Замещение. Повесть

Федор Федорович Метлицкий, 2022

Это одна из первых книг о новом времени после «обнуления» прежней жизни. Где-то к середине XXI века странный человек попадает в страну, где экономика отрезана от развитых стран, изменилась прежняя иллюзорная жизнь. И поражается обстановке психологической мобилизации, где правит суровый долг, и только сопереживание приносит облегчение чужой боли.

3

Агент (к незнакомцу приклеилось эта кличка) ощутил эффект дежавю — он, кажется, уже знал этот мир, узнавал привычные лица, и даже как будто старых друзей и знакомых, и они задерживали взгляд на нем, словно узнавая.

Вскоре представилось познакомиться с другим сообществом, гораздо большим, чем узкий круг принявших его. Близнецов привел его на площадь, где собрался митинг Народного ополчения. Был праздник Единения, плясали хороводы самодеятельности. Люди в толпе показались ему приземистыми, коренастыми, с большими натруженными руками, и на одно лицо, как, по выражению нового приятеля, узкоглазые китайцы. И думали, наверно, одинаково. Молодой представитель оргкомитета Ополчения, модно небритый, с трибуны кричал:

— Пришло время правды! Открылись истины, которые так долго скрывались под ложной завесой прежнего времени.

Агент спросил у бородача, стоявшего близко к трибуне:

— И какие же истины?

— Слава богу, мы вернулись к своим корням, — мстительно прохрипел тот. — Теперь защищены глухим забором — нас не достать ни санкциями, ни атомной бомбой. Пусть попробуют.

Агент удивился.

— Вы что, закрываетесь от широкого разнообразного мира?

— Посмотрите, что делается! — вскинулся тот, всплескивая руками. — Рухнула старая геополитическая система. Мир перестал быть однополярным. Мы среди первых.

— С нашими ржавыми железками, — усмехнулся Близнецов.

Тот воодушевился.

— Ничего, только начинаем. Вон, не стало олигархов, отдали государству все богатства и отбывают трудовую повинность. Так сказать, служат народу.

Агента поразило азартное стремление людей втиснуть жизнь в прокрустово ложе своих представлений. Так или иначе, успокоился он, все когда-нибудь переходит в естественное состояние, когда обнажается настоящая, трудная истина отношений, слов и дел. Все равно будет ясно, кто есть кто, то есть установится норма, на которой основана природа человека.

В разговор вмешался военный, суровый красавец с тщательно зачесанными седыми волосами, с прямым медальным носом, рубанул командирским голосом:

— За вами нет реальной силы, поэтому не хотите брать ответственности за судьбу народа, убегаете в личную свободу. Нищая оппозиция, свободная от ответственности.

Он обращался к Близнецову, как будто безошибочно определил, кто его противник.

— Нет, это вы узурпировали реальную силу, — храбро залепетал Близнецов, — завладели всеми ресурсами, и не делитесь ими с теми, кто видит мир иначе. Так что, нечего говорить об ответственности.

— Что же вы не победили? У нас, ведь, демократия!

— Не даете победить!

— Дай вам возможность — развалите страну.

— Где свобода — там нестабильно, — добавил кто-то рядом, с растущими со лба густыми волосами. — Ваша вера в свободу ведет к развалу страны.

Близнецов храбро выдерживал стальной взгляд красавца военного.

— Зато вы живете в суровой безлюбой ответственности, обладая ресурсом, — для себя, а для страны по необходимости, чтобы голодный народ не восстал.

— Вам не нравится, что мы празднуем? — спросил тот, с растущими со лба волосами, говоривший про свободу. — Пляски — это хорошо. Без оптимизма жить нельзя.

— Не всегда, — остывал Близнецов. — Иногда сопереживание с бедой облегчает душу.

Подошла тетка в цветастом сарафане, отплясывавшая в хороводе на празднике Единения, грубым голосом, с угрозой, спросила:

— Вы те, что предаете страну?

Вокруг стали собираться члены Народного ополчения. Спорить было бессмысленно, и пришлось ретироваться.

Агент открыл, что это другой этнос, поддерживающий избранных им чиновников, обладающих ресурсами, — ведь они могут поддержать пенсионеров, инвалидов и многодетные семьи, и согнуть в бараний рог агрессивного врага. Но эти люди видят только злободневное, актуальное настоящее — лишь частицу всей богатой истории деятельности человечества, которую принимают за главное в жизни. И не терпят никакой подтасовки объективности в истории. Вплоть до обращения в органы.