Мёртвое

Том Пиккирилли, 2023

Джейкоб Омут, известный писатель, возвращается в дом своего детства. Десять лет назад он осиротел: уютный старый особняк, принадлежавший многие поколения его семье, стал местом настоящего кошмара. Его сестра, зарубив топором их брата и родителей, заперла мальчика в чулане и совершила ужасное самоубийство. Грядет годовщина той страшной ночи, и неведомая сила призывает Джейкоба вернуться в место, будто застрявшее между миром живых и миром мертвых. Туда, где водится кое-что пострашнее кошмарных воспоминаний. Где в глухих залах бродят зловещие призраки, а мрачные стены скрывают порочные тайны и темное семейное наследие. В место, где больные фантазии давно умершего писателя все еще пронизывают ткань реальности, а в лесах скрываются безымянные существа, терпеливо ждущие возвращения своего создателя. Классический хоррор о доме с привидениями и семейном проклятии от «мастера ужасов» Тома Пиккирилли, получивший номинацию на премию Брэма Стокера в категории «Лучший роман». Откройте эту книгу темным дождливым вечером – и вам станет по-настоящему страшно.

Глава 3

У Вейкли был пунктик: перед тем, как сорваться с цепи, он всегда тормозил.

Большинство людей, знавших его, предполагали, что этого типа воспитал просмотр второразрядных боевиков — снятых как раз по романам, которые он, будучи литературным агентом, пристраивал. Казалось, каждая третья-четвертая подобная книга описывает, как хороший парень заходит слишком далеко, в его глазах разгорается жажда убийства, медные трубы стонут — и грядет разнузданное мочилово. Вейкли получал пропуски на премьеры — и ни одной не упускал, покуда фильмы не перешли на формат «direct-to-video»^[1], будучи слишком малобюджетными даже для ограниченных дебютов.

Вейкли, конечно, никого не мочил — просто разбрасывался бумагой. Он не рвал ее и не комкал в кулаках, всего лишь опорожнял лоток принтера на пол.

— Нет, — заявил он. — Ни фига подобного.

Вейкли не мог похвастаться недюжинной силой, и если кого-то и мог замучить, то только себя — когда заливался по уши «Джеком Дэниелсом» и захламлял свой рабочий стол. Подергав себя за пушистую белую бороду, он ненадолго разгладил несколько глубоких морщин на шее.

— Ты ведь это не всерьез, правда? — умоляюще поинтересовался Вейкли.

— Серьезней некуда, Боб.

— Я тебя услышал. Нечего было и уточнять.

Как всегда, разнос Вейкли начался с холодной покорности. Эта фаза скоро миновала, и сначала, пыхтя и морща губы, Вейкли стал перекладывать бумаги на столе. Они оказались слишком важны, чтобы ими просто так разбрасываться, поэтому хозяин кабинета как бы невзначай пнул носком ботинка корзину для мусора — та даже не опрокинулась. Тогда рука Вейкли потянулась к лотку принтера, и не особо хорошо отапливаемый кабинет наполнился атмосферой тягучего томления.

Со следующего тычка ногой что-то из корзины все-таки вылетело на пол. Пыхтя и бормоча себе что-то под нос, Вейкли исполнил на мусоре небольшое фламенко. Уважать его в такие моменты было трудно, но любить — проще некуда. Все-таки мужчина являл собой полную противоположность сурового Айзека Омута.

— Значит, всерьез. Если думаешь, что я благословлю эту твою затею и даже бровью не поведу, ты спятил.

— Послушай, Боб…

— Это ты послушай. И — нет, я не собираюсь читать тебе нотации. Что угодно, только не это, дружище.

— Как по мне, оно самое.

— Я думал, мы договорились, что ты больше никогда туда не вернешься.

— Разве договаривались?

— Разве я не прав сейчас?

— Прав конечно.

— Ну и в чем проблема?

— Ни в чем.

— Господи Иисусе, перестань со мной соглашаться.

Новая секретарша Вейкли, Лиза, одарила Джейкоба смущенным сочувствующим взглядом. Она ему уже нравилась, хоть бы и потому, что предпочла усесться рядом с ним на кушетку, хотя куда естественнее было бы занять стул напротив Боба. Рыжеволосая девушка ростом шесть футов без каблуков, судя по всему, от силы год-другой назад окончившая колледж, она не настаивала на том, чтобы ее называли «администратором», «помощницей» или «менеджером». У нее были приятно-округлые щеки, карамельные веснушки, ничуть не скрытые тональным кремом; уши — без проколов, что Джейкоб нашел слегка экзотичным. Она старалась сохранять невозмутимое выражение лица, но продолжала бросать на него косые взгляды, будто уже знала, как будет развиваться спектакль, но все еще получала от зрелища удовольствие. Ее губы тронула чувственная, уж слишком интимного характера улыбка, и Джейкоб мигом смекнул, что Вейкли спит с ней.

Лиза переложила свой блокнот на колени — все страницы были покрыты завитками, смахивающими на записи на незнакомом языке, — и скрестила ноги с хорошо развитыми мышцами; такими только дерьмо из хулиганья выбивать. Склонила голову, наблюдая, как Вейкли ударяется в новые нервические трепыхания, на сей раз — почти что в ритме сальсы.

— Не думал, что ими еще пользуются, — заметил Джейкоб.

— Чем? — уточнила Лиза.

— Ручками и блокнотами. Ну, чтобы стенографировать.

— Я не особо продвинутая пользовательница компьютера.

— Я тоже.

— По правде сказать, ненавижу компьютеры.

— Я тоже.

— Ты, должно быть, Джейкоб, — сказала она.

Он кивнул. Их голые руки соприкоснулись, когда они сидели вместе на диване, и он был очарован видом ее волос — тем, как они образовывали вокруг ее головы нечто вроде невесомого ореола.

— Я полагаю, Боб рассказал немного обо мне?

— Немного. Он всегда так себя ведет, когда просто наносишь визит вежливости?

— Отводить душу на писателях порой полезно. — Джейкоб пожал плечами.

— Я Лиза Хокингс. Большая твоя фанатка. Все твои книги прочла.

Он никогда в жизни не видел более бесстрастного лица — хотя ее глаза сверкали, а по губам все еще скользила шаловливая улыбка. Джейкоб протянул Лизе руку без особой уверенности в том, насколько жест выйдет социально приемлемым. Однако Лиза ответила на рукопожатие тут же, крепко и почти до боли стиснув его пальцы. Ее рука выглядела даже больше его собственной.

— Спасибо, Лиза.

— Ты понял, что я лгу.

— Да, понял.

— Как это у тебя получилось?

Вейкли, особо не слушая их болтовню, выпрямился в кресле, вцепившись в бумаги. Он выглядел задумчивым и испуганным одновременно. Кресло медленно выписало по оси разворот, явив из-под стола трясущиеся колени сидящего в нем. Лиза пожала плечами — для нее ситуация явно была в новинку. Да и сам Джейкоб едва ли понимал, что за игру затеял.

Роберт Вейкли, литературный агент его отца (а теперь и его собственный), был кем-то вроде дядюшки, часто навещавшего Джейкоба, когда тот был ребенком. Он боролся за то, чтобы стать его законным опекуном, во время сражения, которое развязала двоюродная бабушка с самых дальних ветвей фамильного древа. Джейкоб встречал ее однажды, милую и искреннюю женщину, но ей было за шестьдесят, и ей не нужен был одиннадцатилетний ребенок. Она дала ему пакетик с печеньем домашней выпечки и пару детских фотографий отца, где тот, даже играя с детьми, казался сердитым и насупленным. Джейкоб и Вейкли жили вместе как дружелюбные, но чуждые соседи по комнате в течение следующих семи лет, пока Джейкобу не исполнилось восемнадцать и он не получил свое наследство.

Роберт Вейкли написал три книги о смерти джейкобова отца — первые две попали в список бестселлеров, ведь всем казалось, что автору трагедия знакома изнутри. Роберту удалось заполучить несколько реальных фотографий с места преступления, но сами тела были на них размыты, да так, что подробностей бойни не углядеть (и все же нельзя было не заметить, что у всех людей на снимках выше шеи ничего не было). Однако к третьей книге люди поняли, что Вейкли повторяет старую песню на новый лад, внося лишь небольшие дополнения к анализу карьеры Айзека Омута и в целом плохих фильмов, снятых на основе его прозы. Более того, всем стало ясно, что писатель из Вейкли посредственный — иначе тот не стал бы полагаться на Джейкоба в вопросах редактуры.

— Может, мне приготовить что-нибудь на всех нас? — спросила Лиза.

— Было бы неплохо, — сказал Джейкоб. — Спасибо. — Его уже давно тут не будет, когда она со всем управится, и Лиза понимала это.

— Спасибо, — сказал Вейкли. — Я думаю, нам как раз это нужно. Перекусить, по паре коктейлей пропустить. Может, сходим в заведение Спайви? Всех устроит? — Он будто бы намеренно упустил суть слов секретарши или попросту рационализировал ее порыв. Лиза и это подметила — и повела себя так, словно даже не услышала босса. Она ушла, не проронив больше ни слова, вся целиком в своей роли, и Джейкобу она понравилась еще больше.

Вейкли снова пощипал бороду.

— Не возвращайся туда, сынок.

— Почему?

— Слушай, я с этим дерьмом больше не связан.

— Связан, увы, — заметил Джейкоб, — с тех самых пор, как я объявился у тебя. Но я все понимаю, ничего страшного.

— Учить меня еще будешь…

— Не собираюсь.

— Совсем как твой папаша — лишь бы по ушам поездить.

— Я — не мой папаша. — Тут и спорить было не с чем; Вейкли это понимал.

— Послушай, здесь даже и обсуждать нечего. Мы много лет назад закрыли эту тему. И что же сейчас? Зачем тебе туда ехать, ты так и не сказал. Вдохновения ищешь? Не верю, ты раньше как-то без него справлялся — и посмотри-ка, сколького достиг! — Голос Вейкли вдруг дрогнул, так что ему пришлось сделать глубокий вдох. — Скажи честно, ты что, после всех этих лет принял-таки чье-то предложение самому написать книгу о своей семье?

— Скажи мне, как давно ты спишь с Лизой?

— Что еще за вопросы! — Вейкли сердито крутанулся в кресле. Его колени все еще мелко тряслись, и это выглядело довольно смешно. — Идиотские вопросы. Минимум две недели. А теперь перестань увиливать.

— Мне нравится Лиза. И я не увиливаю. Глупо было с твоей стороны спрашивать. Ты уже знаешь, что я никогда не напишу об этом доме.

— Ты говорил так раньше, но десять лет — большой срок. И если я правильно угадал, я честно тебе заявляю: брось, не стоит оно того. Ради твоего же блага, не возвращайся.

— Не хочешь ли ты сказать, что запрещаешь мне?

— Запрещаю, еще как.

— Ты — мне — запрещаешь?

— Черт возьми, да — ты меня вообще слушаешь? Издеваться надо мной вздумал? Да, я тебе запрещаю. — Он очень хотел, чтобы его голос прозвучал по-родительски сурово, но уже в следующий миг Вейкли добавил с острой болью в голосе, застав их обоих врасплох: — Я… я пытался быть тебе как отец. Как хороший отец.

— Господи, Боб, — выпалил Джейкоб. — Давай без этого, прошу. — Он вздрогнул, поняв, как все же сильна связь между ним и этим мужчиной. Почти ужасающе сильна — такого он никак не ожидал.

— Слушай, ты же знаешь: там ты будешь у всех на виду. Сейчас круглая дата, значит, кто-нибудь да заинтересуется делом снова. Прежде ты сдавал дом на острове в аренду куче других писателей — их взглядов на случай Айзека Омута вполне хватит на то, чтобы забить до отказа фонд какой-нибудь сельской библиотеки.

Да, такой был у него план: пусть придут другие и ослабят нечто, свернувшееся в стенах дома подобно змее, унесут его часть с собой и в итоге лишат силы.

— Эти писатели были друзьями папы, а некоторые из них — и твоими и моими, Боб. Они не вернутся, и они достаточно уважают нас и себя, чтобы не превращать возрождение жанра в цирк.

— Это очень наивно с твоей стороны, Джейкоб.

— Если нагрянут фанаты, мне плевать. Подпишу пару книжек. Но никого там сейчас не будет, уверен. Никто даже не знает, как попасть на Стоунтроу.

— И это тоже безрассудно. Ты знать не знаешь, кого туда принесет. Лизе каждые часа два приходится отвечать на звонки каких-то недоумков, а она даже не в курсе всей истории.

«Умолчания, — говорил отец, — используются, чтобы поддразнить читателя: оставить его в подвешенном состоянии с чувством, будто вот-вот что-то прояснится. Может, и не сразу, но страниц через десять-пятнадцать — точно».

Вейкли подошел и сел рядом с ним. Теперь они были слишком близки в своей общей тревоге — гораздо ближе, чем когда-либо за все те годы, что Джейкоб прожил в доме этого мужчины, слушая, как под ним стонут приведенные на одну ночь подружки или как играют пластинки с чертовым диско.

— Я никогда особо не интересовался в последнее время, что ты чувствуешь…

— Боб.

— Не хочу, чтобы ты думал, будто мне все равно.

— Хватит, Боб.

— Да, я люблю тебя, хотя я знаю, что никогда особо этого не показывал, я понимаю это, но я готов выслушать, если ты когда-нибудь захочешь со мной поговорить.

— Пока — не хочу.

— Я думал, ты справился со всем, что осталось в Стоунтроу. Может, я суеверен…

Кто угодно, только не Боб Вейкли. Джейкоб однажды видел, как этот тип флиртует с новообращенной монахиней. Молоденькой сестрой Христовой в миленьком платьице и с распущенными светлыми волосами.

— Не то чтобы я верю всем этим россказням про паранормальные явления… или в то, о чем ты пишешь… но послушай-ка, прошлой ночью мне приснился странный сон.

Этого еще не хватало, боже. Джейкоб задумался, успеет ли он вовремя добраться до двери, если еще есть шанс на побег.

— Боб…

Вейкли умел быть непредсказуемым и выкидывать чудесные фортели. Он мог психануть из-за какой-то ерунды, но с хладнокровием заключать исключительно успешные сделки. Он умело подбирал слова, говоря о самых небывалых вещах, и сейчас его спокойная манера общения заставила Джейкоба покрыться холодным потом.

— Я проснулся, чуть ли не крича, — звучит само по себе как драматическое, мать его, преувеличение, согласен? Кошмар, какой бы ужасный ни был, — просто преходящая фигня. Но от того сна я еще полчаса отойти не мог, а когда на кухне громыхнула в раковине косо лежащая тарелка — взвизгнул, как девчонка. Так вот, в том сне твой отец…

— Замолчи, молю.

— Знаешь, она беременна, — сказал Вейкли. — Лиза беременна, и я собираюсь жениться на ней. Во сне Айзек попросил, чтобы я не пускал тебя туда. Чтобы ты держался подальше. Рейчел тоже была там, точно такой, какой я ее помню. Господи, ты не знаешь, какой скверный сон это был. Ужаснее просто некуда.

Но Джейкоб, конечно, знал. Выходит, вернуться домой — не полностью его решение. Все происходит неслучайно; узлы в опутавшей его семью сети то ослабевали, то стягивались туже, но никогда полностью не развязывались.

— Кто еще там был? — спросил Джейкоб.

— Маленькая девочка. Какая-то маленькая девочка… она сказала, что скоро умрет.

Примечания

1

Direct-to-video (с англ. — «непосредственно на видеокассету», также употребляется форма straight-to-video) — устоявшееся англоязычное выражение, используемое для обозначения категории малобюджетных либо неудачных с точки зрения кинопрокатных перспектив кинокартин. Другим случаем является выпуск картины, не планирующейся к показу на широких экранах, исключительно для домашнего просмотра. Фильмы direct-to-video выпускаются, как правило, без широкомасштабной рекламной кампании сразу на видеоносителе, без выхода в кинотеатральный прокат.