Скелеты внутренних органов, или кто в халате, тот и доктор

Фати Эркенова (2023)

Дорогой читатель! Расследуя это дело вместе с героями, задумаемся о дуальности мира. Это лишь философская концепция, или практический инструмент? Ссора друзей поможет в расследовании, или приведет к непоправимым ошибкам? Помощь психиатра, который появился как раз во время — бескорыстный акт, или злой умысел? Может ли возмездие настигнуть убийцу в конце жизненного пути? Или вся его жизнь после совершения преступления — это наказание? Драмы, которые происходят в душах людей — последствие поступков, или их причина?

Скелеты внутренних органов, или кто в халате, тот и доктор

Евгений Сергеевич Волынов был в свое время фигурой известной в городе. Шутка ли — руководитель районного ОВД. До этого назначения карьера у него была лихая и честная, по крайней мере, такая о нем шла слава. В то время он расследовал все громкие дела. Не боялся ни бандитов, ни статусных горожан, ни заезжих. Считали люди, что, если Волынову дали дело — это как бойцовой собаке сказали «фас». Не было для него препятствий и неразрешимых вопросов. Была у него и своя романтическая история, которую местные женщины рассказывали, охали на своих кухнях с подружками, и бывало нередко, под слезы. А история такая: в молодости, будучи еще лейтенантом, имел Волынов друга — мастерового краснодеревщика. Дружили они с детства и по-настоящему. Вместе все праздники и поездки: на рыбалку и в лес. Даже, когда друг женился, появилась у него дочь и, тогда дружба продолжилась и, даже крепла. Помогали по-соседски друг другу, поддерживали в хозяйстве и в делах семейных. Только ввязался краснодеревщик в какие-то махинации с нечестными людьми, да так увяз, что нарушил закон и попал под уголовное дело. Когда шло расследование, Волынов страдал, но сделать ничего не мог. На суде выступил в защиту друга, рассказал, какой тот хороший человек, но толку то? За махинации тогда сажали нещадно. Никак нельзя было откупиться, да и условных сроков за такие преступления тоже не давали. Осудили друга, осталась его жена с ребенком одни. Волынов семью друга поддерживал, как мог. И материально и старался, чтобы изоляции они не чувствовали: гулял с ними по городу, дочь отправил учиться в лучшую школу, определил на верховую езду и в музыкальную школу. Видимо хотел, чтобы семья друга ни в чем не нуждалась. Некоторые потом сплетничали, что мол перестарался с заботой. А может вину за собой чувствовал, что друга не уберег. Видимо доброта его сказалась, да и съехалась с ним жена друга-то. А спустя неделю — две после этого, друг умудрился с зоны сбежать. Пришел в дом к Волынову, убил жену и дочь и сам застрелился. Волынов был ранен, но жив остался. Рассказы на кухне дополнялись леденящими душу подробностями про друга, каков, мол, злодей и убивец — сбежал из тюрьмы, чтобы отомстить жене и любовнику. Зачем, гад, ребенка — то убил? В общем Волынова в этой кровожадной истории все жалели. А он ударился в работу с еще большей силой. Давая возможность кухонным экспертам качать головой и говорить, мол, жизнь ему не мила, ничего не осталось что терять. Лезет прямо смерти в пасть. Спустя время, вернулся из очередного отпуска Евгений Сергеевич с тихой женщиной с ребенком, с которой расписались, о чем, конечно, стало известно всем, кто хотел об этом знать. Родился у них общий ребенок, со временем история позабылась. Только иногда, кто-нибудь вспоминал ее, чтобы припугнуть сына — любителя халявы, или финансовых пирамид, чем мол, заканчиваются эти ваши пирамиды, или дочь, влюбившуюся в раздолбая. Закончишь мол, как семья друга Волынова, чью, кстати, фамилию помнили только те, кто был знаком с участниками ужасных событий, а остальные постепенно и фамилии — то действующих лиц позабыли.

***

В квартире было темно. Не ночным мраком, а глубокими сумерками. Сквозь окна просачивался сизый свет с улицы. Сгорбленный старик, шаркая тапками, передвигался по длинному коридору на кухню. В нем было сложно узнать бравого раньше, полковника Евгения Сергеевича Волынова, который не зажигал свет, потому что ему уже надоело рассматривать свою одинокую обстановку. Не было жизни ни в дорогой мебели, ни в хрустале и картинах на стенах. Все старое и неживое. Только в его древнем теле почему-то продолжали теплиться процессы. Хотя никто уже не делал попыток его увидеть, никому он не был дорог. Иногда начинали крутиться мысли: как же так получилось, что, прожив яркую жизнь, совершив много, как казалось поступков, он остался один. В квартире, да и в жизни. Дети и внуки не хотят ничего о нем знать, не пытаются больше общаться. И, наверное, если его не станет, они уж точно не расстроятся. Но и эти мысли уже сильно не тревожили. Да, такая данность. Он одинокий старик. Больше ничего не греет его истлевшую душу, зато и не тревожит. Почти ничего. Вот только все чаще последние дни он вспоминал Гришку — своего друга молодости. Гришку и Серафиму. Как же он их любил. После, никого он так и не смог полюбить. Вот тогда его страсти кипели. И что из этого вышло — смерть самых дорогих, для него людей. Пожалуй, его жизнь закончилась тогда. Все, что он потом пытался построить, так и не смогло исцелить образовавшуюся рану. Наверное, он должен пойти и признаться в содеянном. Хотя кому теперь это нужно? Он знал ответ — Петру! Брат Гриши — единственный, кто так и не поверил выводам следствия, он продолжал винить в смерти брата Волынова. Петра тогда обвинили в клевете и чуть не посадили. А потому что нечего лезть против системы — выпрыгнула привычная мысль. Но не против системы попер Петр, если быть честным, он попер лично против Волынова, который хотел выжить. Очень хотел. Вдруг он услышал, как во входной двери поворачивается ключ. Старик замер, шмыгнул в дверной проем ближайшей комнаты. Ключ продолжал ворочаться. Или отмычка. Евгений Сергеевич понимал, что его спасение в комнате напротив, в гардеробной, вход в которую, человек, который не знает секрета, не заметит. Возможно, оставались секунды шмыгнуть в комнату, входная дверь могла распахнуться прямо сейчас. Но пока есть шанс. Волынов хотел было прыжком преодолеть максимум пространства коридора, но получилось какой-то корявое стариковское содрогание, шаркающих ног. Не останавливаясь, быстро перебирая ногами зашаркал через коридор, по комнате к гардеробной, распахнул дверь, навалился на нее, закрывая и услышал в этот момент, как щелкнул замок входной двери. Затаил дыхание, старался не издавать ни звука. В голове лихорадочно и суетливо носились мысли. Кто это может быть? Явно чужой, ведь ключей нет ни у единой души. Замки он регулярно менял. Значит преступник. Кто-то из детей стоит за этим? Или это хвосты его прошлых дел? Он давно не служит. Последние годы за ним не было никаких дел. Все, с кем он когда-то сталкивался, давно уже сами старики. Было не понятно и страшно. В этот момент он усмехнулся. Еще пять минут назад он удивлялся тому, что в нем теплится жизнь, и не понимал смысла своего существования, а сейчас дрожит от страха за эту самую жизнь. Он слышал, что неизвестный посетитель не особенно скрывался, вел себя шумно — громко топал, ронял какие-то предметы. Часов в гардеробной не было, поэтому, когда шум стих и даже хлопнула входная дверь, а Волынов еще долго сидел, не шевелясь, не понимая, действительно ли прошло много времени, или так тянется неизвестность страшной ситуации. Когда ему показалось, что прошло явно больше часа, он, стараясь не скрипнуть дверью и не издать никакого шороха, выглянул из гардеробной. Сердце опять стучало, он крался насколько мог тихо. Целью был телефон на кухне. Аппарат был еще и в спальне, но на кухне висел лист с телефоном горячей линии, к сожалению, на свою память, в этом вопросе он полагаться уже не мог. Если бы он помнил телефоны, так же отчетливо, как всплывали в памяти лица Гриши и Серафимы, то, возможно, он даже мог бы работать. Но нет. Голова подводила. Оставалось буквально пара шагов до телефона, когда он скорее почувствовал, нежели услышал за спиной шорох. Уже понимая, что его обманули как маленького ребенка, начал разворачиваться и получил удар по голове.

Пришел в себя уже на следующий день. Голова болела. Осторожно приподнялся, огляделся. Вокруг царил хаос. На полу валялись вывороченные полки, посуда, разбитые тарелки, осколки фужеров. Евгений Сергеевич сел на пол и заплакал от беспомощности, страха и непонимания почему вынужден продолжать свое мучительное существование. Если бы он знал в молодости, насколько бесполезны и бессмысленны все честолюбивые замыслы, стремления, которые заставляли идти через лишение себя обычных человеческих радостей, он бы прожил совсем другую жизнь. Он бы выбрал другую профессию. Он бы по-другому вел себя с людьми. Он бы ценил совсем другое. Гриша и Серафима были бы живы. Он был бы счастлив. Как же все получилось ужасно. За что ему все это? Он встал, подошел к телефону. Набрал номер.

— Здравствуй.

— На меня напали, вышли бригаду.

***

— Вот наше новое дело. Степан бросил папку на стол перед Светой и Борисом. Пока Света разглядывала фотографии, Борис внимательно слушал.

— Напали на бывшего главу районного ОВД полковника Волынова. Стукнули по голове, устроили разгром в квартире. Ничего не украли. Мы взяли одного подозреваемого. Волынов его не знает. Есть свидетельница, которая видела, как подозреваемый выходил из квартиры полковника во время, совпадающее со временем совершения преступления. Степан замолчал, но ходить взволнованно по комнате не перестал. Борис переглянулся со Светланой:

— я что-то не понял, а почему нам надо этим делом-то заниматься? Что в нем такого?

— Ну, во-первых, Евгений Сергеевич — мой учитель, можно так сказать. В университете он вел у меня не много предметов, зато в полях научил многому. И не одного меня. Правда, умел человек не только знания передать, но и помогал себя найти, характер выковать, что в нашей профессии ценно. Уважение к нему было колоссальное. Как-то его пытались подставить, одного рецидивиста, дело которого расследовал Волынов, нашли убитым и все улики указывали на него. Евгений Сергеевич, по сути, сам себя отстранил от расследования, но продолжили-то его ученики. Так они дело раскрыли молниеносно, потому что иначе бы перестали себя уважать.

— В наше время любое быстро раскрытое дело скорее вызовет вопросы, вставила Света.

— Он тогда был для нас легендой, прошел уникальный боевой путь и то, что сейчас, когда он на пенсии, какие-то упыри могут просто так ворваться к нему, ударить по голове, это, это…он замолчал, как будто не мог подобрать подходящего слова, которое бы описало его чувства.

— Да, так не должно быть, вступила Света. Мы внимательно со всем ознакомимся.

— Спасибо. Я сейчас на опознание, а завтра давайте обсудим, как будем действовать.

***

Сколько же вреда приносят, казалось бы, незначительные человеческие слабости. Хотя, если помнить про Божий промысел, который, кстати, творится человеческими руками, то этот вред может предстать частью картины, которую не видно целиком. Частью, в которой есть смысл, как и во всех других элементах творения. Тогда вред может предстать пользой, а хорошо и плохо становятся бессмысленными категориями персонального эго. Но, если бы мы всегда помнили про Божий промысел, то меньше мучались своими человеческими страстями, на жизнь смотрели бы смиренно, терпимо и с принятием и было бы нам не интересно читать детективные истории. А коли уж читаем, то давайте вернемся к текущей точке, из которой видится, что если бы Степан послал с поручением более сообразительного, внимательного и менее ленивого сотрудника, то ситуация могла бы повернуться по-другому. Конечно, не факт, что как-то значительно радостнее, но то, что по-другому — факт! Но он послал Толяна.

***

Толян появился в отделе мистическим образом и так же необъяснимо оставался. Пришел он в сезон отпусков в июле, когда “нехватка рук” ощущается особенно, при этом количество ситуаций, в которых необходимы эти самые руки увеличивается во много раз. Видимо, все-таки солнечные дни и витамин Д, вырабатываемый в это время как-то будоражит человеческое поведение, заставляет нарушать закон, или как минимум легкомысленно смотреть на имеющиеся в обществе ограничения. Итак, рук не хватало, ненаписанные отчеты копились, потому что если на реальную работу оставшихся в офисе коллег еще хватало с натяжкой, то уж о бумажных делах пришлось пока забыть. Шеф, зайдя как-то в кабинет Степана в конце рабочего дня увидел, что он с ребятами пашут, как зерноуборочная техника в страду, сказал:

— Все, завтра попрошу криптовалютчиков прислать тебе кого-нибудь во временную помощь. На следующий день к ним пришел Толян. Степан, спустя какое-то время думал, что криптовалютчики от него просто избавились, под эту «лавочку помощи соседнему отделу». Криптовалютчиками все называли не так давно созданный отдел борьбы с новыми видами преступлений. К ним должны были попадать дела воровства, мошенничества и прочего отъема материальных ценностей и ресурсов, совершенных онлайн, банковские кражи в виртуальном пространстве, незаконные действия с криптовалютой, благодаря которой, собственно, и образовалось это неформальное название отдела. Ребята там работали “с голубой кровью”. Они отличались образом жизни, внутрикорпоративным поведением и отношением, несколько свысока и неохотно ассимилировались с остальными обитателями управления. Поэтому в момент, когда шеф заявил о своей идее поделиться сотрудниками, Степану она показалась не самой жизнеспособной. Однако Толян не был похож на лощеных криптовалютчиков, да и сообразительностью не отличался, а надо признать криптовалютчики были народом умным, быстрым, современным, продвинутым в новых технологиях. Толян был совсем не таким. Каким же он был? Он был похож на мистера картофеля. Походку его можно было бы назвать степенной, если бы он не переставлял ноги так громко. Когда громко идет человек грузный — это как минимум конгруэнтно и логично. Когда же люди видели Толяна, они были обескуражены. Поскольку при небольшом росте, от силы метр семьдесят и не самой широкой кости, казалось, что он сделан из железа. Все бы ничего, но при общении с ним, создавалось ощущение, что и голова его тоже из железа, причем мозги — не металлические провода, по которым, словно электричество по металлу бегают импульсы, а полушария, сделанные из цельных кусков металла. Настолько поражал он своим мышлением. Как-то Толян присутствуя при разговоре о том, как у одного из местных украли из машины три миллиона рублей.

— Это чье заявление о трех миллионах? Степан с интересом разглядывал бумагу, держа папку в сторону Нико?

— Селиверстов Станислав Сергеевич

— тот самый Селиверст?

— Да, звезда наша. Три миллиона сперли из открытой машины. Оставил портфель на заднем сидении.

— Хотел что-ли, чтобы украли?

— Нет, сказал, что думал, что все знают, что это его машина и что местные ни за что бы не стали воровать у него, потому что они его любят. Настаивает, что это кто-то приезжий. Толян бесцеремонно, как имел обыкновение, влез с вопросом:

— а откуда у него такие деньги в машине?

— Сказал после концерта не выложил.

— Он хочет сказать, что заработал три миллиона на концерте?

— Ну да. Это вообще-то не самый большой концерт был. Камерный, как он его назвал. Толян тогда не стал развивать тему. Но дня через два как-бы между делом, при этом явно хвалясь, заявил:

— Сайт новый сделал со своими песнями. И смотрите теперь меня по YoyTube. Буду продвигаться.

— Ты что, Толян, певец, музыкант? Ребята посмеивались.

— Решил да, денег заработать надо. Три песни вот написал вчера. Пока, правда музыку в интернете нашел и спел, потом, как заработаю первые деньги, буду свою музыку записывать. У моего другана пульт есть, он в детском клубе подрабатывает — музыку им для номеров ставит. Вот мы с ним студию звукозаписи сделаем. Песни — то хотите послушать?

— Ну, давай! Было любопытно многим. До первых трех сточек. Под известную попсовую музыку, почти речитативом зазвучал голос Толяна, произносившего бездарный жуткий бессмысленный текст. Хотелось убежать. Народ спешно расходился «по делам». Толян кричал вслед:

— а остальные — то две вы еще не слышали, вот чудные. И Толян со свойственной ему деревенской прямотой и настойчивостью занялся своей музыкальной карьерой, не отходя от службы в полиции. Песни, поражающие тем, что оказывается, качество графомании может быть настолько глубоким, появлялись с регулярной частотой. Живых желающих слушать эти произведения не находилось. Эффект после первого прослушивания был примерно одинаковый — это хотелось расслышать обратно. Но интернет терпел все это и даже у такого творчества были какие-то слушатели. Толян все еще был уверен, что он выстрелит, а если его отказываюсь брать музыкальные платформы, то лишь от того, что они завидуют как это он так ловко и много пишет и, поэтому не хотят брать. Как-то шеф, которому надоело слушать, как коллеги кулуарно издеваются над Толяном, решил с ним по-отечески поговорить. Позвал в столовку, взял чай, усадил напротив себя.

— Толян, вот скажи, у тебя в деревне суперпрофессионалы были? Ну там мастеровой слесарь, или тракторист?

— А то, конечно! У нас тракторист — дядя Леша есть, вот уж мастер. Он на своем тракторе вальс танцевать умеет. А уж чинит вообще на раз. Столяр есть — Димка кривой. Что хошь сделает, может и быстро, а может долго — долго, что-то делать, так это искусство прямо получится. Вот однажды сделал…

— Ты погодь. А вот представь, что Дядя Леша как-то решит деньги зарабатывать как Димка кривой, пойдет и скажет: вот теперь я столяр. Что будет?

— Да кому он нужен то, за столярным столом? У них общего с Димкой будет, только то, что он криво все понаделает, да даже и криво не сможет.

— Почему же? Хитро смотрел шеф.

— Да потому что он тракторист, а не слесарь.

— Толь, так и ты не певец, не музыкант. Ты тракторист, который решил стать столяром.

— Так певцы же больше зарабатывают чем полицейские. Думаю, что даже больше Вас.

— Я тоже так думаю, ухмыльнулся шеф, но я же не пою на ютубе. Как думаешь, почему?

— Голоса может, нет? Хотя я слышал, как Вы на днюхе у Нико, с его родней голосили. Ох и голос у Вас — будь здоров. Ну не знаю. Так что, я не смогу стать богатым певцом? Видимо только несчастный вид Толяна заставил шефа не сказать окончательного «нет». Он поразмыслил и спросил?

— А как ты думаешь, сможет дядя Леша стать таким мастером, как Димка кривой? Что ему для этого надо сделать? Толян глубокомысленно выдал:

— стать кривым Димкой? Да как же он им станет то? Шеф всплеснулся.

— Думай, давай!

— Что? Надо учиться?

— Вот.

— А сколько на певца учиться?

— Сначала в училище два — три года, потом в консерватории пять лет. Итого лет восемь.

— Это что, Селиверстов восемь лет учился?

— Он учился шестнадцать, еще восемь лет в музыкальной школе.

— Ничего себе. Это если я сейчас начну, так мне уже под сороковник будет, когда я учиться закончу?

— Ну да!

— А по — другому никак нельзя?

— Тебе нет! — отрезал шеф. Толян тогда даже ничего не ответил, молча ушел. За соседним столом стажер из школы милиции не то возмущенно, не то грустно заметил:

— А если Вы ему жизнь загубили?

— Слышь, ты сначала подпишись на его ютуб канал и хотя бы пару его песен осиль, а потом меня учи. Я, прежде чем такое решение принять, все восемь песен вынес. И, скажу тебе — это было посложнее допроса синеглазого упыря.

— Ой, стажер зажмурился. Легенду про синеглазку, или синеглазого упыря передавалась из уст в уста и, все новобранцы боялись ее до жути.

— Вот то-то, можно сказать я кучу людей спасу, если он перестанет эти свои песни — ужасы создавать, да еще и заставлять людей их слушать. Шеф будто развеял свои собственные последние сомнения. Насвистывая Травиату, ловко собрал посуду на поднос и легко зашагал от стола. Стажер, перепуганный и пристыженный, продолжал есть свою котлету с макаронами.

Такой вот был Толян. В общем, как-то Степан послал его в клинику за результатами психиатрического осмотра одного из подозреваемых.

— Сбегай, будь другом. Хотел я сам наведаться к ним, нужен нам эксперт на завтра на опознание и беседу, да зашиваюсь, не вырвусь, так что насчет эксперта, наверное, по телефону договорюсь, а ты за результатами сбегай. Оригиналы с живой печатью нужны.

— А что-же, я совсем тупой? Насчет эксперта тоже могу договориться. Степан несколько секунд пристально смотрел, размышляя на Толяна. Сам себе объяснил:

— собственно да, в чем сложность, просто эксперта позвать, наверное, действительно, ну давай, дуй! И опять погрузился в свои дела.

На следующий день подготовка к опознанию подозреваемого шла как обычно: подготовили предъявляемых для опознания, побеседовали еще раз со свидетельницей и понятыми. Степан объяснил, как будет проходить процедура. Подписали предварительные бумаги. Самое время было появиться и психиатру. Подозреваемый косил под невменяемого и мог повести себя неадекватно. Психиатр был нужен для экспертной оценки и участия в том, чтобы привести подозреваемого в норму, если это понадобится. Степан набрал Толяна:

— Привет, ты как с экспертом договорился?

— На девять, как надо!

— Что-то нет его.

— Он мне звонил минут десять назад, сказал, что он на месте.

Конец ознакомительного фрагмента.