Сумеречный Сад

Трейси Хигли (2022)

Однажды, в сумерках, пустырь с сорняками по соседству с ее магазином начинает мерцать манящим светом, и Келси, шагнув в неизвестность, попадает на таинственную вечеринку в Сад с загадочными гостями. Здесь она встречает удивительных людей и, возможно, именно здесь она найдет ключ к спасению книжного магазина, а также поддержку единомышленников. Или это только ее фантазия? Тем временем приближается день, когда город заберет ее собственность для продажи застройщику. Отважиться ли Келси зайти дальше в неизведанные края Сада, таящие в себе опасные откровения о ее прошлом, но которые могут дать ответы на ее вопросы?

Глава 11

Сочиняя истории, мы узнаем, что живет внутри нас. Сам процесс письма раскрывает то, что живо внутри нас.

Генри Нувен

Наконец-то пять часов! Я переворачиваю табличку на двери с «Когда-то, давным-давно…» на «Конец» и с облегчением закрываю замок.

Весь день у меня не было времени изучить ситуацию с реквизированием, и я начинаю жалеть о том, что перенесла ужин с Остином на сегодня, но отказываться сейчас будет невежливо. Может, получится распрощаться пораньше и вернуться домой, чтобы поискать выход.

Лиза закончила на пару минут пораньше, чтобы выкурить сигарету на крыше, прежде чем уйти.

Я поднимаюсь по лестнице до своей квартиры, затем на крышу — задать вопрос, весь день маячивший у меня в голове сквозь туман катастроф.

В середине дня прошел краткий дождь, во второй половине снова вышло солнце. Крыша из гудрона и гравия еще хранит немного тепла.

Лиза смотрит на город, оперевшись на парапет.

Прежде чем присоединиться к ней, я подхожу к восточной стороне здания и заглядываю вниз, на пустой участок.

Как и ожидалось, только сорняки и мусор от книжного до разрушающейся стены «Ритм и чудо». По левую руку от меня — Каштановая улица, по правую — задняя стена музея и переулок.

Я отталкиваюсь от ограждения и иду к Лизе, не обращая внимания на жалкие горшки, где в прошлом году я выращивала бархатцы и петунии рядом со старым раскладным стулом из дома Ба. После роскоши воображаемого сада неухоженные однолетники будто бы насмехаются над моими полуусилиями и забытыми увлечениями.

Лиза поворачивает голову, когда я подхожу, и протягивает пачку сигарет.

— Нет, спасибо.

Она пожимает плечами, прячет пачку в карман неопрятного кардигана и выдыхает тонкую струю дыма через нос.

— Подумала, что если ты когда и начнешь, то сегодня.

Я облокачиваюсь на стену и осматриваю вид. Склонившееся над городом солнце на той стороне улицы раскрашивает крыши в цвет пламени.

Лиза качает головой.

— Если бы у меня были деньги, я бы нашла тебе адвоката или что-то такое.

— Я ценю порыв.

Лиза — хороший человек, несмотря на то, что жизненные передряги ее потрепали. Сколько лет из своих сорока с чем-то она была счастлива?

— Я тут подумала. Твоя мама и Ба были близки, так ведь?

Лиза глубоко затягивается и выдыхает.

— Ну да. А что?

Она как будто готовится защищаться. Наверное, потому что было очевидно: Ба не увольняла Лизу — почти семь лет — не потому, что она такой замечательный работник. Я бы даже сказала, Лиза то приходила, то уходила, пытаясь справиться с алкогольной зависимостью, очередным никчемным парнем и даже парой месяцев без крыши над головой. Доброта Ба, оправдываемая верностью давно умершей подруге, была мне непонятна.

— А она… Она обо мне когда-нибудь говорила? Твоя мама. Когда-нибудь говорила о моем удочерении?

— Она тогда уже умерла.

— Что? Мне так жаль… ты тогда была еще совсем ребенком?

— Мне было четырнадцать, да.

— Ого.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — Лиза тушит сигарету о каменную стену и кашляет, прочищая горло.

— Просто было интересно. Узнать про своих родителей.

— Элизабет тебе ничего не рассказывала?

Я пожимаю плечами.

— Да нет. Название агентства, и все.

— И ты никогда не пыталась выяснить?

Я медлю.

То самое письмо.

Больно вспоминать, как детское любопытство выросло до тревожной необходимости понять, кто я и откуда.

— Было дело, — выдыхаю я, чувствуя, как падает камень с души. — Я написала запрос в агентство, когда мне было шестнадцать.

Лиза кутается в свой кардиган от весеннего холода.

— И как?

— Ответа не было. Я тогда подумала, что они не хотели или не могли мне ничего рассказать.

Лиза пожимает плечами и смотрит на городские крыши:

— Не знаю, как это работает.

— А через два года я нашла свое письмо у Ба в ящике стола. Неотправленное.

Сейчас я рассказываю эту историю спокойно, а тогда чувствовала себя глубоко преданной. Да и сейчас чувствую.

Лиза хмурится.

— То есть?

— Она, наверное, забрала его из ящика и не послала.

— Ты ее об этом спрашивала?

— Да. Она сказала: «Лучше тебе не знать, Келси».

Воспоминание обжигает. Разочарование Ба. Загадочные, зловещие слова о Письме. Ощущение, что во мне, моем прошлом или моей семье скрывается что-то по-настоящему ужасное.

— Она права.

Я поворачиваюсь к Лизе и жду продолжения.

— Ба — твоя мать, Келси. Она тебя вырастила. Вот что важно. — Обычно грубая, Лиза кажется мягче. — Ты должна быть благодарна. Не всем так везет.

Я киваю.

— Я знаю. Ты права. Но иногда мне тяжело. Не знать… — Я провожу пальцами по рассыпающемуся камню и продолжаю тише: — Когда я была маленькой, я придумывала всякие истории про мое прошлое. О том, кто я такая.

— Типа, что тебя подменили при рождении?

Я смеюсь.

— Что-то в этом роде, да.

— Ну, Элизабет говорит, ты всегда была рассказчицей. — В ее тоне чувствуется снисходительность. — Всегда пыталась сбежать в свои книжки.

— Да, это бессмысленно. Кроме того, если моя мать от меня отказалась, стоит ли мне ее знать?

Она пожимает плечами, достает еще одну сигарету, зажигает.

— Почему ты об этом сейчас задумалась? У тебя и без того хлопот полон рот.

Тут она тоже права. Время, потраченное на размышления о моих биологических родителях или о выдуманном таинственном саде — это время, которое можно было бы потратить на решение нашей проблемы.

— Все так. Я не рассказчик, я владелец книжного магазина. И я борюсь за свой маленький независимый бизнес против жадности корпораций, онлайн-обезличивания и бездумных алгоритмов.

Лиза улыбается, но грустно.

— Вау, ты себе не изменяешь. Даже это предложение загнула, будто ты Дон Кихот, сражающийся с мельницами.

— Лиза, это что, литературная отсылка? — Я ухмыляюсь. — Неужели Книжный на Каштановой улице забирается тебе в голову?

— Не надейся. Покупательница сегодня сказала эту фразу, а потом ей пришлось мне объяснить, что к чему.

— Ну, я пока не сдаюсь. Мы еще поборемся.

— А про родителей? Будешь искать дальше? — Лиза говорит спокойно, но тело ее напряжено. Может, ее мама все-таки что-то знала? А Лиза не говорит мне из верности Ба? Или еще хуже — она шантажирует Ба, чтобы та ее не уволила?

И почему я никогда больше не пыталась? Прошло десять лет с тех пор, как я нашла неотправленное письмо. Я последовала совету Ба и держалась подальше от этой темы, но сейчас Ба на моих глазах угасает…

Я трясу головой и отталкиваюсь от стены.

— Нет. Нечего искать. Я должна спасти свой Книжный.