Волга впадает в Гудзон

Фридрих Незнанский

На государственного деятеля высокого ранга совершено два покушения, одно из которых оказалось удачным. Следственная брига-да, возглавляемая заместителем Генерального прокурора Александром Турецким, выходит на след преступников. Но кто же заказал известного политика и олигарха? Это один и тот же человек или государственный деятель был неугоден многим? Следы первого покушения, совершен-ного при помощи старинного кинжала, ведут в США, а что касается второго…

5

И среди коллег-бизнесменов, и вообще среди тех, кто знал достаточно близко главу концерна «Русь-металл» господина Вагина, Руслан Петрович слыл человеком верующим. Собственно говоря, так оно и было. Поэтому то, что раннее утро следующего после гибели Мансурова дня застало Руслана Петровича на входе в храм, прихожанином которого он числился, исключительным фактом не являлось.

Терпеливо выстояв раннюю обедню в обществе двоих личных охранников, переминавшихся за спиной шефа и неуверенно крестившихся вслед за ним в положенных местах службы, Вагин подошел к священнику, благословлявшему прихожан, в числе последних и, приложившись к кресту, улыбнулся батюшке.

— Я уже давно обратил внимание, — произнес он негромко, — канун^[1] у нас не нов, да и маловат для такого храма. Могу я пожертвовать на новый? И довольно ли будет для этого, скажем, тысячи долларов?

— Благослови вас Господи, — глаза священника невольно округлились, — только, Руслан Петрович, на то, чтобы канун поменять, и половины вполне бы хватило.

— Ничего, батюшка, — усмехнулся Вагин, — полагаю, если что останется, так у храма ведь и иные расходы имеются — во славу Божию…

— Благослови тебя Господи, сынок, — растерянно пробормотал священник, все еще недоверчиво провожая взглядом пачку стодолларовых купюр, исчезающую под пальцами Вагина в прорези ящика для пожертвований, стоявшего возле алтаря, и мысленно благодаря Бога за то, что у богатого прихожанина хватило такта опустить деньги именно туда, а не сунуть в руки ему лично.

Склонив голову под благословение, Руслан Петрович между тем, прежде чем выйти из храма, подошел уже во второй раз за утро к распятию и, перекрестившись, прошептал так тихо, что даже следовавшие за ним по пятам охранники не разобрали:

— Господи, благодарю Тебя за избавление от врага видимого, иноверца без имени, в Твоей Книге жизни не вписанного!..

И лишь после этого счел возможным покинуть маленькую церквушку, в которой и отстоял службу: Руслан Петрович Вагин втайне гордился тем, что предпочитает свой маленький и ничем особым не примечательный храм роскошным соборам, считая это исполнением одного из послушаний, посланных ему Богом…

Когда его черный «мерседес» достиг головного офиса «Русь-металла», никто уже, включая охранников, не признал бы в господине Вагине того смиренного прихожанина, каким он являлся еще полчаса назад. Крепкий, широкоплечий, немного приземистый блондин с острым взглядом холодноватых серых глаз и уверенно сжатыми, твердыми губами, недавнего жертвователя не напоминал решительно ничем. Прошествовав по длинному, устланному ковровой дорожкой коридору к своему кабинету среди почтительно расступающихся перед грозным шефом, снующих из кабинета в кабинет сотрудников, он достиг своей просторной приемной и, прежде чем войти в святая святых фирмы, на ходу бросил вышколенной секретарше:

— Соедини меня с Томилиным… Хотя нет, вначале свяжись с администрацией, узнай, когда похороны, нужен текст соболезнования, венок от меня лично. Насчет Томилина выясни, на месте ли. Кофе готов?

Кофе, разумеется, был готов. И вскоре глава «Русь-металла», а также один из наиболее крупных акционеров осиротевшего концерна «Россвияжэнерго» господин Вагин, хмуро отхлебывая обжигающий, ароматный напиток, выслушивал сообщение своей секретарши о том, что Всеволод Иванович Томилин на месте отсутствует.

— Он в прокуратуре, Руслан Петрович, — робко доложила девушка. — Говорят, вряд ли освободится раньше полудня, они ждут его к обеду, но это не точно…

— После двенадцати позванивай к ним в офис, как только Томилин объявится, соедини меня с ним… Что насчет похорон?

— Полной ясности пока нет, сказали, никто пока не знает — из-за судмедэкспертизы, что ли…

— Ладно, свободна. Хотя нет, вызови ко мне Каретникова, а летучку перенеси на час. Пока все.

В ожидании своего первого заместителя Валентина Каретникова Руслан Петрович слегка расслабился и даже, совершенно для себя неожиданно, тихонечко икнул. Поспешно глотнув вслед за этим кофе и припомнив народную примету — икается, когда тебя кто-то вспоминает, — усмехнулся: господин Вагин ничуть не сомневался, что в прокуратуре, куда, как выяснилось, отправился Томилин, без упоминания о его персоне никак не обойдется. Но это обстоятельство его в данный момент ничуть не волновало.

Кофе был допит как раз вовремя — Валентин Каретников, подтянутый молодой человек в строгом черном костюме и белой рубашке, с аккуратно завязанным полосатым галстуком, объявился на пороге кабинета, держа в руках солидную по объему кожаную папку. Бросив на нее взгляд, Руслан Петрович одобрительно кивнул. За что он ценил Каретникова в первую очередь — так это за сообразительность. Насколько Вагин помнил, в серой кожаной папке находились документы по Сибирской ГЭС, которые и интересовали его наиболее остро в настоящий момент…

— Экспертное заключение геологов догадался прихватить? — поинтересовался он, сухо ответив на приветствие Валентина.

— Конечно, Руслан Петрович…

— Что ж… Садись, приступим…

В соответствии с приметой, нет ли, но относительно упоминания в прокуратуре его имени глава «Русь-металла» не ошибся. Хотя и произошло это несколько позже, чем он предположил.

Всеволод Иванович Томилин прибыл в кабинет Александра Борисовича Турецкого точно к назначенному времени, и первое впечатление, которое произвел и на него, и на Грязнова, было одинаковым: ночь заместитель Мансурова провел явно бессонную.

— Хотите кофе? — Турецкий сочувственно посмотрел на бледное, осунувшееся лицо Всеволода Ивановича, на глубокие тени под темными, потускневшими глазами.

— Знаете, не откажусь… — вздохнул Томилин. — Почти всю ночь с Лидой просидел… Дети, оба в отъезде, прибудут только сегодня к вечеру. Лида в жутком состоянии!

— Они были дружной парой? — поинтересовался Турецкий, а Вячеслав Иванович Грязнов незаметно включил записывающую аппаратуру.

— Несомненно, — кивнул Томилин и вздохнул. — По крайней мере, на моей памяти никаких конфликтов никогда не возникало. А это уже больше пятнадцати лет.

— Вы так давно знакомы с Мансуровым?

— На самом деле гораздо дольше… Ренат дружил с моим покойным отцом, он же старше меня на десять лет. Отец, — пояснил он, — тоже работал до середины восьмидесятых в Министерстве тяжелой промышленности, прямо на работе и скончался: обширный инфаркт. Тогда количество проблем, связанных с экономикой, уже, я бы сказал, превысило критическую массу, а мой отец все принимал слишком близко к сердцу, в отличие от Рената, он был убежденным партийцем…

— И после смерти отца, насколько понимаю, именно Мансуров устроил вас в свой отдел?

— Нет, я пришел в министерство еще до папиной смерти, сразу после института. Устроил меня, как вы выразились, сам отец. Но в отдел к себе Ренат меня действительно забрал сразу после этого.

— Всеволод Иванович, — Турецкий мягко поменял направление разговора, — я понимаю, что сейчас собираюсь задать вам достаточно тяжелый, сложный вопрос, но он неизбежен: вы подозреваете кого-либо в убийстве вашего друга и шефа?

Томилин горько усмехнулся:

— Я мог бы ответить вам: всех или никого. Но это не ответ, верно? У Рената… у нас с ним за эти годы было столько тяжелых, конфликтных ситуаций — боюсь, я не в состоянии упомнить все. Я имею в виду — в деталях. А вот людей, замешанных в них, находившихся по ту сторону баррикад, — да, помню. Только если я сейчас начну называть вам их имена, боюсь, более чем до половины из них «не дотянетесь» даже вы… Так какой тогда смысл?

Всеволод Иванович явно разнервничался, лицо его слегка порозовело, в глазах появился сердитый блеск. Слава Грязнов не выдержал и зло фыркнул:

— Во-во! Вначале заявляете, что мы «не дотянемся», а потом начинаете упрекать на всех углах, что очередное следствие по очередному заказняку пять лет тянется.

Томилин вспыхнул и хотел что-то возразить, но Александр Борисович пресек возможную дискуссию на корню:

— Давайте-ка данную сторону вопроса пока оставим. — Он кинул на Грязнова быстрый сердитый взгляд. — Всеволод Иванович, поверьте, лезть во глубину веков никакого смысла, во всяком случае пока, нет. Давайте вместе подумаем, постарайтесь припомнить все наиболее острые ситуации всего лишь за последний год. Исключая пресловутый московский энергокризис… Мы в курсе, что Мансуров по нему уже фактически полностью отчитался, ознакомились с пакетом его последних распоряжений. Лично я не нашел никого, кто был бы ими задет настолько, чтоб решиться на убийство.

— Согласен, — Томилин сразу же обмяк, на его лице вновь отчетливо проступили следы усталости. — Что касается вашего вопроса, сейчас попытаюсь… Что у нас было год назад?

Он нахмурился и на некоторое время погрузился в задумчивость.

— Знаете, — негромко попробовал подсказать ему Александр Борисович, — я созванивался тут с вашим старым знакомцем — главой объединения промышленников и предпринимателей.

— С Григорьевым? — автоматически уточнил Всеволод Иванович.

— С ним. Так он в ответ на вопрос о его личных предположениях сказал, что, на его взгляд, искать заказчика следует, как он изящно выразился, «на голубом экране». Чаще всего у нас, это известно, по телевизору мелькают отнюдь не бизнесмены, а политики. Ну или те, кто и политикой, и бизнесом занимается одновременно.

Всеволод Иванович слегка пожал плечами и посмотрел на Турецкого с сомнением:

— Ну не знаю… Конечно, противники реформ, которые Ренат предлагал в последнее время, были. Но в свое время и в куда худшие годы их было еще больше, однако убить его за это никто не пытался!

— Например? — поинтересовался Грязнов. — Я имею в виду и реформы, и их противников.

— Да зачем далеко ходить? Десять… Нет, пожалуй, уже двенадцать лет назад именно Ренат предложил отменить экспортно-импортные льготы для Национального фонда спорта и для «афганцев», а вы, вероятно, догадываетесь, что это такое. И ведь его предложения тогда приняли!

— Мы не просто догадываемся, — усмехнулся Турецкий. — Я лично, да и Вячеслав Иванович тоже, знаете, сколько тогда головной боли поимели с теми же «афганцами», да и со «спортсменами»? Дело за делом — и все на одну тему! То водка льготная, то табак, то поддельные лекарства — и все по этим каналам… Помнишь, Слав?

— Такое, пожалуй, забудешь!

Томилин с интересом поглядел на Александра Борисовича, затем на Грязнова и, наконец, кивнул:

— Вот видите… А что такое бывшие «афганцы» и какие там суммы были задействованы и для каких людей — говорить не приходится! Однако никто тогда убить Рената не пытался.

— Вот поэтому, — пояснил Турецкий, — я и рассматриваю политическую версию, во-первых, как наиболее маловероятную, а во-вторых, прошу вас еще раз припомнить самые тяжелые и самые «денежные» конфликты последнего времени.

— Ну из самых последних, — решительно произнес Томилин, — и думать долго не надо. С Вагиным, конечно!..

— Кто такой Вагин? — быстро поинтересовался Грязнов.

— Он глава концерна «Русь-металл» и наш довольно крупный акционер…

Суть же конфликта, который имел в виду Томилин, как выяснилось, заключалась в следующем. Наиболее крупные пакеты акций, имеющиеся у «Русь-металла», были пакетами Сибирской ГЭС. Около года назад в прилегающем к ней регионе геологами были обнаружены огромные залежи редкоземельных металлов.

— Включая золото, — пояснил Томилин. — И не говоря об алюминии, марганце и даже титане… Если помните, строительство ГЭС сейчас все еще на стадии заморозки, не хватает, как обычно, средств. В общем, когда результаты геологоразведки были получены, Руслан Петрович потребовал у Мансурова контрольный пакет акций. Проект стоит ни мало ни много пять миллиардов долларов.

— Впечатляющая сумма, — кивнул Турецкий.

— А теперь представьте, что ГЭС достроена — там, в сущности, осталось вложить не так уж и много средств, во всяком случае по сравнению с уже вложенными. Да, так вот. Когда ГЭС войдет в строй, в самые сжатые сроки можно будет приступать и к разработке месторождений, завод соответствующий построить и… Словом, все остальное, вероятно, особых пояснений не требует: прибыль по сравнению с затратами ожидается, я бы сказал, фантастическая.

— Как я понимаю, делиться с Вагиным Ренат Георгиевич отказался, — усмехнулся Грязнов.

— Категорически, — кивнул Томилин.

— И что же, с вашей точки зрения, Руслан Петрович относится к категории людей, способных на крайние меры? — осторожно поинтересовался Александр Борисович.

— Я этого не говорил! — Томилин вновь покраснел. — Вагин, к слову сказать, верующий, в церковь, говорят, даже ходит. Вы же просили рассказать о крупных конфликтах, а не назвать тех, кого я подозреваю в убийстве?!

— Зря вы так нервничаете, Всеволод Иванович, — остановил его Турецкий. — Мы ведь и не говорим, что подозреваем Вагина, верно? Но тем не менее, если даже все окружение Рената Георгиевича верующие, как вы выразились, и вообще сплошь милые люди, кто-то все-таки Мансурова убил!

— А что касается ситуации с ГЭС, — добавил Вячеслав Иванович, — вы и без нас знаете, что, к несчастью, физическое устранение конкурента по бизнесу, особенно когда речь идет о запредельных суммах, у нас не редкость… К тому же, как правило, после такого устранения люди, приходящие на место непобедимого конкурента, обычно становятся куда сговорчивее, чем их предшественник: психология!

При этих словах Вячеслав Иванович не удержался и бросил на Сан Борисыча торжествующий взгляд: мол, если нужно, так и я психолог, не только ваша светлость с Меркуловым такие умные!..

— Кроме того, — Турецкий продолжил, не обратив на Славу внимания, словно вовсе ничего особенного не услышал, — вы же, Всеволод Иванович, надеюсь, не думаете, что мы немедленно после нашего разговора побежим арестовывать Вагина?

Томилин слабо улыбнулся и покачал головой.

— Нет… Простите, что я отвлекаюсь, — сказал он, — но я, конечно, понимал, какого рода вопросы от вас услышу. Но думал, что прежде всего вы будете расспрашивать о… о взрыве и о той машине…

Александр Борисович тоже улыбнулся:

— Самим покушением сейчас занимается Валерий Александрович Померанцев, наш следователь, а синий «субару» уже активно ищут, не беспокойтесь об этом. Вас Померанцев наверняка вызовет в этой связи в ближайшие дни. Можем мы вернуться к нашей сегодняшней теме? Вот и отлично. Что еще приходит вам в голову помимо конфликта вокруг ГЭС? Насколько знаю, проектов такого рода у Мансурова всегда было несколько одновременно.

Прежде чем ответить, Всеволод Иванович с минуту думал и наконец пожал плечами:

— Знаете, вообще-то вы правы. Но, во-первых, таких, в которых задействованы подобные суммы, на самом деле не так уж и много, во всяком случае в последнее время. Во-вторых, часть из них как раз в последние месяцы была благополучно завершена, ко всеобщему удовлетворению. Что касается новых — есть два действительно крупных, но ими мы предполагали вплотную заняться только после возвращения из Штатов. Неизвестно, сколько времени там мог занять процесс, знаете, американское законодательство такое: волокиты на самом деле не меньше чем у нас, если не больше!

— Надо же! — Александр Борисович щелкнул пальцами. — А ведь я об этом слышал, но из головы как-то напрочь вылетело! А вы, Всеволод Иванович, судя по всему, эту ситуацию и за конфликт не считаете?..

Ничего не понявший Грязнов отметил, как округлились глаза Томилина.

— Вы… Вы что же, хотите сказать… Ну что вы! Это же Штаты, там никому и в голову не придет… Простите, но заказ, на мой взгляд, увы, явление сугубо наше, отечественное! Нет, ну что вы! Я лично знаком с Криссом Шрадером — интеллигентнейший человек, профессор. До сих пор не верю, что он так оступился!

— Не могли бы вы, — вкрадчиво поинтересовался Грязнов, — пояснить, о чем вообще идет речь?

Уловив в голосе друга обиду, Турецкий повернулся к нему и поспешно кивнул:

— Конечно, но лучше, если это сделает Всеволод Иванович, сам я об истории с профессорами наслышан исключительно в общих чертах.

— Вообще-то профессор из них двоих только Крисс, а Джон Хайгер — его помощник и сотрудник Нью-Йоркского университета. Несколько месяцев назад, — Томилин повернулся к Грязнову, — нас с Ренатом вызвали в качестве свидетелей обвинения на процесс, который над ними сейчас идет. Мы предполагали вылететь в Нью-Йорк где-то в середине следующего месяца…

Как выяснилось из дальнейшего рассказа Томилина, в свое время конгресс и правительство США выделило российским реформаторам, в число которых входил, разумеется, и Мансуров со своим верным помощником, весьма крупную сумму, предназначенную для создания в России рыночной экономики. Кураторами проекта назначили профессора Шрадера и его сотрудника Джона Хайгера — как людей, во-первых, достойных доверия, во-вторых, неплохо знавших Россию. Еще в советские времена Шрадер несколько раз побывал в Москве, читал курс лекций в МГУ — и для студентов, и для преподавателей.

Что касается Хайгера, тот не только считался специалистом по российской экономике, но, по слухам, и жену свою вывез из России. Командировки в Москву, Питер и Екатеринбург были для него не редкостью.

— Знаете, — сказал Томилин, — я думаю, что именно он, как знаток особенностей нашей экономики, и втянул Крисса в эту историю… Денег мы тогда так и не дождались, в качестве «помощи» кураторы проекта пустили их на акции нескольких государственных компаний, как выяснилось — лично для себя. В подробности вдаваться не буду, но удалось им это благодаря целому ряду весьма тонко продуманных финансовых махинаций. А ведь они считались в то время нашими партнерами!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Канун — специальный стол со множеством подсвечников, на который ставятся свечи о поминовении усопших.