Венецианский купец. Перевод Юрия Лифшица

Уильям Шекспир

Пьеса Шекспира «Венецианский купец» публикуется в новом переводе поэта и переводчика Юрия Лифшица. Рассказ о заимодавце, грозящем смертью должнику, неожиданные судебные перипетии, оправдание купца, посрамление жестокого ростовщика и всепоглощающая любовь переданы переводчиком с мастерством, блеском и максимальной приближенностью к оригиналу. Для оформления обложки использована иллюстрация английского художника и поэта Уильяма Джеймса Линтона (1812—1897) «Шейлок, Антонио, Саларино и тюремщик».

АКТ ПЕРВЫЙ. Сцена третья

Венеция. Площадь.

Входят БАССАНИО и ШЕЙЛОК.

ШЕЙЛОК. Три тысячи дукатов? Хорошо.

БАССАНИО. Да, сэр, всего на три месяца.

ШЕЙЛОК. Всего-то? Очень хорошо.

БАССАНИО. А моим поручителем, повторяю, будет Антонио.

ШЕЙЛОК. Антонио пойдет в поручители? Еще лучше.

БАССАНИО. Так вы меня выручите? Могу я надеяться на вас? Каким будет ваш ответ?

ШЕЙЛОК. Три тысячи дукатов на три месяца под поручительство Антонио…

БАССАНИО. Что же вы мне ответите?

ШЕЙЛОК. Хороший человек, этот Антонио.

БАССАНИО. А разве кто-то думает иначе?

ШЕЙЛОК. О нет, никто, никогда, никоим образом! В моем понимании хороший человек, как я выразился, это человек со средствами. Но состояние этого хорошего человека непрочно. Как я узнал на бирже в Риальто, один свой галеон от отправил в Триполи, другой — в Индию, мало того, — третий у него плывет в Мексику, четвертый — в Англию. Да и прочие его заморские предприятия довольно рискованны. Но ведь корабли — это просто доски, моряки — просто люди, а еще есть крысы, водяные и сухопутные, и бандиты, сухопутные и морские, я имею в виду пиратов, а моря, ветры и скалы — разве они не опасны? И все-таки он человек со средствами. Три тысячи дукатов… Думается мне, его вексель чего-нибудь да стоит.

БАССАНИО. Можете в этом не сомневаться.

ШЕЙЛОК. Я хочу не сомневаться в этом, а чтобы я мог не сомневаться, мне придется составить об этом собственное мнение. А переговорить с Антонио мне можно?

БАССАНИО. Конечно, если вам будет угодно отобедать с нами.

ШЕЙЛОК. Вот как! Чтобы нюхать свинину? Чтобы насыщаться плотью, в которую вселился дьявол, заклятый вашим назарейским пророком? Я буду вести с вами торговлю, заключать с вами сделки, беседовать с вами, прогуливаться и прочее, но есть вашу пищу, пить ваше вино, молиться по-вашему я не стану. Вы давно с биржи? Что там на Риальто? Смотрите, к нам кто-то идет.

Входит АНТОНИО.

БАССАНИО. Это как раз синьор Антонио.

ШЕЙЛОК (в сторону). Как он похож на мытаря-подлизу!

Он ненавистен мне, христианин,

Еще за то, что, словно простачок,

Ссужает деньги ни за что, сбивая

В Венеции нам уровень дохода.

Я мог бы распрю древнюю насытить,

Ему вцепившись в бок. Он ненавидит

Священный наш народ, поносит он,

Особенно в компании купцов,

Меня, мою торговлю, мой барыш

Законный, — по его словам, корыстный.

Будь проклят род наш, если я прощу

Ему все это!

БАССАНИО. Вы молчите, Шейлок?

ШЕЙЛОК. В уме прикинул я свою наличность,

И если память мне не изменяет,

Так много вдруг, три тысячи дукатов,

Я не смогу найти. И что с того?

Мой родственник Тубал, еще один

Еврей богатый, выручит меня.

Ах да! Какой вы мне назвали срок?

(АНТОНИО.)

Здоровья вам, добрейший мой синьор!

Сейчас мы вашу милость поминали.

АНТОНИО. Я, Шейлок, под проценты не беру

И не даю, но правилам своим

Намерен изменить, чтобы покрыть

Издержки друга.

(БАССАНИО.)

Вы с ним говорили,

Какая сумма надобна?

ШЕЙЛОК. Что да, то да. Три тысячи дукатов.

АНТОНИО. На срок — три месяца.

ШЕЙЛОК Чуть не забыл!

Три месяца — всего, вы говорили.

Под вексель ваш. Но вот что. Вы как будто

Сказали, что корысти ради ссуд

И не даете вы, и не берете?

АНТОНИО. Не в этом мой доход.

ШЕЙЛОК. Когда Иаков

Был у Лавана, дяди своего,

За пастуха, — святому Аврааму

Иаков волей матушки своей

Премудрой стал преемником вторым…

Ну да, вторым…

АНТОНИО. И что? Он брал проценты?

ШЕЙЛОК. Нет, не проценты. В вашем смысле слова

Процентов он не брал. Он сделал так:

Условился с Лаваном, что возьмет

Себе барашков пестрых за работу,

И осенью, когда бараны к овцам

Прильнули, и в трудах воспроизводства

Стал спариваться шерстяной народ, —

Кору с ветвей содрал пастух искусный

И перед каждой самкой их воткнул.

От этого — Иакову в награду —

Приплодом пестрым овцы разрешились.

Так он открыл священный путь к богатству.

Богатство свято — если ты не крал.

АНТОНИО. Рискнул Иаков, но ведь он трудился.

Он не своею властью все устроил,

Но силою небесного перста.

Вы этой речью славили проценты?

Иль серебро и золото для вас

Что овцы да бараны?

ШЕЙЛОК. Я не знаю.

У нас плодится все. Но вы, синьор…

АНТОНИО. Бассанио, заметь: порою дьявол

Из выгоды и Библию толкует.

Порочный дух с цитатами святыми

На подлеца веселого похож

Или на спелый, но подгнивший плод.

Как ты прекрасна, внешность вероломства!

ШЕЙЛОК. Три тысячи дукатов. Это много.

Три месяца. И плюс процент… Прикинем…

АНТОНИО. Вы денег нам дадите или нет?

ШЕЙЛОК. Меня, синьор Антонио, вы часто

И сделками, и деньгами моими

В Риальто попрекали. Я в ответ

Плечами лишь смиренно пожимал:

Терпенье — символ нашего народа.

Для вас я — пес цепной и еретик,

Заплеван вами мой кафтан «жидовский» —

За то, что я по-своему живу.

Отлично! Но, выходит, оказался

И я неплох. Идете вы ко мне

И говорите: «Шейлок, дайте денег!».

И это вы, рыгавший много раз

На бороду мою и отгонявший

Меня, как пса бродячего, пинками

От дома своего? И что я должен

Ответить вам на просьбу о деньгах?

Сказать: «Как может пес давать взаймы?

Где взять ему три тысячи дукатов?».

А может, мне поклон отвесить рабский

И, чуть дыша, униженно шепнуть:

«Мой добрый сэр, меня вы в эту среду

Назвали псом, днем позже оплевали

И выгнали пинком, вы так учтивы,

Не дать ли вам за это денег в долг?».

АНТОНИО. Мне и сейчас хотелось бы тебя

Назвать собакой, пнуть и оплевать.

Даешь взаймы — давай! Не как друзьям —

Какая ж это дружба, если другу

Сдавать металл бесплодный на племя? —

Дай ссуду мне как своему врагу,

Чтоб если разорюсь я, с чистым сердцем

Взять неустойку.

ШЕЙЛОК. Вот разбушевались!

А я хотел по дружбе, по любви

Забыть позор от ваших оскорблений

И дать вам в долг и за свои же деньги

Не взять нисколько. Вы же не хотите

И слышать о любезном предложенье.

БАССАНИО. Да, вы любезны.

ШЕЙЛОК. И не на словах!

Давайте у нотариуса вы

Подпишете мне вексель — смеху ради, —

Мол, если там-то и в такой-то день

Вы не вернете мне такой-то суммы,

Отмеченной в бумаге, я возьму

Фунт вашей чистой плоти в виде пени,

Кусок отрезав там, где укажу.

АНТОНИО. Вот это да! Я подпишу вам вексель

И всем скажу, что жид — сама любезность.

БАССАНИО. Пойду с сумой, но вам я не позволю

Из-за меня тот вексель подписать.

АНТОНИО. Не бойся, друг, что я не расплачусь.

Я через пару месяцев — за месяц

До платежа по векселю — жду сумму,

Что больше долга чуть не в девять раз.

ШЕЙЛОК. Вот, отче Авраам, и христиане!

Вас учит ваша жесткость деловая

Подозревать в жестокости и нас.

Скажите мне: сорви он срок уплаты,

На что мне человечины кусок?

Говядина, баранина, конина

И то ценней. А в этой неустойке

Что за барыш мне — ни продать, ни съесть!

Хочу купить его расположенье

Своею дружбой. Если он желает —

Прошу принять, а если нет — адью.

Но злом не отвечайте на любовь.

АНТОНИО. Да, Шейлок, подпишу я вексель твой.

ШЕЙЛОК. Нотариусу дайте указанье

Для смеху сочинить бумагу эту,

А я приду с дукатами к нему.

Взгляну на дом, который под надзором

Отпетого мошенника — слуги,

И — к вам.

АНТОНИО. Поторопись-ка, милый жид!

(ШЕЙЛОК уходит.)

Христианином станет наш еврей.

БАССАНИО. Душа черна, а на устах елей.

АНТОНИО. Пойдем. Все хорошо. Боишься зря ты:

Суда придут за месяц до уплаты.

(Уходят.)