Страх

Франк Тилье, 2014

В триллере Франка Тилье «Страх» наши старые знакомые Люси Энебель и Франк Шарко после достопамятных дел («Медовый траур», «Монреальский синдром», «Атомка»), казалось бы, получают передышку: в их маленькой семье прибавление – родились близнецы. Но затишье длится недолго: после бури под корнями упавшего дерева обнаружен бункер, где много месяцев кто-то держал в заключении молодую женщину. И вот новое расследование сталкивает Шарко, а вслед за ним и Люси с цепочкой невероятных событий. В погоню за неведомым преступником вовлечена Камиль, молодая сотрудница жандармерии, недавно она перенесла пересадку сердца, и каждую ночь ей снится один и тот же кошмар, в котором ее зовут на помощь… Впервые на русском!

11

Солнце начинало свой томный спуск за лес Лэг. Оно казалось тяжелее, чем обычно, и его контуры стали уже не такими четкими, словно оплавились в собственных лучах. Одуряющая духота, достойная луизианских болот, угнетающе действовала на организмы сыщиков, которые провели всю вторую половину дня, прочесывая коммуну Сен-Леже пешком и на машине, чтобы собрать свидетельства или доставить к дому свое оборудование.

Слух об этой необычной суете вскоре дошел до ушей журналистов. Местные корреспонденты искали хоть какую-нибудь поживу для своих статеек, следуя за полицейскими, словно голодные стервятники. Уже поговаривали о слепой девушке, заточенной в одной из штолен заброшенной каменоломни каким-то жаждавшим крови психопатом.

Шарко ждал в саду, чтобы эксперты-криминалисты позволили ему наконец войти в дом. Он прислонил обе картины изображением к стене, и, воспользовавшись вынужденной передышкой, позвонил Люси и объявил ей, что вернется не скоро. Та немедленно ответила: «Гениально, значит, дело серьезное. Все мне расскажешь».

Ну да, гениально, вздохнул Шарко, вытирая взмокший лоб.

Николя Белланже возвращался из глубины сада с телефоном в руке, лавируя между разбитыми черепицами. Он кивнул на картины:

— Хочешь у себя в квартире декор обновить? Они нам очень скоро понадобятся для экспертизы.

— Не беспокойся, завтра утром сам доставлю в лабораторию. Надеюсь, эксперты-криминалисты пятнадцатого августа работают?

— Да, но будут работать с прохладцей, как и везде.

Шарко сжевал сандвич, купленный в ближайшей булочной, и выдул большую бутылку воды. В своей пропотевшей одежде он чувствовал себя грязным, липким и, чтобы скоротать время, чистил мокасины, пока не израсходовал все бумажные носовые платки. Зато обувь снова заблестела.

Почти в восемь часов вечера термометр все еще показывал +29 °C. Повсюду сновали туда-сюда техники-криминалисты в костюмах белых кроликов, обливаясь потом и утирая взмокшие лбы. Офицеры судебной полиции из группы Белланже уже закончили первый рабочий день предварительного расследования и разъехались по домам.

— Ну, какие новости? — спросил Франк.

Николя Белланже порылся в карманах, скомкал пустую пачку из-под антитабачных пластырей и закурил сигарету. Его бежевый пиджак помялся, а рубашка вылезла из брюк. Он никогда не носил галстука, в отличие от Шарко, но часто был одет элегантно и довольно модно. Однако его можно было увидеть и в джинсах с рубашкой поло, хотя это случалось не так часто.

— Новости? Есть хорошие и плохие. В больнице наша наполовину слепая жертва совершенно застыла и ушла в себя. По словам психиатра, это что-то вроде кататонического синдрома. Короче, пока она не готова рассказать нам, что с ней произошло.

— Вот облом.

Не вынимая сигарету изо рта, шеф группы достал свой блокнот и принялся листать его.

— Не стоит ждать, что она нам вывалит все чохом… Ладно, послушай вот это. Медики, которые ее осмотрели, утверждают, что у нее на затылке довольно грубая татуировка. Наколото черными чернилами, цифры и буквы: «B-02.03–07.08-09. 11–04.19». Сомневаюсь, чтобы надпись сделали по ее просьбе, но пока понятия не имею, что это может значить.

— Черт, а я-то понадеялся.

— Давай, давай, смейся. Врачи тоже не понимают ее смысла.

— Тут наверняка нет ничего медицинского. Если бы не «В», можно было бы подумать, что это тираж лото.

— Как бы то ни было, они думают, что для начала ее побрили с ног до головы. Они судят по длине волос, везде одинаковых, и по другим признакам. Голова, руки, ноги, лобок — все было побрито…

Шарко так задыхался, что ему было трудно сосредоточиться. Он мечтал о том моменте, когда примет холодный душ, а потом уляжется вместе со своими сыновьями и будет глядеть, как кружит по комнате игрушечный паровозик «Куколка». Миниатюрные поезда масштабом 1:87 и дети так его успокаивали…

Пытаясь вновь обрести равновесие, он попросил у Белланже блокнот и еще раз просмотрел ряд наколотых цифр. На его взгляд, эта надпись была всего лишь бессмысленной галиматьей и могла оказаться чем угодно, как координатами галактики, так и ссылкой на главы Библии. Очевидно, его мозг тоже перегрелся.

— Известно, кто она?

— Нет. И никто никогда ее тут не видел. Что касается Оливье Макарё, то его не существует в природе. Фальшивое имя…

— В этом можно было не сомневаться. Мы имеем дело с осторожным типом. Ну кто еще будет держать в каменоломне запас консервов на целый год? Ему нравится все контролировать, ничего не оставлять на волю случая. Он орудовал у всех под самым носом. Может, в деревне кто-то что-то и заметил, но такого еще надо будет отыскать.

— К тому же прошло время, это работает против нас. В доме с тех пор успели пожить родственники владельца, раньше он был грязным, а теперь мыт-перемыт. Мы там не найдем ничего интересного, ни отпечатков пальцев, ни следов ДНК, я почти уверен. С подземельем маленькая надежда все-таки есть. Может, там отыщутся отпечатки на консервных банках, на ванне. Не знаю… У меня впечатление, что этот тип — призрак. Я попросил владельца дома прийти на Набережную для составления фоторобота, но он меня уже предупредил, что не очень-то его помнит. По его словам, Макарё всегда надевал темные очки и бейсболку, как только высовывал нос наружу. Что касается его машины, то она была самая обыкновенная. И разумеется, никто не потрудился запомнить ее номер.

Шарко посмотрел на бункер:

— А там есть что-нибудь новенькое?

— Интересная штука с камерой, установленной под землей. За хламом в бункере нашли усилитель Wi-Fi. Должно быть, он был нужен для того, чтобы передавать изображение на компьютер нашего Макарё. Но поскольку владелец после смерти отца обрезал телефонную линию, то Макарё пиратски подключился к линии соседей… Вот смотри.

Белланже показал Шарко сети Wi-Fi, уловленные его мобильным телефоном. Их было две. Заодно показал на два соседних дома метрах в двадцати — один справа, другой слева.

— Подключиться к Wi-Fi относительно легко, если доступ плохо защищен. Оба сигнала наверняка идут из этих домов.

— Значит, мы сможем отследить его выходы в Сеть, узнать, какие сайты он посещал.

— Скорее, то, что он передавал с помощью своего компьютера и этой камеры и, возможно, кому. При условии, что владельцы Wi-Fi разрешат нам обратиться с запросом к промоутерам. Частная жизнь пользователей Интернета слишком уж защищена, просто беда…

Он кивнул в сторону бункера.

— Там внизу ничего, кроме нескольких пятен крови, обнаруженных с помощью «Блюстара», и темных волос на матрасе. С виду, спермы нет… Мы взяли пробы, сфотографировали, но почти ничего другого сделать не удалось. Площадь слишком большая, и мы не уверены, что команды приедут послезавтра. Поглядим, а пока я предпочитаю, чтобы они сосредоточились на том, что у нас есть. В любом случае лаборатории завалены запросами, а у нас деньги кончились. Судья и дивизионный комиссар опять будут меня изводить этими историями о бюджете, если понимаешь, что я хочу сказать.

Шарко чувствовал, что у его шефа вот-вот сдадут нервы. А тот погасил сигарету о землю и теперь держал ее в руке. Потом раздраженно посмотрел на часы.

— Вот черт, уже… Мне пора возвращаться на Набережную. Похоже, я уже знаю, где проведу праздник.

— Тебе надо как-то расслабиться. Чувствуется, что ты… на пределе. Совсем вымотался.

— Обойдется.

— Это «обойдется» могло бы стать твоим девизом. Ну да, оно и обходится, пока не врежешься мордой в асфальт. Ты еще молодой, но не сжигай разом все свои антистрессовые предохранители. Запас, знаешь ли, ограничен.

Белланже раздраженно провел рукой по своим черным волосам. Шарко всегда думал, что для полицейского его шеф чертовски хорош собой. И что для некоторых это наверняка было настоящей катастрофой.

— Ну, не знаю… Думаешь, не стоит так упираться? Попозже что-нибудь решу насчет отпуска, а пока не к спеху.

— Да нет, очень даже к спеху, малыш. Когда трос обрывается, якорь тонет.

На этом замечании Белланже не стал зацикливаться. Он ценил Шарко отнюдь не за его банальные нравоучения.

— Ты к себе?

Шарко кивнул на дом:

— Останусь тут еще ненадолго.

— Собираешься устроить себе маленькую встряску, да? Сеанс интеллектуального онанизма? Уляжешься на койке этого психа и будешь ждать, чтобы он рассказал тебе свою историю?

— Ты же знаешь, я обожаю, когда они нашептывают мне на ухо свои секреты. Хозяин дома сказал, что у его постояльца по ночам на втором этаже горел свет. Не думаю, что наш мучитель смотрел там очередную серию «Инспектора Деррика».

Белланже помолчал.

— Ладно, только поосторожнее с этими странноватыми картинами. Ты вроде сказал, что сам завтра их привезешь?

Шарко согласился:

— Я могу, конечно, поработать часть дня, но… Я обещал Люси провести время с ней и боюсь, что она…

— Не беспокойся, я все улажу, а с процедурами мне Робийяр поможет. Мы все равно задержимся из-за того, что часть народа в отпусках. Пока дорожный каток разгонится, пройдет какое-то время. — Николя Белланже глубоко вздохнул. — Как-то все это слишком мрачно.

— Слушай, Николя… — Шарко поколебался. — Если это дело окажется слишком сложным, слишком… заковыристым, что ли… я, быть может, уйду в кусты.

— Ты вечно так говоришь. Вечером уходишь с работы, а завтра тебя уже обнаруживают где-нибудь в российской глуши с пушкой в руке.

— На этот раз все серьезнее. Потому что я знаю: Люси наверняка захочет так или иначе сунуть сюда свой нос и начнет изводить меня расспросами, как только я вернусь. А я бы хотел, чтобы она как следует воспользовалась остатком отпуска: у нас близнецы на руках, квартира, которую мы продаем, дом, который покупаем, — не многовато ли всего?

— А еще твоя странная дрожь в руках. Я сам видел недавно, когда мы дом осматривали…

— Просто устал.

— Мы ведь все устали, верно?

— А ты попробуй растить сразу двух грудных младенцев в пятьдесят лет. Ты мои ручищи видел? Они же в два раза больше, чем их бутылочки!

— Тогда я с этим еще малость подожду, с твоего позволения. Я, вообще-то, не слишком тороплюсь — ни дожить до пятидесяти, ни детьми обзавестись.

— Так и должно быть. Тебе сколько? Тридцать пять? Знаешь, это быстро проходит.

— Ты прав. У меня порой впечатление, что я уже умер.

Они дружески распрощались.

Шарко подождал еще час, пока не закончат техники-криминалисты. Расхаживал взад-вперед, сунув руки в карманы. И размышлял. В каком-то смысле это дело его возбуждало. Но с другой стороны, у него дети, жена… Он посмотрел на фото улыбающейся Люси с бутылочками в руках. Его маленькая Лара Крофт. Она была квинтэссенцией его счастья. Раньше он бросился бы в расследование очертя голову, провел бы, как Николя, и эту ночь, и завтрашний праздничный день на набережной Орфевр, пока в конце концов не свалился бы с ног от усталости.

Потому что раньше его домом была работа.

Но теперь…