Бег по взлетной полосе

Тори Ру (2024)

Яна несчастна. Человеком, который поддерживал ее веру в себя, был отец — но его больше нет. Когда-то Яна мечтала петь, но теперь голос исчез — ее как будто вообще никто больше не слышит. А когда мама с головой погружается в новые отношения, жизнь окончательно становится невыносимой: отчим пытается изображать «доброго папочку» с подозрительным энтузиазмом. Кит — ненормальный. Это очевидно каждому, кто хоть что-то о нем слышал — а хоть что-то о Никите Синицыне слышал в небольшом городе почти любой. У Кита татуировка на лице, он дерется со сверстниками, делает дикие вещи на камеру и выкладывает в сеть. Он неуправляемый, агрессивный и держит себя так, будто никого и ничего не боится. Почему же, когда все становится совсем плохо, этот псих оказывается тем единственным, кто принимает Янину сторону?

Глава 12

В детстве, когда что-то вдруг шло не по ее задумке, она точно так же застывала и кусала губы, словно не веря, что неприятности происходят именно с ней — прекрасной фарфоровой куклой. И сейчас вместо радости я чувствую укол сопереживания.

Отлично понимаю, почему так сильны ее обида на меня и зависимость от новой компании: Зоя считает, что мне незаслуженно повезло, и изо всех сил стремится не отставать. Знала бы она, как на самом деле я сейчас живу. Поездка в Чехию в компании Игоря и его апартаменты в современном жилом комплексе — не предел счастья, а гребаный ад.

Несмотря ни на что, огромная вина расцветает в душе пышным цветом — встреча с Китом стала для нее очередным предательством с моей стороны. То есть это Зоя считает так, и вполне справедливо. Я ведь помню: она бредила им, буквально сходила с ума. Кажется, ее восторги относительно Кита прекратились только с моим переездом к Игорю.

Делаю шаг навстречу, чтобы внести ясность, но бледное лицо Зои искажает гримаса злобы:

— Ну и что за отребье притащилось на праздник Марка?

Меня пронзает электрический разряд.

— В каком смысле? — Я все еще эпично торможу и не верю собственным ушам. — Зой, ты его не узнала?

От удивления такой силы, наверное, можно упасть в обморок.

— А должна была? — перебивает она, а ее дружки громко ржут. — Алё! Я с таким сбродом не общаюсь!

— А разве не этот терпила на стриме за косарь сожрал собачьи консервы? — великодушно подсказывает развалившийся на диване парень. — Точняк. Да он за донат отсосать готов. Не думал, Зой, что у тебя такие знакомые!

Бескровное лицо Зои покрывается пятнами, она тонет, и никто, кроме меня, не может спасти ее от позора.

— Это я его позвала! — заявляю во всеуслышание, хотя голос подводит. — Он… Мой друг.

— Оу! Неужели? — хохочет Зоя, но сквозь смех прорывается истерика. — Придурок Кит — твой друг! Давно ли? Скажи лучше, что он не смог пройти мимо звуков застолья и заявился сюда, чтобы напиться и поесть за наш счет! И карманы обчистить! Ребят, на всякий, держите при себе телефоны и деньги!

Я хватаю ртом воздух:

— Что ты несешь?!

— Смотри, этот уродец уже успел променять тебя на бутылку. Ах да, говорят, у него это семейное! — припечатывает Зоя, с вызовом глядя мне в глаза, но я не отвожу их.

За ее спиной отодвигается штора, и вместе с ледяным сквозняком в гостиную вваливается Марк.

— Что за шум, а драки нету? — Он прищуривает опухшие веки, сгребает Зою в объятия и отвратно лыбится. — Яна, мы там пепельницу опрокинули, надо бы убрать…

Происходящее смахивает на дурной сон. Раскалывается голова, обида за себя и за Кита, омерзение, вызываемое бывшей подругой, ее хахалем и их тупым пьяным стадом, разрывает душу на части. Я превращаюсь в сгусток безмолвной боли.

Внутри себя я кричу во всю мощь — немой вопль обжигает горло, от него могли бы взорваться оконные стекла и плафоны на лампах, но все, что я могу, — беспомощно шептать:

— Уходите. Уходите отсюда, пожалуйста.

— Да что она там шипит? — Марк наклоняется ко мне, снова обдавая перегаром. — Ты вообще говорить умеешь, мышь?

— Она ненормальная, Марик, разве непонятно? Заика. Отстань от нее вообще.

Искренне веселый и оттого гнусный хохот сотрясает стены моего заброшенного, некогда родного и светлого дома, а я стою в центре комнаты и пытаюсь отдышаться.

Зоя права: я действительно ненормальная. Сколько ни улыбайся, сколько ни старайся убедить себя и других в обратном — психолог так и не смог мне помочь. Я больше не пою и избегаю прямых конфликтов, потому что в самые неподходящие моменты мой навык издавать звуки внезапно отключается.

Заляпанный грязный ковер кажется зыбкой поверхностью болота, я погружаюсь в него, медленно тону в пучине одиночества и отчаяния, но тут на пороге гостиной появляется Кит.

Его глаза яростно горят, лицо перекошено, а побелевшие пальцы крепко, до треска, сжимают горлышко пустой бутылки.

— Захлопнулись, все! — рявкает он. — Слышали, что она сказала? Встали и свалили отсюда на хрен!

Марик оставляет Зою и, раздувая ноздри, прет на рожон:

— Ты кто такой?!

Одним коротким движением Кит грохает бутылкой по дверному косяку, и на пол летит сноп брызг и искрящихся стекляшек. В его руке остается ощетинившаяся острыми краями «розочка».

Как по команде друзья Зои перестают гоготать, вскакивают с дивана, хватают вещи и, с опаской глядя на Кита, гуськом пробираются в прихожую. Зоя и резко сникший Марик тоже линяют. Щелкает замок, повисает звенящая тишина.

А я остаюсь один на один с незнакомым неадекватным типом, уговорившим за пару минут чудовищное количество водки. В его руке оружие, способное убить или покалечить, с ладони капает кровь.

Конец ознакомительного фрагмента.