джордж Флинт прибыл в дом Рисов, дождь утих. Его провели в комнату, где было совершено убийство. Ансельм Рис все еще сидел в кресле с перерезанным горлом.

— Ну и кошмар, — сказал Флинт, ни к кому конкретно не обращаясь. Так и было: голова Риса оказалась почти отрублена одним ударом. Но выражение спокойствия на его мертвом лице поразило даже такого стреляного воробья, как Флинт.

Отношение Флинта к преступности было философским; будучи в целом противником правонарушений, он все же видел в них общественную необходимость. Возьмем, к примеру, убийство. Большинство убийств — это грязные дела на задворках, в них нет никакой тайны или магии. Обычно преступником становится тот, кто был ближе всего к жертве. Но в последние несколько лет он все чаще замечал, что в городе, словно туман, появляется новый жанр преступлений. Это были загадочные преступления: как правило, они происходили в высшем обществе, когда людей в запертых комнатах убивали при маловероятных обстоятельствах, или когда, например, человека находили задушенным в заснеженном поле, а к трупу вел лишь один след.

Нельзя было позволять себе эмоционально вовлекаться ни в одно дело. Нужно было сохранять дистанцию. Чтобы раскрыть преступление такого рода, нужен особый склад ума, которым Флинт просто не обладал.

— Есть следы оружия?

— Нет, — ответил Джером Хук. Это был напарник Флинта, долговязый молодой человек.

— Значит, убийца забрал его с собой. Или же спрятал его где-то в этой комнате. Есть успехи в поисках таинственного посетителя, который приходил сюда ранее вечером? Того, кто нагнал страху на миссис Тернер?

— Пока нет. Мы подключили к делу ищеек.

— Хорошо. Дайте мне знать, как только что-нибудь выведаете. А что насчет этой комнаты? Только не говорите мне, что мы имеем дело со всей этой ерундой про «герметично закрытое помещение».

— Боюсь, что да, сэр. И Олив Тернер, и Делла Куксон подтвердили, что дверь кабинета была заперта изнутри. И как вы сами видите, окно тоже заперто изнутри.

— Но убийца должен был выбраться этим путем. Если бы он прошел через дверь в холл, Олив увидела бы его. Это значит, что он должен был пройти через окно, а затем с помощью какой-то хитрости запереть его изнутри.

— Боюсь, это невозможно, сэр. Видите ли, к моменту убийства уже давно шел дождь. А прямо за окном находится клумба, следом за которой виднелась лужайка. Так что никто не мог уйти этим путем, не оставив следов. А их, как видите, нет.

В саду были отпечатки мужской обуви, но они не вели ни к дому, ни к окну. Значит, кто-то был в саду той ночью, во время ливня. Но кто бы это ни был, невозможно было сказать, произошло ли это до, во время или после убийства. Это мог быть даже неуклюжий констебль. Случались и более странные вещи.

— Понятно. — Флинт рассматривал труп, сцепив пальцы. — Итак, у нас есть убийца, который исчез, как призрак. Мы абсолютно уверены, что Рис был жив, когда таинственный человек ушел?

— Да. Он говорил с Олив через дверь. И было слышно, как он отвечал на телефонный звонок.

— Значит, убийство произошло в течение нескольких минут между уходом посетителя и приходом Деллы Куксон. Мы же это предполагаем?

— Похоже на то, сэр.

— А мы знаем, почему мисс Куксон нанесла ему визит так поздно?

Хук пожал плечами:

— Она в гостиной, сэр. Ждет, допроса. Экономка с ней.

Делла красовалась на старинной кушетке. Она выглядела как на афише к одной из пьес с ее участием. Флинт, хотя и был на мгновение потрясен, сумел вернуть себе привычное бесстрастное выражение лица.

— Вы были пациенткой доктора Риса, верно?

Она стиснула зубы:

— Да, я посещала его около месяца.

— По какой причине?

— Я не понимаю, почему должна отвечать на этот вопрос. Это не имеет никакого отношения к тому, что произошло здесь сегодня вечером, это я вам могу сказать точно.

Флинт примирительно склонил голову:

— Это ваша прерогатива. Но, пожалуйста, помните, что у нас будет полный доступ к записям врача, так что вы вполне можете все нам рассказать.

Но она хранила молчание.

Олив Тернер сидела у окна и смотрела на улицу, при этом ее лицо ее было белым, как мел. Она слегка вздрогнула, когда Флинт подошел к ней:

— Извините, — сказала она, — я глубоко потрясена случившимся.

— Все в порядке, это вполне понятно. Я просто хотел задать вам пару вопросов, пока события сегодняшнего вечера еще свежи в вашей памяти.

Экономка неопределенно махнула рукой:

— Задавайте.

— Этот посетитель — мужчина, который приходил к доктору Рису до визита мисс Куксон. Вы полностью уверены, что вы никогда его раньше не видели?

— Да. Это незнакомец. Все в нем, его лицо, голос… Было похоже, что он замаскировался. Как будто он пытался скрыть, кто он такой на самом деле.

— Как вы думаете, почему?

Олив посмотрела на него остекленевшим взглядом:

— Откуда мне знать?

— Вы сказали, что доктор Рис ожидал его. Доктор как-то намекал вам, о чем пойдет речь?

— Нет. Но я предположила, что он, должно быть, его пациент. Доктор держал список своих пациентов в секрете.

— И он регулярно принимал пациентов по вечерам?

— Нет. Он строго придерживался дневных часов. Вот почему у меня возникли подозрения.

— И что-то в поведении этого человека вас насторожило?’

Она задумалась на мгновение:

— Он был немного похож на раненое животное. Было в нем было что-то дерганое и неуравновешенное, и было непонятно, что он будет делать дальше. Кроме того, он был здесь в первый раз.

— Почему вы так думаете?

— Когда я сказала ему, что доктор ждет его в кабинете, он направился к лестнице. Посетитель, который уже был в доме, должен знать, что кабинет находится на первом этаже. Это логично.

— Хм! — Флинт постучал по подбородку мозолистым указательным пальцем. — Это очень полезное наблюдение, спасибо, миссис Тернер.

Флинт оставил женщин и снова направился в кабинет. Его коллега Джером Хук сопровождал его, делая пометки в блокноте.

— Итак, — начал Флинт, — давайте повторим действия доктора. Он работал над своими записями. Мы знаем, что он писал?

— Он печатал статью для The Alienist Review. Его записи неполные: фактически они обрываются на середине предложения, как будто его прервали.

— Можно предположить, что он работал над этой статьей, когда Олив принесла ему ужин. И именно тогда он дал ей странное указание: «Не провожайте его, просто направьте и дайте ему самому найти дорогу в кабинет». Почему он так поступил? Давайте предположим.

Хук обдумал вопрос:

— Он не хотел, чтобы Олив услышала их разговор. Даже малую его часть. Может быть, она любила подслушивать.

— Возможно. Мы знаем, что она подслушивала у двери кабинета, по крайней мере один раз. Верно. Итак, она ставит тарелку с сыром и уходит. Затем в четверть одиннадцатого, она слышит, как посетитель стучит в дверь. Мы не знаем, что делал доктор Рис в это время, но можем предположить, что он ужинал и работал над статьей. Итак, посетитель приходит. Рис впускает его в кабинет, запирая дверь. Они что-то тайно обсуждают, а затем посетитель уходит. Свидетелем его ухода становится Олив. Она идет проведать доктора, но ее не пускают в кабинет. Однако мы знаем, что тогда он еще жив, потому что он разговаривает с ней через дверь. Что дальше? Олив поднимается по лестнице и слышит, как в дверь стучит Делла…

— Нет, не так, — вмешался Хук. — Ты забываешь о телефонном звонке.

— Действительно, забываю. Телефон звонит в одиннадцать сорок пять. Мы уже отследили звонок?

— Отследили, — кивнул Хук и заглянул в свой блокнот. — Потребовалось некоторое время, но я сам поговорил с телефонисткой. Звонок был сделан из квартиры в Дюфрейн-Корт. Эта квартира зарегистрирована на Флойда Стенхауса, музыканта. Он был одним из пациентов доктора.

Флинт хмыкнул. Музыкального слуха у него не было, и музыка его не интересовала.

— Стенхаус. Я поговорю с ним. Так, что дальше? Олив — да благословит Бог ее любознательную душу — слушает разговор. Затем она возвращается на кухню, чтобы забрать книгу. И когда снова выходит в коридор, то видит на пороге Деллу Куксон. Следовательно, убийство должно было произойти в течение двух минут между окончанием телефонного разговора и появлением Деллы Куксон. Похоже на правду?

— Да, сэр.

Флинт улыбнулся:

— Но в то же время это совершенно невозможно.

Пока он произносил эти слова, домой вернулись Лидия Рис и Маркус Боуман. Услышав суматоху в прихожей, Флинт вышел им навстречу. Маркус что-то бормотал и чувствовал себя неловко в присутствии суровых полицейских, но Лидия оставалась совершенно спокойной.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Боюсь, что да, — сказал инспектор. — Вы Лидия Рис?

— Да.

Флинт сдержанно кивнул:

— Тогда, боюсь, у меня для вас плохие новости. Мы можем где-нибудь поговорить?

Лидия казалась невозмутимой, пока вела Флинта вверх по лестнице в свою спальню. Флинт встал рядом с ней, когда она села за туалетный столик и начала снимать украшения.

— Ваш отец умер, мисс Рис.

— Вот как.

— Мне жаль, но он был убит. У себя кабинете.

— Это сделал один из его пациентов?

Флинт был немного удивлен таким вопросом:

— Его пациенты были жестокими?

— Ну, а что еще это может быть? Ограбление?

— Полагаю, мисс Рис, мне нужно спросить вас: знаете ли вы, почему кто-то мог желать зла вашему отцу?

Лидия уставилась на свое отражение в зеркале. Впервые Флинт заметил, что глаза у нее наполнились слезами.

— Как он умер? — Ее голос был холодным и четким.

— Ему перерезали горло.

— И у вас есть подозреваемые?

— Пока нет. Вот почему я хочу спросить вас: есть ли какая-нибудь причина, по которой кто-то мог хотеть причинить ему вред? — Она медленно покачала головой. — Вы не заметили ничего необычного в его поведении? Он не выглядел обеспокоенным или испуганным?

— Мой отец никогда ничего не боялся.

— Кого он ждал сегодня вечером?

Она обдумала вопрос:

— Никого. Насколько я знаю, никого.

— У него не было назначено никаких встреч, насколько вам известно?

— Если бы были, я бы вам сказала.

Флинт задумчиво выдохнул:

— Но сегодня вечером у него было два посетителя.

Лидия отвернулась от своего отражения, чтобы посмотреть на инспектора:

— Кто?

— Мужчина в плаще. Миссис Тернер впустила его.

— И кто это был?

— Она не знает. Этого мужчину она никогда раньше не видела. Может, у вас есть идеи, кто это мог быть?

— Если бы я могла, я бы вам сказала. Поверьте мне.

— Он провел некоторое время с вашим отцом в кабинете. Миссис Тернер не знает, о чем они говорили. Доктор Рис, кажется, хотел сохранить обстоятельства их встречи в тайне.

Лидия передернула плечами:

— Вот как. Нет, мой отец ничего не упоминал об этом. Вы думаете, что этот человек и был убийцей?

— Было бы удобно думать так, но у нас есть основания полагать, что ваш отец был еще жив, когда этот человек ушел. Но, естественно, нам нужно поговорить с ним, кем бы он ни был.

— А кто был вторым посетителем?

— Простите?

— Вы упомянули, что у моего отца было два посетителя сегодня вечером.

— А. Второй была его пациентка Делла Куксон.

Лидия сжала челюсть:

— Делла. Да, она посещала его несколько месяцев.

— Она пришла очень поздно и очень взволнованная. Очень хотела увидеть вашего отца. Ей нужно было о чем-то с ним поговорить. У вас есть идеи, что это могло быть? Леди ведет себя уклончиво.

Она покачала головой:

— Хотела бы я знать. Делла — интересный случай.

— Ваш отец обсуждал с вами своих пациентов?

— Конечно. С сугубо профессиональной точки зрения.

— Почему она хотела поговорить с ним? Вы можете сказать хотя бы в общем?

Последовала долгая пауза, во время которой Флинт смог украдкой оглядеть комнату боковым зрением. Здесь были полки, уставленные книгами, большой шкаф, а также роскошная кровать с балдахином. Но все это создавало ощущение какой-то пустоты и бездушности, даже несмотря на то, что здесь жила женщина.

— Вы думаете, она убила моего отца?

— Мы считаем, что убийство должно было произойти в какой-то момент между уходом неизвестного мужчины и приходом Деллы.

— Тогда я не могу вам сказать. Мой отец никогда бы не допустил нарушения врачебной тайны. Даже если бы это помогло раскрыть его убийство.

— Мы будем просматривать его записи, Лидия. Мы увидим все, что там есть.

— Я уверена, что увидите. Но я дорожу своими принципами. Отец никогда бы не позволил мне забыть о них, чтобы дать вам не относящуюся к делу информацию.

Флинт кивнул:

— Справедливо. И если быть откровенным, меня больше интересует мужчина. Пока мы его не опознаем, у нас не будет шансов поймать убийцу. Так что если вы вспомните что-нибудь, что угодно, чем вы сможете поделиться с нами, любую крупицу информации, неважно, насколько незначительную, я буду очень благодарен. — Он встал. — Я оставлю вас одну, мисс Рис. — И направился к двери. Затем почти в последнюю минуту обернулся. — И последнее. В кабинет вашего отца нет какого-то тайного входа?

— Что вы имеете в виду?

— Кроме двери в холл и французского окна, есть ли еще какой-нибудь способ попасть в комнату или выйти из нее?

— Нет. Ничего подобного.

Флинт кивнул. Этого ответа он и ждал.

— Спасибо, мисс.

И он оставил ее одну.

Спускаясь по лестнице, инспектор Флинт услышал, как Маркус Боуман забрасывает сержанта Хука вопросами:

— Что случилось? Что вам нужно? Куда вы дели Лидию? Где она?

— С ней все в полном порядке, мистер Боуман, — ответил инспектор. — У нее просто шок, вот и все.

Боуман направился к лестнице:

— Тогда позвольте мне увидеть ее, мне нужно с ней поговорить…

Флинт уперся ладонью в грудь молодого человека, удерживая его:

— Не сейчас, сэр. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— В чем дело? Что случилось?

— Доктор Ансельм Рис мертв, сэр. Убит. Его убили в течение последнего часа. — Это заставило Маркуса замолчать.

— Я должен спросить, где вы были сегодня вечером.

— Я… я был с Лидией. Все время. Она вам расскажет. Боже мой, вы же не хотите сказать, что думаете, будто я…

— Где вы были?

— В «Савое». Мы… мы ужинали там.

— А потом?

Последовало неловкое молчание:

— В клубе. В Сохо.

— В каком клубе?

— В «Пальмире».

— И во сколько вы ушли?

— Только что. То есть всего несколько минут назад. Мы приехали сюда на такси. Я… я сказал, что провожу ее домой.

— Очень по-рыцарски с вашей стороны, сэр.

Боуман смотрел на него пустым взглядом:

— Ну, я… оставил здесь свою машину, видите ли.

Флинт отвел сержанта Хука в сторону:

— Я хочу, чтобы его допросили. Я хочу, чтобы дом обыскали. Малейшие детали. Следы. Отпечатки пальца в пыли. Пусть ничто не ускользнет от вашего внимания. Я возвращаюсь в участок. — Тут он сделал паузу. — А потом мне нужно будет кое-кого навестить.

— Да, сэр. Кого, сэр?

* * *

Несколько часов спустя, около десяти утра Лондон дремал под моросящим дождем, а инспектор Флинт вышел из полицейской машины в Патни. Перед ним вырисовывался паб «Черная свинья» во всем своем ветхом великолепии. Почистив скребком ботинки от грязи, он направился внутрь.

Барменша жестом указала на отдельную комнату (она знала Флинта и кто ему нужен). Он прошел через низкий дверной проем в соседнее помещение, где на половицах перед незажженным камином были искусно расставлены старые кресла. Изъеденная молью голова оленя глазела со стены над камином.

Джозеф Спектор сидел в одиночестве, рассеянно перебирая колоду карт. Флинт сел напротив него.

— Выглядите изможденным, — сказал старый фокусник, не поднимая глаз. — Похоже, утром вы не брились.

— Я работаю с полуночи.

Взгляд Спектора метнулся вверх:

— Кого-то убили, не так ли? Кто-нибудь, кого я знаю?

— Психиатра. Доктора Ансельма Риса.

— Рис мертв? И кто его убил?

Флинт сложил пальцы домиком. Так он делал, чтобы показать, что настроен серьезно:

— Как вы думаете, почему я сижу перед вами?

— Понятно… — Спектор откинулся назад, вытянув руки над головой. Костяшки его корявых пальцев хрустнули, как сучья. Он зевнул. — Рассказывайте.

Флинт подробно изложил события предыдущего вечера. Он нарисовал детальные образы главных действующих лиц: Лидия Рис и Маркус Боуман, экономка Олив Тернер и актриса Делла Куксон.

Когда они впервые встретились несколько лет тому назад, инспектор Флинт отнесся к Спектору с настороженностью, которую он проявлял к ловким мошенникам. В конце концов, Спектор был известным приверженцем темной стороны жизни и мог похвастаться одной из самых полных библиотек по преступному и сверхъестественному. Но именно эта «инаковость», окружавшая Спектора, делала его идеальным партнером в случаях «невозможных» преступлений. Полезный элемент знакомства с фокусником — это изучение того, как делаются фокусы.

Он никогда бы не назвал себя затворником, но в эти дни Спектор, как правило, ограничивался всего лишь несколькими злачными местами. Сколько себя помнил, он жил в любопытном, приземистом домике на Джубили-Корт — куче кирпичей, слегка отдававшей готикой, которая, когда в ее окнах горел свет, казалась похожей на череп с подсветкой. Но чаще всего его можно было встретить здесь, в закутке «Черной свиньи», плохо освещенного паба с низкими балками, навесами на окнах, не говоря уже о медных кранах и бурчащем старом пивном насосе за баром. Кто-то назвал бы его мрачным, но как известно любому фокуснику, отсутствие света — лучший союзник.

— Хорошо, — кивнул Джозеф Спектор. — Итак, экономка Олив Тернер, мы ей доверяем?

— Да. Доверяем.

— Почему?

— По нескольким причинам. Первая: она ничего не выигрывала от убийства доктора Риса. В его завещании для нее нашлась лишь символическая сумма. Вряд ли из-за этого стоило убивать. Второе: она работала в доме всего пять месяцев. Я не думаю, что этого времени достаточно, чтобы зародить смертельную неприязнь. Мы твердо установили, что она и доктор Рис никогда не встречались до того, как Рис обосновался в Англии этой весной. И третье, — продолжал Флинт, — и для меня это решающий момент: Делла Куксон приехала в дом после убийства. И Олив впустила ее. Если бы она только что убила своего работодателя, как вы думаете, стала бы она делать что-то подобное?

— Справедливо. Первые два пункта бессмысленны, а вот третий имеет некоторый вес. А что насчет этой запертой комнаты? Давайте подробности.

— Туда можно попасть двумя способами. Через дверь и через французское окно. Оба были заперты изнутри.

— И все?

— Да. Поверьте мне, мы осматривали эту комнату несколько раз.

— Никаких следов оружия?

— Никаких.

— И двери никак не могли быть заперты снаружи?

— Никак. В обоих случаях ключ был в замке.

— Есть вероятность того, что с окном произвели какие-то манипуляции?

— Нет. Насколько я понимаю, Ансельму Рису перерезали горло в идеально закрытой комнате.

Джозеф Спектор улыбнулся:

— Мой любимый вид преступлений. Есть еще какие-нибудь примечательные особенности комнаты, о которых я должен знать?

— Ничего необычного. Стол. Книжные полки. О, и сундук.

— Что за сундук?

— Большой деревянный. Но его обыскали. Он был абсолютно пуст.

— Понятно. Мне нужно осмотреть его самому. Но, пожалуйста, продолжайте.

— Мы нашли два типа следов в заднем саду дома. Но к самому дому они не подходят, поэтому не получается установить связь между ними и убийством.

— Что-нибудь еще?

— Мы пытались выведать подробности у Деллы Куксон, но она молчит как рыба. Может, вы попробуете?

— Ну, я могу дать ей алиби. Большую часть вечера она была дома у продюсера Бенджамина Тизела. Примерно до одиннадцати часов. Мы все поехали туда после спектакля.

— Какая-то вечеринка?

— Да. Тизел — любитель такого рода мероприятий. Он любит музыку, танцы, выпивку, сигаретный дым.

— Вам же такое не нравится?

Спектор улыбнулся, разделил колоду карт на две части, а затем снова сложил их вместе.:

— Вы удивитесь, что можно вытерпеть ради внимательной публики.

— И как долго она пробыла на вечеринке?

— Точно не могу сказать, но знаю, что она была там в десять тридцать, но к одиннадцати уже уехала.

— На такси?

— Полагаю, что да. Дом Тизела, должен заметить, находится в Хэмпстеде.

Флинт кивнул:

— Значит, чтобы добраться до дома в Доллис-Хилл, ей потребовалось бы не менее двадцати минут. И она приехала сразу после телефонного звонка.

— Телефонный звонок, — повторил Спектор, — да, мы к этому еще вернемся. Сейчас меня больше интересует Делла Куксон. Ее обыскивали?

— Мы осмотрели ее сумочку. Против ее воли, понятное дело. Но там не было ничего интересного. А что? Вы же не думаете, что это ее рук дело? Я имею в виду, она никак не могла попасть в кабинет, чтобы убить доктора. И даже если бы она это сделала, зачем потом идти к входной двери?..

— Позвольте вас прервать, — перебил его Спектор. — Хотя я признаю, что маловероятно, что она могла убить Риса при описанных вами обстоятельствах, я думаю, что мы не должны недооценивать ее роль в этом деле. Флинт открыл рот, но промолчал.

— Я имею в виду следующее, — продолжил Спектор. — У вас была возможность узнать истинную причину ее визита прошлой ночью? — Теперь Флинт медленно покачал головой.

— А знаете ли вы, почему она вообще стала пациенткой доктора? Позавчера вечером была премьера ее новой пьесы «Мисс Смерть», которая идет в «Гранате», и мне довелось работать над постановкой. Похоже, это будет хит. Вчера вечером, после второго показа продюсер устроил вечеринку в своем особняке. Там были актеры, драматург, режиссер и разные известные персоны из этого круга. Я хочу сказать следующее: на этой вечеринке произошло нечто такое, инспектор Флинт, что может представить убийство в новом свете.

— Так вы собираетесь рассказать мне или нет?

Спектор усмехнулся:

— Бенджамин Тизел — продюсер. Будет ли идти постановка для него вопрос жизни и смерти. И я знаю, что сегодня утром Тизел говорил об отмене вечернего представления. Надеюсь, это дает вам представление о том, насколько все серьезно.

— Серьезнее, чем убийство?

— Для Бенджамина — да. Во время вечеринки его ограбили.

— И какое отношение это имеет к Делле Куксон?

— Так вы еще не читали врачебные записи?

Флинт покачал головой.

— Она клептоманка. Компульсивная воровка. Это секрет Полишинеля в «Гранате», и проблема стала настолько серьезной, что она обратилась за помощью к доктору Рису. Это совершенно не для протокола, как вы понимаете, — отметил он в скобках, — но вчера вечером — до того, как она посетила доктора, — Делла украла нечто бесценное.

— Расскажите мне, — попросил Флинт.

И Спектор рассказал. Он начал пересказывать все, что видел сам, наряду с рассказами других присутствующих.

Вечеринка у Бенджамина Тизела представляла собой кульминацию декаданса. Ее центральным украшением была пирамида из бокалов с шампанским, а в дальнем конце комнаты трубило джазовое трио, в то время как молодая труппа и обслуживающий персонал кружились в вихре.

Сам Тизел обожал выступать в роли хозяина и для этого случая облачился в ярко-красную домашнюю куртку, чтобы точно не затеряться в толпе. Как правило, он нависал над самыми популярными членами труппы, опутывая их такой паутиной разговора, из которой они никак не могли выпутаться. Естественно, сегодня его внимание было сосредоточено на Делле Куксон.

Спектор тем временем устроился в дальнем углу бальной залы, куря свои сигариллы и угощаясь ликером Тизела. Хотя Спектор гордился своей почти сверхъестественной наблюдательностью, он должен был признать, что этот вечер не был его звездным часом. Он сосредоточил все свое внимание на том, чтобы развлечь гостей старыми карточными и монетными фокусами, и не заметил Тизела и Деллу, когда они прошли мимо.

В какой-то момент, в этом Спектор был уверен, Бенджамин Тизел и Делла Куксон ушли с вечеринки и поднялись наверх. Их не было около десяти минут. Затем, когда они вернулись, Делла поспешно попрощалась и покинула вечеринку. Это было в одиннадцать часов или около того. Тизел, казалось, был немного ошеломлен внезапным бегством главной актрисы. Но не настолько, как час спустя, в полночь, когда кража была обнаружена.

Он вышел в зал и резким взмахом руки заставил замолчать джазовое трио.

— Дамы и господа! — проревел он, перекрывая ропот, прокатившийся по толпе. — Всем оставаться на месте. Произошло ограбление.

* * *

— Так что она взяла? — хотел знать Флинт.

— Только один предмет. Это была картина El Nacimiento — «Рождение» — «безумного испанца» Манолито Эспины.

— Почему вы так уверены, что ее взяла именно Делла?

— Это единственное логичное предположение. Только она покинула вечеринку раньше, и поэтому только ее не обыскали.

— Не мог ли грабитель проникнуть в дом снаружи?

— Все окна и двери были наглухо заперты. Кроме разве что входной двери. Но Тизел поставил туда двух горничных, чтобы впускать опоздавших. И они говорят, что никаких злоумышленников не было.

— Ну и ну. Это действительно очень странно.

— Кстати, я разговаривал по телефону с Бенджамином Тизелом до того, как вы приехали сюда сегодня утром. Он очень хочет вернуть свою собственность.

— Что он вам сказал?

— Он хочет, чтобы я занялся этим делом.

Флинт с недоверием откинулся в кресле:

— С какой стати?

Спектор пожал плечами:

— Он доверяет мне. Знает, что у меня есть определенный талант к таким делам.

— Он сказал вам что-нибудь еще?

— Да. Он изложил мне свою версию событий прошлой ночи.

* * *

— Пойдемте со мной. Я хочу вам кое-что показать.

С подвыпившей Деллой Куксон под руку Бенджамин Тизел вышел из бальный залы, где празднование было в самом разгаре. Он провел ее по винтовой лестнице в небольшую боковую комнату. На шнурке у него на шее висела пара ключей — один большой и один маленький. Большим ключом он отпер дверь.

— Зачем ты привел меня сюда, Бенни? — игриво прошептала Делла в темноте.

— Я хочу вам кое-что показать. Кое-что, что, я уверен, вы оцените. В конце концов, вы культурный и чувствительный человек.

Через единственное окно в скудно обставленную спальню струился лунный свет. С болезненным стоном Тизел опустился на колени возле узкой односпальной кровати и вытащил из-под нее большой деревянный сундук. С помощью маленького ключа на шее он открыл его и поднял крышку.

— Пожалуйста, — сказал он, жестом приглашая Деллу подойти.

И там, под бит и взрывы джаза и танцы на первом этаже, она в первый и последний раз взглянула на сокровище Бенджамина Тизела. Внутри бархатной обивки сундука лежала прямоугольная картина в золоченой раме.

— Боже мой! — воскликнула Делла.

— Ага. — Тизел сиял от гордости. — Разве она не прекрасна?

Пытаться описать такое произведение — занятие неизбежно тщетное. На картине была изображена молодая женщина, держащая на руках младенца. Лицо женщины было гладким, как фарфор, кожа пронизана розоватым сиянием радости и блаженной невинности. Ребенок, с закрытыми глазами и кричащим ртом, был изображен идеально. Его крик практически можно было услышать.

— El Nacimiento Манолито Эспины, — объявил Тизел. — Разве она не божественна? — Делла уставилась на картину.

— Простите старому дураку потуги на грандиозность, но я не мог устоять перед возможностью поделиться этой картиной с тем, кто ее по-настоящему оценит.

— Где вы ее взяли? — спросила Делла.

— В путешествии, — последовал ответ, — купил у человека, который не имел ни малейшего представления об истинной ее ценности. Ну, Делла? Что скажете?

— Это… ослепительно. — Она не отрывала глаз от полотна. — Что вы собираетесь с ней делать?

— Делать? Делла, она моя. Я не должен ничего с ней делать.

— Вы не собираетесь разделить ее с другими, выставить на всеобщее обозрение или что-то в этом роде?

— Я бы никогда не выставил что-то подобное на показ, это было бы слишком вульгарно. Когда я любуюсь картиной в одиночестве, я испытываю нечто сродни религиозному экстазу. Это очень личное переживание. А что касается желания разделить… я делюсь ею с вами сейчас.

Конец ознакомительного фрагмента.