Дефект всемогущества

Федор Михайлович Шилов (2024)

Георгий Оладьев и не догадывался, что сосед по даче полтора десятка лет следил за его семьей. После смерти деревенского шпиона материалы попадают к Георгию. Что это? Бред сумасшедшего или тщательное расследование? И ведь каждый в деревне наверняка ознакомился с изобличающими дневниками! А началось-то с ерунды: отец Георгия, Иван, думал, что с лёгкостью за бутылку выкупит приглянувшийся земельный участок, но пьяница-хозяйка обманула…Такого Иван Оладьев стерпеть не смог!..

ГЛАВА 4

Июнь 2006

Евгению новый дом нравился. Заходили местные жители, стращали: бывшая хозяйка недавно померла, «в этой вон постели прям».

Евгений был в курсе. Участковый с ним побеседовал, уточнял, знал ли Аршинов, что в его доме жиличка имелась, с его ли ведома проживала? Что Людмила была любительницей выпить, участковый, разумеется, знал, что инфаркты у таких любителей не редкость — тоже. Смерть не признана криминальной. Вопросов к Евгению нет. А дом куплен, принадлежит теперь Аршиновым, чего ж не жить-то? Много ли на планете мест, где никто не умирал? А где есть такие, там и сам жить не захочешь!

Так Евгений соседям и отвечал.

К физическому труду Евгений был привычен. Туалет — дырка в полу — не смущал. Раз в неделю вывозить бак с нечистотами на компостную яму было не в тягость. Умываться из рукомойника на улице даже приятно. Это пока лето. А зимой что? Тоска, наверное, здесь. Делать нечего, до больницы — случись что — неблизко, развлечений никаких, разве что автолавка два раза в неделю. Продавец Лёха свою машину, говорят, и по зиме исправно пригоняет. Случаются, бывает, поломки, но редко.

— Пока, Светик, мы с тобой дом как дачу будем использовать, на лето приезжать. Зимой в городской квартире жить продолжим! Да и школу надо в городе окончить, не переходить же в сельскую!

Но всякий раз, когда приходила пора уезжать из деревни в город, Евгений грустил, приговаривал:

— Как же… Мыши тут целый год живут, не уезжают… Коты местные останутся, собаки, соседи некоторые. Даже печка, с утра натопленная, ещё долго будет остывать, и вода из рукомойника окончательно скапает, когда мы до города доберёмся. Странно это: представлять, что печка тёплая, а греться некому… Бабочка на крыльце сядет, а ты не увидишь… Пейзаж весь тот же, только нас уже нет… Уехали…

И почему-то казалось, что вместо «уехали» хотелось ему произнести другое слово, помянуть необратимый уход, а не временный. Будто предчувствовал…

Соседи — чета Оладьевых — хорошие, добрые, приветливые. Встретили радушно и на чай с пирогами зазвали.

С первых слов подружились.

Иван с Алевтиной непьющие, а Евгению рюмочку предложили.

— Ты пей, пей, Жень, на нас не смотри.

Евгений выпить был не против, но сверх меры никогда на грудь не принимал. Тем более в гостях. За знакомство выпил, за здоровье и третий тост, Иваном предложенный, не пропустил. А от четвёртой рюмки отказался — перебор! Иван хотел настоять, но супруга вступилась за гостя:

— Потчевать велено, неволить — грех!

Разошлись добрыми друзьями, Оладьевы пригласили к себе в баню по субботам приходить, пока Евгений свою не отстроит. На это Евгений с радостью согласился. В бане разговоры всегда ведутся искренне, от души, даже незнакомые люди легко вступают в диалог — это Евгений ещё по общественным баням заметил. Сидят все поначалу, как чужие, а потом вдруг в общую беседу втянутся и прощаются уже за руку, а то и обнимаются, распаренные и раздобревшие от пива. Так что тут, в деревне, сам Бог велел к соседу в баню заглянуть, новостями обменяться под кружку кваса.

— А уж за солью, луком или хлебом друг к дружке забежать — святое дело. Все соседи испокон веку так делают, и мы — пусть городские! — поддержим традицию, — так Евгению, перед тем как разойтись, сказали.

А Георгию, кажется, уже тогда Света приглянулась. 13—14 лет… Подростки. Самое время друг на друга заглядываться. Света, увы, пареньком не заинтересовалась: полноватый, рыхлый, лицо в прыщах, а волосы в мать — жёсткие, непослушные, вьются и торчат дыбом, ни вода, ни гель не возьмут.

— Пусть и ребята наши дружат, — проворковала Алевтина.

Иван промолчал, только кивнул, но будто по принуждению. Света покраснела, Георгию тоже сделалось неловко, оттого что мать почувствовала его зарождающуюся симпатию к этой несколько неуклюжей, нескладной девчонке, весь вечер от стеснения не знавшей куда себя деть. Может быть, стоило её к себе в комнату отозвать, показать коллекцию рыболовных крючков или пивных банок, которых больше ста штук вдоль стены друг на друге выставлено? Но не решился, так и просидели за столом, хотя оба подростка с удовольствием от родительских посиделок отлынули бы.

— Я тебя с деревенской компанией познакомлю, — пообещал Георгий Свете на прощание.

Она сделала в ответ неопределённый жест, и Георгий ещё больше смутился, словно предложил какую-то непристойность.

***

Иван и Алевтина семью Аршиновых приняли радушно. Это правда. Но на этом правда и закончилась. В остальном — одно сплошное притворство и расчёт. Прежде чем новички порог их дома переступили, у Ивана с Алевтиной такой разговор состоялся:

— Я этому новому хозяину сарай сожгу! Или сразу дом!

— Сядешь, — припечатала жена. — Ты, Ваня, в шахматы играть не умеешь. Чуть что не по-твоему, тут же на бокс переходишь. А надо игру тонко вести, чтобы противник с удовольствием сам тебе поддавался.

— И что ты предлагаешь?

— Подружиться, Вань, с соседом. Повыспрашивать, что да как, узнать, кто таков, чем живёт, чем дышит. А то, может, он тебе сам первый дом спалит или морду расквасит!

— Не родился ещё тот, кто мне морду расквасит, — огрызнулся Иван.

Алевтина усмехнулась, будто хотела сказать: «Нарвёшься — и от меня схлопочешь», но сдержалась.

— Изучим, кто такие, а там и подход найдём! И своё получим без поджогов и мордобития! Люди — как гвозди, вбитые в доску. Вынимал же сам не раз гвоздодёром такие! Некоторые выходят легко, хоть голой рукой тяни, чуть не сами выскакивают, к другим иной подход нужен — раскачивание, упор, правильная постановка ног, а только потом уже — сильный рывок. Поймём, что за гвозди эти Аршиновы, потом запросто их из доски выдернем!

А после ухода Евгения и Светы Алевтина сказала:

— Тюфяк. И дочка его — тюфяцкая. Селёдки снулые. Ни постоять за себя, ни слова поперёк вставить не смогут. Таких облапошить — раз плюнуть. Ты, Вань, прикорми этого идиотика как следует. Не водкой его опаивай, с ним такое не прокатит, а стань ему другом. Услуги оказывай, подарки делай — что самому отдать не жалко. Он из того типа людей, что за корку хлеба золотыми горами отдарится. Жаль только, гор у него нет. А участок есть. Подходи к Евгению почаще, по-соседски помощь предлагай. Кровать, вон, нашу старую да холодильник предложи — возьмёт! Я тоже понемногу прикармливать стану: пирожки да окрошку свою фирменную… В баню пусть к нам ходят. Скоро будут наши — по уши.

Алевтина как в воду глядела.

Пришла однажды пора Евгения отдавать долги. Приехав на дачу как-то в пятницу, он вдруг обнаружил, что сосед за неделю успел обустроить колодец и что колодец этот частично на их с дочкой территории вырыт.

Иван как раз копошился в огороде по ту сторону забора, так что Евгений, хоть и не по нутру ему такие беседы, решил разговора в долгий ящик не откладывать.

— Вань, ты колодец-то, ёлки-палки, на моей территории поставил!

Строго-настрого проинструктированный женой Иван вместо брани разразился бурными извинениями.

— Скажи ему, — научила Алевтина, — что просчитался с замерами, этот лопух поверит, но для большего давления посреди беседы про холодильник уточни: работает ли?

— Что за вопрос такой дурацкий? — удивился Иван.

— А ты сделай, как я говорю, увидишь, что будет.

Подошло время Ивану в разговоре вопрос про холодильник ввернуть. Он посомневался, стоит ли? Вроде и так уже Евгений уходить засобирался, извинения принял, но всё равно вдогонку уточнил:

— Жень, а холодильник-то как, работает? А то отдал тебе, переживаю: вдруг совсем рухлядь, издох. А тебе потом с ним мучиться…

— Ой, Вань, спасибо тебе! Пашет, пашет твой «Мороз Иваныч». Мне бы из города холодильник не дотащить, а у Людмилы и такого не было, всё в погребе, видать, хранила. Не знаю, как бы мы со Светочкой без холодильника. Спасибо. Ты прости, зря я к тебе с этим разговором про колодец, ерунда такая, ну заступил на мою территорию, просчитался, с кем не бывает. Извини, сосед! Строй на здоровье, вы с Алевтиной столько для нас делаете!

— Ты зайди завтра, я тебе штакетника старого дам, у тебя с одной стороны забор совсем повалился, — сказал Иван, а про жену подумал: «Ведьма баба! Как этого дурака раскусила. Сказала — извиняться сам начнёт, так и вышло!»

Алевтина ему вечером уже следующий ход подсказывает:

— Колодец надо забором обнести, да не вплотную, а с заступом. А там понемножку-помаленьку — весь участок себе переманим.