В состоянии необходимой обороны

Фридрих Незнанский

Новое дело «господина адвоката» кажется абсолютно простым. В самом деле, трудно ли опытному юристу доказать явную невиновность молодого предпринимателя, защищавшего себя и свою жену от шайки озверевших подонков? Однако подзащитного находят в тюремной камере мертвым — и простое дело превращается в одно из самых сложных расследований «господина адвоката». Потому что эта загадочная гибель — всего лишь первое в череде сотрясающих город преступлений. Преступлений все более загадочных и нелогичных, но явно связанных между собой…

Глава 2

Сам бы я за это дело не взялся. Но, поскольку я состою на государственной службе, на жалованье, время от времени приходится, не считаясь с собственными предпочтениями, заниматься подобными поручениями. И деньги с них небольшие, и удовольствие сомнительное… Раньше некоторым утешением в подобных ситуациях служило для меня то, что я как-никак набираюсь опыта. В моем же возрасте и с моей профессией смешно говорить о новом житейском опыте. Зачем бы он мне сдался?

Ругнувшись, я крутанул руль своего видавшего виды «жигуля». Опять иномарка обгоняет… Куда он так спешит, на собственные похороны?

По профессии я, если кто не знает, адвокат. Гордеев моя фамилия. Работаю я в юрконсультации за номером 10, что находится в Москве, на Таганке, 34. Веду прием граждан с утра и до обеда… Работу свою я вообще-то люблю, но пестрая она, как лоскутное одеяло. То много интересных дел, прибыльных, а то все какая-то мелочь и мура. Иногда, знаете, клиенты обращаются, а иногда и нет… Хотя адвокат я хороший. Так люди говорят…

Сейчас в моей жизни, очевидно, наступил как раз такой период затишья. В данный момент я ехал спозаранку в Южное Бутово, чтобы устроить дела гражданки Рожкиной. Какой ерундой только не приходится заниматься хорошим специалистам, когда они состоят на государственной службе, не желая пускаться в свободное плавание по волнам частного предпринимательства!.. Муж, которого себе выбрала эта замечательная гражданка, изрядно ей надоел тем, что постоянно не просыхал. Она задумала развестись с ним, а заодно и разменяться. Совершенно естественное, я бы сказал, желание. Сложность тут была одна — гражданин Рожкин, поскольку никогда не просыхал, был практически недееспособен. Он не мог ни зайти с женой в паспортный стол, ни поставить подпись в бумагах. Жена утверждала, что трезвым его можно застать, разве если вломиться к нему в квартиру в семь утра. А так рано госучреждения не работают… А тут еще помимо этих проблем гражданин Рожкин решил заупрямиться и ни развода, ни размена жене не давать. «Будешь, — говорит, — жить где жила». Кроме того, он желал компенсации за беспокойство. Что делать? Пришлось мне самому, по просьбе гражданки Рожкиной, уламывать ее бесполезного мужа. С этой целью я должен был наведаться к ним в квартиру с утра, так как несколько назначенных в более приемлемое время встреч с Рожкиным не состоялись, хотя он и клятвенно обещал. Но что-то каждый раз ему мешало…

Сверяясь с адресом, я припарковался у одной из высоток, похожей как две капли воды на все остальные высотки района. Белые и голубые коробочки. Ну кто так строит?! Не люблю я эти новые районы. Во-первых, не понимаю, как жители тут ориентируются. Во-вторых, какую-то тоску на меня подобные пейзажи нагоняют… Нет, я бы так жить не стал. Пейзажик угнетает больше, чем у Достоевского. День живешь, два живешь, а на третий уже так и хочется кого-нибудь топором промеж глаз тяпнуть или самому на осине удавиться, если найдешь, конечно, осину в таком микрорайоне…

Подъезд оказался замкнут, на двери висел новенький домофон. Вот еще одна новая московская мода. Толку в этих запорах… Разве что своих не пускать. А для того, кому надо проникнуть в дом, это не препятствие. Каждый дворовый мальчишка знает, как открыть магнитный замок.

Нужная мне тридцать девятая квартира не отзывалась. Я звонил и звонил. Нет ответа… Это уже настораживало… Надеюсь, Рожкин просто не может проснуться. Пришлось звонить к соседям.

— Кто там? — произнес противный женский голос.

— Откройте, пожалуйста, — начал я вежливо, — я к вашим соседям, в тридцать девятую…

— Вот туда и звоните, — отреагировала женщина сквозь хрип и сипение домофона и пропала.

Я позвонил в другую, проклиная людскую подозрительность.

— Кто?.. — На этот раз мужчина.

— Милиция!

— Я те щас покажу милицию! Повадились тут разные… Я всех милиционеров в районе знаю, я сам милиция! Вот я к тебе спущусь сейчас! — пригрозил он и отключился. Это уже нехорошо. А вдруг и впрямь выйдет? Я, конечно, понимаю, что в таких районах озвереешь от однообразия и скукоты, но мне-то надо было, несмотря ни на что, попасть внутрь!

На третий раз мне повезло — только я изготовился звонить, как дверь подъезда открылась и из дома вышел ребенок с ранцем на плече. Дверь он не захлопнул, — видимо, еще не научился по малолетству остерегаться всех и каждого… Я воспользовался этим обстоятельством, ловко просунув ботинок в зазор между дверью и косяком, и помешал двери закрыться.

Подъезд нужного мне дома выглядел вполне прилично. Побелку еще не успели изгадить, даже ряды почтовых ящиков выглядели более-менее презентабельно. Искомый алкоголик жил на втором этаже. Я долго звонил и стучал в деревянную дверь. Казалось, я перебудил весь подъезд, и все соседи настороженно прильнули к своим дверным глазкам… Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, что-то упало, зазвенело, раздались невнятные, но весьма злобные ругательства. Дверь открылась, и на меня уставилась синюшная физиономия, заросшая трехдневной щетиной.

— Рожкин? — спросил я строго и официально.

— Ну я-то, допустим, Рожкин, — отозвалась физиономия. — А вот ты кто?

— Юрий Гордеев. Адвокат вашей жены. Мы с вами должны были встретиться.

— А… Здорово. Заходи, адвокат!..

Я зашел, опасливо озираясь. В квартире стоял удушливый, кислый запах позавчерашних щей.

Хозяин проследовал на кухню, слышно было, как он там шумно пьет воду из-под крана.

— Выпить хошь? — осведомился он громко.

Я насторожился. В моих интересах было как раз никакой выпивки до подписания бумаг не допускать. Осторожно заглянув в комнату, я увидел там бардак и безобразие — скомканные газеты на полу и столе, тряпье на диване и кровати плюс какие-то не очухавшиеся еще со вчерашнего дня собутыльники. Сама жена Рожкина, приняв решение разводиться с мужем, съехала к родственникам, к матери кажется. Теперь Рожкин, видимо, вовсю наслаждался свободой.

— А… Может, мы сначала по делу? — предложил я, проходя в кухню, где Рожкин уже чем-то деловито звенел. Ну так я и думал — наполняет стопки. Одну стопку он сунул мне в руку — граненую, толстого стекла, неприятно липкую и грязную.

— Ну, — сказал он, — будем! — И потянулся чокнуться. Выпил, сморщившись, запустил пальцы в банку, где в мутном рассоле плавал последний огурец.

— Жена солила, — поделился он со мной с гордостью. — Кончились все… Ты жену мою знаешь?

Так, думаю. Приехали.

— Я адвокат Гордеев. Пришел. К вам. По делу. С поручением от вашей жены. Вы ей обещали заявление подписать.

— Да помню я, адвокат… Ты думаешь, я не понимаю ничего? А я все понимаю, — хитро прищурился Рожкин и покачал у меня перед лицом искривленным, заскорузлым пальцем. — Только ты зря приехал. Шиш ей выйдет с маслом. А где она сама шляется-то?

Я почувствовал, что пора брать быка за рога, так как Рожкин, кажется, на одной стопке не собирался останавливаться.

— Я приехал специально договориться, на каких условиях вы согласились бы с нами сотрудничать. Я со своей стороны мог бы позаботиться о защите ваших интересов, несмотря на то что я адвокат вашей жены.

— Чего надо-то? — спросил Рожкин, жуя огурец.

— Мне необходима пока только ваша подпись под заявлением… И еще несколькими бумагами. Собственно, по установленному порядку вы сами должны были бы пройти в ЖЭК и так далее, но я, зная, как вы заняты, договорился за вас, и они согласились принять документы без вашего личного присутствия.

— Еще чего! — отреагировал Рожкин. — Никогда я бумаг не подписывал и не буду! Чего эта змея еще удумала? Чего ей не хватает? Сладкой жизни захотела? А без моего согласия, значит, никак? Так я ей своего согласия не даю. Я ей полный законный муж, и она от меня никуда-а не денется. Не ндравится ей, вишь… Как она со мной — так и я с ней.

— У вас с женой совместная собственность. Она хочет разменяться, чтобы у каждого было по квартире. И вам хорошо будет, никто не будет мешать…

— Еще чего. Никуда я отсюда не поеду. Мне и тут хорошо. А она где хочет, там пущай и живет. Вот вернется только — уж я ей покажу, где раки зимуют… вертихвостка. Я ради этой… паскуды и пальцем не пошевелю. Она меня кипятком обварила!

— В каком смысле? — спросил я, несколько обалдев.

— А так, схватила с плиты кастрюлю и плеснула в лицо, чуть глаза меня не лишила!..

— За что это она вас?

— А, я ее бить хотел… — пояснил Рожкин. — А что? Житейское дело… Нет, ты не думай, мы иногда и мирно жили… Ты чего не пьешь? — спросил он подозрительно. — Подпоить меня хочешь?.. Я трех таких, как ты, перепью! Думаете, Степан ничего не видит, не понимает, его можно вокруг пальца обвести! А что мне, к примеру, за это будет, если я вдруг да соглашусь? А?.. Отпущу бабу свою и по-христиански — живи, мол…

Тут я понял, что формальности пора прекращать. Да и чего я хожу вокруг да около, как в первый раз, честное слово?

— За причиненное вам беспокойство мы готовы выплатить соответствующую компенсацию, — сказал я, значительно заглядывая ему в глаза.

Расчет оказался точен — в глазах Рожкина я заметил заинтересованность. Наверняка финансы его на исходе, а выпивать на что-то сегодня и завтра надо продолжать…

— Взяток не беру, — предупредил он, борясь с собой.

— Ну что вы, какая взятка. Вот если бы вы мне давали — вот это была бы взятка. Я при исполнении.

— Беру только взаймы, — сказал щепетильный Рожкин. После чего стал неистово торговаться. Я основательно опустошил собственный карман — в обмен на долгожданную подпись. Эх, было бы дело чуть серьезней, не миновать бы мне судебного разбирательства…

— Хорошо, — говорил Рожкин, пересчитывая послюненным пальцем бумажки. — Разве я не понимаю, что ж я, не человек… Вот и расстанемся по-хорошему, по-христиански, и пусть идет с миром… Вот эта бумажка почему рваная? Рваных мне не надо, у меня их в магазине не берут…

Наконец, произведя подсчет, Рожкин изготовился выполнить свою часть устного договора. Однако на том мытарства мои не кончились. Руки у Рожкина, что совершенно понятно, изрядно дрожали, так что мне пришлось заставить его сперва долго тренироваться на куске газеты. Время от времени он порывался еще выпить, но я хватал его за рукав, грозил отобрать деньги. Рожкин пыхтел, выводя закорючки, отрабатывал гонорар.

— Смотри-ка ты, как криво получается! — сам удивлялся он. — А ты думал! Посмотри на мои пальцы! — растопыривал пятерню. — Это рабочая рука, железная, стальная! Вишь, пальцы не гнутся! Это я на заводе работал, они у меня ручку тонюсенькую не держат…

— Давай, я плюсик поставлю, — щедро предложил он мне наконец. — И тебе легче, и мне…

— На плюсик пойти не могу, — строго сказал я. — Продолжайте…

Продолжили… Руки у меня чесались самому подделать его подпись. Все равно потом не вспомнит… Хотя, может, и вспомнит. Все они любят для собственной пользы дурачками прикидываться, а на деле такие хитрованы…

Через какое-то время залихватская подпись была-таки поставлена Рожкиным на нескольких документах. Собрав драгоценные бумаги, я аккуратно упрятал их в папочку.

— Следовало бы накинуть, — заныл Рожкин, — я скоко с бумажками твоими провозился, такого уговору не было!

— Больше не дам!

— А вот я возьму да и скажу, что вы меня силком вынудили! — сказал, прикрывая один глаз, Рожкин.

— Не дам больше. Нет у меня.

— Да? Ну ладно… — сдался он. — А тогда за это дело — до дна! — безапелляционно заявил Рожкин.

— Я за рулем, — попытался я отмазаться. Во-первых, это было правдой, во-вторых, водку с утра я не могу.

В дверях кухни замаячили страшного вида проснувшиеся рожкинские собутыльники.

— Эт хто? — спросил один, длинноносый, хриплым со сна голосом.

— Адвокат, — с гордостью произнес Рожкин. — Не пьет совсем!

— Может, ты еврей? — угрожающе спросил второй, косматый.

Все трое подозрительно уставились на меня.

— Нехорошо так, — продолжал косматый, не по-христиански… Или ты иудей?

— Надо выпить… — поддакнул длинноносый.

Он злобно сверкнул полуоткрытым глазом. В мои планы не входило вступать в полемику. Поэтому я схватил липкую стопку и, зажмурившись, выпил, преодолев приступ тошноты. Водка последовательно обожгла язык, полость рта, глотку. Затем, чуть помедлив, нехотя проскользнула дальше…

Под не слишком одобрительными, но уже невраждебными взглядами братии я выбрался из кухни в коридор, а потом и из квартиры. На лестнице мне чуть не стало плохо, я длинно и тягуче сплюнул и грустно побрел к машине. Как бы не отравиться, думал я, мучительно борясь с желанием очистить желудок. Наверняка они пьют страшную дрянь… Ладно, не будем думать об акцизных марках, о том, что именно разливают в эти бутылки, от этого только хуже…

Бросив с таким трудом добытую папку на соседнее сиденье, я достал из бардачка «Антиполицай» и закинулся им на всякий случай. Потом завел машину и осторожно поехал. Ко всем моим расстройствам добавилось еще и то, что я спросонок забыл выключить в машине фары, и теперь неизвестно, насколько хватит моего аккумулятора…

Бывают такие дни, когда все наперекосяк — их с самого утра опознать можно. Полоса такая… К счастью, я не попал в дорожную аварию, столкнувшись с другой машиной — только этого мне для послужного списка не хватает! — но я так аккуратно шаркнул днищем по предательски торчащей из земли трубе… Выругавшись, вышел посмотреть на повреждения, на всякий случай выключив зажигание; а когда хотел поехать снова, оказалось, что машина не заводится. Ну вот не заводится, и все!

По этому поводу я предпринял несколько обычных действий: ругался, толкал ее сзади, просил помощи у других водителей… Поймав «Волгу» с сидевшей за рулем дамой, я уговорил ее меня дернуть. Привязывал трос еще, идиот… Дергала она меня несколько раз. Дотянула таким образом до угла. Ничего не помогало… (Скажу по секрету — теперь уже можно, — когда я спустя несколько дней выбрал-таки время заехать за починенной машиной, автомеханики чуть животики не надорвали. Оказывается, у меня просто элементарно кончился бензин, я, дурак, забыл с утра заправиться… Все-таки алкоголь — это яд. Даже в небольших количествах.)

Ругаясь на чем свет стоит, я оттолкал машину к оказавшейся, по счастью, рядом мастерской, договорился с двумя хмурыми мужиками о ремонте, распростился со своим «жигуленком» и пошел ловить тачку.

Что за гнусное место это Бутово, как можно жить там, куда метро еще не провели? Не все же тут с машинами…

На мое счастье, Рожкин часть захваченных мною из дому денег все же мне оставил, поэтому я мог позволить себе поймать такси.

Такси, как ни странно, подоспело почти мгновенно. Вот так не знаешь, за каким углом подстерегает тебя судьба… Таксист, усатый мужичок среднего возраста, включил счетчик, который сразу же принялся приятно и успокаивающе тикать, считая мои кровные денежки…

— На Таганку, шеф, — сказал я. Таксист согласно кивнул.

Мне показалось, что счетчик крутится что-то уж слишком быстро. Таксист, проследив за моим взглядом, подмигнул мне:

— Ничего, не бойтесь, у нас все по-честному. Мы люди деловые…

Я машинально покосился на удостоверение водителя, болтавшееся у меня перед носом. На нем был проставлен номер таксопарка.

— Приватизировать хотим, — поделился словоохотливый водитель. — Такие сейчас времена. Все заработать стараются, и все можно. Что ж сидеть-то? Когда ремесло в руках. Шуршать надо.

— А не боитесь? Приватизировать-то? Крыша есть у вас?

— Крыша? — помрачнел почему-то водитель. — М-да… крыша, говорите… — И на этом наглухо замолчал. Уж не обидел ли я его чем, подумал я. Кто их там знает… И чего я лезу не в свое дело всегда. Проклятый профессионализм — сразу хочется из людей всю подноготную добыть. Вопросы начинаешь задавать первому встречному, и все с подковыркой, а люди настораживаются…

Миновали мы отдаленные районы и уже начинали подъезжать к долгожданному центру. Я как раз радовался, что хоть одно дело провернул, но мне очень хотелось спать, и представить себе целый длинный рабочий день в учреждении было страшно… Ну не могу я рано вставать.

— А вы во сколько на работу встаете? — решил я поинтересоваться у водителя.

— А я еще и не ложился, — усмехнулся он. — Мы по сменам работаем… Вот я как раз домой хотел ехать… Счас вот вас отвезу — и к жене под крылышко…

Произошло это все внезапно. Мы стояли на светофоре, как вдруг к нашей машине подбежали два лица явно кавказской национальности и, рванув незапертую заднюю дверь, один из них полез в салон.

— Э-э! Занято! — удивленно заорал водитель.

— Занято нэ занято — виходи! — сказал второй, пытаясь вытащить меня с переднего сиденья. — Гаварить будем! — устрашающе шевеля усами, предупредил второй, обращаясь к водителю. Мы от Саламбека. Пусть пассажир выйдет! Ми его нэ тронем.

Я поглядел на притихшего и напряженного водителя и вдруг совершенно озверел. Что это такое, в конце концов, долго можно надо мной издеваться?! Я вообще-то тихий, но есть предел моему терпению.

— Э, генацвале, — сказал я, отдирая толстые волосатые пальцы от своего воротника, — пусти, а то бо-бо будет.

— Что? Что ты сказал? — удивился тот.

— Щас я сам выйду, — пообещал я и выполнил свое обещание в полной мере. Оттолкнув кавказца (грузина, армянина, азербайджанца — черт их всех разберет, для меня все на одно лицо), я вылез из машины, потянулся для разминки и изо всех сил засветил не ожидавшему нападения кавказцу ногой в челюсть. Даже сам удивился. Это меня надо здорово разозлить, чтобы я был способен на такие акробатические трюки.

— Сволочь! — крикнул тот и, добавив еще что-то, отлетел к стене дома.

Но этим я не ограничился. Я, честно говоря, был даже рад — я зол с утра, в плохом настроении, и раз уж подвернулся случай все это дело выплеснуть, упускать такое нельзя. Тем более когда начал…

Сначала я догнал первого кавказца и нанес ему еще несколько ударов: в челюсть, по шее и в промежность. Оставив его валяться и ругаться сквозь стоны на родном языке — интересно, какие именно он проклятия на меня насылает? — я вернулся к машине и выволок оттуда второго грузина, армянина либо азербайджанца. С ним было еще проще. Он, правда, не хотел отпускать горло водителя, а когда я отодрал его от водителя, он даже попытался неожиданно меня укусить. Я очень удивился, а потом дал ему изо всех сил по загривку и, когда он упал, еще пнул ногой. Не знаю, куда попал, не посмотрел. Обычно я этого не делаю — не бью лежачих, но тут разрешил себе. Слегка. Короче, выступил неожиданно и сверх программы в роли эдакого Рембо…

Я запрыгнул в машину, хлопнул дверью, не забыв запереть ее, и крикнул одуревшему водителю что-то удалое типа:

— Трогай! Шевели поршнями!..

Водитель рванул машину с места, и мы помчались по улицам города с максимальной дозволенной скоростью. В зеркальце я видел радостные глаза водителя.

— Ай спасибо! — сказал он, очухавшись и решив, видимо, после всего, что с нами было, перейти на «ты». — Браток, как ты меня выручил! Вот спасибо! Век не забуду! А ты говорил — крыша! Слушай, а ты не хочешь к нам охранником устроиться, а? Как ты их раскидал!..

— Не хочу, — сказал я гордо.

— Сам-то кем работаешь?

— Я адвокат.

— Адвока-ат… — протянул с уважением водитель. — Да, тогда конечно… И много зарабатываете? — Он опять почувствовал классовую разницу.

— Много, — соврал я.

— Ну и я много, — примирительно сказал водитель. — Так что денег я с вас по такому случаю не возьму. Приехали!..

Действительно приехали, а я и не заметил.

— Ну ладно, браток, бывай! — сказал я ему, невольно подделываясь под его разговор. Людям так больше нравится. И понимают они тебя легче, когда ты с ними говоришь на одном языке…

— Спасибо. И вам того же… — И машина с вежливым водителем, развернувшись, укатила в неизвестном направлении.

Вздохнув, я начал подниматься по ступеням. Работа, работа… Теперь еще несколько часов не расслабишься. У меня же после такой гимнастики все тело болело, и хотелось развалиться в кресле, закрыть глаза и принять кофе с сигареткой. Вздохнув, я отложил это на после обеда… В приемной меня уже ждали несколько посетителей. Начался рабочий день.