Роковая женщина военного министра. Генерал Сухомлинов и Екатерина Бутович

Федор Селезнев (2020)

В книге описана история взлета и падения военного министра В. А. Сухомлинова (1848-1926) — человека, сумевшего стать любимым министром царя, а потом превратившегося в глазах общества в символ коррупции и измены. В центре внимания авторов несчастливая история любви генерала Сухомлинова к женщине его жизни — Екатерине Бутович. Кем она являлась на самом деле? Бездушной развратницей, воспользовавшейся случайно выпавшим ей шансом стать генеральшей, чтобы иметь роскошные наряды и драгоценности? Или же правильнее определить ее как авантюристку, целенаправленно карабкавшуюся вверх по лестнице судьбы? А может быть Екатерина Бутович не случайно оказалась рядом с высокопоставленным военным великой державы и выполняла задание каких-то внешних сил? Чтобы ответить на эти вопросы авторы анализируют отношения четы Сухомлиновых с людьми из их ближайшего окружения, обвинявшимися в сотрудничестве с зарубежными спецслужбами (князь М. М. Андроников, А. О. Альтшиллер, С. Н. Мясоедов).

Начало карьеры

Владимир Александрович Сухомлинов родился 4 августа 1848 г. в маленьком уездном городке Тельши Ковенской губернии. Сейчас это город называется Тельшяй. Он находится на северо-западе Литвы. Отец будущего генерала, Александр Павлович Сухомлинов, в возрасте пятидесяти лет, приехал в Тельши по службе, получив назначение на должность земского исправника (главы местной полиции) [192, с. 703]. Там он женился на дочери «переселившегося в Литву белорусского дворянина Лунского» [172, с. 11]. Владимир стал их первенцем. Затем в семье родилось ещё два ребёнка.

Сухомлиновы жили «сносно, беззаботно и миролюбиво среди русских офицеров, немецких и польских дворян и литовских крестьян и евреев» [172, с. 11]. Потом, в зрелом возрасте Сухомлинов тоже будет поддерживать дружеские связи с евреями и поляками. В детстве у него возникло хорошее отношение и к находившейся рядом Германии. Он на всю жизнь сохранил приятные впечатления о путешествии вместе с матушкой в десятилетнем возрасте в эту страну. На склоне лет старый генерал с удовольствием вспоминал о том, как в Берлине ребенком любовался прекрасными лошадьми и солдатами с их отличной выправкой [172, с. 11].

У мальчика была бонна-немка, и он в совершенстве знал немецкий язык. Сухомлинов говорил и по-польски, поскольку среди воспитанников Александровского кадетского корпуса в Вильне (ныне — Вильнюс), куда его определили в 1861 г., половину составляли поляки.

В 1863 г., в разгар Польского восстания, это учебное заведение расформировали, а воспитанников вывезли в Санкт-Петербург. 25 лучших из них, включая Володю Сухомлинова, зачислили в 1-й кадетский корпус, который в 1864 г. был преобразован в 1-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию [17, с. 12–13].

После её окончания Владимир Сухомлинов 26 августа 1865 был зачислен юнкером во 2-е военное Константиновское училище. Но уже 1 сентября того же года, т. е. менее чем через неделю, его перевели в Николаевское кавалерийское училище [192, с. 703]. Сухомлинов сообщает в воспоминаниях, что перевод был осуществлен согласно его желанию [172, с. 13]. С этого времени Владимир Сухомлинов был связан с конницей и лошадями, любовь к которым он пронёс через всю жизнь.

В 1867 г. Владимир Сухомлинов был выпущен из Николаевского училища корнетом в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, размещенный в Варшаве. Прослужив там четыре года, он в 1871 г. поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Для непривилегированного офицерства тогда это был единственный способ сделать карьеру в мирное время. Корнет Сухомлинов занимался в Академии так усердно, что однажды на сдаче экзамена по артиллерийскому делу, уже получив высший балл, от сильнейшего переутомления потерял сознание.

На третьем году обучения поручик Сухомлинов блестяще защитил три военно-исторических исследования. Одно из них было посвящено неудачному вторжением англичан в Эфиопию (1867–1868 гг.), другое — сравнению продовольственного снабжения в русской, германской, австрийской и французской армиях. Третье исследование носило стратегический характер. В нём молодой офицер развивал идею Обручева о вторжении русской кавалерии в Германию после начала предполагаемой войны с ней с целью разрушить немецкие железные дороги и, тем самым сорвать быструю мобилизацию армии противника.

На защите этого доклада присутствовал командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа великий князь Николай Николаевич. В историю он вошёл как Николай Николаевич «старший», в отличие от своего сына, великого князя Николая Николаевича «младшего». Перед началом доклада Николай Николаевич (старший) подошёл к взволнованному поручику как к старому знакомому и ободрил его несколькими ласковыми словами. Защита прошла прекрасно, и великий князь остался доволен [172, с. 16–18].

После выпуска молодой офицер стал подчиненным великого князя: он был назначен старшим адъютантом штаба 1-й гвардейской кавалерийской дивизии и нёс службу в Петербурге [17, с. 18–19]. Его первым важным поручением было в ходе лагерного сбора в Красном Селе сопровождать великого князя Николая Николаевича (старшего) и записывать все его устные замечания. В форме бюллетеня все это печаталось и рассылалось в войсковые части. В результате составился целый сборник руководящих указаний командующего округом [172, с. 20].

Великий князь был чрезвычайно доволен своим новым сотрудником и не уставал нахваливать его в беседах со знакомыми. Молодой рыжеволосый офицер с добродушным лицом не только прекрасно владел пером, но был ещё и прекрасным рассказчиком и к тому же отменным карикатуристом. Однажды он нарисовал смешной шарж на популярного теоретика военного дела генерала М. И. Драгомирова, который делал доклад во дворце великого князя Николая Николаевича. Рисунок показали генералу, но тот не обиделся, а лишь посмеялся и пожелал познакомиться с автором. Так завязалась дружба Сухомлинова с Драгомировым [172, с. 21].

В 1877 г. началась Русско-турецкая война. Великий князь Николай Николаевич был назначен главнокомандующим русской армией на Балканском фронте. Сначала Сухомлинов находился при нём. Когда русские войска, форсировав Дунай, заняли древнюю столицу Болгарии — Тырново — великий князь Николай Николаевич дал задание своему молодому помощнику наладить гражданское управление в городе, что тот с успехом и сделал.

Поручения главнокомандующего выполнял и его сын — Николай Николаевич (младший). Подобно деду, царю Николаю I, он отличался громадным ростом и на коне смотрелся не очень эффектно. Поэтому его отдали в Николаевское инженерное училище. Николай Николаевич (младший) окончил его в 1873 г. и сразу поступил в академию Генерального штаба. Так что хотя великий князь был моложе Сухомлинова на 8 лет, из Академии он вышел лишь на два года позднее.

По воспоминаниям Сухомлинова Николай Николаевич (младший) «не отличался храбростью в свите своего отца» [170, с. 53]. Видимо, Владимир Александрович оказался свидетелем трусливого поведения великого князя в каком-то эпизоде. Из-за этого у Николая Николаевича (младшего) возникла неприязнь к острому на язык и успешному на поле брани любимцу отца. В будущем они стали заклятыми врагами.

Зато В. А. Сухомлинову во время Русско-турецкой войны несколько раз представилась возможность показать своё мужество и профессионализм. Он, будучи офицером Генерального штаба, неоднократно руководил рекогносцировками — разведывательными вылазками к позициям врага с целью получения сведений о расположении противника, его огневых средствах и особенностях местности, где предполагались боевые действия. Излишне говорить, насколько это было опасно. Так 27 сентября 1877 г. во время рекогносцировки у Дольнего Дубняка на Софийском шоссе по окончании работ Сухомлинов и приданные ему восемь гусар 9-го Киевского полка были обнаружены черкесами. Но они не только сумели уйти от преследования, но и привели языков — трех турецких пехотинцев. За дело у Дольнего Дубняка Владимир Сухомлинов получил золотую саблю с надписью «За храбрость» и вскоре (14 октября) получил воинское звание подполковника [192, с. 704, 707].

В октябре великий князь Николай Николаевич направил Сухомлинова в отряд генерала П. П. Карцова с приказом захватить стратегически важный переход через Балканы — Троянский перевал. Карцов поручил молодому офицеру подготовить операцию, изучив подходы к Трояну. По льду и скалам подполковник Сухомлинов забрался в горы и тщательно зарисовал предполагаемый маршрут подъема. При этом он нашел обходной путь, по которому затем скрытно провел колонну русских войск. Благодаря профессионализму молодого генштабиста отряд Карцова взял турецкое укрепление «Орлиное гнездо», защищавшее Троянский перевал. За это Сухомлинов получил орден Георгия 4-й степени [20, с. 61].

После перехода русской армии через Балканы Сухомлинов некоторое время руководил штабом летучего кавалерийского отряда легендарного генерала М. Д. Скобелева. Владимиру Александровичу предстояло совершить ещё немало подвигов. Так 25 января лихой подполковник «с тремя казаками и трубачом занял г. Гюмурджин» [192, с. 704].

С войны В. А. Сухомлинов вернулся с отличной репутацией. В 1878 г. симпатизировавший ему М. И. Драгомиров, пригласил Сухомлинова занять должность правителя дел Николаевской академии Генерального штаба, которую только что возглавил. Молодой подполковник стал одним из помощников Драгомирова в создании «Учебника тактики», который двадцать с лишним лет являлся главным пособием для офицеров и составил к нему задачник [173; 17, с. 38].

Кроме того Драгомиров, в своё время учивший военному делу Александра III, а теперь преподававший боевую подготовку войск будущему императору Николаю II, в 1878 г. рекомендовал Сухомлинова в качестве помощника главного воспитателя цесаревича — Г. Г. Даниловича (с перспективой впоследствии заменить этого старого генерала). Но Владимир Александрович отказался, поскольку считал, что у него не хватает опыта для того, чтобы стать наставником наследника престола. Однако он преподавал тактику и военную историю другим представителям династии Романовых — великим князьям Петру Николаевичу, Николаю, Георгию и Сергею Михайловичам. Отметим, что молодой педагог не церемонился со своими августейшими учениками. Из-за этого у него однажды вышел конфликт с великим князем Николаем Михайловичем [172, с. 56–58].

Сухомлинов был требователен не только к другим, но и к себе. Он тяготился тем, что у него, уже полковника (с 1880 г.), автора нескольких работ по тактике боя и обучению кавалерийских частей, не имелось опыта самостоятельного командования строевой частью. Сухомлинов считал, что он должен его получить. И, хотя преподавательская деятельность в Академии хорошо оплачивалась, в 1884 г., неожиданно для своих коллег, В. А. Сухомлинов покинул стены этого престижного учебного заведения, чтобы принять командование 6-м лейб-драгунским Павлоградским полком [172, с. 64].

В эти годы Александр III перебросил русскую кавалерию на рубежи Германии и Австро-Венгрии. Павлоградский полк, ранее стоявший под Москвой, расквартировали в Су-валках, недалеко от немецкой границы. Исторически этот полк был гусарским. Но новый царь в 1882 г. превратил все армейские гусарские и уланские полки — в драгунские. Павлоградцы были обижены тем, что их лишили красивых мундиров и отправили в пограничное захолустье. По воспоминаниям Сухомлинова недовольство грызло каждого офицера, превращая его в «угрюмого отшельника». Чтобы сплотить своих подчиненных молодой командир полка завтракал вместе со всеми офицерами и целыми часами присутствовал на конных и пеших занятиях с личным составом [172, с. 67].

Однако вкусить плоды своих усилий полковник Сухомлинов не успел. Великий князь Николай Николаевич (старший), будучи генералом-инспектором кавалерии, задумал поднять на новый уровень подготовку командного состава для русской конницы. В этой связи он вспомнил о своём любимце и в апреле 1886 г. вернул его в Петербург, назначив начальником Офицерской кавалерийской школы. Сухомлинов составил положение о ней и образцово поставил деятельность этого учебного заведения. Отметим, что адъютантом Сухомлинова, а затем его ближайшим помощником по руководству школой был ротмистр А. А. Брусилов, в будущем прославленный полководец [172, с. 74].

Ежегодно в Офицерскую кавалерийскую школу на два года поступали около пятидесяти офицеров для подготовки к занятию должности командира эскадрона. Они упражнялись в верховой езде, дрессировке лошадей, изучали тактику боя, историю конницы, телеграфное, подрывное и ветеринарное дело. С января 1889 г. в течение двух месяцев в школе обучался наследник престола, цесаревич Николай Александрович. Это время оставило у будущего императора самые приятные воспоминания, и в качестве благодарности он подарил Сухомлинову свой портрет в гусарской форме с личной подписью [17, с. 47].

Вернувшись в Петербург, В. А. Сухомлинов (с 1890 г. — генерал-майор), возобновил преподавание в Николаевской академии Генерального штаба. Кроме того эти годы оказались для него, по собственному признанию, самыми плодовитыми на литературном поприще. Наряду с учебными пособиями для кавалеристов (из которых «Подготовка эскадрона» выдержала четыре издания, а «Сведения по уходу за лошадью» — семь) из под пера молодого полковника выходят исторические сочинения, публицистика и «рассказы для нижних чинов» [175; 171; 174].

Безоблачное течение службы Владимира Сухомлинова нарушил уход из жизни в 1891 г. его покровителя — великого князя Николая Николаевича (старшего). На какое-то время Офицерская кавалерийская школа перешла в непосредственное подчинение военного министра. Затем был назначен новый генерал-инспектор кавалерии — великий князь Николай Николаевич (младший). Узнав об этом, Сухомлинов «собрался укладывать свои чемоданы» [172, с. 76]. Он понимал, что с этим начальником он не сработается.

Впрочем, в своих воспоминаниях Сухомлинов отдал должное Николаю Николаевичу, как организатору, написав, что великий князь «своей сильной личной инициативой разбудил русскую конницу; из казарменной спячки он вывел её в поле, для выработки боеспособных конных частей». Но отношение Николая Николаевича (младшего) к подчинённым и лошадям для Сухомлинова было неприемлемым.

Спустя двадцать лет Владимир Александрович с острой неприязнью вспоминал о том, как великий князь «относился жестоко и к коню, и к всаднику», и «настолько не умел сдерживаться, что даже на смотрах бил тяжелой рукоятью хлыста дивно выезженного кровного коня» [172, с. 78]. Однако дурной нрав великого князя Николая Николаевича неожиданно помог Сухомлинову получить назначение в престижный Киевский военный округ, которое стало для Владимира Александровича судьбоносным.

Одной из частей, размещенных в округе, была 10-я кавалерийская дивизия. Однажды её выучка привела августейшего генерал-инспектора в такое раздражительное состояние, что Николай Николаевич (младший) прогнал её со смотра вместе с начальником, А. М. Ребиндером. Естественно место командующего дивизией скоро освободилось. 16 апреля 1897 г. его занял В. А. Сухомлинов [192, с. 705]. Так судьба вновь свела Владимира Александровича с М. И. Драгомировым (бывший начальник и покровитель Сухомлинова тогда руководил Киевским военным округом).

Сухомлинов быстро подтянул 10-ю дивизию и его ждал новый шаг вверх по карьерной лестнице: военный министр А. Н. Куропаткин предложил пятидесятилетнему генералу место атамана Уральского казачьего войска. Однако Драгомиров упросил своего любимца остаться, рекомендовав его на вакантную должность начальника штаба Киевского военного округа, чтобы, как выразился легендарный генерал, «на старости лет» не привыкать к новому человеку [172, с. 86].

Назначение состоялось 25 мая 1899 года. Менее чем через два года (12 октября 1902 г.) В. А. Сухомлинов становится помощником начальника Киевского военного округа, а вскоре (23 октября 1904 г.) возглавляет этот округ сам. Дополнительно 19 октября 1905 г. Сухомлинов принимает должность генерал-губернатора Киевской, Подольской и Волынской губерний [192, с. 705].

Это был разгар революции 1905 года. После издания Манифеста 17 октября в ряде городов прошли ожесточенные столкновения между сторонниками и противниками самодержавия. В Киеве с его многотысячным еврейским населением политическая вражда была ожесточена национальными и религиозными противоречиями.

Сухомлинов получил известие о необходимости принять пост генерал-губернатора во Франции, где он проводил свой обычный отпуск. Генерал спешно выехал в Киев, куда прибыл вскоре после произошедших здесь трагических событий. Чтобы ознакомиться с размерами причиненных погромом убытков и опустошений Владимир Александрович проехал по наиболее пострадавшим улицам города — Бибиковскому бульвару и Крещатику. По воспоминаниям генерала, то, что он увидел, было ужасно: «разбитые окна магазинов, заколоченные двери и ворота, на мостовой — остатки товаров, там и сям — лужи крови» [172, с. 107].

Новый генерал-губернатор велел немедленно расклеить на улицах короткое объявление от своего имени: «Вступил в управление краем и никаких беспорядков не допущу». Он быстро восстановил в городе нормальную жизнь, защитив его еврейское население от погромщиков-антисемитов. Однако покровительство Сухомлинова евреям вызвало неприязнь к нему у местных черносотенцев. В правых кругах Киева генерала считали юдофилом [85, с. 74].

Похожие обвинения в своё время выдвигались против М. И. Драгомирова, долго занимавшего пост Киевского, Волынского и Подольского генерал-губернатора, поскольку его постоянным партнерами по игре в винт были местные богачи-евреи Лазарь Бродский и Рубинштейн [87, с. 130].

Сухомлинов, по собственному признанию, также охотно проводил свободный час с «сахарным королем» Лазарем Бродским [172, с. 253]. «Бродский, Фурман, Фишман, Фельдзер, Марголин, Альтшиллер, — вот кто считался в Киеве друзьями Сухомлинова», с неприязнью писал в своей книге член Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства В. А. Апушкин [12, с. 39]. Дружба эта, по мнению Апушкина, основывалась на том, что одни из приятелей Сухомлинова устраивали себе с его помощью выгодные поставки военному ведомству, а другие, будучи агентами австро-венгерской разведки, выуживали у генерала информацию оборонного характера.

Из числа киевских друзей Сухомлинова наиболее подозрительным Апушкин считал Альтшиллера, утверждая, что частые отлучки того в Вену и Берлин, «близость с австро-венгерским консулом и орден Франца-Иосифа, полученный Альтшиллером неизвестно за какие заслуги перед Австро-Венгерской монархией дали основание контрразведке взять его под наблюдение как вероятного шпиона» [12, с. 40].

Впрочем, обвинения Апушкина легко могут быть опровергнуты. Во-первых, Александр Оскарович Альтшиллер был подданным Австро-Венгрии и крупным коммерсантом, поэтому его поездки на родину и хорошие отношения с консулом своей страны вполне объяснимы. Если говорить об ордене, полученном от Франца-Иосифа, то основания для награждения им очевидны: Альтшиллер являлся старейшим из австрийских граждан в Киеве, широко занимался благотворительностью, продвигал австрийские товары на русский рынок и сам являлся почетным консулом Австро-Венгрии [177, с. 347]. Объяснимы и отлучки Альтшиллера в Берлин: там лечилась от болезни почек его жена.

Что касается утверждений Апушкина о якобы установленном за Альтшиллером наблюдении российской контрразведки, то сам этот факт вызывает сомнения. В. А. Ерандаков свидетельствовал, что по службе помощника начальника Киевского жандармского управления об Альтшиллере «ничего не слышал» [177, с. 348]. Когда на процессе Сухомлинова в 1917 г. бывшего начальника штаба Киевского военного округа М. В. Алексеева спросили о характере его подозрений против Альтшиллера — были они «на словах или в документах», генерал признал: «документов не было, подозрение на словах». Причем эти «слова» не были зафиксированы на бумаге — никакого делопроизводства не велось. Более того, Алексеев не сообщал Сухомлинову о своих подозрениях, поскольку «реального ничего замечено не было». Добавим, что сам Сухомлинов не скрывал своих встреч с Альтшиллером, приглашал его к себе, и даже однажды представил М. В. Алексееву [130, л. 11–15].

Наиболее полную информацию об Альтшиллере собрал в своей книге Уильям Фуллер. По его сведениям «Александр Альтшиллер, австрийский еврей по рождению, перешедший в лютеранство, перебрался в Киев из империи Габсбургов в 1870 году» [183, с. 66–67]. В Киеве он сначала был торговым агентом различных австрийских и немецких компаний. Потом открыл собственное дело, занявшись ввозом в Россию листового железа и сельскохозяйственных машин, в том числе для переработки сахарной свеклы. На почве продажи оборудования для свеклосахарной промышленности Альтшиллер установил тесные деловые и личные связи с сахарозаводчиками Бродскими и был включён в дирекцию принадлежавшей им рафинадной фабрики.

Лазарь Бродский входил в окружение Киевского, Волынского и Подольского генерал-губернатора М. И. Драгомирова, будучи его постоянным партнером по карточной игре [87, с. 130]. Став в 1899 г., после перевода в Киев, непосредственным подчиненным Драгомирова, Сухомлинов также начал общаться с Бродским и с его деловым партнером Альтшиллером. «С Александром Оскаровичем Альтшиллером я познакомился в Киеве в 1899 году, когда я из Харькова перешел на должность Начальника Штаба Киевского военного округа, — рассказал в 1916 г. на допросе Владимир Александрович, — и познакомила меня с ним моя покойная жена Елизавета Николаевна, которая, как Киевлянка родом, раньше еще знала его» [128, л. 24].

Они общались не только в Киеве, но и на знаменитом курорте Карлсбад (ныне — Карловы Вары) — в воспоминаниях В. А. Сухомлинов назвал Альтшиллера «старым знакомым по Карлсбаду» [172, с. 253].

После кончины Елизаветы Николаевны, второй супруги Сухомлинова, Альтшилеру удалось сохранить отношения с генералом. Более того, они, благодаря третьей жене Владимира Александровича, Екатерине Бутович, стали ещё теснее.

Наличие трех браков показывает, что личная жизнь В. А. Сухомлинова была непростой. С. Ю. Витте охарактеризовал его в этой связи так: «большой любитель женского пола; женат уже на третьей жене, из которых две последние были разведены…» [33, с. 496].

Первая супруга генерала тоже была женщиной с прошлым. Впервые Владимир Александрович сочетался браком в 1879 г., когда ему уже перевалило за тридцать лет на своей ровеснице (как и он 1848 года рождения). Его избранницей стала Любовь Фердинандовна Данзас (урожденная баронесса Корф), вдова рано умершего полковника Д. Б. Данзаса.

Любовь Корф вышла замуж за Данзаса в 1868 году. В 1871 г. у них родился сын Борис. В 1873 г. появилась на свет дочь Ольга. Но уже в 1875 г. Любовь Данзас овдовела. Её супруг ушёл из жизни, не узнав, что в 1876 г. у него родятся дочки-двойняшки, Екатерина и Нина.

Итак, Любовь Данзас осталась одна с четырьмя маленькими детьми на руках. Казалось бы, в такой ситуации вновь найти спутника жизни ей было нелегко. Однако в 1879 г. к тридцатилетней вдове посватался успешный офицер Владимир Сухомлинов. Видимо, он её знал и раньше, поскольку старый товарищ Сухомлинова по штабу Петербургского военного округа, капитан Пузыревский, был женат на сестре Любови Данзас.

Трудно сказать, чем руководствовался Владимир Александрович, взяв за себя женщину с четырьмя детьми. Возможно, так худородный офицер хотел приобщиться к высшему петербургскому свету. Его жена, будучи урожденной баронессой Корф, по своему происхождению принадлежала к этом кругу. К тому же её старшая сестра была замужем за Д. Н. Набоковым, только что — в 1878 г. — ставшим министром юстиции.

Брак Владимира и Любови Сухомлиновых был бездетным и продолжался 8 лет. В 1887 г. Любовь Фердинандов-на скончалась [17, с. 89]. Сухомлинов похоронил супругу в Александро-Невской лавре, рядом со своими родителями. Её дети не стали жить с отчимом, сохранив фамилию Данзас. Ольга Данзас была удочерена своей двоюродной сестрой Ниной (дочерью министра юстиции Набокова) и её мужем, генералом от кавалерии бароном Евгением Александровичем Рауш фон Траубенбергом. Екатерина Данзас жила в семье самого министра юстиции.

О втором браке В. А. Сухомлинова известно немного. В своих воспоминаниях генерал о нём даже не упоминает. Нет сведений о том, когда он был заключен, и кто были родители новой избранницы Сухомлинова — Елизаветы Николаевны Карейша, урожденной Ляпуновой. Предположительно она появилась на свет около 1861 года. Значит, ко времени знакомства с Сухомлиновым ей исполнилось примерно тридцать лет. На тот момент она была замужем. Её супруг, Сергей Демьянович Карейша происходил из Полтавской губернии. Он был глубоко погружен в свою профессию инженера-железнодорожника и увлеченно писал диссертацию «О централизации управления стрелками и сигналами». Наверное, Елизавете Николаевне, которая «всем своим прошлым принадлежала к богеме» и была близка к «театральному миру Харькова, Киева и Одессы» [50, с. 660] жилось с ним не очень весело. В итоге она предпочла скучного мужа-инженера остроумному и обходительному балагуру Сухомлинову. М. К. Лемке, служивший в 1915 — 1916 г. в Ставке верховного главнокомандующего и записывавший все бродившие там сплетни, сообщает, что Сухомлинов после ухода из жизни своей первой жены «стал ухаживать за женой инженера Корейша (впоследствии директора петроградского института инженеров путей сообщения), развёл его и женился на его жене» [86, с. 620].

Вторая супруга Сухомлинова, как и он сам, отличалась общительностью и была хлебосольной хозяйкой. Уильям Фуллер пишет, что у Елизаветы Николаевны в Киеве имелось множество родственников и друзей, и «скоро супруги окунулись в бурную светскую жизнь» — в «официальной резиденции Сухомлиновых непрерывно устраивались всевозможные приемы, обеды и балы» [183, с. 61]. При этом Фуллер ссылается на воспоминания В. И. Гурко, красочно описывавшего как у Сухомлиновых обеды сменялись ужинами, «за которыми вино лилось рекой», а сопряженные с этим расходы далеко превосходили средства хозяев». В результате денежные затруднения «становились все острее» и, «надо полагать», — добавляет Гурко, — уже с того времени Сухомлинов «попал в руки людей, ссужавших его деньгами, но одновременно чем-то помимо долговых обязательств его связывавших» [50, с. 660–661].

Однако Гурко в это время в Киеве не жил. А непосредственные очевидцы событий рисуют совсем другую картину застолий у Сухомлиновых. Жандармский офицер П. П. Заварзин, отметив, что Сухомлинов был «исключительно привлекательным и доброжелательным начальником» вспоминал как «бывал у него на дому, где по воскресеньям собиралось большое общество». По описанию Заварзина «собрания у Сухомлинова носили непринужденный характер и посещались самыми разнообразными элементами, без различий чинов, званий и вероисповеданий». «Было просто и уютно, и все были очарованы гостеприимством генерала и первой его жены (на самом деле второй — Ф. С., А. Е.), Елизаветы Николаевны. Угощение было более чем скромное и заключалось в сандвичах и чае» [64, с. 29–30].

Владимир Александрович и Елизавета Николаевна в основном приглашали офицеров с женами, хотя были и посторонние. Для гостей Сухомлинов ставил в своей квартире, примыкавшей к его служебному кабинету, ломберные столы для карт. Здесь же устраивались музыкальные и танцевальные вечера, на Масленицу — блины, а на Рождество — ёлки для детей. «Эти собрания и вечеринки очень привились, собирались на них с удовольствием, и они способствовали сближению офицеров и их семей», — вспоминал А. С. Лукомский (тогда — сотрудник штаба Киевского военного округа) [87, с. 140].

Сомнительно, чтобы эти скромные посиделки вогнали Сухомлиновых в долги. Тем не менее, в 1904 г. Киев взбудоражили слухи о причастности жены генерала к расхищению общественных денег. Только что началась война с Японией, и в адрес киевского отделения Красного Креста, попечительницей которого состояла Е. Н. Сухомлинова, поступали щедрые пожертвования на помощь раненым. Вдруг по городу пошли разговоры, что часть собранных средств — до сорока тысяч рублей — пропала [17, с. 90].

Слухи, позорившие жену Сухомлинова, инспирировал член киевского правления Красного Креста С. Я. Богданов. Возможно, это обвинение было клеветническим, а сам конфликт Елизаветы Сухомлиновой с Богдановым имел личную подоплеку (тот был редактором «Киевской газеты», тесно связанной с киевским театральным миром, была причастна к нему и Елизавета Николаевна). Между прочим, проведенная позднее финансовая проверка недостачи не обнаружила. То ли её «вообще не было, то ли кто-то успел её восполнить», — замечает Фуллер. Так или иначе, но, в результате обрушившихся на неё газетных нападок, Елизавета Сухомлинова «впала в глубокую депрессию» и вскоре «внезапно и таинственно умерла — говорили, что по своей воле» [183, с. 61]. В. А. Сухомлинов после этого начал теснить «Киевскую газету» и уже, будучи генерал-губернатором, в декабре 1905 г. приостановил её выход на всё время действия военного положения в Киеве, «ввиду её вредного направления».

Детей у Владимира Александровича и Елизаветы Николаевны не было. Его одиночество после кончины супруги какое-то время скрашивала певица Каплан, в связь с которой Сухомлинов вступил в конце 1904 или в начале 1905 года [183, с. 61]. А вскоре генерал познакомился с молодой замужней дамой Екатериной Викторовной Бутович, которой было суждено стать его третьей женой.