Необыкновенные приключения обыкновенного подкаблучника, или Почему овцы ходят за козлами

Феликс Мухоморов (2025)

Мне внушают: пиши три слова в предложении — жвачку, чтоб муслякать пару остановок. Выбирай три вкуса: тян эльфиек, нагиб нагибаторов и эрзац-гештальт. С чего вдруг они так в нас заблудились? Да, мы едем труд трудить в донельзя дохлом трамвае из советских закромов, зимой нетопленом, летом душном, едва плетущемся в промзону по пьяно разъезжающимся рельсам. Только сёдни отучал одного хама хамом быть, бешено брызжа слюной в рожу наглую. И что?! Мы, трудяги, честнее, чище и родней нашим семьям, нашему социуму, нашей Родине, чем вся та немногочисленная нечисть, что произведённую нами прибавочную стоимость присваивает, аки спаниель, жрущий без меры, пока не лопнет. Для нас¸ испытывающих к нашему умеющему быть великим и ранимым, коварным и бесхитростным, ласковым и безжалостным, интуитивно понятным и невероятно загадочным языку почтение, привязанность и восхищение он — родной. На нём услышаны нами были первые слова. На нём нам улыбалась мама. Мне в мозг никого не придёт унижать плоскословием.

Глава 2. Телом управляя, интуиции думать некогда

— Где тело?! Тело, спрашиваю, где?! Время идёт, и какая мне разница, кто что думает? — раздражённо вопросил отчётливо начальственным тоном невысокий брюнет своего собеседника, пухлого мужчину ещё меньшего, чем его шеф, роста.

Тот промолчал, озадаченно почёсывая левой рукой проплешину на большой, круглой голове с очень упругими и выразительными складками на полных искренне внимательной преданности лбу и щеках.

Правая рука, по обыкновению крепко стиснув, держала рукоятку видавшего виды портфеля из крокодильей кожи с неожиданно блестящими, будто только из магазина, замками.

— Раз тело нам не возвращено, то и соглашение не соблюдено! Это раз. Мы получили извинения, оправдания, предложения как-то урегулировать сложившуюся ситуацию?! Нет! Это два. И мы не можем этого допустить.

— Но, Сэр…

— Это уничтожит нашу репутацию! Вы что, не понимаете?! Надо немедленно поставить задачу нашим внешним розыскным подразделениям! Должны быть применены самые жёсткие санкции!

— Э… к кому, Сэр?

— Что значит «к кому»?! С кем подписано Соглашение? У нас что, в Соглашении может быть не указан контрагент?!

— Дело в том, Сэр…

— Да что Вы там мямлите?!

— Да, Сэр!

— Что «да сэр»?!

— Да, Сэр! Может быть!

— Что «может быть»?!

— Может быть не указан, Сэр!

— Как не указан? Вот сейчас я не понял! Как такое может быть?!

— Вам виднее, Сэр!

— Мастерсон, да Вы опять пьяны!

— Нет, Сэр!

— Как нет, когда да?!

— Нет и нет, Сэр!

— Но Вы же городите очевидную чушь!

— Простите, но снова нет, Сэр!

— Так, с меня довольно! Я всегда относился к Вам… Вы знаете как… а Вы…Идите и проспитесь! После поговорим… да, и попросите мисс Спайси зайти ко мне.

— Да, Сэр, и… нет, Сэр…

— Да Вы буйствовать вздумали, Мастерсон?! — изумлённо и даже как-то радостно приподнял брови властный обладатель и узник странной формы кабинета, явно не обойдённого щедро оплаченным вниманием команды безусловно талантливых дизайнеров. Творчески одарённых и в средствах явно заказчиком не ограниченных, что очевидно, но никогда здесь не бывавших.

Один только стол сложной формы, виртуозно выполненный из тщательно подобранных и подогнанных друг к дружке кусочков комля самой настоящей дикой сливы, был выше всяческих похвал.

Обладатель, ибо хозяином описываемый человек является и упомянутому шедевру интерьерного дизайна, и зданию, в коем оный находится, и тайной торговой империи, эксклюзивным ассортиментом которой могут воспользоваться только избранные из избранных, к тому же прошедшие тщательнейшее предварительное негласное изучение.

А узником он именован, поскольку на протяжении последних пятидесяти по местным меркам лет начальственную осанку ему помогал поддерживать все вместе и каждый в отдельности из микротоков между нервными окончаниями своего седока и квазимышечными волокнами безошибочно контролирующий биобот.

Являясь рукотворным продолжением верхней половины доверенного ему в буквальном понимании этого слова человеческого тела, тот исправно, молниеносно, и, что важно, безукоризненно реагировал на малейший посыл владельца, будь то физиологическая потребность, малейший каприз или неосознанный рефлекс.

За прошедшие полвека не было ни единого сбоя. За крохотным исключением вчерашнего недоразумения, которое, конечно же, имеет какое-то рациональное объяснение.

Удручало лишь одно «но»: работать этот продукт гениальной инженерной мысли своего ещё не родившегося в большинстве вероятностных проекций описываемого мига создателя умел только в пределах этого помещения, радиус которого, отсчитываемый от центральной оси — пронизывающей все уровни здания колонны не поддающегося опознанию цвета — не мог превышать число Пи в степени самого себя, то есть тоже Пи[1].

Да что там работать, даже просто существовать, не рискуя распасться на фотоны и кварки всех имеющихся ароматов.

И заказать, находясь под куполом довольно нестандартного на первый взгляд строения, более совершенную и мобильную модель биобота его нынешний владелец не мог по вполне объективной причине. Дело в том, что там, где он своего биобота украл, его считают беглым рабом.

Надо сказать, не без оснований считают. А такие поступки в той вероятностной проекции считаются проступками и наказываются не только молекулярным преобразованием носителя, то есть физической оболочки, в наполнитель лотков для тамошних домашних питомцев, но и покушением на незыблемые в нашем понимании права более тонких энергетических структур.

Точнее, считались…

Дело в том, что упомянутая вероятностная проекция, через край кастрюли переполнившись гениями, стремящимися к свершениям галактического, как минимум, масштаба, то есть неспособными не то, что грядку вскопать, даже посуду за собой помыть, ожидаемо пережила дерзкую попытку оными её самоспроецировать по-своему, что то ли Мирозданию почему-то не понравилось, то ли в расчёты погрязших в идиолатрии учёных умов вкралась толика чрезмерного совершенства… короче, схлопнулась ещё одна из новемнонагинтиллионов мнящих себя галактиками матриц.

Так что нигде теперь тех запчастей не своровать.

Отсюда и с точностью до нанометра отмеренное пространство этой круглой комнаты, и витающий в воздухе запах дорогого шампуня из находящейся здесь же душевой кабины, и стоящий рядом с ней диван витиеватой формы с неубранными в силу давней холостяцкой привычки постельными принадлежностями.

И очень выверенное сочетание роскоши с максимально возможным мужским минимализмом в интерьере — тоже данность, а отнюдь не каприз владельца.

Как и напоминающие уменьшенную копию северного сияния световые сполохи, спонтанно временами меняющие цвет отдельных элементов интерьера его и без того необычного жилища.

— Нет, Сэр! Буйствовать я могу, Вы знаете, Сэр! Но только за пределами этого Вашего кабинета, будьте уверены!

— Поясните уже, Мастерсон, почему Вы отказались позвать мисс Спайси по моей команде? Что же это, если не бунт?

— Э… Сэр… э… мисс Спайси больше нет…

— Что?! Как?! Да… да я не потерплю!.. Как это случилось, Мастерсон?! Немедленно!.. Вы слышите меня, немедленно я должен узнавать о таких происшествиях?! Что случилось?! Кто посмел?!

— Э… Сэр, если Вы позволите…

— Я задал простой вопрос, Мастерсон! И я вынужден его повторить! Кто посмел?!

— Э… это был я, Сэр… если позволите объяснить…

— Вы?! Я не ослышался?!

— Да, Сэр… дело в том, что пришло её время…

— Пришло её время?! Да что за… А!.. И что я должен… Да кто Вы такой, чтобы решать, когда и чьё время пришло?! И как у Вас рука поднялась на мисс Спайси?! Я уничтожу Вас, Мастерсон! Вы!.. Да как Вы посмели!.. Вы умрёте медленно, мерзавец!.. Вы молить меня будете о скорой смерти!.. Зашибу!!!

Человек по имени Мастерсон довольно ловко увернулся от пролетевшей в паре миллиметров от его виска старомодной, честно вырезанной когда-то чьей-то умелой рукой из немалых размеров куска горного хрусталя подставки для пишущих принадлежностей.

А вот её содержимое оставило на его лице начавшие быстро кровоточить следы от воткнувшихся обломков безукоризненно острых кончиков высококачественного карандашного грифеля. Добавили разрушительного колорита и несколько хищно впившихся, потемневших от времени, антикварных металлических перьев. Таковые классиками в чернильницу бывали окунаемы, увековечивая тех в оном звании.

Потом ему удалось даже уклониться от первой, оставившей жуткую отметину в плите из каррарского мрамора позади него, пули из опять же антикварного револьвера Кольт Драгун[2]с отметиной от сабельного удара на стволе, выхваченного разгорячённым шефом из шкафчика с наиболее любимыми им экземплярами из обширной коллекции оружия, большая как в количественном, так и в качественном отношении часть которой, к счастью, хранилась в особом сейфовом хранилище на минус девятом уровне напоминающей подводную часть айсберга части здания.

От второй, уже хищно навострившейся пожать наконец свою жатву, пули его загородила пышная женская грудь, до этого момента довольно громко и взволнованно вздымавшаяся в щели третьей, последней из ведущих в кабинет шефа дверей, покрытых делающим их гарантированно непробиваемыми для любого существующего в данной пространственно-вероятностно-временной координате носимого оружия сервесауглеродным брагошёлком со скрытыми в каждом миллионном дрожжевом грибке нано-капсулами квази-антиматерии, чей изобретатель тоже пока ещё не родился, приоткрытой ею буквально на сантиметр.

— Нет, Сэр! Умоляю, нет! Во всём виновна только я! — выдохнула женщина, молниеносной внушительной тенью метнувшись в кабинет и загородив собой впечатанного ею при этом непроизвольно в ту самую расколотую предыдущим выстрелом мраморную плиту мужчину.

Тот, пусть и полузадушенно, но очень решительно попытался что-то мужественно возразить, энергично начав выкарабкиваться из-за объявших его аппетитных форм.

— Э… это что?! Мисс Спайси?! О, Господи!!! Вы живы?!!! Мастерсон, Вы сбрендили, тупой Вы дурень?! Вы решили так меня разыграть?! Так?!!! — низкорослый человек с металлически поблёскивающими гранями нижней половины своего тела вдруг застыл, как будто его посетила неожиданная и очень потрясшая его мысль.

— Сэр, он прав! Меня больше нет! То есть, я есть, конечно же, Вы ведь несомненно меня видите и слышите, но это уже не та я! — застрекотала женщина, захлёбываясь от переполняющих её эмоций. — Я имею в виду, что я уже не та я, которой я была, когда я была той! Теперь же я та, которая…

— Магги, милая, разреши, пожалуйста, мне пояснить, — почти весь выкарабкался наконец из-за её заботливо прикрывшей его спины Мастерсон.

— Нет, ты уже пытался, и тебя чуть не убили, любимый, прямо у меня на глазах, я до сих пор дрожу, ты же видишь, так что позволь-ка вести дело тем, кто это лучше умеет, да, мой сладкий? Помолчи, пожалуйста, минуточку, мой хороший, сейчас я парой слов с Хозяином обмолвлюсь, и всё будет славненько…

— Мисс Спайси?! — очнулся из полуминутного забытья человек, которого они оба звали Сэр.

— Мисс Спайси больше нет, Сэр! — дружный дуэт голосов был ему ответом.

— Да как нет, когда я Вас вижу?! Вы меня совсем запутали. Вы уже не Вы? Вы что, теперь у нас носитель? Да кто бы посмел без моей санкции?! Ооох… дайте мне присесть.

— Нет больше мисс Спайси, Сэр! Теперь есть миссис Мастерсон! — степенно расправив плечи, выступил на шаг вперёд невысокий мужчина с очень выразительными морщинами на лбу и щеках.

— Да, Сэр, мой муж прав! — обозначила свою эмоциональную причастность к обозначенной ситуации более чем несколькими чувственными слезинками Миссис Мастерсон, на всякий случай придерживая за локоть своего избранника и забегая на полшага вперёд в готовности снова прикрыть его собой, если понадобится.

— Что?! О Господи! А я уж было подумал… Так вы что… вы… поженились?!!!

— Да, Сэр! — поднял насколько мог высоко свой небольшой, но очень выразительный подбородок новоиспечённый глава совсем недавно, буквально вчера испечённого очередного кирпичика в насчитывающем многие тысячелетия фундаменте человеческой цивилизации.

— Да, Сэр! — мило порозовев щёчками, скромно потупила взор его половинка, взявшая на себя нелёгкую роль этот кирпичик, эту ячейку общества беречь и укрывать от невзгод непобедимым теплом своей женской заботы.

— Ооо!.. ох… я, конечно… но… да как же… вам выразить… как я растроган, друзья мои! Вы же…

— Спасибо, Сэр! — облегчённо прозвучало опять дуэтом.

— Спасибо именно вам, мои хорошие! — С характерным звуком выпал на стол револьвер из руки того, кого здесь звали Сэр. — Я же только… я лишь мгновение назад понял, как вы оба мне дороги! У меня же ближе вас никого нет! Вы — моя семья! Мисс Спа… О!.. Простите, Бога ради, Вы же теперь миссис Мастерсон!… Э… а давайте откупорим бутылочку-другую шампанского?! Ну и к нему надо ещё что-нибудь подобающее случаю…

— Сию минуту, Сэр, тележка с обедом накрыта, — метнулась Магги Мастерсон сначала убирать револьвер на место, в шкафчик, предварительно парой быстрых уверенных движений его полностью разрядив, а затем исчезая сквозь три двери в огороженный массивными стенами квадратный холл, куда вход извне был открыт только двум людям. — Я взяла на себя смелость сказать поварам добавить немного белого трюфеля к этому жаркому из мраморной телятины Вагю[3].

— Белый трюфель весьма соответствует нынешнему торжеству. Нет-нет, что я вижу?! Здесь лишь один прибор?! Их должно быть двадцать семь, если я не ошибаюсь. Распорядитесь, пожалуйста, мисс… э… миссис Мастерсон, подать в этот кабинет ещё два прибора и накрыть остальным в одном из нижних залов ещё на двадцать четыре персоны.

— Да, Сэр! Спасибо! И… на двух новых специалистов? То есть, на двадцать шесть?

— Конечно! И на них тоже. Да, по такому поводу мы будем пить не какое попало шампанское! Мастерсон, там, в погребке для достойных вин, выберите, пожалуйста, любое на Ваш вкус.

— Э, Сэр, а можно, я займусь винной картой сегодняшнего мероприятия? — решительно вмешалась молодая, — а то мой там наберёт сейчас чего-нибудь безумно антикварного на всех, а нас ведь двадцать девять человек. Я-то точно попрактичней его буду. Ваши вкусы, Сэр, я знаю не хуже моего мужа, а предпочтения остальных, простите, уж получше, чем вы с ним оба. Ох, ляпнула, не подумав, простите!

— Не вижу совершенно никакого повода для споров! Конечно же, займитесь этим Вы! — доброжелательно отозвался шеф, — но помните: все должны ощутить, что сегодня — праздник в этом доме! Всё имеющееся в доме съестное и напитки — в Вашем распоряжении! А мы пока тут с Вашим избранником изобразим мальчишник хотя бы на полчаса. Что делать, традиции в этом доме принято чтить.

— Ох, да, Сэр! Точно Вы сказали! Мальчишника-то у него не было! Я вот, было дело, с девочками с кухни и кастеляншей девичник на прошлой неделе ещё устроила.

— Да-да, теперь припоминаю. Это когда мисс Свенссон мне зачем-то сразу две подушки застелила… — улыбнулся человек, называемый Сэром.

— Ой, она потом так переживала! Думала, Вы её уволите!

— Не уволил, как видите.

— Спасибо Вам за это, Сэр! Мы же просто посидели, всплакнули по-девичьи. Но Вы не подумайте! Ничего такого не было, вино и сыр мы в супермаркете брали, что в паре кварталов… чтобы Вы не подумали…

— Вот и напрасно — пили, полагаю, всякую гадость, и закусывали тоже разной дрянью.

— Нет, Сэр, мы внимательно читаем, что написано на этикетках!

— Ну, хоть это правильно. Ах, если бы писатели тех этикеток хоть на йоту бы приблизились к Вам в честности… впрочем, не время о грустном. Ну что ж, давайте теперь и мы, мальчики, посидим, всплакнём по-мальчишечьи.

— Да-да, Сэр, святое право! Уже убегаю!

— Как это «убегаю»?! А прибор мужу?

— Ладно, потерпит пока. Он у меня терпеливый, Сэр. За другого бы не пошла.

С этими словами молодая бодро убежала организовывать локальное уютное празднество.

— Ах, эти девочки… не робейте, Мастерсон, сегодня Ваш праздник! — понимающе улыбнулся хозяин кабинета, достав из неприметного шкафчика графинчик с искренне заигравшим на свету содержимым и две рюмочки из чем-то напоминающего пронзительной прозрачностью горный хрусталь, однако спонтанно меняющего оттенок и начинающего иногда вдруг светиться изнутри будто бы ожившими искорками материала.

За ними последовали и несколько замысловатого вида баночек с консервами.

— Поможете мне открыть всё это? А то я с режущими кромками… сами знаете. И давайте поспешим, у нас с Вами на мальчишник максимум полчаса. Ну-с, первая — за любовь!

— Конечно, Сэр! За любовь!

— Рекомендую вот это! — сказал человек, именуемый Сэром, аккуратно цепляя зубочисткой в одной из мастеровито открытых Мастерсоном банок и отправляя в рот нечто очень маленькое, блеснувшее серебристо-красным, загадочно опалесцирующее в свете услужливо повисшего над мужчинами широкополосного светлячка.

— А что это, Сэр? — с любопытством повторив то же самое действо другой зубочисткой, спросил Мастерсон.

— Старинный заморский деликатес. Русский. Особый вид очень недолго живущих в аквариуме рыбок. У нас здесь его не купить ни за какие деньги. Мне доставляют прямо из России самолётами, специальной экспресс-почтой. Называется «kilkavtomate».

— Безумно дорогая, должно быть, вещь эта kilkavtomate, Сэр!

— Так ведь и мы с Вами, Мастерсон, себя не на помойке нашли. Ну что, повторяем!

— Да, Сэр!

— А ведь хорошо!

— Очень, Сэр!

— А теперь скажите-ка мне, Мастерсон, пока Ваша избранница выбирает подобающее случаю вино, — задумчиво спросил тот, кого здесь звали Сэр, своего насторожённо зажёвывающего очередную рюмочку из соревнующегося с собственным содержимым в способности играть светом и цветом графинчика каким-то протестующе конвульсирующим существом из следующей баночки собеседника, — в чём там всё-таки загвоздка с тем Соглашением? Я никак не возьму в толк.

— Так… то Соглашение заключали лично Вы, Сэр! Я же там ни сном, ни духом! — отвёл руку с зубочисткой, на кончик которой был наколот шевелящийся кусочек очередного деликатеса, ото рта Мастерсон.

— Нет-нет, дружище, это не допрос, продолжайте угощаться, я настаиваю!

— Спасибо, Сэр! Просто… Вы же мне запретили даже приближаться к кабинету в тот момент, помните? А здесь ближе нас с Магги к Вам никто приближаться не может без Вашего или нашего с ней ведома, Вы же знаете. Ну, то есть, пока мы с ней живы. То есть, значит, никто из нас Вашего гостя или гостей тогда не видел.

— Ладно, не беспокойтесь, Мастерсон, посмотрим материалы видеофиксации…

— Э… Сэр?

— Да?

— Вы что, и правда ничего не помните? Вы же сами отключили все камеры в здании дистанционно. С Вашего личного мыслесчитывателя, который лежит у Вас обычно на потайной выдвижной полочке. Той, что справа от клависферы. А после этого Вы ещё и мне приказали обесточить вообще всё, до чего дотянусь, хотя бы на час. Включая системы видеонаблюдения наших соседей. Ну и расстарались мы с нашими парнями, раз Вам очень понадобилось. Кое-кто из них вспомнил уроки в диверсионной школе. Да и мне пришлось немного поработать в плане удалённого контроля. Со мной теперь никто из наших соседей не здоровается.

— Ну, допустим. В таком случае… поясните, пожалуйста, в чём взаимосвязь этих трёх упомянутых Вами в последнюю очередь фактов?

— Ну… как же. У нас в соседях достаточно людей наблюдательных и… э… имеющих не только некоторый специфический опыт, так сказать, но и… определённый информационный доступ, скажем так. Я же, невзирая на это, осмелился использовать наши ресурсы особого рода.

— И?

— И они всеми пятью кварталами к северу от главного тоннеля, где неожиданно для них включилась аварийная сигнализация и сработала защита, два часа и восемнадцать с половиной минут добросовестно сидели в полной темноте.

— Здесь что, ни у кого никакого резервирования не предусмотрено?

— Ещё как предусмотрено, причём у всех. Дело в том, что ни один из резервных генераторов наших соседей не захотел заводиться. Даже дизельные. Ах, эта современная цифровизация. Всем нынче управляют компьютеры.

— Но… раз мы тоже, как и все, сидели в полной темноте, откуда им знать, что причиной произошедшего являемся именно мы?

— Э… Сэр, мы-то как раз в полной темноте не сидели. Такая подробность в Вашем приказе отсутствовала.

— Как так?

— У нас с Вами припасена пара старых добрых корабельных дизелей образца Второй мировой, которые не боятся никаких внешних электромагнитных воздействий. Даже таких, что пережила накануне вся округа. Заводятся наши старички, как Вы помните, Сэр, обычным хорошим пинком. Из электроники там — лишь старая, ещё из двадцать первого века, раритетная газетная вырезка с пожелтевшим от времени портретом одного поп-неудачника по имени Маск на стене. Компьютером с них можно разве что ржавчину сбивать. У остальных же здесь всё по последнему слову.

— И что?

— Так, ничего особенного, Сэр. Просто вся округа имела время отвлечься от всех своих дел, чтобы задуматься в свете свечей, какого рода задачи мы с Вами, Сэр, подобным образом решали.

[1] 3, 141592653589793238462643383279 и т. д. — то самое соотношение длины окружности и её диаметра, загадочное число Пи, чьи трансцендентность и иррациональность не давали спать спокойно многим учёным умам, среди которых были замечены Иоганн Ламберт, Андриен Лежандр, Фердинанд Линдеман, Феликс Клейн, Юрий Нестеренко и етсетера

[2] Colt Dragoon — не в каждой коллекции способная быть обнаруженной модель 1848 года револьвера 44-го калибра известного всем производителя с фиксируемым шомполом

[3] Вагю (яп. 和牛 — японская корова) — мясные породы коров, якобы отличающиеся особо ценимой гурманами мраморностью мяса и высоким содержанием ненасыщенных жиров. Настоящее мясо таких коров стоит очень дорого и считается неописуемо вкусным. Автору такое не по карману, посему скептицизм оного останется за кадром