Богоубийцы

Федора Яшина, 2015

Тайная организация планирует крупномасштабную акцию. Для реализации акции мобилизуются все имеющиеся силы. Несколько активистов организации вынуждены участвовать в жестоком преступлении. О переживаниях этих несчастных, о любви, о дружбе и предательстве на фоне происходящих событий рассказывается в этой книге. Книга номинировалась на соискание литературной премии «Большая Книга» в 2010 году.

Колян

Я, конечно, проспал. Кто-то скажет, невероятно проспать, когда ты должен идти и грабить банк. Кто-то скажет, что, пожалуй, и уснуть-то невозможно. Однако для меня невозможного нет. Вечер был бурный.

Сначала заваливается этот всемогущий козел Гурам со своим дичайшим предложением, затем притаскивает сюда еще и новоиспеченного подельника. Естественно, после их ухода я нажрался.

Зачем мне всё это? Почему я такой нюня? Это интересно.

Гурам даже пистолет мне не доверил. Отдал его сопляку.

…Я проспал. Но это еще не смертельно. Как только я понял, что проспал, мгновенно сорвался с постели и бросился в ванную. Так резво сорвался, что даже не сразу осознал, что у меня жесткий отходняк.

Зашел на кухню, чтобы чего-нибудь съесть на завтрак, заглянул в холодильник и понял, что ничего съесть не получится. Кофе, кофе и только кофе. Три ложки со здоровенными горками на чашку. Немного сахара, всё это залил кипятком. Через минуту туда же холодной воды и сразу в пасть. Залпом.

…В глаза бросается бутылка с недопитыми ста граммами. Как она уцелела, непонятно. Выпиваю.

И сразу одеваться. Уже надел штаны, рубашку.

Зазвонил телефон.

— Всё. Я выехал, у меня «волга». Черная.

— Я тоже вышел, но никто не останавливается. Перезвоню, как сяду.

Повесил трубку, натянул куртку и быстро в зал. Уселся в кресло, вытащил из кармана пакет с порошком. Наркотики — плохо. Я знаю это и на их счет не обольщаюсь. Потому как попадаю из-за них постоянно. Банк грабить опять же не просто так еду, от нечего делать. Деньги мне не нужны. Всё это наркота. Наркота и бухло.

Дорожку соорудил быстро. Трубочку скрутил еще быстрее. Вдохнул и помчался.

Снова звонок. Гурам.

— Ты что — проколоть нас решил? Щенок! Гаденыш! Если я тебя через минуту не увижу на улице, тебе хана, скот. Я тогда сам к тебе зайду, и не один.

— Да выхожу я!

…Подъезд, крыльцо, улица, дорога, ржавый «фольксваген». Молодой пацан за рулем.

— Сначала туда-то, затем в аэропорт. Времени нет. Быстро надо. Опаздываю.

— Бабки вперед.

Парень мчится быстро. Из колонок аудиокнига:

— Раскольников… Порфирий Иванович… Лизочка…

Под этот Достоевский мрачняк возвращаются вчерашние мысли. Вот она, незатейливо и плавно вплелась в мою жизнь новая сюжетная линия — грабитель банка. Как с этим люди живут? Всегда кажется, что грабители, воры и убийцы это какие-то далекие люди не из твоего круга. Они из плохой семьи и со скверным воспитанием. Не понимающие истинных ценностей жизни. Или же какие-то отморозки, непонятно откуда взявшиеся, насмотревшиеся кино. Впрочем, в кинематографе они все сплошь романтики. Или несчастные, окунувшиеся в ад войны. Всё это далеко. Там где-то. В сводках происшествий, в новостях.

И тут вдруг — хоп! — появляется Гурам.

— Ударишь его палкой по голове. Если не отрубится, Генчик его пристрелит.

То есть теперь всё в моих руках. Должен ударить как следует. От души чтобы. Без осечек. Говорят, от этого тоже дохнут. Гурам молодец, всегда знает, как правильно преподать мысль, чтобы она стала доходчива и понятна.

Водила вдруг говорит:

— Улетаешь в хорошее место?

— Почему улетаю?

— Мы же в аэропорт едем вроде.

Я совсем уж запутался.

— Да, улетаю.

— Что ж, желаю тебе, чтобы все перемены в жизни были хорошими. Желаю, чтобы на тебя миллионы свалились, — он широко улыбнулся.

Миллионы! Долги! Что такое долги и почему к ним такое торжественное отношение? Почему я должен кому-то по этой лишь причине? Почему просто не могу им простить? Почему меня мучает совесть из-за этого и не позволяет сбежать? Более того, она не позволяет мне сбежать, но позволяет идти избивать несчастного палкой по голове. Причем именно хорошо должен избить. Иначе его и вовсе убьют. Впрочем, забыл. Я еще вчера, будучи пьяным, задавал себе этот вопрос и уже ответил на него. Ответ прост: я просто боюсь Гурама. Это банально, противно и стыдно. Конечно, он взял меня моими же словами, произнесенными в его присутствии еще с полгода назад: «Моя мечта — ограбить банк!»

Да, у меня была такая мечта. Она и сейчас есть. Но когда вот так вот, как сейчас, то это не похоже на воплощение мечты.

Мечты! Да какая это, к черту, мечта — избить инкассатора!

На светофоре рядом пристроилась ментовская «жижка». Молодые, толстые, здоровые. Шансон слушают. На заднем сиденье явно торчок. Что-то лопочет им. Но они его даже не слушают. Даже цыкают. Молчи, гад, слушать мешаешь.

Через каких-нибудь полчаса им может выпасть гнаться за мной по городу и шмалять в меня из пистолетов. Хотя нет, эти вряд ли. Эти протокол на торчка писать будут.

Телефон звонит.

— Слушаю тебя, дорогой… буду уже через три минуты. Терпи давай. Успеем, — поворачиваюсь к водиле: — Опаздываю, браток, жуть как. Ты развернись, пока я ходить буду, чтобы нам сразу дернуть отсюда.

«Волга» Генчика уже тут. Стоит у подъезда, развернувшись носом на старт. Сам он, увидев, как я выхожу из машины, скрывается в общаге. Я следом.

— Вот смотри, план такой: сейчас пойдем той самой дорогой, которой потом будем сматываться. Запоминай хорошенечко, второй раз показывать не буду. Сам виноват. Опоздал, блин.

Он ведет меня через холл к лестнице, спускается на пролет вниз, толкает дверь, затем еще одну и еще одну. Это черный ход. Тут стоит какая-то девка. Генчик подзывает ее. Она заходит, достает из сумки гримерные причиндалы и дрожащей рукой наклеивает на нас усы и бороды. Подсовывает что-то за щеки. Заставляет надеть очки и быстренько убегает. Мы с Генчиком выходим на улицу. Напротив, метрах в пятнадцати забор детского садика. Справа, метрах в пятидесяти здание поликлиники. Генчик направляется туда. Тут тоже черный ход. Входит. Поднимается по лестнице на второй этаж. Ведет меня какими-то витиеватыми коридорами через всё здание. Наконец, останавливаемся у лифта. Пока ждем, Генчик говорит:

— Оттуда только два выхода. Один тот, через который войдет инкассатор, а второй — вот этот лифт. Как только он войдет, ты ударишь его палкой по башке, схватишь мешки и сразу в лифт. Поднимаемся наверх и тем же путем, что пришли, возвращаемся к машинам. Садимся в мою. Если мой водила не дождется, тогда в твою.

— А если и мой уедет?

— Не уедет.

— А вдруг?

— Тогда прыгаем к Гураму. Он там же где-то стоит. За нами будет присматривать.

Он вдруг смущенно посмотрел на меня:

— Вопросы еще есть?

— Нет. Вопросов нет, дорогой.

— Еще раз так меня назовешь, дам в лицо.

— Понятно.

Генчик всё время говорит немного с опозданием. Как будто тщательно обдумывая каждый свой ответ. Причем его суровые слова абсолютно не соответствуют его ботаническому виду.

— Если ты плохо ударишь и инкассатор не отрубится, я его застрелю. Если ты вообще не ударишь, застрелю вас обоих.

— Круто, бля.

— Круто, — он вытащил что-то тяжелое из кармана, — вот тебе кастет, на всякий случай.

Это была довольно тяжелая штука. Свинцовая. Думаю, не меньше полукилограмма весом. Таким, наверно, можно убить. Все-таки не хочется ему стрелять. Предлагает мне самому, если что, руками добить. Ловко, однако.

Пришел лифт, мы спустились вниз.

Тут-то я и заметил, что у этого типа телефон был с наушником. Вот почему он всё время тормозил и слова его не соответствовали робкой наружности. Оказывается, он всё это время просто повторял чьи-то указания. Скорее всего, конечно, Гурама. И мне стало смешно. Интересно, он действительно сможет выстрелить в этого мужика?

— Всё. Будь готов. Они подъезжают.

Будь готов, будь готов…

Вот в этот миг мне вдруг стало очень-очень, до безумия страшно. Даже коленки задрожали.

— Встань вон там, в углу.

Сам он остался в лифте и держал двери, не позволяя ему уехать.

Те трое клиентов банка, что тоже оказались тут, удивленно на него пялились. Потом стали пялиться на меня.

Через стеклянные двери была видна подъехавшая инкассаторская машина.

До меня наконец дошло, что назад пути нет. Вздохнул глубоко и принял происходящее как данность. Раз уж я тут, значит сделать всё нужно как можно лучше. Я стоял напряженный и решительный, но ноги мои по-прежнему были слабы от волнения, и в животе шумно бурлило.

Что будет после моего удара? Каковы последствия? Какой ужасный оборот может принять моя жизнь? Я боялся не рассчитать удара. Боялся убить человека, ударив слишком сильно, либо, наоборот, ударить слабее и не оглушить его. Всё это было на грани. Мне ничего не оставалось, как пустить это на самотек, решив, что пусть будет так, как получится.

Вот он появился и идет мне навстречу. Навстречу своей погибели и моей тоже. В голову пришла дурацкая аналогия, что моя палка, как волшебная палочка из сказки: один взмах — и жизнь переменится. Наверно, потому, что именно так это и было.

Пацану лет двадцать. А может, чуть старше. Из армии недавно. В обеих руках по мешку с деньгами, и о том, чтобы дотянуться до пистолета, нет и речи.

Всё произошло за секунды. Парень шел быстро. Как только он прошел мимо меня и оказался ко мне спиной, я сделал шаг в его сторону, перехватил палку поудобнее и начал уже замахиваться, как вдруг в этот момент один из посетителей, что находились в вестибюле, преградил мне путь. Еще секунда, и инкассатор ушел бы из зоны, где я смог бы его достать. Однако я уже весь был в деле. Ни страха, ничего подобного. Только цель. И цель должна быть достигнута. Со мной всегда так, еще с детства, когда я спортом занимался. Ссу до последнего, но как только на ковер вышел — всё, все мысли в деле.

Отпихнул этого козла и, хоть самая благоприятная позиция была потеряна, вновь замахнулся. Инкассатор начал оборачиваться на шум, но не успел.

Ударил куда-то в голову. Куда — точно не видел. Его отбросило в сторону, и он упал, довольно сильно ударившись затылком о каменный пол. На всякий случай замахнулся еще раз, но понял, что палка моя сломалась. Парень явно был в нокдауне, но в тот момент я этого не понял. Я лишь видел, что он уже пытается подняться, и мне даже показалось, что рука его тянулась к кобуре. Я сильно перепугался такого поворота событий, отбросил обломок палки в сторону и бросился на него. Несколько раз ударил кастетом. Раза два, три. Не больше. Может, четыре…

Кровь брызнула в лицо. Попала в глаза. Это заставило опомниться.

— Мешки хватай, — заорал Генчик.

Я бросился к мешкам с деньгами, схватил их и вбежал в лифт. Краем глаза заметил, как остальные трое посетителей в испуге прижались к стенам. Баба истерично визжала.

Генчик нажал кнопку. Лифт ехал долго. Всего один этаж, но долго. Мы запихали деньги с мешками в специально взятые для этого сумки.

— С дороги, суки, перестреляем всех! — кричал этот дурень. — У меня заложник. Я его убью! — наверно, он был сильно напуган и ему казалось, что эти слова и та интонация, с которой он их выкрикивал, заставит людей шарахаться в стороны и поможет быстрее выбраться отсюда. А может, это Гурам ему такое кричал в ухо? Сидел, сука, в машине и орал, прикалываясь и управляя нами, как будто играя в компьютерную игрушку.

Та минута, в течение которой мы бежали по коридорам к выходу, была чрезвычайно длинной. Я бежал и думал о том, что она такая длинная, и о том, что теперь со мной будет. Сначала я сильно испугался, а затем меня вдруг охватила дикая эйфория от содеянного, от того драйва, который со мной происходил. От того, что всё получилось! Помню, как сильно билось мое сердце. В крови было столько адреналина, что было даже радостно. Я бежал, мое лицо и руки были в крови, а я улыбался, как дурачок, стащивший пирожок.

Уже на спуске по лестнице мой взгляд вдруг упал на лицо Генчика, и тут я вообще заржал, потому что оно было белым, буквально как бумага. Сильно перекошено, будто в судороге. А мне было смешно. Корявая, смешная рожа ботаника, ограбившего банк. Просто ржач…

Мы выбежали на улицу и уже было бросились к общаге, как вдруг из-за угла появился человек с пистолетом в руке…