Конторщица

Фонд А., 2023

Попаданка во времена брежневского застоя, где женщина не только хранительница очага, но и активный строитель коммунизма. Директор по управлению персоналом крупной корпорации попадает в тело конторского работника депо «Монорельс». И вот с такими невнятными исходными данными нужно что-то делать дальше.

Глава 2

Утро началось значительно раньше, чем хотелось бы.

Прекрасно помню, что будильник я заводила на 7 утра, а сейчас на часах было всего 5! Разбудило меня оглушительное горловое пение на кухне. Кто-то очень старательно и зычно пытался взять четыре октавы, причем все четыре сразу. Затем что-то грохнуло, потом стукнуло, брякнуло и вроде как разбилось. Одновременно захлопали двери и послышался возмущенный голос Клавдии Брониславовны, ему вторил еще чей-то, невнятный.

Свара на кухне все набирала обороты, плюс добавилось многоголосье детского рёва. Спать в такой обстановке было невозможно. Поэтому я решила вставать и осмотреть гардероб Лидии Степановны. Вчера я настолько вымоталась, что руки не дошли.

Ну что сказать, я, конечно же, подозревала, что у Лиды имеются определенные трудности, но чтоб настолько! В общем, когда я залезла в шкаф, то примерно семьдесят процентов вещей принадлежали супругу (это без учета того, что вчера он унес к маме целый чемодан), а вот одежда самой Лидочки ограничивалась трикотажными кофточками расцветок «вырвиглаз», черной юбкой и синтетическими блузками с огромным бантом или же рюшами вместо ворота. Состояние и качество белья я даже комментировать не буду. Растоптанные туфли фабрики «Скороход». В косметичке — тушь для ресниц «Ленинградская» (это на которую сперва поплевать надо, а потом повазюкать щеточкой), косметический вазелин «Норка», полупустой протекающий тюбик тонального крема «Балет», огрызок черного карандаша, самопальные тени для век с крупными блёстками и перламутровая помада, явно просроченная. Отдельно шла россыпь пластмассовых заколок. В общем — «фсё ф топку»!

В результате на работу я надела черную юбку и белую рубашку Горшкова, неформальненько подкатав рукава (получилось слегка оверсайз, но зато хоть без рюшей). Чуть тронула ресницы тушью, карандашом поправила брови, и на этом ограничилась. Но главное — волосы. Путем невероятных ухищрений и манипуляций, мне удалось всего за каких-то пару часов кое-как выпрямить бараньи кудряшки и стянуть их в простой узел на затылке. Критически осмотрев себя в зеркало, я поморщилась и отправилась на работу. От завтрака я благоразумно воздержалась, так как на кухне, по-моему, начался зомби-апокалипсис.

В общем, срочно нужны деньги, новая одежда и другое жилье. И только после этого я буду готова спасать мир!

***

В кабинет счетно-конторского отдела колесно-роликового участка ВЧДР-4 депо «Монорельс» я вошла под оглушительный рёв гудка. Весеннее солнце легкомысленно светило в узкое оконце, отбрасывая россыпь зайчиков от пишущей машинки на ворох бумаг.

Однозначно, Лидия Степановна Горшкова была троечницей не только в техникуме, но и по жизни. Окинув взглядом стол, заваленный документами разной степени давности, я крепко загрустила. Чтобы очистить эти «агиевы конюшни» нужна бригада профессиональных клинеров, а лучше — сразу две-три. А я-то всего одна, и не позавтракала даже.

Однако долго грустить я себе не позволила, так как, по заветам офисного мира, первое правило всякого нового сотрудника (а без Лидочкиной памяти я была здесь, пожалуй, зеленым новичком), так вот, первое и самое главное, что должен сделать каждый новичок на своем рабочем месте — это максимально внимательно и срочно изучить должностную инструкцию. А потом уже все остальное.

Вторым пунктом было составление тайм-менеджмента. Нужно было перебрать весь этот бумажный Эверест и разложить по кучкам «Очень срочно», «Срочно», «Может полежать, но недолго», «Пусть себе лежит, вдруг пригодится», «Надо не забыть выбросить». Отдельной кучкой шло «Ахтунг! Вчера!».

И вот за этим увлекательным занятием меня и застала Зоя Смирнова, защитница детей Африки и угнетатель влюбленных. Да, я уже знала, как ее зовут, а все потому, что было еще одно важное правило новичка — постараться максимально быстро запомнить самых важных сотрудников и выучить их фамилии-имена-отчества. Что я и сделала, внимательно изучив оба стенда на стене возле бухгалтерии.

Сегодня на Зое вместо берета была зеленая вязаная кепочка с пушистым помпончиком:

— Горшкова! — как обычно с места в карьер взяла Зоя. — На заседании скажешь речь.

— Оп-па! — удивилась я и переложила стопочку бумаг в другую кучку. — Что за заседание и о чем речь?

— Горшкова! — возмутилась Зоя. — Ты вчера чем меня слушала?

Угу, я бы тебе сказала, чем слушала, да неудобно…

— Сегодня в восемь вечера будет коллективное собрание. Будем порицать поведение Авдеевой и Свирина. Ну, тот, который из технического отдела, по наладке вагонов.

— А что они натворили? — вежливо поинтересовалась я, аккуратно развязывая очередную папочку так, чтобы ничего не выпало.

— Как это что? — изумилась Зоя. — Роман на работе они крутили. Ну ладно еще Свирин, а Авдеева ведь старше. И замужем! И ребенок у нее. Теперь Свирин хочет жениться на Авдеевой, а она замужем…

— Погоди, Зоя, — аж растерялась я, и так дернула за шнурочек, что две квитанции таки выпали. — И что именно я должна провозгласить перед коллективом по этому поводу? Я ведь их даже не знаю…

— А причем здесь знаю-не знаю? — всплеснула руками Зоя. — Их поведение аморально, и коллектив должен соответственно отреагировать. Вот и выступишь. Сначала осудишь, а потом выскажешь предложения. Я написала вот на листочке.

Когда я вылезла из-под стола с найденными квитанциями, передо мной появился тетрадный листочек в клеточку, густо исписанный мелким каллиграфическим почерком. У меня даже глаз задергался, правда я быстро опустила голову, чтобы внимательная Зоя не заметила, а то вдруг еще и меня на коллективное порицание вынесет.

Вот засада, мало того, что неохота вечер на всякие собрания тратить, так еще и выступать с осуждением незнакомых мне людей по явно раздутой проблеме, до которой мне категорически пофиг. Но если отказаться, будут осложнения, жопой чую. Но и соглашаться нельзя. Один раз согласишься — потом на каждом собрании выступать придется. Мдааа, дилемма…

Поэтому я изобразила взгляд Алёнушки из фильма «Морозко» и грустно сказала:

— Я не могу.

— Ты что, Горшкова… — задохнулась от негодования Зоя. — Да как ты… да я…

— Я не могу ни присутствовать на собрании по такому поводу, ни тем более выступать, — с легкой печалью в голосе продолжила я.

— Почему это? — наконец взяла себя в руки Зоя, но лицо ее пошло красными пятнами.

— Меня вчера муж бросил, — доверительно сообщила я. — Я не спала всю ночь, понимаешь? Страдала.

Надо было видеть лицо Смирновой в этот момент: изумление, шок, трепет, любопытство, восторг, — и все это вместе.

— Сиди здесь, — вдруг ласково скомандовала она и устремилась к двери.

— Я потому не завтракала, и не ужинала, — наябедничала я. — Не могу.

— Ясно, — по-офицерски кратко кивнула Зоя и пулей выскочила из кабинета.

Не успела я еще ознакомиться с папкой, на которой было крупно написано: «Структурная схема управления грузового вагонного депо N 14-б/003-01», как дверь в кабинет открылась и начали заходить люди, точнее представительницы женского пола, общей численностью шесть, включая Зою. Все они были разного возраста, примерно от двадцати до пятидесяти лет, разной комплекции и роста, но всех их объединяло одинаковое торжественно-сочувственное выражение лица.

Очень порадовало то, что с собой они несли вазочки с вареньем, накрытые салфетками пиалочки, ароматно пахнущие кастрюльки, разнокалиберные чашки и явно вскипевший чайник. Все это добро они выставили на моем столе, затем также молча вдруг вышли (все, кроме Смирновой). Не успела я удивиться, как они тут же вернулись. Каждая из них несла стул. Последняя, конопатая девушка, несла два стула.

Когда все чинно расселись и разлили чай, Смирнова скомандовала:

— Рассказывай, Лида.

Вооот, я теперь уже не Горшкова, а Лида. Ну ладно, мне не жалко. И я стала рассказывать о том, какой гад Горшков, и сколь тяжела женская доля, не забывая при этом наяривать очень вкусный винегрет и бутерброды с настоящей докторской колбасой.

Ничто не предвещало грозы, и в тот момент, когда я уже почти согласилась попробовать кусочек домашнего яблочного пирога, дверь распахнулась и в кабинет медленно вошел коренастый человек неопределенной гендерной идентичности. Отсутствие груди и косметики на лице, очень короткая стрижка и крупные янтарные бусы еще больше запутывали и рвали шаблоны. И только по концентрированному шлейфу духов «Красная Москва» можно было сделать примерный вывод, что это все-таки женщина. Хотя, может, это вовсе и не «Красная Москва», а, к примеру, одеколон «Гусар», или даже «Шипр», — я не особо разбираюсь в этих винтажных запахах.

Но если честно, то я сразу узнала, кто это. Ведь фото моей начальницы также было на стенде возле бухгалтерии. Капитолина Сидоровна Щукина, начальник кадрово-конторского отдела, на фото получалась, наверное, более бинарной, чем в жизни.

— А что это мы тут чаи гоняем в рабочее время? — вместо приветствия рявкнула она.

Все промолчали, даже Зоя Смирнова. Хотя, очевидно, вопрос оказался риторическим и Капитолине Сидоровне ответы были не нужны, так как она бодро продолжила:

— Пока все советские люди трудятся, мы бездельничаем, значит, да? — Щукина грохнула пухлую папку на стол, зацепив чашку, обжигающе-горячий чай выплеснулся мне на рубашку, и я сразу поняла, что с Капитолиной Сидоровной мы не поладим.

Не обращая внимания ни на окружающих, ни на то, как на кипенно-белой ткани расплывается уродливое темное пятно, Щукина продолжала обличать:

— Что, паразитки, совсем нечем на работе заняться? — Глаза ее опасно сузились. — Развлекаетесь? Так я сейчас быстренько найду вам всем работу! Тунеядки!

Взгляд ее скользнул по оробевших сотрудницах и остановился на мне. Я в это время пыталась хоть как-то вытереться. Лицо Капитолины Сидоровны вспыхнуло, и она вдруг перешла на фальцет:

— Горшкова! Я с тобой разговариваю или со стенкой?! Ты совсем идиотка?!

Каюсь, я не сориентировалась, что ответить. В моем толерантном мире вот такое откровенное хамство было давно не принято, все заменили корпоративные куртуазные войны, когда завуалированные оскорбления подавались с милой улыбкой и хорошим тоном считалось наехать на коллегу так, чтобы он потом ничего не мог предъявить. А тут так примитивно буром поперла. Тем временем лицо Щукиной начало багроветь:

— Горшкова, да сколько можно! Что ж ты за тупица такая!

Всё! Она меня достала. Подчеркнуто спокойным голосом я ответила:

— Капитолина Сидоровна, в чем причина такого поведения? Вам не хватает управленческих навыков или вы просто не способны сдерживать эмоции?

От неожиданности глаза у Щукиной вылезли из орбит:

— Да ты…

— Согласно Трудовому кодексу, нецензурная брань и хамство на рабочем месте является нарушением трудового законодательства. Тем более вы ругаетесь и оскорбляете меня в присутствии коллектива. Вот мы сейчас составим акт и зафиксируем нарушение внутреннего распорядка…

— Да как ты…

— Капитолина Сидоровна, извольте не перебивать. Мы вас выслушали, теперь выслушайте меня, — я слегка обозначила улыбку. — Спасибо. Я продолжу. Так вот, Капитолина Сидоровна, согласно Правилам внутреннего распорядка депо «Монорельс», сотрудникам полагается тридцатиминутный перерыв на каждые четыре часа. Чем можно заниматься сотрудникам во время перерыва — в Правилах не оговорено. Так что — на усмотрение самих сотрудников. Мы вот решили попить чай. И я искренне не понимаю такое ваше поведение. У нас свободная социалистическая страна и крепостное право давно отменили. А если вы не способны держать себя в руках, могу посоветовать отвар пустырника. Говорят, успокаивает.

Кто-то из девушек хрюкнул. Щукина позеленела и ринулась к двери. Я сделала контрольный:

— И еще. Капитолина Сидоровна! — сообщила я в спину Щукиной. — Вы мне должны оплатить химчистку за испорченную рубашку.

Входная дверь хлопнула так, что со стены посыпалась штукатурка.

— Ну все, теперь в партком вызовут… — тоскливо пробормотала Зоя, и все вдруг разом начали собираться. Кабинет опустел мигом.

Я глянула на часы: времени оставалось вполне достаточно чтобы закончить разобрать бумаги.

Но я ошиблась.

Новость о том, «как эта Горшкова прищучила Щуку» мгновенно облетела все депо и стала достоянием коллектива. Ко мне в кабинет началось паломничество: ежеминутно заглядывали сотрудники, вроде как по своим делам, но каждый при этом норовил улыбнуться или подмигнуть. А одна дама, вроде из бухгалтерии, так вообще зашла и, ни слова не говоря, положила на стол большую плитку шоколада. Лицо ее при этом лучилось от удовольствия.

Но почивать на лаврах я не спешила. С одной стороны, это как бы и хорошо, однако я понимала, что в реальности все далеко не так. Противостояние такой вот средненькой сотрудницы и начальника огромного отдела, приближенного к руководству организации, ничем хорошим для этой сотрудницы не закончится. Если бы еще это была особо ценная сотрудница, которая бы регулярно выдавала для организации эксклюзивный результат — то на инцидент закрыли бы глаза. И то — не факт. Но так как Лидочка звезд с неба не хватала, была ленива и безынициативна — то вызова на «ковер» я ожидала с минуты на минуту.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, в обеденный перерыв я решила сходить проветриться. По разговорам девушек из группы поддержки Зои (они все были, в основном, из канцелярии и планово-хозяйственного отдела) здесь рядом находилась куча разных магазинов. Ну, соваться в большой «Гастроном» во время перерыва нецелесообразно, там очереди должны быть километровыми, поэтому я решила сходить в хлебный.

Магазин «Хлеб» встретил меня таким умопомрачительным запахом свежеиспеченного хлеба, что я чуть не изошла слюной. На стеллажах в деревянных лотках штабелями лежали кирпичики пшеничного и житного хлеба, белые пышные батоны, сахарные рогалики и посыпанные сдобные булки. Отдельным лотком были представлены желтоватые «звездочки» с повидлом посерединке. И все это изумительное разнообразие даже на вид казалось столь вкусным и свежим, что все мои мысли о необходимости срочно садиться на низкоуглеводную диету вылетели прочь. Повинуясь одним инстинктам, я машинально отдала 14 копеек продавцу и получила заветную буханку.

Какое же это было наслаждение — вот так, как в детстве, грызть настоящий, без консервантов и разрыхлителей, хлеб, откусывая хрустящую, еще теплую, корочку прямо от буханки…

***

Я была права. На «ковер» меня вызвали сразу же после обеденного перерыва.

В кабинет заглянула секретарь Аллочка и звенящим от масштабности возложенной миссии голосом велела зайти к Ивану Аркадьевичу, срочно. Фотографии Ивана Аркадьевича на стенде у бухгалтерии не было, но это еще ничего не значило. Все и так знали, кто такой Иван Аркадьевич.

Если честно, я чуток закручинилась. Но раскаяния не чувствовала. И если бы ситуацию можно было отыграть заново, то не изменила бы ничего.

Нужный кабинет скрывался за неприметной крашеной дверью в тихом полуподвальном помещении, между архивом и кабинетом метрологии. Спускаясь по лестнице, я косолапо оступилась — теперь каблук болтался на честном слове. Посчитав это за дурной знак, я совсем приуныла.

В тесном, чуть прокуренном вкусным недешевым табаком помещении заседали трое: грузноватый мужчина с острыми глазами и проседью; пожилая женщина в вышитой жилетке, и старичок с аккуратной бородкой.

После обмена приветствиями, женщина кивнула на стул:

— Присаживайтесь, Лидия Степановна.

Я осторожно примостилась. Все молчали. Пауза затягивалась. Скрипнула дверь, я скосила глаза: в кабинет тенью просочилась Аллочка и пристроилась сбоку у сейфа. На колени она положила папку с листочками и приготовилась писать.

— Ну, что ж, Лидия Степановна, — сказал старичок, тщательно поправил листок бумаги, лежащий перед ними на столе, и ласково взглянул на меня. — Что расскажете нам по поводу, так сказать, сегодняшнего происшествия?

Я пожала плечами:

— Если я правильно понимаю, в служебке все уже написано.

— Это не служебка, Лидия Степановна, не служебка, — позволил себе чуть укоризненно покачать головой старичок. — Это, так сказать, сигнал… мда…. сигнал о нарушении субординации, о недостойном советского труженика поведении, о неуважении к старшим, в конце концов…

Я опять пожала плечами:

— Все так и было.

— То есть… эммм… вы подтверждаете, Лидия Степановна, что скандалили и грубили Капитолине Сидоровне?

— Подтверждаю, — согласилась я.

— Это недопустимо! — резанула воздух ладонью женщина. — Марлен Иванович, вы видите, что происходит?! Гнать ее в шею надо!

— Простите, эммм… Тамара Викторовна, к сожалению, мы этого сделать не можем… именно перед нами… эммм… Партия поставила задачи по нравственному воспитанию в духе коммунистических идеалов молодого, так сказать, поколения… И от того, как мы с вами, Тамара Викторовна, это воспитание будем осуществлять, в конечном счете, зависит судьба развития нашего общества, а следовательно — претворение в жизнь Программы КПСС!

Красиво завернул, я аж восхитилась. Всегда уважаю людей, которые способны вот так экспромтом жечь глаголом сердца.

Но Тамара Викторовна мои восторги не разделила:

— Так что, Марлен Иванович, — нахмурилась она, — теперь всем можно будет грубиянить и дерзить старшим? Все станут как Горшкова у нас, да? Давайте тогда хоть выговор ей дадим! Предлагаю выговор с занесением. Что скажете, Иван Аркадьевич?

Иван Аркадьевич сделал неуловимое движение ладонью, и Аллочка моментально положила перед ним два листочка из папки.

— Из вашей характеристики, Лидия Степановна, следует, — он поправил очки и зачитал, — «…отсутствие инициативы и интереса к работе». Все правильно?

Я развела руками.

— И общественная нагрузка у Вас, Лидия Степановна, практически отсутствует, — продолжил Иван Аркадьевич, не обращая внимание на меня. — Поэтому предлагаю поступить так. Мы сейчас не будем портить вам характеристику, пока не будем, а вы должны извиниться перед Капитолиной Сидоровной завтра на пятиминутке. А чтобы вам некогда было скандалить, мы поручаем лично вам, Лидия Степановна, подготовить стенгазету от вашего отдела к Дню космонавтики. Через 5 дней у нас состоится смотр стенгазет от всех отделов, и мы коллегиально выберем лучших, тех, кто потом будет готовить большую праздничную передовицу к 12 апреля. Согласны?

— По поводу стенгазеты согласна, — подавила вздох я, — а что касается извинений, то у меня встречное предложение. Давайте поступим так: я предлагаю, чтобы все было подробно внесено в протокол, или характеристику, куда угодно. Пригодится. Потому что я намерена получить психиатрическое заключение о том, что диагноз «идиотизм», который мне прилюдно поставила Капитолина Сидоровна, не соответствует действительности. Также я получу акт о порче моего имущества — это когда уважаемая Капитолина Сидоровна опрокинула на меня чай. Можете посмотреть.

Я распахнула пальто, чтобы пятно на белой рубашке стало всем видно, и продолжила:

— А еще возьму медицинское освидетельствавание о нанесении мне физического вреда — на плече есть ожог от кипятка… и до сих пор болит, между прочим. Этого, надеюсь, хватит, чтобы подать в суд на Капитолину Сидоровну за издевательство над подчиненным и превышение должностных полномочий. А уж потом, согласно решению суда, я буду и извиняться, и все остальное.

В кабинете воцарилось молчание. Тамара Викторовна сделала вид, что ее здесь нет, а Марлен Иванович переглянулся с Иваном Аркадьевичем и укоризненно улыбнулся мне:

— Ну зачем же вы так, Лидия Степановна? Давайте не будем сгоряча… эммм… так сказать, рубить с плеча…

Я вернула улыбку и продемонстрировала готовность слушать.

— Ну, выговор… эммм… дать не трудно, так сказать, но ведь нам с вами это не нужно… Незачем усугублять и доводить до крайности… Мы поговорим с Капитолиной Сидоровной, мда… поговорим… И освидетельствания, там все эти акты — не нужно, Лидия Степановна… Давайте будем решать вопрос мирно, так сказать, не вынося сор из избы. Хорошо?

— Как скажете, Марлен Иванович, — покладисто кивнула я. — Я не пойду в суд и не буду извиняться перед Щукиной. А она мне оплатит химчистку за испорченную одежду, да?

К разговору подключился Иван Аркадьевич:

— Квитанцию за химчистку отдадите Аллочке. Мы посмотрим, что можно сделать.

— Хорошо. Спасибо.

— И у меня к вам просьба, Лидия Степановна. Газета должна быть не формальной, наклеить пару вырезок из журнала — этого совсем недостаточно. Она должна вызывать неподдельный интерес у наших сотрудников. От того, как вы проявите себя, Лидия Степановна, зависит ваша характеристика и все остальное… Надеюсь мы друг друга поняли?

Мне оставалось только согласиться.

И почему у меня сейчас такое чувство, что я не выиграла, а конкретно так вляпалась?

На вечернее собрание я категорически решила не идти. Ну а что, конфликт, разборка «на ковре» плюс ответственное задание — более чем достаточно для одного неполного дня. И это все на фоне раннего подъема утром. Кроме того, прошли сутки с тех пор, как я сюда попала. Практически первый юбилей попаданки.

По возвращению из полуподвальчика крепко задумалась: если отбросить «залет» на стенгазету (пока время терпит, целых 5 дней еще), то можно считать, что этот раунд за мной. Но! Это если только на данный момент. Если же смотреть даже чуть-чуть на перспективу, то первое, что сделает Щукина — захочет отыграться на Лидочке. И морально, и для восстановления репутации в глазах остальных. Поэтому она будет вести войну до последней капли крови сразу по двум направлениям: пытаться подловить на косяках в работе и выматывать психологически, чтобы Лидочка сорвалась первая.

И однозначно у нее рано или поздно получится.

Причем она теперь будет более чем осторожна, и лить кипяток на спину подчиненным прилюдно не станет. Утрирую, но стоит ожидать чего угодно. И позиционных аргументов у Лидочки тогда может и не быть. А второй раунд «на ковре» однозначно будет проигран.

Значит, что? Кроме хладнокровия и сдержанности нужны ресурсы.

Как там говорил ответственный товарищ про Лидочку? «Отсутствие инициативы и интереса к работе». И это у нее в личной характеристике записано! Плюс «маленькая общественная нагрузка». Ну, с нагрузкой старшие соратники посодействовали, этот пункт пока можно отложить. А вот инициативу и интерес к работе нужно срочно проявить. Причем активно.

Пожалуй, начнем с самого простого. Я еще не знала, кто в депо «Монорельс» является уполномоченным по рационализации, поэтому напечатала (в двух экземплярах) служебную записку о рацпредложении на имя Ивана Аркадьевича, где обосновала новый улучшенный подход к каталогизации документов. Служебку зарегистрировала в канцелярии. Второй экземпляр (с переписанным регистрационным номером) положила в специальную папочку, которую завела для этих дел.

Дальше. По памяти набросала анкету для оценки эмоционального выгорания из шести пунктов. Завтра согласую, отпечатаю и пущу в ход.

Досадно, что Интернета нет, так бы я за вечер подготовила для Лидочки идеальную базу с аргументацией ее инициативности, креативности, творческого подхода и всего прочего.

Дальше. Для иллюстрации активной жизненной позиции Лидочки и ее разносторонних интересов нужно вступить в какое-нибудь диаметрально противоположное от профессии общество и платить взносы. По деньгам там ерунда, примерно от пары копеек до рубля в год, но зато это будет официальное хобби. Я задумалась. Вспомнилось только два варианта — Всесоюзное астрономо-геодезическое общество или Всероссийское общество охраны природы. В принципе, для меня без разницы. Нужно сегодня же зайти на почту и вступить и туда, и туда, а там уж куда примут. Если никуда не примут, тогда придется искать какую-нибудь местную ассоциацию любителей аквариумных рыбок или «клуб интернациональной дружбы».

Итак, первый штрих к портрету идеальной Лидочки начал выполняться.

Теперь возвращаемся к насущным проблемам. Где достать денег я так и не решила. Искренне восхищаюсь теми попаданцами, которые на вторые сутки в новом мире находят клад или грабят банк, и все у них дальше прекрасно. Я грабить банк не умею. И боюсь. Следовательно, деньги нужно заработать, причем заработать так, чтобы это не противоречило облику советского труженика.

Утробно взревел гудок, сообщая об окончании рабочего дня. Я потрогала каблук, вроде пока держится, надела уродское синтетическое пальто и выскочила в коридор.

Мимо меня спешили домой люди. Мелькнула забавная челка Тони. Но она проскочила мимо, старательно отводя взгляд. Обиделась. Надо бы помириться, неплохая девчонка. Тем более других подруг, как я поняла, у Лиды не было.

Ладно, что-нибудь придумаю.

И я придумала. По дороге домой заскочила в магазинчик, небольшой такой, с промтоварами. Хотела купить клей для каблука. Клей не купила, точнее в этом магазине он не продавался, зато рассмотрела ассортимент мыльно-рыльных товаров. Ну, что сказать, качество более чем прекрасное, все, очевидно, натуральное, цены тоже порадовали. К примеру, кусок мыла был от 10 копеек («Банное») до 85 копеек за самое дорогое («Подарочное»). А вот выбор был, мягко говоря, не очень. Кроме этих двух, еще «Детское», «Земляничное», «Цветочное» и «Хвойное». И запахи на мой взыскательный вкус — так себе. Об упаковке вообще молчу. И я решила поэкспериментировать: купила 4 куска детского мыла, а в аптеке взяла бутылочку глицерина и масло льна (какое уж было).

Квартира № 2 в переулке Механизаторов встретила меня подозрительной тишиной. Осторожно лавируя между коробками в сумрачной прихожей, я чуть не заорала от ужаса, столкнувшись с привидением. Ну, а что, когда на тебя из полумрака молча взирает мертвенно-бледное лицо с горящими адским светом глазами и всклокоченными волосами, тут любой испугается.

— Тихо ты, — зашипело привидение и обдало меня концентрированным перегаром.

«Петров», — облегченно поняла я.

— Лидка, у тебя четыре рубля есть? — красные в прожилках глаза Петрова сверкнули как у боевого кота, и он, воровато оглянувшись, горячо зашептал. — Слушай, Лидк, а сбегай за «коленвалом», трубы горят, помираю…

Я не успела ответить, как он продолжил:

— Ну, ты же нормальная баба, хоть Горшок этот зашугал тебя с мамкой своей, но сердце-то у тебя доброе. Ну сбегай, а Лидк?

С алкашами и наркоманами общаться очень непросто — для них нет никаких законов и понятий… один раз поведешься, поможешь, так он от тебя потом вообще не отстанет. А с другой стороны — мне срочно нужны ресурсы для внедрения в этот мир и выживания в нем… комфортного, замечу выживания. Кроме того, я все равно из этой квартиры скоро свалю. Так что можно и помочь человеку. Да и жалко все-таки. Но вслух я сказала совсем другое:

— Ну, ты и наглый, Федя. С какого это перепугу я тебе за водкой бегать должна? Да еще и свои деньги тратить.

— Ну, Лидк, ну, сбегай… — заныл Петров, почуяв, что жертва колеблется.

— Мне плитка нужна, электрическая, — сообщила я. — На время. Дня на три-четыре. Найдешь плитку — будет водка.

— Так это… есть! Есть плитка! — обрадовался Петров и глухо скомандовал: — не уходи только, я щас…

Не успела я дойти до двери своей комнаты и отыскать ключ в недрах сумочки, как рядом вдруг материализовался Петров. К груди он прижимал небольшую электрическую плитку:

— Вот, — как ребенок доверчиво он протянул ее мне. — Ну, ты чего, Лидка, зачем домой? Мы ж договорились, сходи…

— Тихо, Фёдор, — сурово отрезала я. — Жди здесь. Я сейчас проверю, если работает, будет тебе водка.

— Да что ты… — забеспокоился Петров, — Я же ее у Борьки взял с восьмой квартиры, у него всегда все работает, он электрик.

— Всё равно, я должна проверить, — шикнула я. — И не шуми, а то Клавдия Брониславовна услышит.

Упоминание имени Клавдии Брониславовны подействовало, и Петров сник.

Я зашла в комнату и, не разуваясь, включила плитку — открытая спираль сразу покраснела и начала греться. Отлично. Работает.

Выключив плитку, я достала из шкафа бутылку портвейна «Солнцедар». Не знаю, зачем она хранилась у Горшковых, но бежать за водкой Петрову мне было лениво, да и денег особо не было.

— Держи, — я протянула портвейн.

— О! Клопомор! Уважаю! — вздохнул с облегчением Петров и застенчиво улыбнулся, осторожно прижимая к себе бутылку. — Я тебя люблю, Лидка!

Ну что ж, единственный человек в этом новом мире, который любит Лидку, упорхнул, а я вздохнула и взялась за дело.

Если говорить конкретно, то затеяла я варить мыло.

Да, мыло ручной работы с разными финтифлюшками, полезное, и чтоб запах был вкусный. Для того у Петрова плитку и взяла. На общей кухне под бдительными взглядами соседей особо ведь не наваришь. А у себя в комнате, что хочу, то и делаю.

Работа эта не сложная: растопить детское мыло на водяной бане, набросать туда всякой всячины, чуть глицерина, чуть молока, пару капель масла для запаха, в общем, что есть под рукой, и пусть застывает. Главное пропорции выдержать, иначе не застынет или растрескается.

Переодевшись, я включила радио, и под бодрящие звуки песни «Трус не играет в хоккей», нарезала мочалку из люфы на кусочки и залила всё это добро мыльным варевом, а в другую посудину добавила мелко раздавленной овсянки и перемешала с основой. В результате получилось двухслойное мыло-скраб, которое я поставила остывать под кровать, благо в комнате было совсем не жарко.

Только-только я разогнулась и уже хотела спокойно попить чаю, как в дверь постучали. Хорошо, хоть я предусмотрительно заперлась на задвижку, чтобы бдительные соседи не врывались, как вчера Римма Марковна.

« — Хоть бы не Горшков», — расстроенно думала я, открывая дверь, но повезло, и на пороге стояла Римма Марковна (помяни чёрта…):

— А я слушаю, слушаю, то ли ты песни поешь, Лида, то ли опять плачешь, — возбужденно сообщила она и вошла в комнату.

Я вздохнула и закрыла дверь.

— А чем это у тебя так приятно пахнет? — принюхалась Римма Марковна и уселась за стол. — Чай пьешь, смотрю?

Подавив зевок, я достала вторую чашку с этажерки и налила чаю Римме Марковне. Та довольно отхлебнула и потянулась за баранкой.

— Лида, ты сегодня утром этот возмутительный кошмар слышала? — поинтересовалась она.

— Слышала, — устало буркнула я.

— Угадай, кто это был?

— Да что тут угадывать, — пожала я плечами, — Петров, конечно же…

— А вот и нет! Федор у нас тихий, — с видом фокусника разулыбалась Римма Марковна — Грубякин это был!

И она принялась в деталях рассказывать, как вусмерть поддатый Грубякин вернулся под утро домой и с пьяных глаз разгромил кухню.

— Кстати, и твой суп сожрал весь прямо из кастрюли, — хихикнула Римма Марковна, и лучики морщин веером прорезались в уголках глаз.

— Так он же прокис, — изумилась я.

— А ему в таком состоянии все едино было, — Римма Марковна поддернула растянутый рукав некогда фланелевого халата и достала из заштопанного крупными стежками кармана неизменную пачку «Полета», — пойду я, пожалуй. Спасибо за чай, Лида. Я после чая всегда курить хочу. Не буду дымить тебе тут на ночь. Пахнет у тебя уж очень приятно.

Ссутулившись, по привычке поддергивая слишком длинные полы халата, она пошаркала к двери. И я не выдержала:

— Римма Марковна, секундочку! А давайте я вам новый халат подарю? У Лидочки… тьфу, у меня… есть совсем новый, ни разу не ношеный… мы с вами примерно одного размера… — затараторила я и достала из шкафа сверток. — А то ваш уже совсем старый…

— А зачем? — удивилась она, — у меня есть халат! Новый, прекрасный халат. Смотри.

Римма Марковна распахнула свой линялый халат и под ним я увидела точно такой же, но абсолютно новый, блестящего темно-зеленого бархата.

— Эээээммм… — я уронила челюсть.

— Я всегда ношу его под низ, чтобы не испачкать. Жалко, новый же… — словно неразумному ребенку терпеливо объяснила Римма Марковна и, снисходительно улыбнувшись, аккуратно закрыла за собой дверь.

Да уж, вживаться в этот мир мне придется гораздо дольше, чем я ожидала…