Орангутан и Ваучер (сборник)

Филимон Сергеев, 2014

В книгу вошли трагикомические повести и рассказы, в которых контрастное сочетание реального и фантастического создает яркие художественные картины, в гротескной форме отражающие реалии нашей жизни. В книге также встречи с Василием Шукшиным, Владимиром Высоцким.

© Сергеев Ф.И., 2014

© Издательский дом «Сказочная дорога», оформление, 2014

«Я родился в жуткой бедности, где нищета достигла страшных размеров, но как бы ни было трудно, деньги никогда не были превыше всего… Превыше всего была совесть… И я выжил, сокрушая на своем пути все бессовестно-наглое, противоестественное. Мне трудно жить в государстве, где источник власти не мудрость, а капитал… Но там, где капитал подвластен мудрости человека, я могу творить чудеса».

Филимон Сергеев. Говорящие памятники

Орангутан и Ваучер

Иван Иванович Сизарев, старший сын Софьи Мавродиевны Голубковой, как и многие у нас в России, жадно верил в светлое будущее и не жалел для его приближения ничего — сам работал без продыха и любимой жене поблажки не давал.

— Марья, подъем! Уже шесть часов! Поросюху пора кормить… Коровенка сена просит. Я уже четвертый сапог клею. Вставай, кому говорят!

Была мечта у Ивана Ивановича — наладить свое материальное благополучие за счет медвежьего промысла. Хотя зверь еще в доперестроечные времена хитрым стал, оборотистым… Капканы, зараза, за версту обходит… Но при хорошем ружье добыть косолапого можно. И вот о таком хорошем ружье размечтался Иван Иванович. В Москву поехал, пока не присмекал у одного видного деятеля не тульскую двустволку, а десятизарядный автомат… Бух-бух-бух десять раз подряд — не то что медведь, носорог от тебя не уйдет.

Ружье стоило дорого… К тому же бизнесмен, узнав, что Сизарев с Севера, потребовал, кроме солидной суммы, семь килограммов красной рыбы семги и два кило медвежьей желчи.

Ударили по рукам до осени.

И вот осенью Иван Иванович отправился за ружьем-автоматом. Перед отъездом в Москву обошел все жилые берлоги, сосчитал их, составил карту промысла. От финансовых прогнозов кружилась голова. Жена же, Марья Тимофеевна, лишь плакала. И было от чего. Почти вся недвижимость, нажитая не за один год, весь скот — все ушло на покупку диковинного ружья.

Москва встретила Ивана Ивановича как и в тот раз — суматохой, какой-то многоликой обалделостью. На Неглинной он нырнул в магазин «Охотник». В пустом углу висела неприглядная волчья шкура ценой в восемьдесят тысяч.

— А шкуры медведя бывают? — поинтересовался он.

— Только что иностранцы купили, — ответил продавец.

— За сколько?

— Самая дешевая — пятьсот долларов.

Иван Иванович одобрительно крякнул, а выйдя из магазина, направился к телефонной будке. Номер телефона оружейного торгаша он выучил наизусть. Познакомились они в охотничьем магазине, где в тот приезд Сизарев пытался продать килограмм медвежьей желчи. Его товар сразу привлек внимание многих «коммерсантов», в том числе и постоянного клиента магазина Артура Борисовича Мордова, известного миллионера-коллекционера не только редких ружей, но и самых дорогих московских девочек.

Иван Иванович набрал номер и, услышав знакомый голос, поздоровался.

— С приездом, дорогой эскимос, — ответили в трубке. — Ну как дела? Гостинцы привез?

— Как договорились…

— Через комиссионный оформлять будем или без лишней волокиты, ты — мне, я — тебе?

— Через магазин.

— Пожалуйста… Но учти, обойдется на тысячу баксов дороже.

Иван Иванович приуныл.

— Через комиссию у меня денег не хватит…

— Жди меня на скамейке, в парке, рядом с метро «Измайловская». К часу я буду.

Иван Иванович положил трубку, закурил.

«Уж больно не хочется из-под полы покупать… Ох, не нравится мне этот коллекционер, — размышлял он. — А вдруг цены еще поднимутся? Нет, надо брать сейчас. Но трубки на сигнальные ракетницы надеть, пожалуй, надо!..» Сигнальные ракетницы Иван Иванович всегда носил с собой. Они были величиной с авторучку, но ракеты из них летели на пятьдесят метров, а если вместо ракет вставлялась трубка с малокалиберным патроном, то расстояние увеличивалось втрое.

* * *

До встречи с Артуром Борисовичем оставалось еще много времени, и Сизарев решил навестить Старый Арбат. Там, на экзотическом пятачке, людям предлагали уникальные фотографии с медведем, совой и маленьким утенком. Медведь был в наморднике, большой, важный. Рядом вертелась женщина, вероятно, дрессировщица, по габаритам под стать подопечному, симпатичная и подвижная. «Медведица», — подумал он и, подойдя поближе, спросил:

— Извините, гражданочка. А мне можно сфотографироваться со зверушками?

— Почему бы и нет, — приветливо улыбнулась женщина. — Платите… — и снимок ваш… Внимание! Внимание! Моментальная фотография с Мишей, Борей и Тимуром! — громко объявила она, обращаясь к прохожим.

— Деньги сразу? — поинтересовался Иван Иванович.

— Сначала позируем, потом рассчитываемся, — засуетился фотограф. — Вам один снимок или два?

— Пока один. С Мишей…

— А с Борей не хотите? — спросила женщина.

— Нет…

— Простите, вы кто по профессии? — поинтересовалась «Медведица».

— Как вам сказать… Раньше сапожничал, потом пастухом в совхозе работал, а теперь бизнесом решил заняться.

— Каким?

— Ну, к примеру, могу вас такими косолапыми, — он кивнул в сторону Миши, — вернее, их шкурами по горло завалить.

— Серьезно?

— Для такой женщины, — вдруг удивляясь самому себе забормотал Иван Иванович, — любой зверушки не жаль.

— Интересно! Разрешите телефончик записать?

— Мой дом далеко на Севере…

— Ну, тогда мой запишите!

— Я хотел уехать сегодня вечером. Женщина протянула визитку.

— Здесь домашний и мобильник. Кстати, как вас зовут?

— Иван, отчество Иванович.

— А меня зовут Раисой Мартыновной. Но лучше просто Раей.

— Ну, я двинулся, — сказал Иван Иванович. — Мне еще поспеть надо…

— На свидание?

— Ага, — улыбнулся Иван, — еду в Измайловский парк. Ежели желание имеется, подъезжайте к метро у парка, часикам к трем.

* * *

Волнения Ивана Ивановича были не напрасными. Артур Борисович опоздал на полчаса. Его сопровождали двое плотных мужчин с импортными кейсами — вроде охранников. Вскоре они куда-то исчезли. В руках Артура Борисовича был жесткий чехол для гитары.

— Штучный вариант, — строго сказал он подошедшему Сизареву, — особого спецзнака.

— А какая госцена этому пулемету? — поинтересовался Иван. — Скажем, если б он в магазине продавался.

— Вопросики у тебя, эскимос, не по делу. Наступило неловкое молчание.

— Так берешь или блейфуешь? — поинтересовался миллионер. — А то я тороплюсь.

— Беру! Беру!

Они отошли за кусты, и Иван Иванович высыпал деньги прямо на траву. Коллекционер оживился, открыл чехол для гитары, вытащил калькулятор. автоматическое ружье лежало там же.

— За этой вещью пол-России гоняется, — еще раз напомнил продавец о достоинстве оружия, достал машинку для счета денег и опустил в нее несколько сотен тысяч. — Так-с, с деньгами все в порядке. А рыбка где? Желчь медвежья?

Иван Иванович быстро взял чехол с автоматом в руки, сунул под мышку.

— У тебя сейчас не рыбка, а морда красная будет! Иван быстро зашагал к метро.

— Гражданин, — окликнули Ивана Ивановича. — Предъявите документы.

Он оглянулся и увидел тех двоих с кейсами — телохранителей Мордова.

— Надеюсь, не надо объяснять, откуда мы? — буркнул один из них, показывая красную книжечку удостоверения.

Иван Иванович заглянул в нее, прочитал: «старший инспектор Рольмопсов» и далее было неразборчиво.

— Пройдемте с нами в отделение, — зудел над ухом второй.

— В какое?

— В наше… отделение.

— У вас что, свое отделение? — вспылил Иван, заметив, что инспектора ведут его в противоположную сторону от полицейского участка.

Когда кустарник остался далеко позади и грохот метро смолк, Иван Иванович остановился.

— Извините, господа хорошие, я должен записать телефон владельца этого инструмента.

— Давай подержу… — Рольмопсон хотел взять чехол, но Иван Иванович отступил, быстро достал сигнальные ракетницы, похожие на шариковые ручки, и неожиданно прохрипел.

— А ну, ребятки, отваливайте! Мордастые оторопели.

— Ты что, быдло деревенское?! За сопротивление срок намотаем!

— Я вам намотаю, паразиты!

Рольмопсон бросился на Ивана Ивановича, ударил его, пытаясь вырвать чехол, но выстрел из сигнальной ракетницы остановил его.

Охранник сплюнул кровью и повалился в траву, судорожно сгребая ее руками. Напарник бросился в кусты, на бегу выкрикивая что-то предостерегающее Артуру Борисовичу, который издали наблюдал за всем происходящим.

Через несколько секунд «продавцы» исчезли, и Иван Иванович снова повернул к метро.

Иван заторопился, поднялся к перрону метро, но его окликнул женский голос. К нему подошла знакомая с Арбата.

Высокая, полногрудая Раиса, в пуховой куртке с огромными плечами, была похожа на тевтонского рыцаря.

— О нашем свидании уже забыли? — усмехнулась она.

Иван Иванович перевел дыхание, с трудом улыбнулся.

— Извините, Рая, у меня ЧП. Пойдемте в метро. Мне надо как можно скорее на Ярославский вокзал.

— Да что же произошло? Не бегите, я на машине, и я вас подброшу, коли так приспичило.

Она взяла его за локоть и потянула к великолепному джипу «Чероки». Оказавшись в машине, Иван Иванович тяжело вздохнул. Он молча положил автомат на заднее сиденье, закурил.

— Раиса Мартыновна, не думал, что вы придете, — тихо сказал он. — Не знаю, кто вас послал. Бог или дьявол, но мне не по себе… Я в жутком трансе…

— Договаривайте, дорогой мой, — она достала из рундучка бутылку «Сибирской» водки и, ловко открыв, плеснула в складной стакан.

Иван Иванович выпил. Водка показалась слабой, и он попросил налить еще.

— Собственно, теперь все равно куда ехать… — мрачно выдавил он и перекрестился.

— Почему теперь?

— Да вот купил я эту штуку…

— Какую штуку?

— Автомат с нарезным стволом. Раиса Мартыновна притормозила.

— Расскажите все по порядку или вытряхивайтесь из машины… По всем признакам, вы рецидивист-одиночка.

— Убивать людей большой грех. Но я бы не стрелял, если б знал, что так получится. За автомат я отдал много денег. А они и деньги забрали, и хотели автомат себе вернуть!

— Вы кого-то убили? — шепотом спросила Раиса Мартыновна.

— Да, — также тихо ответил он, и лицо его вспыхнуло, глаза заблестели. — Хотел отпугнуть, а получилось — всерьез. До сих пор руки трясутся.

— И что теперь намерены делать?

— Пойду в полицию… Расскажу все как есть.

— Бог ты мой!

Раиса Мартыновна завела джип, и они медленно покатили в сторону вокзала.

— Свидетели были? — строго спросила она.

— Только те «продавцы». Трое их было.

— Как звали главного?

— Артур Борисович.

— Какой он из себя?

— Смуглый, с карими глазами, лысый, а из ушей волосы растут…

Раиса Мартыновна остановила машину, кокетливо покачала головой.

— Иван Иванович, вы сумасшедший! Вашего главного вся Москва знает! Он очень богат… и не любит стрельбы…

— Тем хуже для него…

— Вы, я вижу, Дон Кихот… Выпейте еще. У вас нервный шок.

Так, в хозяйстве Раисы Мартыновны, носившей странную фамилию Ваучер, появился еще один медведь — Иван Иванович Сизарев. Она довезла его до вокзала, но он так ослаб, что она решила не сдавать своего нового клиента правоохранительным органам.

Раиса Мартыновна привезла его в большом опьянении, положила в отдельную комнату, увешанную коврами и шкурами, где он и уснул.

* * *

Утром она вошла к нему в спальню и, протянув ключ от комнаты, тихо сказала:

— Располагайтесь здесь по своему усмотрению. Советую принять хвойную ванну и сбрить бороду, — она положила на стол пузырек с валерьяновыми каплями, улыбнулась и достала из-под стола две бутылки шампанского. — Ну как, пойдете в полицию, или по телефону позвонить, чтобы за вами приехали? Дорогой мой, Иван Иванович, какие бы вы ни строили планы, теперь вы — мой, сколько я этого захочу, либо я вас выгоню, и вы попадете в тюрьму. Но вы мне очень нравитесь, и, более того, ваша стоимость в силу сложившихся обстоятельств, по-моему, фантастична. Я бы напилась сейчас до чертиков и с удовольствием легла с вами в койку, но, как назло, сегодня у меня два концерта и запись на телевидении. Так что могу только выпить да чмокнуть вас, — она мягко, как сиамская кошка, опустилась к нему на колени и раскупорила бутылку.

— Выпьем, дорогой мой, за вашу милую внешность! Так и хочется сказать — Топтыгин Иванович. Я создам из вас удивительный образ! Супер!

Она выпила шампанское и поцеловала его в губы.

— Если сухое вино вам не поможет, то в холодильнике возьмите «Сибирскую», снотворное там же. А теперь до встречи. Зазвонит телефон — не отвечать.

Она усадила своих животных в машину и исчезла.

По телевизору транслировалась встреча с интересными людьми, среди которых оказался руководитель малого предприятия Артур Борисович Мордов.

Оружейный делец долго поучал, как надо делать бизнес, откуда брать преданных и хорошо обученных инспекторов-исполнителей.

В конце беседы он сообщил, что рэкет не дает ему покоя и что на его сотрудников уже были покушения, в результате чего погиб профессиональный инспектор и похищен немецкий автомат, купленный в комиссионном магазине.

Иван Иванович выругался, выключил телевизор и, сбрив бороду, полез в хвойную ванну. Ему казалось, что он сошел с ума. Он подходил к крану и попеременно включал то горячую, то холодную воду и, только почувствовав разницу, немного успокоился. «Наверно, еще не совсем сошел», — подумал он.

Раиса Мартыновна возвратилась с животными в полночь. Миша сразу направился на второй этаж.

Остановившись у порога квартиры, он фыркнул, поднялся на задние лапы и стал принюхиваться.

— Ну, ну, — подтолкнула его Раиса Мартыновна, открыв дверь в квартиру. — У нас все тот же клиент, не ревнуй…

Иван Иванович вышел навстречу.

— Подождите минут десять в своей комнате, — с улыбкой сказала Раиса Мартыновна. — Он волнуется. Не удивляйтесь. Сегодня у меня еще одна везуха. Мне подарили тушку африканской обезьяны из Сухумского питомника. Так что впереди много работы.

Он слышал, как она с трудом втащила тушу на кухню и, облегченно вздохнув, положила в холодильник.

Он хотел помочь ей, но Раиса просила не входить, пока не покормит медведя.

Косолапый ел много, пофыркивая и почесываясь. Несколько раз он переставал жевать овсяную похлебку и прислушивался, поглядывая то на дверь комнаты, в которой находился очередной клиент, то на холодильник. Покормив медведя, Раиса Мартыновна позвала Ивана Ивановича.

— Дорогой мой, без бороды я вас не узнала, — с улыбкой сказала она. — Если все у нас пойдет по плану, то скоро в России появится новый частный цирк. И возглавит его не какой-то Викулин или Артур Борисович, а я — ведущий коммерсант России, Раиса Мартыновна Ваучер. Хотите коньячку?

— Спасибо. Вот чаю я бы выпил за ваши успехи. Артур Борисович по телевизору выступал.

— Вот как! Давно не было слышно.

— Врал, что на него покушались.

— Завтра пойдем в церковь, исповедуетесь, поставите свечку по убиенному, — вдруг строго сказала Раиса. — Тюрьма ждет вас, конечно, но, работая на меня, вы будете в полной безопасности.

Она подошла к двери, ведущей в коридор, и плотно закрыла ее.

— Пусть Миша не знает, о чем мы говорим. Слушайте меня внимательно. Моему цирковому номеру нужен оригинальный образ, интересный, неожиданный! Представьте себе: на манеж выходит снежный человек, или двухметровый орангутан. Вот в этой шкуре вы будете ловить меня, как тарзан, и под аплодисменты и рев Миши выносить за кулисы. Иван Иванович, вы можете взять меня на руки и сделать несколько шагов?

Лицо Сизарева стало бледным, глаза провалились.

— Ну что вы молчите? Красавец мой, тайгой вскормленный, — неожиданно вспылила Раиса Мартыновна. — А ну-ка встаньте так… Протяните руки вперед. Вот так, хорошо. Напрягите их. Молодец. А теперь ловите момент.

Раиса Мартыновна сделала несколько шагов в сторону и с разбега прыгнула в объятия Ивана Ивановича. Он еле-еле успел протянуть руки, затем охватил ее мускулистое тело и вдруг почувствовал не то что тяжесть, а напротив, какую-то необыкновенную легкость, даже воздушность ее тела.

И самое удивительное — оказавшись в его объятиях, она не спешила опустить ноги на пол. И он не торопился разжать руки. Наоборот, чем дольше она была в плену его ручищ, тем сильнее он сжимал ее упругое тело.

— Иван Иванович, вы молодец! А теперь несите меня! У вас хорошо развиты мышцы секса и райских наслаждений.

Из спальни донесся грозный рев медведя.

— Отлично. Завтра же заказываю для вас костюм орангутана!

Лицо ее вспыхнуло, загорелось румянцем.

— Или все-таки, использовать вас в другом качестве? Нет-нет. Вы — вылитый орангутан!

Она быстро отыскала складной метр, карандаш, бумагу и стала ловко обмерять, слегка оглаживая, его тело.

— Это прекрасная идея, дорогой мой. А главное — вы все время будете в маске, в костюме. Снимать его будете только дома. Полная конспирация.

Иван Иванович кивал головой.

Он начинал понимать, что перед ним возникает перспектива новой жизни, насыщенной событиями и необычными обстоятельствами.

И в этой жизни Раиса Мартыновна занимает все большую роль. Но какую?

— Извините, Раиса Мартыновна, — с грустью в голосе сказал он. — Мне необходимо жене написать. У вас не найдется почтового конверта?

— Конечно, найдется. Только почему столько тоски в глазах? Поверьте мне — то, что я вам предложила — бальзам спасительный! Ведь Артур Борисович от вас так просто не отстанет.

— Я убью его, — неожиданно вырвалось у Ивана Ивановича.

— Дорогой мой, — вкрадчиво возразила Раиса Мартыновна. — В биографии наивного рецидивиста это будет второе убийство.

Она взволнованно поднялась со стула и, подойдя к нему, положила руки на его плечи.

— В этих плечах столько дикой силы, крепости. Мне бы не хотелось, чтобы вы ее использовали только в лагерях и тюрьмах! Прислушивайтесь к моему сердцу, дорогой мой, и вам немного полегчает — она вдруг дотронулась до него не только разгоряченными губами, но и взволнованной грудью, и Иван Иванович внезапно почувствовал знакомый с детства, очень любимый запах парного молока. — Золотой мой, — тихо сказала она, и в ее голосе вдруг послышалась потаенная насмешка. — Идите ко мне… Я люблю вас, очень люблю… Я хотела бы иметь от вас таких же породистых орангутанчиков, — она ловко сбросила халат и судорожными пальцами раздела его. — А утром… утром пойдем в церковь.

Было около пяти утра, когда Иван Иванович взял карандаш, сел за письмо. Циркачка лежала рядом в чем мать родила и вздрагивала во сне.

«Мария, — писал он, — случилась беда. Эти господа оказались оборотнями, лицемерами. Автомат я приобрел, но знала бы ты, какой ценой! Меня выслеживают днем и ночью. Я даже адреса своего тебе не могу сообщить. Твою просьбу достать материи я не выполнил. Поросят живых здесь тоже не видел. Есть объявления о породистых собаках, а поросят не продают. Дорогая Марья Тимофеевна, очень хочется домой. Как там у нас на брусничной болотине? Наверное, поспели ягоды. Извини, что из-за такого дурака, как я, ты теперь живешь в бане. Зачем я продал дом?!.. До встречи. Твой Иван».

* * *

В Елоховском соборе шла служба — воскресная литургия, пахло воском и ладаном.

Раиса Мартыновна была в черном платье и выглядела очень привлекательно. Рядом стоял Иван Иванович. Вдруг она сказала ему шепотом:

— Иван Иванович, вот ключи от квартиры, идите домой. Немедленно…

— Зачем?

— Артур Борисович здесь. Он не один. Придете домой — мишу выпустите на кухню… Чтобы не волноваться, примите таблетки две-три… не меньше двух… Я их у телефона оставила.

Ивана Ивановича словно ветром сдуло… Когда прихожане запели «Господи, помилуй», Раиса внезапно оказалась рядом с «миллионером-перекупщиком». Она неожиданно опустилась на колени и запричитала, как истинная верующая. Артур Борисович, выискивая кого-то взглядом в толпе, вдруг обратил на нее внимание и поднял циркачку с пола.

— Вы кого-то потеряли? — лукаво спросила она.

— Неужели мне показалось, — мрачно ответил он, разглядывая ее наряд и внезапно добавил. — Мы с вами, прелестное создание, где-то встречались.

— Возможно, — игриво пролепетала циркачка. — Я-то вас каждый месяц по «ящику» вижу.

— Вспомнил! вдруг зло почти выкрикнул миллионер и бесцеремонно вывел Раису Мартыновну во двор. — Это вы были у метро «Измайловская» с борода-чем! А вам известно, мадам, что он рецидивист? — Артур Борисович цепко заглянул ей в глаза и циркачка обратила внимание, что зрачки его глаз не темно-карие, как изображал телевизор, а красно-кровавого цвета.

— Вы меня с кем-то спутали, дернула модными плечиками циркачка словно латами.

— Я уверен… Это вы его увезли…

— Бред сумашедшего!

— Проверим…

Он вытащил из кармана золотой портсигар и неподалеку появились мужчины с черными «дипломатами». В руках одного был чехол для гитары.

— В машину, — показав охраникам на Раису, скомандовал Артур Борисович. — Поговорим в другой обстановке.

Раису Мартыновну словно отбросило в сторону — к ограде.

— Любезный Артур Борисович, — сквозь зубы прошептала она. — А ну посторонитесь.

И в тот момент, когда он двинулся к ней, она выхватила из модной сумочки золотой шар и кинула его в сторону телохранителей.

Шар ударился об асфальт.

Легкий туман вырвался из него и охрана медленно, как в кино, легла на землю.

— У вас нет желания присоединиться к ним? — Раиса Матрыновна улыбнулась «коллекционеру-перекупщику».

Артур Борисович словно окаменел.

— Не волнуйтесь, — успокоила его Раиса, — через несколько минут они будут в полном порядке, а вас я приглашаю к себе на чашку кофе. Только с одним условием — к животным не прикасаться.

— К каким еще животным? — озадаченно возмутился Артур Борисович.

— Я же в цирке работаю, животных держу дома. Кстати, Артур Борисович, вам не кажется, что убийца — не тот человек, которого вы ищите?

— Тогда кто же?

— Вам виднее.

— Интересная мысль… Как это вы додумались?

* * *

— Мы уже пришли, дорогой мой…

Раиса Мартыновна осторожно поднялась на второй этаж роскошного особняка, неподалеку от церкви, прислушалась к шагам Миши. Он был в коридоре и, почуяв приближение гостей, зарычал.

— Иди в свою комнату, — резко сказала она, приоткрыв дверь.

Но медведь не уходил, продолжал рычать и скоблить лапой пол.

— Он не любит запах оружия и винного перегара. Она быстро прошла в квартиру.

Убедилась, что комната Ивана Ивановича закрыта, заперла Мишу в спальне.

Артур Борисович внимательно разглядывал просторную кухню, украшенную множеством шкурок различных животных и хорошо выделанных человекообразных обезьян. Раиса Мартыновна заварила кофе, разлила в чашки, достала бутылку коньяка.

— Судя по выступлениям, вы, дорогой мой, весьма заинтересованы в развале России.

— Вы хотите разозлить меня?! — неожиданно повысил голос Артур Борисович.

— Наконец-то я разбудила настоящего зверя, — с улыбкой сказала Раиса Мартыновна. — Да еще какого! И это после семидесятилетней уравниловки.

Они выпили.

— Артур Борисович, я знаю, что у вас очень много врагов, — строго сказала Раиса Мартыновна. — Вы их ненавидите. Лютой ненавистью. Не правда ли? И кто бы они ни были — министры, бизнесмены, фермеры, депутаты, вы готовы разрубить их, четвертовать, сжечь, превратить в манкуртов. Многие из них хотели бы сделать то же самое с вами…

— Вы — страшная женщина, — тихо сказал он. — Я никак не могу понять, чего вы хотите? Назвать своих врагов мне нетрудно… К примеру, этот бандит, с которым вы у метро кокетничали. И министр новый, противник торговых палаток. Негодяи! Пекутся о народе, забыв, что его уже нет! Одна мразь лагерная осталась!

— Сочувствую, дорогой мой, — подхватила Раиса Мартыновна. — Давайте сделаем по глотку и приступим к конкретным совместным планам.

В глазах ее появился бес. Они чокнулись фужерами, выпили.

— Дорогой мой реформатор! Все складывается как нельзя лучше! Вы будете редчайшим, можно сказать, выдающимся клиентом большого бизнеса, — торжественно, выговаривая каждую букву, произнесла Раиса Мартыновна. — И оплата, как говорится, будет по соглашению.

— За что?! — мрачно поинтересовался Артур Борисович.

— За вашего врага. Точнее, за его милое превращение в редкую вещь. Семь тысяч баксов, и вы получите его в виде вот такой хорошо выделанной шкурки-мумии. — Раиса Мартыновна ткнула пальцем в чучело шимпанзе, висевшее рядом с буфетом. — Вы платите аванс, — и через семь дней произведение искусства — в вашей квартире.

— Неужели это возможно?

— Коль есть спрос, будет и товар. Закон нашего прекрасного рынка. В дальнейшем заключим контракт, а потом и пятилетний проект на изготовление супермумий.

Артур Борисович поежился, и зрачки его глаз стали еще красней.

— Согласен! — твердо сказал он.

Лицо его вспыхнуло и зарделось, как морда у новорожденного таракана.

— Тогда прошу задаток.

— Сколько?

— Две тысячи баксов. И учтите — здесь, как говорится, преуспевающий миллионер эпохи построения нового социализма с капиталистическими манерами.

Она порывисто поднялась из-за стола и осторожно открыла дверь в спальню.

Артур Борисович заглянул туда и перекрестился.

Посреди просторной комнаты на широкой тахте лежал мертвенно-бледный голый человек. Ноги его были покрыты белой простыней.

— Ну как, впечатляет? — с гордостью спросила Раиса Мартыновна. — Дешево отдаю… Ведь я к нему еще к живому привязалась… Лапушка мой! И какой покладистый был: велела принять две таблетки — принял. Столько, сколько надо!

— Этот гад мне по ночам снится! — зло крикнул миллионер.

— Платите аванс, и через семь дней получите нашего манкурта в обработанном виде.

— А раньше нельзя?!

— Таксидермистика — очень кропотливое дело. Но этого клиента я гарантирую обработать на уровне мировых стандартов со всеми особенностями пола и породы.

— Он мертвый? — поинтересовался Артур Борисович, брезгливо разглядывая голое тело. — Его словно кто-то скоблил или царапал.

— А вы что, собираетесь с ним спать? — язвительно заметила Раиса Мартыновна. — Беднягу здорово подкосили мои таблетки. Короче, выкладывайте задаток. Цена с большой скидкой на ваш авторитет и заслуги.

Миллионер вернулся на кухню, вытащил из кейса пачку денег, вытер пот со лба.

— Здесь две тысячи американского производства, и не трудитесь считать, — со вздохом выдавил он. — А через неделю получить заказ можно?

— Тогда еще пятьсот баксов.

* * *

Оно, может, так бы и вышло. За эту сумму Иван Иванович превратился бы в чучело, если бы не врожденная его осторожность и таежный ум охотника.

Снотворных таблеток он не пил: нутром чуял — нельзя спать, когда поблизости Артур Борисович. Он лишь притворился спящим и все слышал. «Так вот почему у циркачки столько выделанных шкур! Вот почему столько чучел!» — с грустью размышлял он.

Как только бронированная машина Артура Борисовича уехала, Раиса Мартыновна, не теряя времени, взяла из аптечки шприц и, наполнив его белой жидкостью, подошла к иконе Богородицы. Иконка висела между самодельным ковром из непонятной кожи и шкурой шимпанзе.

— Да простит меня Господь за то, что я сокращаю страдания гибнущим от зла людского, — тихо прошептала она и осторожно прошла по коридору в спальню… и остолбенела: на просторной тахте никого не было. Иван Иванович сидел в дальнем углу комнаты на полу и громко всхлипывал.

— Ты что? — с дрожью в голосе спросила она.

— Сон жуткий приснился, — пробурчал Иван Иванович.

Раиса едва пришла в себя.

— Не переживай, золотой мой… с Артуром Борисовичем все обошлось. Теперь он уже никогда тебя не потревожит. Дай-ка я укольчик тебе сделаю для успокоения.

Но когда она подошла к своему пациенту поближе, он поднял голову и так посмотрел ей в глаза, что она застыла, будто на что-то наткнулась.

— Ты чего, милый? Инспектор покоя не дает или сон?

— Кто тебя создал, такую?! — вдруг сквозь слезы крикнул он.

— Может, ты по мне соскучился? — она положила шприц на стол и, подойдя к Ивану, цепко обхватила его шею руками.

— Не надо, Раиса Мартыновна…

— Милый мой, я люблю тебя, — она потянулась руками ниже пояса и царапнула его тело длинными, как у кошки, ногтями. — И не шуми, а то Миша услышит.

— Нет! Нет! Я не хочу…

— Забыл, что ты убийца? — Раиса Мартыновна начала раздеваться. — Не серди меня… Тебе необходимо расслабиться. Выпей и ляжем спать.

Она хорошо знала, что нужно делать в подобных ситуациях.

— Оставьте меня, Раиса Мартыновна. Я немножко отдохну и постараюсь заснуть.

Раиса Мартыновна вышла из спальни. В квартире наступила тишина. Иван Иванович не смыкал глаз. Его знобило от жутких мыслей и предчувствий. Он протянул руку к телефону, снял трубку, прислушался. Гудка не было. Посидев, он сунул руку под тахту, куда положил автомат. Автомата не оказалось. В этот момент послышался голос хозяйки дома.

— Орангутан, радость моя, ты не спишь? — громко спросила она, выглянув в прихожую из своей комнаты.

— Нет! — растерянно и зло ответил он.

— Давай сделаем укольчик, и сразу уснешь.

Иван Иванович не ответил. В этот момент он почувствовал, что в спальне стало вдруг жарко, даже душно. Он хотел открыть форточку, но она даже не сдвинулась с места. Духота в комнате увеличивалась, в щель из-под двери тянуло удушливым едким угаром.

— Как ты там, Иван Иванович? — донесся голос хозяйки. — Не спишь еще, дорогой мой, драгоценный экземпляр?

Голова его стала тяжелой, горячей и пустой, как раскаленный шар. Грудь его часто вздымалась, но чем глубже он дышал, тем больше не хватало воздуха. Собрав силы, Иван Иванович метнулся к окну и навалился всем телом на самое большое стекло, выдавив его.

Угасающим сознанием он успел определить, что спасение его там, в ночной темноте. Перевалившись через подоконник второго этажа, он сделал усилие и рухнул во двор.

Где-то вверху грохнули один за другим приглушенные выстрелы, но пули пролетели мимо…

* * *

Около трех месяцев добирался Иван Иванович до своей деревни, и долго описывать, с какими людьми он встречался, где шабашил, чтобы заработать на пропитание и дорогу.

Оборванный, с дикарским заросшим лицом, без денег и каких-либо покупок, предстал он наконец перед своей женой, незабвенной Марией Тимофеевной, обнял ее и покаянно заплакал.

Вскоре Сизарев получил письмо из Москвы, от Раисы Мартыновны. Она писала, что любит его по-прежнему, собирается приехать, привести ружье и порадовать шкурой Артура Борисовича Мордова, которую она собирается обменять на шкуры зверей, пользующихся большим спросом не только у меховщиков застойного периода, но и у западных инвесторов.

«…Без тебя, мой дорогой таежник, мне очень грустно. И все же не забудь передать привет твоей супруге Марье Тимофеевне». Так заканчивалось письмо.

Прочитав его, Иван Иванович глазам не поверил. Шрамы от Москвы еще не зарубцевались, и поседевшая голова разламывалась при одной мысли о циркачке. После московских «университетов» он стал неуравновешенным, замкнутым. Особенно его раздражали бизнесмены, которые по телеящику сулили райские наслаждения и тысячу процентов годовых.

«Я им покажу свободный рынок! — вскрикивал он по ночам. — Всех дармоедов работать заставлю!» А просыпаясь, скрипел зубами: автомата рядом не было.

Он хотел пойти с письмом Раисы Мартыновны к прокурору, но передумал и даже жене не сообщил о приезде столичной гостьи.

Ваучер примчалась, как приведение. На дворе стоял сильный мороз, и в деревне пахло печным дымом, смолой. Новенький «джип» и БМВ подкатили к самому жилью Ивана Ивановича. Было за полночь.

— Иван Иванович! Радость моя дикорастущая! — раздался голос Раисы Мартыновны. — Мороз на дворе, открывай дверь!

Иван Иванович прикрутил к сигнальной ракетнице трубку и, открыв дверь, оторопел. Кроме циркачки, на крыльце стояли еще двое: «покойный» охранник Мордова с большим мешком и его напарник с чехлом для гитары.

— Принимай гостей, дорогой мой, — кокетливо улыбалась Раиса Мартыновна. — Как видишь, охранник — кстати, познакомьтесь, его зовут Рольмопсов. Да не смотри на него так. Кто прошлое вспомнит — тому глаз вон. Где хозяйка? Мы ей тоже кое-что привезли.

— У Марьи Тимофеевны сердечный приступ… Она в больнице.

— Значит, ты вольный казак? Она чмокнула его прямо в губы.

— Не совсем так, — смущенно возразил Иван Иванович. — Мы телку купили.

Гости громко расхохотались и осторожно внесли в дом сначала большой мешок, потом чехол для гитары.

— Стол накрывай, Ваня, — радостно предложила циркачка. — С красной рыбой, лесным медом, брусникой… Великого человека поминать будем… Великого, хотя и дурного.

— Кого это?

— Артура Борисовича Мордова, выдающегося реформатора России. Нынче Москва в трауре. Четыре казино закрылись. Красные фонари тухнут. «Золото, уран, нефть» теперь не банк. Богатейший человек был, рог в его душу!

— А вы что, в бедности живете? — робко возразил Сизарев.

— У меня, дорогой мой, честный бизнес. Товар свой я никому не навязываю. Ты не дури, эскимос! Мы тебе автомат привезли, ваучеры прямо из банка, американского спирта двойной очистки, денег на новый дом…

— Довольно! Хватит!

— Не кричи, манкурт! Рольмопсов теперь на меня работает… Его и зовут теперь иначе. Будь любезен пожать ему руку. Короче, знакомьтесь — это Борис Николаевич Зомби, по кличке Беня. А это — молодой бизнесмен Иван Иванович Сизарев.

Беня первым протянул руку.

— Забудем обиды, господин Сизарев, — процедил он, — впереди у нас неплохое будущее, поэтому не надо стрелять друг в друга.

Иван Иванович молча протянул руку.

— А этого бывшего кремлевского зубра, — продолжала Раиса Мартыновна, — зовут, как и моего утенка, Тимуром, отчество Базарович, кличка — Сытый. Тимочка, помоги, пожалуйста, Бене развязать мешок… Пусть покойник на лавке полежит. Чучело должно подсохнуть.

Иван Иванович неторопливо накрывал на стол: нарезал красной рыбы, положил на блюдо морошки, брусники, меда лесного…

Но когда увидел мумию Мордова, тарелка выпала из его рук, дух сперло, и жуткий крик вырвался из его груди.

— Боже мой! Боже мой! — взмолился он. — Артур Борисович, как же вас окаянный рынок скрутил?! Раиса Мартыновна, он уже не человек, он словно леший перестроечный! Мне, бывшему охотнику, смотреть на него страшно.

— А ты на кого похож, алкоголик несчастный?! — в голосе Раисы Мартыновны послышалось что-то грозное, зловещее. — Мордов даже забальзамированный не на одну тысячу долларов потянет… Особенно на мировом рынке. Что Москва! Весь мир в трауре: еще один реформатор таксидермирован. И без пушек, без баррикад… А ведь он, зараза, сначала в структурах ВВД конспирировался, потом в КРБ, а потом уж просто в БМВ, где мы его и накрыли…

Циркачка, никого на смущаясь, быстро переоделась и стала похожа на королеву рекламных клипов «баунти» и других кокосовых лакомств.

— Милые мои, — с улыбкой обратилась она к своим телохранителям. — Сегодня я буду спать только с Иваном Ивановичем. — Она еще раз поцеловала его. — Дорогой мой, хорошо, что ты уцелел. Я бы с ума сошла без тебя. — Она вытащила из дорожной сумки две бутылки с шампанским, поставила на стол. — Помянем Мордова и бай-бай…

— Может, лучше снотворного принять? — вырвалось у Ивана.

— Милый, не серди меня. О прошлом молчок, и этот «жвачный» больше не угроза тебе, — она указала на чучело. — Хочешь, подарю его в день твоего рождения? Не хочешь? Жаль, редкий, дорогой подарок… Господа, раскупоривайте шампанское. Ну-ну, Иван, не грусти. Ты сегодня бледный. Может, тебе «Сибирской» налить? И тебе, Тимурчик, налью. Но только один стаканчик. Не забыл, куда завтра идешь?

— А куда? — поинтересовался Иван.

— В морг. Гляди в оба, Тимур, выбирай только крупных, местных, белолицых. Черномазых карликов в Москве хватает. Ну, помянем раба…

Все выпили, и тут Иван замер и выронил из рук вилку. Ему вдруг показалось, что забальзамированный Мордов словно потянулся к столу.

— Глядите! Глядите! — не выдержав, закричал Иван. — Покойник к столу лезет!

— А куда он еще может лезть? — с улыбкой подметила циркачка. — Он всегда лез к столу, к власти да к бабе без лифчика! Куда еще может лезть эта скотина в накрахмаленной рубашке? Наглая, как банк Шарикова.

Она плеснула шампанского в сторону Мордова, и его стеклянные глаза неожиданно зашевелились.

Иван Иванович вздрогнул, отшатнулся от чучела. Попутчики циркачки тоже были удивлены.

— Боже мой! — взмолился Сизарев. — Неужели мне показалось?! Ведь у него глаза, словно живые и даже очень знакомые! Где я видел их?! Это не Мордовские глаза! Вспомнить не могу, чьи?

Циркачка расхохоталась.

— Эти глаза я купила в престижной конторе лет пятнадцать назад, — с улыбкой сказала она, откусив кусок «Сникерса», — из-под полы и очень дорого. Они намного старше мумии. А вот чьи они, вам, господа хорошие, навряд ли угодать! Но я дам небольшую подсказку. Помните многосерийный фильм «Семьдесят четыре мига осени»? Он сотрудничал с партийными экранизаторами из самых высоких дач, так сказать, писателями криминальной, простите, кремлевской верхушки. Сейчас они миллионами ворочают.

— Людей?! — не понял Иван Иванович.

— Нет… — задумчиво возразила Раиса Мартыновна, — отпечатанными бумажками. Но их цель — научиться распоряжаться живыми людьми так же, как выделанными, или так же, как баксами или нашими зелеными бумажками.

— Но ведь живые люди не бумажки! — не выдержав, возмутился Иван Иванович.

— Быдло! — брезгливо отрезала Раиса Мартыновна. — Сытый прав, надо использовать их как дешевых рабов!

— Раиса Мартыновна, — обрадовался Сытый. — Мы начинаем понимать друг друга. Ваши мумифицированные тушки из московских миллионеров становятся шедеврами. Не торопитесь продавать золотой запас. Скоро акции их обесценятся, а на тушки спрос увеличится! Впрочем, я уже догадался, чьи это глаза.

— Они словно живые… — опять простонал Иван Иванович.

— А что им сделается? Такие глаза, да и мозги, будут жить еще долго… — брезгливо подметила циркачка. — Власть быстро меняется, гены — медленно…

* * *

Уже была съедена семга, похожая на красного поросенка, и выпита не одна бутылка шампанского, как в дверь постучались. Сизарев пошел открывать, но Ваучер остановила его.

— Спрячь чучело, — строго приказала она. Мумию положили обратно в мешок и сунули за печку. Иван Иванович подошел к двери предбанника, спросил:

— Кто там?

— Это я, Петя Рыжов.

— Чего надо, Петя?

— Проезжал мимо… Вижу у твоего сарая две импортные машины, решил зайти.

— Сейчас, Петя, — Сизарев вернулся из предбанника. — Раиса Мартыновна, к нам мясной производитель пожаловал.

— Кто такой?

— Лосятник местный… Браконьер в законе… Снайпер по лесному мясу.

— Впусти.

На пороге появилось существо, очень отдаленно похожее на человека. Это был крупный мужик с дикими глазами и красным лицом, как лошалая семга.

— Знакомиться будем? — буркнул он, и лицо его заиграло множеством ярко-рыжих веснушек.

— Кобель рыжий, откуда ты?! Ха-ха! Красавец, да у тебя шея толще, чем у Шварценеггера. Раздевайся, садись рядом, я тебе «Сибирской» налью.

Рыжов как будто ждал этого.

Раиса Мартыновна, пока он раздевался, достала из-под лифчика маленький пузырек и плеснула в стакан гостю розовой микстуры.

— Беня, налей! «Сибирской» драгоценному лосятнику… Буду рада познакомиться с добытчиком, но прежде, Иван Иванович, можно вас на минутку…

Сизарев и Ваучер вышли в предбанник.

— Иван Иванович, — почти прошептала Раиса Мартыновна, — вы, наверное, догадались, почему мы втроем приехали? Короче, на этом животном мы заработаем не одну тысячу долларов.

— На каком животном?

— На госте вашем.

— На Пете Рыжове?

— Ну да… Для деревни он — обычный мерзавец, браконьер в законе, а для нас — находка.

Ивана передернуло.

— Раиса Мартыновна, — растерянно возразил он, — я вам не указ, но Рыжова весь район знает… Он древнего рода, у него трое детей, жена, мать, и потом, он на «Буране» приехал.

— «Буран» мы быстро ликвидируем: металл в стружку, шины переплавим. У нас полный сервис. Ну ладно, пойдем в комнату… Я со своми посоветуюсь.

Поминки превратились в праздничное пиршество. Россия всегда славилась пьянством во время чумы.

— Иван Иванович, радость моя драгоценная, — защебетала циркачка. — А ведь дружок ваш ни в чем вам не уступит! Ох и выпьем мы как следует, позабавимся! У нас вся ночь впереди.

— В шесть утра, уважаемая, мне корову кормить, — вежливо возразил лосятник.

— До шести успеем…

— Чего успеем? Я вас не понял, гражданочка.

— Не притворяйся, кобелек! Ты мне очень нравишься. Ты знаешь, кто я?

— Нет.

— Потом узнаешь… Короче, я хочу, чтобы ты вместе с орангутаном развлек меня.

— С каким орангутаном?

— С твоим земляком.

— А-а-а, с Иваном, что ли?

— Ну, да…

— Как развлек?

— Очень просто, и самым натуральным образом. Ты что, не мужик?

— Прямо здесь? А как же попутчики ваши?

— А они у меня вроде худсовета будут!

— Раиса Мартыновна, — вмешался в разговор Си-зарев. — Можно мне с Петей перекурить?

Они вышли в предбанник, Иван Иванович умолял своего земляка ехать домой, но тот уже изрядно опьянел и под воздействием розовой микстуры желал только пить и развлекаться.

— Моя Танька капустой пахнет квашеной, а от этой заразы так и веет, так и веет кокосами и сникерсами. А ноги у нее?! Как у сохатого! А грудь — глухарь позавидует.

Сизарев понял, что земляка не убедишь, и, махнув одной рукой, другой перекрестился.

— Хочу выпить за вас, красавица, — с пьяным форсом провозгласил Рыжов, войдя в теплое помещение.

— Хватит пить, дорогой. Давай раздевайся.

— Так сразу…

— А как же, ненаглядный мой?..

— Но ведь вы, пардон, при кавалерах…

— Рыжий, не испытывай моего терпения. Господа! — на этот раз властным тоном приказала Раиса Мартыновна. — Снимаем только по одному дублю. Поэтому принесите все необходимое: лучшую камеру, стойку, шприцы, крем для кожи.

— Раи-и-чка, пойдем в машину… — Рыжов отяжелел не на шутку.

— Там холодно, дорогой мой…

— Я согрею тебя…

— Ты лучше здесь мои ножки согрей, видишь, как они дрожат? — циркачка ловко сбросила с себя трико цвета розовой микстуры, и по избе, как по сигналу, разлилась легкая музыка.

Профессионалка начала с танца живота. Верхняя часть ее тела прикрывала белоснежная майка, а нижняя, удивительно стройная, мускулистая, словно задние ноги породистого жеребца, была голой.

Лосятник не выдержал, стал раздеваться.

— Ну, вот, давно бы так, — обрадовалась Раиса Мартыновна. — С общего плана переходим на укрупнение и снимаем все детали.

— А у меня их всего две, — мало что соображая, бубнил Рыжов и не замедлил снять сначала ватные брюки, потом теплые трусы. — Раи-и-ичка, а можно свет выключить?

— Не, дорогая горилла, в темноте я не найду тебя.

Извиваясь в танце, циркачка совсем близко подошла к лосятнику и вдруг, обхватив своими длинными ногами его веснушчатые конечности, застыла на мгновение и потянула к себе. Лосятник не выдержал и тоже потянулся к циркачке, стараясь как можно плотней приблизиться к ее телу. Но циркачка вовремя ускользнула из его рук, ловко «держала расстояние».

Наконец, когда гость, теряя рассудок, рассвирепел и начал своими ручищами цеплять Раису Мартыновну за волосы, наматывая их на кулак, антуражные съемки пришлось прекратить и перейти к детальным укрупнениям. Для этого лосятника привязали к лавке, а циркачка, при помощи приготовленных шприцев, вздула свои груди до мировых стандартов.

Иван Иванович не знал, куда деться и благодарил Бога, что о нем все забыли. Судя по тому, что ничего не происходило, а лишь изображалось, он понял, что вся эта порнуха станет просто видеоприложением при торговле мумифицированным лосятником.

После нескольких дублей циркачка порозовела, как возбуждающая микстура, и послала подручных за новым снадобьем.

Достав халат из роскошного кожаного «дипломата», она надела его на голое тело и устало опустилась на лавку.

— Ну как, Иван Иванович, я очень вам нравлюсь? Сизарев окаменело молчал, опустив глаза в стакан с водкой.

— Дорогой мой, это моя работа.

— Я никогда не пойму вас, Раиса Мартыновна!

— А ты постарайся… Я тоже долго не могла понять, почему убийцы всегда живут намного богаче умных, честных людей.

— Но ведь сколько веревочка ни вьется…

— Помолчи-ка, орангутан! Или ты из примерных пионеров?.. Шучу, шучу, Иван Иванович. Просто мне охота, чтобы вы были богаты, образованы и разбирались не только в ружьях и медвежьей желчи, но и в людях. Хочу работать с вами.

— В цирковом номере?

— Обрадовался… Это не главное… Прежде всего — заниматься чучелами и при этом обеспечивать товаром моих клиентов, которые нуждаются в трансплантации весьма ценных органов. Теперь-то вы от меня никуда не денетесь.

— Почему вы так считаете?

— Потому что, дорогой Иван Иванович, я жду от вас ребенка.

Сизарев только крякнул, зажмурился, потом поспешно налил в стакан «десять буль-буль», выпил и опять опустил глаза.

— Если будет мальчик, — продолжала циркачка, — назову его Валентином, если девочка — Валя. Нравится мне это имя.

Сизарев вновь потянулся к бутылке, но она отодвинула ее в сторону.

— Орангутан, не надо! Ты не Мордов и не лосятник… Я тебя люблю! Я ведь все-таки приперлась к тебе за тыщу верст! Ценить надо!

Иван Иванович молчал, растерянно поглядывая на мешок с Мордовым и на обезвреженного лосятника.

— Раиса Мартыновна, чего вы хотите от меня?

— Чтобы ты всегда был рядом. Любить себя не заставишь, но быть рядом с богатой красивой женщиной, по-моему, всегда приятно.

— Вы правы, Раиса Мартыновна, но у меня уже есть жена.

— Дурак ты, хоть и прекрасный мужик. Я тебе что, жить с Марьей Тимофеевной запрещаю? Употребляй ее на здоровье… Все условия создам… Только я тебя тоже люблю.

— А как же совесть?!

— Когда бы совесть кормила, так у нас на Руси давно бы нищих не было.

Она подвинулась к нему, обняла его за плечи и поцеловала в губы.

— Орангутан… Люблю… Ты мой единственный.

— Экземпляр, — неожиданно вырвалось у него, и он тут же получил сильную пощечину.

— Не смей так говорить! Я тебя от тюрьмы спасла!

— А кто мне снотворные таблетки дал?!

— Мордов ни за что бы не раскошелился, если б не застал тебя спящим.

— А кто хотел сделать мне укол, а потом отравить газом?

— Дорогой, мне хотелось вылечить, снять с тебя стресс!

— А когда ничего не вышло — расстрелять из окна… Хорошее лечение…

— Орангутан, успокойся. Это не я стреляла.

— А кто же?

— Охранник мой, с третьего этажа, которому я плачу тридцать долларов в сутки. А за то, что промазал, я заплатила сто долларов.

— Вот спасибо, Раиса Мартыновна! — усмехнулся Иван. — Значит, благодаря именно вам я сижу в своей бане, жив-здоров и пью чай с брусникой.

— Не ерничай!

— А вы не считайте меня идиотом!

— Никто не считает. Ты думаешь, мне легко было обломать этого паука-Мордова, а потом переманить его кремлевских жвачных в свою контору? — она, не обращая внимания на слетевший с тела халат, подошла к чучелу и, распрямив его, вытряхнула несколько пачек новеньких купюр. — Это все твое, орангутан, только поверь мне, я не хотела твоей смерти… Ты мне живой нужен. — Она судорожными и скользкими от крема руками сгребла часть денег в охапку и, бросив их в печку, еще раз поцеловала его. — Я хочу быть с тобой! Делай со мной, что хочешь, только будь моим! — она опять потянула его на себя. Это она делала прекрасно.

Иван Иванович уже знал обворожительный, всеобжигающий запах этого тела и, как в Москве, противостоять соблазну был не в силах.

Откуда появилась музыка — он не понял. Но в этот раз он вдруг почувствовал, как циркачка нетороплива, даже робка в своих профессиональных движениях и, оказавшись в ее объятиях, ему совсем не было противно. Сквозь звуки музыки он неожиданно услышал молитву, которую она нашептывала, обхватив его обеими руками и прижимаясь к нему всем телом. Молитва была из Ветхого Завета и просила об одном — спасении человечества. Иван Иванович уже слышал ее не раз, правда, при других обстоятельствах, но только сейчас до него стал доходить ее глубинный смысл.

Уже светало, когда к баньке Сизарева подъехала еще одна машина. Из нее вышел холеный, разрумянившийся мужчина.

Сизарев глянул в окно.

— Чего это его черт несет, да еще чуть свет, — поморщился он. — Наш животновод теперь директор АО «Перестройка», господин Еремей Долбарис.

Раздался сильный стук в дверь.

— Ну, чего делать будем? — спросил Иван Иванович.

Набросив персидский халат и надев колготки, циркачка обратилась к своему единственному приказным тоном:

— Миллионера да лосятника убери за печку — и впускай. И не дрейфь. Со мной не пропадешь.

Долбарис вошел, как игривый конь постукивая железными копытами. На лице его застыла улыбка, заготовленная на все случаи жизни. Под его кожаным меховым пальто был надет кажаный пиджак, а под ним — все это знали — американский бронежилет. Такого, как он, на мякине не проведешь. И хотя Еремей не был официальным главой района и за ним не ходили охранники, но каждый в округе, да и за пределами, знал, что именно Долбарис — хозяин, а не тот, которого подсунул местный парламент охмелевшему от свободы народу.

Циркачка и животновод разглядывали друг друга долго и пристально, как два квалифицированных разведчика враждующих государств. Каждый из разведчиков был вооружен до зубов и подкреплен православными идеями.

— Боров! — неожиданно воскликнула Раиса Мартыновна, не выдержав пристального взгляда. Российский боров на арабском аукционе! Ха-ха!

— Простите, не понял? — не убирая улыбку, спросил Еремей и протянул руку для знакомства. — Моя фамилия Долбарис, и арабские аукционы я презираю.

— Фамилия, не только в Москве известная, но и за бугром.

— А вы — Раиса Мартыновна!

«Боров» продолжал пристально разглядывать циркачку, а потом вдруг прощебетал, как райский соловей:

— Дорогая… вы прелесть. Можно мне поцеловать вашу искусную ручку?

— Бросте придуриваться, Еремей, — лениво ответила Раиса, но ручку с драгоценными камушками все-таки протянула. — Раздевайся да попросту садись к столу. Выпьем да закусим, ежели, конечно, у тебя все внутренности в норме — желудок, почки, селезенка.

— Успокойтесь, мадам, мои органы соответствуют мировым запросам, — нисколько не теряясь, ответил Долбарис.

— Ну и прелестно. Товар должен быть всегда кондиционным, — замешкалась Раиса.

— Верно, — согласился Еремей. — Вот еще надо разобраться, кто здесь товар.

— Тогда давай для начала выпьем шампанского и послушаем музыку.

На этих сигнальных фразах Беня и Тимур уже раз-чехлили видеокамеру.

Приготовились к съемкам.

— Дорогая, я очень люблю шампанское, но сейчас работа не позволяет.

— Какая же у тебя работа, животновод? Ведь не на зарплату живешь?

— Стучу! И крепко… — он опять постучал, только уже не железными копытами, а в грудь, и ловко сбросил с себя кожаное пальто. — И раньше умел стучать, и теперь. Дай-ка, прелестное создание, паспорток твой, а еще командировочное удостоверение.

— Это зачем?

— Клади на стол и помалкивай! — и, показав на свой карман, добавил. — Документы на твоих подручных уже здесь!

Иван Иванович машинально полез в свои карманы, но Долбарис остановил его.

— Ты, Сизарев, меня не интересуешь. Кстати, Иван Иванович, ты бы вышел во двор, а то нам поговорить надо с глазу на глаз. Может, пока дров поколешь? В баньке холодновато.

Сизарев. словно снег, растаял.

— Слушай, животновод, — не выдержала циркачка. — Сколько тебе отстегнуть, чтобы ты отстал и подумал о своем будущем?

Владыка района задумался.

В этот момент бесшумно вышел из бани один из кремлевских жвачных Раисы. Вид у него был понурый, по-видимому, он переживал свою оплошность с документами.

Другой жвачный зомби-Рольмопсов, оценив ситуацию, был невозмутим.

— Что это вы, Раиса Мартыновна, чикаетесь с этим клиентом? Дайте распоряжение, и мы его для чучела обработаем или подготовим для трансплантации…

— Спокойно, господа! — перебил его Долбарис. — Вас направили сюда работать под моим руководством! Понятно? В противном случае мне придется вас наказать. — Он неожиданно вытащил из кожаного пиджака золотой шар и положил на стол. Шар был точно такой же, как у Раисы Мартыновны и ее шефа.

Циркачка сразу побледнела, отшатнулась сначала к мешку с мумией Мордова, потом к окну, на подоконнике которого лежали шприцы, и жуткое безмолвие повисло в помещении.

— Одевайтесь, мадам! — властно скомандовал Еремей. — Поедем в мою контору…

Он взял со стола золотой шар и постучал им по столу.

— А здесь нельзя разобраться? — растерянно поинтересовалась Раиса Мартыновна.

— Ни в коем случае! — с улыбкой ответил Долбарис. — Я человек суеверный, а здесь, судя по всему, уже имеется покойник…

Он покосился на печку.

— Очень жаль, что вы действуете без инструкции и приказа сверху. В центре теперь тоже наши люди. Кстати, слышали новость?

— Какую?

— Самый выдающийся реформатор России как в воду канул…

— Имеете в виду Артура Борисовича?

— Вот именно — имею в виду.

Губы Раисы Мартыновны дрожали, лицо покрылось белыми пятнами.

Долбарис поднялся из-за стола и, держа в руках золотой шар, подошел к половику за печкой.

— Извините, господин Долбарис, промашка вышла: там местный лосятник. Он уже полуфабрикат… — шепотом выдавила Раиса Мартыновна.

— Так и знал. Приехали сломя голову. Ни сознательности, ни дисциплины. Все наскоро, тяп-ляп. Жаль, господа, но я вынужден доложить шефу.

— Не делайте этого, Еремей! Не знаю, как вас по батюшке?

— Еремеич, уважаемая… Но от этого мне не легче.

— Поймите, Еремей Еремеич, мы напали на золотую жилу. Пьянство здесь жуткое, развал духа и тела…

Люди, кроме угроз, от властей и начальства ничего не имеют. Думали попользоваться этим…

— Как?

— Очень просто… Отовариться дней за десять — и отвал.

Долбарис помрачнел. Холодный пот покрыл его перестроечное лицо.

— Свою долю вы получите, — успокаивала его циркачка, — о покойниках вам не придется волноваться. Мы их быстро в валюту обращаем.

Раиса Мартыновна закурила.

Долбарис, почесав в затылке, повертел в руках золотой шар, сунул в карман.

— Логично и даже заманчиво, — спокойно сказал он. — И сколько же вы намереваетесь отстегнуть за каждого аборигена?

— Условия ваши.

— В рублях или в валюте?

— Как захотите.

— В зеленых, — твердо сказал Долбарис. — Но учтите, иду на нарушения. В договоре ясно сказано — все работы только с согласия шефа. Если б не ваш талант, особенно в кинопродукции, — у нас с вашим участием она нарасхват, — я бы и разговаривать не стал. Дорогая, поедем ко мне! — Еремей вновь выдавил на лице улыбку и в этот момент был очень похож на президента одного из обнищавших государств.

— Сначала давайте выпьем, — вкрадчиво предложила Лариса. — Я не откажусь.

Долбарис был натурой весьма неординарной. С юных лет он превосходно «стучал», умело налаживал и использовал связи, менял жен и любовниц, как драгоценные реликвии, взамен получал повышение по службе, но больше всего он любил выступать в парламенте и голосовать. Голосовать то за одного, то за другого, то за третьего, чтобы все оставить на земле так, как хотелось ему.

«Какая прелесть — эти бесконечные выборы! — радовался он. — Сегодня на одного „стучишь“, завтра на другого». Умел он, обладая феноменальной памятью, рассчитать не только на много ходов вперед, но и вычислить доход. Долбарис с успехом закончил учебу в школе восточных единоборств и с пеной у рта мог хвастаться самым отборным огнестрельным оружием, потому что в этой сфере предлагал свои нанотехнологии.

Одним словом, он был тем, кто появляется всегда в нужном месте и в нужное время, любил говорить о себе, что он субъект без затей и без совести. Но самоуправства, без указаний шефа, он действительно не любил. Жил он всегда в неге и холе, ну а в наши дни деньгам и вовсе счет потерял.

Вскоре Долбарис и Ваучер подкатили на «Ниве» к добротному двухэтажному особняку серебристо-белого цвета. Раньше дом был коричневым, но Еремей быстрее всех перекрасил колерку и с распростертыми объятиями принял новую власть: сельсовет окрестил административным центром, а совхоз — в шутку, конечно, — товариществом расхитителей и алкоголиков без ограниченной ответственности.

— А где же мои друзья? Где дорогой мой орангутан?

— Это вы так Ивана Ивановича величаете? — распахивая калитку перед домом, спросил Долбарис. — Недурственно, но на мой вкус, несколько прямолинейно.

Показывая гостиную, Еремей с гордостью сказал:

— Здесь мое ангельское пристанище. Тут вы можете отведать и «Анкл Бенс», и «Баунти», и прочие райские наслаждения. Рядом столовая, дальше ванная и кайфушник с цветомузыкой. Включить?

И полилась ритмичная музыка, разгоняющая кровь и холодящая душу.

Сбросив норковую шубу, таксидермистка буквально влетела в райские наслаждения.

И вскоре новые друзья уже беседовали за столом, переполненным зарубежными и отечественными яствами и лучшими винами.

Оглядывая интерьер квартиры, профессионалка с интересом отнеслась к нескольким чучелам животных, среди которых были экземпляры удивительных человекообразных с других континентов.

— Это цветочки, — заметив интерес гостьи, с ухмылкой превосходства похвастался Долбарис. — У меня есть то, о чем шеф только мечтает.

— Что ж это такое?

— Пусть будет маленькая тайна…

— И все-таки…

— Так вам все и расскажи… Не забывайте, мадам, что вы — нарушитель договора и, согласно инструкции, я обязан вас наказать.

— Наказать. Я согласна. Но сначала выпьем и потанцуем.

— Краковяк.

— Почему краковяк?

— Может, мазурку? Дорогая моя, давайте ближе к делу. Я не мальчик, и вы не девочка. У вас свои секреты — у меня свои. У вас свой счет в швейцарском банке, у меня свой. Будем начистоту: я вам нравлюсь?

— Очень.

— Тем лучше.

Они выпили по бокалу, закусили.

— Итак, уважаемая, — Еремей щелкнул пальцами по столу. — Сколько я получу за каждого аборигена?

— Вот так сразу «быка за рога»?!

— Да, вот так сразу! Я не халявщик и не презираю А.О. НИН! И перестройку ценю за фиолетовые перестроечные дела.

— Что вы нервничаете! Я выделю вам подушную оплату, а душами буду распоряжаться сама… Захочу — выставлю на аукцион, захочу — пущу их на трансплантацию.

— Спокойно, Раиса Мартыновна, — Долбарис нахмурился. — Никакой подушной оплаты! Вы меня поняли? Вам двадцать процентов, остальные мне. Не устраивает?! Так я сам сделаю из вас «куклу».

— Чего?!

— И думаю, мой шеф будет страшно рад такому наказанию. Героиня видаков, цирковая и кинематографическая звезда, известная таксидермистка в своей последней ипостаси!

— Хватит! — не выдержала Раиса Мартыновна. — Сколько вы хотите за одну душу?

— Три тысячи зеленых! И не больше четырех аборигенов из каждой деревни.

— Вы с ума сошли! Это цена солидного депутата с гуманитарным образованием. А вы за одного алкоголика-неандертальца с мерзкой печенью требуете то же самое. Да у нас известные писатели, эстрадные артисты дешевле!

— Ладно, так и быть… Не могу подавить тягу к вам и к вашему киноискусству. Сойдемся на двух с половиной.

— Оставьте меня в покое, господин Долбарис. От этих цифр у меня голова кружится.

— А как же быть с нашей взаимностью?

— Не знаю, не знаю. Я себя мерзко чувствую.

— А я себя превосходно! — Он вплотную подошел к циркачке и крепко обхватил ее тренированное тело. — Так, либо две тысячи — учтите, цена окончательная — за каждого красавца, или я отутюживаю вас и превращаю в элегантную куклу Барби.

Раиса Мартыновна вздрогнула, отшатнулась, но Долбарис сжал ее тело еще плотней.

— Я в восторге от ваших эротических фильмов, — вдруг вкрадчиво сказал он. — А в вашем исполнении песня «Султаман» — история нашей культуры. Восточные аранжировки сильно развивают мышцы любви и неги.

— Нет-нет! Уберите руки.

Циркачка пыталась выскользнуть из объятий, но Долбарис уже действовал по отработанному плану.

— Я не собираюсь спать с вами, дорогая моя Барби! Вы будете самой драгоценной куклой в мире! Вот только над архитектурой мавзолея для вас придется поработать без выходных.

— Отпустите меня, маньяк!

— Кричите сколько угодно, прелесть моя. Еще ни одна кукла не уходила отсюда живьем! — Долбарис сорвал с Раисы Мартыновны одежду и застыл в оцепенении. — Ого! Да вы гораздо лучше, чем в своих кинофестивальных боевиках. А нижний этаж просто прелесть! Мечта любого орангутана.

— Умоляю! Я согласна на две зеленых за душу!

— Теперь я не согласен. Я создам шедевр! В моих руках золото и бессмертие! Ваше клевое изваяние войдет в историю лучших мумий.

— Вы садист! — опять взмолилась Раиса Мартыновна.

— А вы кто, прелесть моя? — прошипел он, сжимая циркачку одной рукой, а другой пытаясь раздеться. — Не успели приехать — и уже лучшего лосятника оприходовали.

И тут Раису Мартыновну осенила идея, которая переломала весь ход дальнейших событий.

— Увы, господин Долбарис, вам уже не придется порадовать шефа своим садизмом! К сожалению или к радости, но кукла Барби, сделанная из меня, не произведет на него впечатления, — сказала она и вдруг замолчала со слезами в глазах.

И Долбарис, на что и рассчитывала Раиса, сразу уловил скрытую угрозу в ее интонации.

— Он, что, неужели и он покровительствует вам? — раздраженно спросил Долбарис. — Неужели порно действует, как манифест безумцев?

— Нет, дорогой мой. Просто его уже нету, вашего шефа. На его месте уже другой, — голос Раисы стал еще уверенней, когда она заметила в лице Долбариса легкое замешательство. — И я имею честь быть представителем его конторы. Так что в нашей фирме действует новый занак, и шар золотой теперь фуфло! Спустите его в свой антикварный унитаз! — Раиса дрожащими нервными движениями вытащила из своей замшевой сумочки кубик — это был бриллиант чистой воды.

Долбарис в недоумении замер. Мелкие капли пота покрыли его лицо.

— Конечно, — задумчиво сказала циркачка, — по сути дела, это я должна была вас наказать…

— А куда же делся наш прежний? — удивленно спросил Еремей.

— Слинял. За бугор… Видимо, счет его в банке достиг потолка.

— А новый? — Еремей глотнул коньяка.

— Вот это вы верно сделали. Налейте и мне, — попросила Раиса и стала осторожно одеваться.

— Ну, говорите же…

— С новым беда натуральная. То есть не с ним, а с любимцем прежнего шефа — нашим великим реформатором Мордовым. По приказу нового мне пришлось своими руками сделать из него…

— Ну, что же вы замолчали?

— Чучело… — со вздохом сказала Раиса. — Прискорбно, но факт. Можете убедиться самолично… Он нынче покоится далеко от Москвы… — Циркачка опять вздохнула и выпила рюмку коньяка.

— Да где же он, черт возьми? Или у вас после такого пакостного дела язык отсох?!

— Да здесь он, в имениях ваших, в баньке у Вани Сизарева.

Долбарис сразу неохотно и неумолимо начал трезветь, задумался.

— Согласитесь, дорогой мой, что это не малая услуга с моей стороны. Привезти в такую дыру столь редкий экземпляр — многого стоит. Но я ведь знала уже, от своих кремлевских, вашу страсть к антиквариату. Сколько отстегнете, дорогой мой? Учтите, если цена нас не устроит, нам таможня не указ… В Европе реализуем.

Долбарис вновь задумался и сделал глоток из бокала Раисы Мартыновны.

— Чучело, конечно, редчайшее и вы редкая куколка, а как быть с реформами, с перестройкой? — шепотом спросил он, словно о тайном заговоре.

— Да вы у нас, оказывается, романтик? — неожиданно расхохоталась Раиса. — Дон Кихот!

— Уму непостижимо! — Долбарис выпил еще и вдруг поднялся из-за стола и заговорил громко, разбавляя возмущение нецензурной бранью и междометиями. — Талантливейший практик, за которого я голосовал на всех выборах, защитник предпринимательской идеи и вдруг — чучело!!! А кто позаботился?! Свои же! И мне — борцу за процветание — купить предлагают! Сойду с ума! Застрелюсь!

— Успокойтесь, дорогой мой… — вкрадчиво сказала циркачка и, помолчав немного, кокетливо поинтересовалась. — Так за сколько вы возьмете нашего бессмертного реформатора?

— Не знаю, не знаю, — мрачно ответил Долбарис, надевая поверх сорочки бронежилет. — Надо смотреть. Язык не поворачивается сказать — товар.

— Еще какой товар! — сразу подхватила Раиса. — В хороших руках даже забальзамированный лидер — это клад! Мысли-то его не бальзамируются, а идеи, связанные с перестройкой России, и тем более…

— Одно утешение, — согласился Еремей. — Едем, дорогая моя, смотреть, едем! Мумия великого россиянина — это вам не кукла с африканского аукциона со жвачкой во рту!

* * *

Долбарис даже крякнул от удивления, увидев своего кумира и великого приватизатора в натуральную величину, в том же галстуке и голубой сорочке, в которых он выступал по телевидению и в бесчисленных образовательных и благотворительных программах.

— Ангел мой, — процедил он сквозь зубы. — Хотел я с тобой в другой обстановке встретиться, но Бог не дал.

Еремей разделся до бронежилета и подошел к чучелу.

— На кого же ты покинул нас, Артур Борисович?! Долбарис не замечал ничего вокруг: ни подручных Раисы, ни ее, ни Сизарева.

Он даже не обратил внимания, как мумия повернулась на бок и качнула несколько раз головой в сторону Раисы Мартыновны. Но Иван Иванович, сидевший за столом в углу, все видел, и, несмотря на хмель, жуткий крик вырвался из его груди:

— Глядите! Чучело опять шевелется!

— Замолчи, идиот! — обрушился на него Долбарис. — Ты знаешь, кто это?

Иван растерянно кивнул головой.

— Тогда встань и почти его память молчанием.

— Я из-за него уже четвертый месяц молчу…

— Не сердитесь на него, дорогой Еремей Еремеевич, — вмешалась в разговор циркачка. — Это ведь он помогал обрабатывать Мордова и сильно пострадал за него.

Все молча встали.

— Так сколько вы отстегнете? — нарушила молчание Раиса.

— Двадцать тысяч. Сами знаете, какими. Хотя ему цены нет. Я бы его в мавзолей поместил из мрамора, но прежний шеф сам туда метит, да и новый, наверняка, не откажется.

— Ну что ж, дорогой мой, учитывая ваше положение, можете аборигенами рассчитываться, — лукаво предложила циркачка.

— Ладно. Возьмите двадцать душ из моей усадьбы, — раздраженно сказал Еремей, — и отваливайте. Я ведь не Чичиков, в конце-то концов.

— Так и сделаем, красавец откормленный, — ледяным голосом согласилась Раиса, и в тот же миг Долбарис был схвачен с двух сторон кремлевскими жвачными. А еще через миг прикован наручниками к железной скобе у печки. И тут же на голове его оказался полиэтиленовый прозрачный мешок с этикеткой «Райское наслаждение».

— Достали вы меня своими куколками Барби, родненький мой! — зловеще улыбнулась Раиса Мартыновна.

Иван, крадучись, направился к двери, но циркачка не дремала.

— Иван, не дури! На место! — а своим жвачным прохрипела: — Не вздумайте стрелять! Испортите внутренности — уволю. Этого людоеда Долбариса только на трансплантацию!

* * *

После устранения Долбариса у Раисы Мартыновны стали появляться клиенты — начались творческие дни. Первой пожаловала Матрена Амоновна Сорокина. Она прослышала, что Иван Иванович вернулся «из городу», и решила разузнать, не поедет ли еще. А если поедет, то заказать с ним сбрую для лошади и хомут. Она знала Ваню еще мальчиком, когда-то нянчила, испытывала к нему самые светлые чувства.

Конец ознакомительного фрагмента.