Сибирский спрут

Фридрих Незнанский

«Господин адвокат» начинает очередное дело — дело не просто трудное, но явно безнадежное. Всего-то навсего — преступление, совершенное коррумпированным высокопоставленным милиционером в далеком и богатом сибирском городе? Все понятно и просто? Почти… Доказательства вины арестованного, мотивы и улики — в деле присутствует все. Но почему же «господин адвокат» так уверен, что его подзащитный невиновен? Почему — пусть и с риском для жизни — готов найти и находит доказательства его невиновности, пусть и самые на первый взгляд неправдоподобные…

3

Единственный сторож, в ведомство которого, кроме кладбища, входил еще и Николаевский храм, сидел в своей будке возле центральных ворот и практически ничего не слышал. Ветер завывал, трещали старинные клены, с неба сыпала ледяная манка, занося все двухметровыми сугробами. Собаки сторожа, выставленные хозяином за дверь будки, забились в теплый угол под фундаментом, сбились в кучу и улеглись почти что друг на дружку. На вторжение неизвестных на территорию кладбища они никак не отреагировали. Подняв морды, собаки сонно проследили за удаляющимися темными фигурами незнакомых людей и снова свернулись клубками, уткнув носы в собственные животы.

Четверо охотников за цветными металлами разбежались по кладбищенским аллеям. Они еще днем присмотрели подходящие надгробия. Оставалось отыскать в кромешной темноте, за снежной пеленой, нужные могилы, отколоть ломом бронзовые и медные детали памятников и унести ноги… Остальное — дело техники. Скупщиков цветных металлов везде хоть отбавляй…

Подсвечивая дорожки фонариками, воры добрались до седьмой линии — так называлась отдаленная аллея на западной стороне кладбища, где хоронили «новых русских» и других значительных персон города. Старое Николаевское кладбище, расположенное в исторической части Сибирска, было закрыто для обычных захоронений, но администрация умела угодить богатым клиентам, изыскивая свободные места за счет сноса бесхозных могил…

— Эй! — окликнул сообщников заводила всей шайки. — Стойте! Это должно быть где-то здесь!

— Ничего не видно…

— Да вот же! Сюда!

Они не таились, кричали громкими голосами, стараясь перекричать пургу.

Все четверо остановились и оглянулись.

— Посвети-ка мне…

Тусклые лучи карманных фонариков запрыгали по мраморным плитам, залепленным снегом решеткам, утонувшим в снегу венкам вечнозеленых искусственных цветов…

Заводила смел перчаткой снег с одного памятника. Открылись крупные бронзовые буквы и массивный медальон в виде лаврового венка.

— Точно, здесь! Начинайте.

Пока двое, старательно пыхтя и сопя, сбивали ломами буквы и бронзовый медальон, третий сообщник шарил фонарем по соседним могилам. Четвертый грабитель вел себя странно — он то и дело щелкал фотокамерой. Белый слепящий свет фотовспышки освещал темную кладбищенскую аллею, словно молния. Но никто не обращал на него внимания. Видимо, присутствие человека с фотокамерой грабителей не пугало.

— Потом сюда идите, — командовал заводила. — Тут тоже есть… Латунь вроде бы. Или бронза?

Это был животрепещущий вопрос. За разные виды цветных металлов платили по-разному. Воры чувствовали себя старателями, отделявшими ценную руду от песка…

— Потом разберемся, Костыль! Хватай, и сматываемся.

— Стойте, стойте, я тут где-то видел железную бабу.

— Какую бабу? Пора идти!

— Бронзовую! А! Вон она!

Троица грабителей перешла в конец аллеи и остановилась в нерешительности перед высоким, наполовину заметенным снегом памятником.

На высоком гранитном валуне сидела едва угадываемая под слоем снега ангелоподобная женщина, печально закрыв ладонями лицо. На обратной стороне гранитного постамента бронзовыми буквами была набрана какая-то эпитафия, но буквы так занесло снегом, что надпись совершенно не читалась. Да и бронзовый ангел, нелепо облепленный снегом, утратил свою поэтическую возвышенность и походил на сидящего снеговика.

— Да, мощная фигура, — почесывая затылок, согласились сообщники. — Только как ты ее достанешь? Она же полтонны весит.

Четвертый, обвешанный фотокамерами, тоже подошел к ним и остановился возле могилы.

— Не ной, — ответил Костыль. — Давай попробуем.

Скульптуру попытались бить ломами, надеясь, что она расколется на несколько мелких и легких частей. От ударов снег осыпался, открывая лик и руки ангела. Гранитный валун пошатнулся, затрещал, скульптура зашаталась и рухнула с постамента, но не раскололась.

— Вы ее за ноги держите, а я попробую башку отбить, — предложил Костыль.

— Давай.

Он махал ломом, пока не вспотел, но все напрасно.

— Может, хватит? — советовали более робкие подельники. — Шума слишком много. Да и сматываться пора давно…

— Подождите, жалко ее бросать, — заявил обуянный жаждой наживы Костыль. — Одна башка килограммов двадцать потянет. Сейчас я ее кувалдой пару раз огрею… О, легче пошла. Вы пилите, Шура, пилите, — смеясь, подбодрил парень самого себя, — внутри они золотые!

Он полез в мешок и достал маленькую электропилу.

— Реклама фирмы «Бош»!

Зубчатый стальной диск пилы с оглушительным визгом впился в шею бронзовой женщины. Веер огненных брызг вырвался из-под диска. Двое подельников отошли в сторону, зажали уши. Четвертый вертелся вокруг, щелкал затвором фотокамеры.

— Теперь раза два ломиком долбанем… Опля, и готово!

Костыль поднял с земли отрезанную голову.

— Э, а кочерыжка эта внутри пустая, — слегка разочарованным голосом сказал он, осматривая место среза. — Ну ладно, все равно весу немало…

— Хватит, сваливаем отсюда, — заторопили его приятели.

— Не гоните! — бахвалясь, отвечал парень. — Сначала снимусь в обнимку с трофеем.

Как заправский охотник, сумевший в одиночку завалить дикого кабана, Костыль с гордостью водрузил свою правую ногу на обезглавленную поверженную статую, а отпиленную голову положил на колено.

— Давай, очкастый, снимай.

Очкастый пару раз щелкнул камерой с разных точек, потом поменял объектив и щелкнул еще пару раз.

— Хватит. Теперь сматываемся.

— Пошли!

Тем же путем, каким они проникли на территорию кладбища, воры вынесли награбленный металлический лом и мешки с инструментами. Вся операция заняла у них не больше часа…

Ранним туманным утром следующего дня у ворот Николаевского кладбища остановился роскошный синий «джип-чероки». Из машины вылезли двое похожих друг на друга мужчин средних лет, в представительных темных пальто и шелковых кашне. Один из них держал в руках букет белых роз.

Шлепая начищенными туфлями по жидкой снежной каше, мужчины двинулись к воротам кладбища. Бросив, как положено, мелочь просящим милостыню бабушкам, они прошли в ворота и зашагали по кленовой аллее к седьмой линии.

Василий и Кирилл Расторгуевы приходили на кладбище трижды в год — в день рождения их старшего брата Михаила, в день рождения жены Кирилла и в день их внезапной гибели… Старший Расторгуев и жена Кирилла погибли в один день — в «мерседес» Михаила ночью кто-то подложил взрывное устройство.

Впрочем, кто свел счеты с их семьей, для братьев не было тайной — за лидером севмашевской группировки Михаилом Расторгуевым давно и упорно охотились конкуренты из банды «центровых». Двадцатилетняя фотомодель красавица Елена Расторгуева оказалась в этой разборке случайной жертвой.

В день рождения жены Кирилл нес на ее могилу двадцать три белых розы — столько, сколько должно было бы исполниться в этот день Елене.

Свернув с центральной аллеи на седьмую линию и пройдя несколько метров вдоль оград чужих могил, братья остановились как вкопанные… Гранитный постамент был пуст. На треснувшей мраморной плите, накрывавшей могилу жены, лежал обезглавленный бронзовый ангел. Рядом валялись обломки гранита. Снег вокруг могилы вымесили следы ночных вандалов.

— Мать твою к… бабушке, кто-о?! — страшным голосом заревел Кирилл, бросаясь на колени рядом с поверженной статуей. — Суки! Падлы! Урою всех, из-под земли достану… Козлы! Ничего святого не осталось. Уроды!..

Пожалуй, с самого дня смерти жены Расторгуев не чувствовал такой ярости.

— Найду, живыми разорву… — орал он. — Заплатят они мне, заплатят, своей печенкой харкать будут, козлы…

Он тер рукавом пальто мокрые глаза, в бессильной злобе бил кулаком гранитный постамент, не чувствуя боли.

— Живыми закопаю… — шатаясь, словно пьяный, бормотал Кирилл, возвращаясь к машине. — Ничего святого не осталось…

Брат насилу успокоил его и повел обратно по аллее к машине.

Он залез на заднее сиденье машины и сжался в комок, дрожа, словно от холода.

Старший брат Василий, ставший после гибели Михаила главой семейного клана, порылся во внутреннем кармане пальто, извлек из похожей на табакерку серебряной коробочки круглую таблетку и протянул брату:

— Глотай.

— Что это? — поднял заплаканное лицо Кирилл.

— Ешь, не думай. Поможет.

— Я колеса, как ты, не жру! Поехали скорее домой. Водки выпью.

— А ну! — Василий ловко зажал брату руки и силой сунул ему в рот таблетку. — Я лучше знаю. Проглотил? Открой рот. Язык покажи…

— Да съел я ее, съел, отвали, — слабеющим голосом ответил Кирилл.

Он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.

— Значит, так, — деловым тоном сказал Василий, обращаясь к водителю джипа — парню лет двадцати пяти, которого в последнее время стал выделять из массы остальных боевиков и приближать к себе. — Значит, так, Андрей, не в службу, а в дружбу — найди, кто это сделал. Пару дней даю, хватит?

Водитель подумал и молча кивнул.

— Потом сочтемся, — пообещал Василий. — Работы это не касается. Это личный договор, между нами.

— Живыми приведи, — заплетающимся языком выговорил Кирилл. — Я сам с ними разобраться хочу!

Андрей утвердительно мотнул головой.

Приемщик в пункте цветных металлов раскололся сразу, как только Андрей приставил к его башке ствол пистолета.

— Я их не знаю, но показать могу! — завизжал он, поднимая вверх руки и с ужасом глядя на пистолет. — Не бейте, ребята, я же не знал!..

— Чего не знал, гнида? — с размаху прикладываясь рукояткой пистолета к уху приемщика, гаркнул Андрей. — Не видел? Тебе повылазило? Отрезанную голову от статуи тебе несут, а ты шлангом прикидываешься? Думал, на дороге нашли?

— Ребята, не бейте, я больше не буду! — вертясь под ударами кованых ботинок, как вьюн на горячей сковородке, визжал мужик.

Вычислить, куда могли направиться кладбищенские грабители, Андрею не составило труда. Вряд ли, думал он, эти козлы потащат тяжеленные мешки куда-то далеко. Скорей всего, отправятся в ближайший круглосуточный пункт. Так оно и вышло.

В районе Николаевского кладбища всего три пункта — в гаражном кооперативе, в подвале магазина «Электротехника» и в вагончике рядом со стройкой. Андрей объехал все три. Бронзовую голову ангела с могилы Елены Расторгуевой он обнаружил на территории гаражного кооператива.

— Они время от времени сюда приходят, — вытирая кровь и сопли, гугнил приемщик. — Нечасто, но приходят. Я их по именам не знаю. Главного, слышал, Костей зовут. Они его Костылем еще называли. Других не знаю. Честное слово, не знаю…

— Где мне его искать? — ткнул дулом пистолета ему в щеку Андрей.

— К-кого?

— Костыля этого! — замахнулся Андрей.

— Клянусь Богом, я его не знаю! Приходят, как все, приносят товар, я им плачу деньги…

— О чем еще они при тебе говорили? Напряги мозги, если не хочешь их с пола руками собирать!

— Да ни о чем, Богом клянусь! Не говорил я с ними ни о чем… Принесли, взвесили, я деньги отдал… Все.

— Вот заладил, козел. Подумай, о чем они между собой говорили?

— Не помню… А! — закричал приемщик после очередного пинка. — Они про дискотеку что-то говорили. Что собираются на дискотеку в «Планету». Точно! Я им деньги, а они, значит, собирались на них пойти гулять в «Планету»…

— Ну вот, — уже поспокойнее сказал Андрей, — видишь, козел, когда надо, человек все вспомнить может.

Приемщик мелко и подобострастно закивал.

— Кран здесь есть? — спросил Андрей, осматривая полуподвальное помещение гаража.

— Что? — испугался приемщик.

— Кран с водой.

— А-а… Т-там, — показал приемщик в угол.

— Рожу свою пойди умой! Как я тебя такого по городу поведу?

— Зачем в город?

Андрей без лишних слов схватил приемщика за шиворот и поволок к шлангу, из которого тонкой струйкой текла по полу и исчезала в решетке канализации ледяная вода, пахнущая бензином и соляркой.

— Куда вы меня вести собираетесь? — обмяк от ужаса мужик, представив, как его выведут подальше на пустырь, застрелят и закидают строительным мусором. — Не убивайте, ради бога! У меня дети!

Андрей поливал окровавленную голову приемщика ледяной водой, не обращая ни малейшего внимания на его крики.

— Жена болеет, — хныкал приемщик. — Я денег дам!

— Рыло умой, — тыкая его физиономией под струю воды, ответил Андрей. — В «Планету» со мной пойдешь. Я тебе с Костылем очную ставку устрою.

Самый известный в городе ночной клуб — дискотека «Планета» — занимал второй этаж бывшего одноименного кинотеатра. От прежнего очага культуры осталось только неоновое название на фасаде. Попасть в «Планету» было мечтой каждого сибирского тинэйджера — вход стоил немало, а цены в местном баре и вовсе были запредельными.

Сегодня там выступала не кто-нибудь, а сама столичная знаменитость Земфира, которую, по слухам, пригласил сам губернатор Шварц, конечно, на севмашевские деньги. От желающих прорваться в клуб подростков дрожали каменные ступеньки бывшего кинотеатра. За двести метров от «Планеты» слышался восторженный визг и вопли фанатов.

У самого кинотеатра во всю мощь больших динамиков звучали песни Земфиры.

Андрей тащил за собой приемщика, распихивая и расталкивая локтями очумевших от перспективы скоро увидеть знаменитость девиц. У входа их на мгновение задержала охрана клуба, но Андрей шепнул пару слов на ухо старшему охраннику, и их моментально и безо всякого пропустили, правда покосившись на побитого и мокрого приемщика, дико вращающего испуганными глазами. Но возразить не посмели. Андрей был севмашевцем, а как и всякая другая доходная собственность, расположенная в левобережном районе Сибирска, «Планета» контролировалась севмашевской группировкой.

Андрей поднялся в зал. Там стоял вой, громче, чем на тонущем «Титанике». Молодежь прыгала вокруг сцены, махала разноцветными люминесцентными палочками — последний писк дискотечной моды, — которые заменили традиционные пожароопасные зажигалки. Метрдотель наметанным глазом сразу определил важную персону. Для человека из севмашевских немедленно был организован отдельный стол. Официант без приглашения принес бутылку сухого вина, сыр и маслины.

Сгружая все на стол перед Андреем, спросил:

— Еще чего-нибудь желаете?

— Может, слышал о говнюке по имени Костыль? — на всякий случай спросил Андрей. — Костя, Костыль…

Официант покачал головой.

— Костей каждого второго зовут, и почти все здесь — говнюки, — пошутил официант.

— Ладно, свободен, — махнул рукой Андрей и повернулся к приемщику: — А ты линзы протри, пока они у тебя целы, и ищи. Хорошо ищи. Имей в виду, тебе же лучше, если ты Костыля найдешь. Если не найдешь — придется тебе одному за всех париться.

— К-как — од-ному? — заикался приемщик. — За что?

Андрей грозно и многозначительно покачал головой:

— Ну сам посуди — должен же кто-то за паскудство ответить? А человека вы обидели круто… Ох круто… Не хотел бы я быть на вашем месте.

— А кого обидели? — спросил приемщик, когда к нему в очередной раз ненадолго вернулся дар речи.

— Хм… — улыбнулся Андрей, — только смотри, чтобы инфаркта не было. Самих Расторгуевых задели… Во как!

У приемщика от ужаса запрыгали руки и ноги. Он тяжело задышал, замотал головой и покраснел как рак. Андрей, действительно опасаясь за его психическое состояние, набрал в рот вина и прыснул приемщику в лицо.

— Ну-ну, очнись. Давай гляди Костыля этого.

Приемщик с готовностью завертелся на стуле, оглядываясь по сторонам и даже привставая из-за стола.

— А если его здесь нет? Если он сегодня не придет?

— Молись, чтобы пришел, — выплевывая косточку от маслины, спокойно посоветовал Андрей.

…Построенный в готическом стиле особняк из красного кирпича, окруженный высоким забором, за которым виднелись заснеженные макушки голубых елей, стоял в стороне от дороги, на краю коттеджного поселка, километрах в десяти от города.

Часа в два ночи во дворе залаяли крупные сторожевые ротвейлеры.

Хозяева особняка еще не ложились. Василий Расторгуев только что вышел из сауны и, весь мокрый, красный, распаренный и вспотевший, сидел, завернувшись в мохнатое полотенце на диване, и пил пиво из большой фарфоровой кружки. Услышав, что кто-то приехал, он взял со стола трубку радиотелефона, набрал номер охраны.

— Кто?… Андрей Папутин? А… Пропусти, конечно.

Синий «джип-чероки» въехал во двор, лихо развернулся на широкой подъездной аллее и остановился перед домом. Андрей вышел из машины, открыл багажник и выволок на землю скованного наручниками по рукам и ногам человека, на голову которого был накинут черный мешок. Судя по тому, что связанный не проронил ни звука, рот его был надежно залеплен клейкой лентой. Придерживая человека за шиворот, Андрей втащил его по ступенькам на крыльцо, позвонил в дверь. Ему открыл телохранитель Василия.

— Уже? Так скоро? — удивился старший Расторгуев, с порога гостиной выглядывая в просторный холл.

— Я же не в милиции работаю, — самодовольно хмыкнул Андрей, втаскивая в дом двуногую добычу.

— Молодец, люблю оперативность, — покачал головой Василий, рассматривая кладбищенского вандала.

— Куда его?

— Даже не знаю. В доме неохота полы пачкать… Хотя в принципе пускай Кирилл сам командует. Это его пациент. Сними-ка с него мешок.

С головы Костыля сдернули мешок. Он завертел головой, переводя безумный от ужаса взгляд то на Андрея, то на Василия, то на его телохранителя. Рот его от уха до уха закрывала широкая лента скотча. Костыль что-то невразумительно мычал. Руки его были скованы наручниками под коленками, так что Костыль мог стоять только на четвереньках, как баран, которого собираются зарезать.

— Ну? — вопросительно кивнул старший Расторгуев, сверху вниз глядя на вора. — Ты что, читать не умеешь? В школе не учился? А? Отвечай.

Он пнул жертву в живот. Костыль замычал еще жалобнее. По его лицу покатились слезы.

— Ничего, сейчас тебя научат и читать, и писать, — пообещал Василий и, обернувшись к телохранителю, спросил о брате:

— Где он?

— Наверху, у себя.

— Спит?

— Нет пока.

— Сильно набрался?

Телохранитель дипломатично пожал плечами.

— Ясно, нажрался, как свинья. Один?

Телохранитель приподнял брови и сложил губы, как для поцелуя.

— Ну что мне с ним делать! — всплеснув руками, воскликнул Василий. — Вечно полный дом шлюх. Уже всех потаскух в городе перетрахал. Женить мне его снова, что ли? Сколько их там?

— Две, — проронил телохранитель.

— Ладно, — решил Василий. — Иди скажи ему, что пациент прибыл. Пускай спускается, а то потом не простит, если мы без него разберемся.

Костыль, уразумев наконец, какая незавидная участь его ожидает, обмяк и тихо заскулил, уткнувшись лбом в паркет.

— А ты молодец, — похлопывая Андрея по плечу, повторил Расторгуев. — Я тебя давно держу на примете. Сколько ты уже на нас работаешь?

— Три года, — переминаясь с ноги на ногу, ответил Андрей.

— Ну и как?

— Вроде все нормально.

— Нравится? — заранее зная ответ, поинтересовался Василий.

Андрей только улыбнулся: мол, что за вопрос?

— Может, какие проблемы? Помочь с чем-нибудь надо? У тебя родители кто?

— Папаша на пенсии, он начальником цеха на механосборочном работал, — смущаясь, сказал Андрей. — Мамаша медсестра.

— Понятно. Ты не смущайся, если что-то надо, говори прямо. Деньги, конечно?…

Андрей улыбнулся, опустил глаза.

— Не откажусь, если предложите, — пробормотал он.

— Ноу проблем, — обнимая Андрея за плечи и нежно ероша ему на затылке короткие волосы, произнес Василий. — Эх ты, пацан еще совсем. Женат?

— Нет, — покачал головой водитель.

— Это хорошо. Очень хорошо, — почему-то с большим энтузиазмом одобрил Василий.

Он кивком пригласил Андрея в гостиную. Пока водитель джипа оглядывался по сторонам, молча восхищаясь шикарной отделкой и обстановкой дома, старший Расторгуев открыл ключом один из ящиков резного итальянского бюро, достал тонкую стопку новых стодолларовых купюр, не считая протянул Андрею:

— Держи. Заработал.

Андрей, широко улыбаясь, мотнул головой: мол, спасибо, всегда готов…

— Я вам еще нужен?

— А ты что, уезжать собрался? — погрозил ему пальцем Василий. — Нет, нет, раздевайся. Сейчас сядем, поужинаем, поговорим, расслабимся. Проходи, проходи.

В это время в гостиную нетвердой походкой спустился босой, в расстегнутой рубашке Кирилл. Физиономия у него была опухшая, глаза — две узкие щели. Дико озираясь, Кирилл с минуту стоял молча, пошатываясь.

— Где он? — спросил наконец.

— В холле. Только я тебя прошу, — сделал Василий предупреждающий жест, — в доме — без мокрухи. Разбирайся с ним сам, делай что хочешь, но не в доме. Хочешь мочить — надевай штаны, тащи его в лес и мочи, но тут чтобы все было чисто. Понял?

— Понял, — злобно буркнул младший брат, толкая плечом Василия.

Он вышел в холл. Через секунду оттуда донесся звук катящегося вниз по лестнице куля с мукой и придушенный визг Костыля.

— В подвал иди развлекаться! — крикнул Василий. — Не порти людям аппетит.

Андрей никогда прежде не был в доме Расторгуевых. Точнее, он часто заходил по делу, но никогда не заходил дальше кабинета, расположенного рядом с холлом на первом этаже. Сейчас, сидя на велюровом диване в огромной гостиной, он не знал, как себя вести, куда деть ноги в грязных кроссовках.

— Пойдем пока в бильярдную, шары покатаем, — предложил Василий. — Умеешь, надеюсь?

— Неплохо даже, — признался Андрей.

— Да?

Расторгуев явно обрадовался.

— Это кстати, а то мне уже надоело всех в доме заставлять петушком петь. Тебя не заставлю?

Андрей пожал плечами, но по его лицу читалось, что это вряд ли.

— Посмотрим, посмотрим…

Они переместились в бильярдную.

— Ты гость, тебе разбивать, — предложил Расторгуев.

Андрей разбил и сразу закатил шар в правую верхнюю лузу.

— В самом деле неплохо, — одобрил Василий. — Какой коньяк любишь?

— Вообще-то я не пью, — сказал Андрей, тщательно примеряясь для следующего удара.

— Совсем?

— Ну, может, пиво…

— Что это ты? Прямо как девочка, — ухмыльнулся Василий, любуясь точеными мускулистыми руками своего водителя. — Я тебя угощаю настоящим мужским напитком. Пей и не говори, что не понравилось.

Он протянул Андрею хрустальный стакан.

Андрей отхлебнул, поставил стакан на деревянный край бильярда, наклонился, прицелился и пробил дуплетом в левый угол…

И тут до них донесся нечеловеческий, душераздирающий крик… Не крик даже, не стон и не вой — адский рев, словно с человека заживо снимали кожу.

Сверху, стуча каблуками по деревянной лестнице, сбежали две перепуганные девицы. Заглянули в бильярдную:

— Что это?

— Это где?

— Не ваше дело. Идите наверх от греха подальше, — махнул на них кием Василий.

Рев не утихал. Казалось, весь ад поднялся из преисподней и разместился под полом первого этажа.

— Да что этот придурок там делает? — в сердцах застучал Расторгуев кием по паркету.

Жуткий рев не утихал.

— Устроил тут гестапо, — плюнул Василий и кивнул Андрею: — Идем посмотрим, что там такое происходит.

Они спустились в подвал. Василий вошел первым, Андрей следом за ним.

Первое, что он почувствовал, был гнусный запах паленого человеческого мяса.

— Да ты что?!. — пробормотал Василий, глядя на брата. — Ты что, совсем двинулся? Что ты с ним сделал?

Кирилл, пьяный, окровавленный, стоял пошатываясь перед открытой топкой котла. В руке он держал половник на длинной ручке.

Андрей посмотрел на скрюченное тело Костыля и поскорее отвел глаза. Вместо нижней части лица у Костыля было сплошное кровавое обугленное месиво.

— Ничего, все нормально, — бормотал Кирилл, дико ухмыляясь. — Он у меня нажрался… Я ему дал расплавленного олова хлебнуть. — Кирилл захихикал, и от этого смеха даже у Расторгуева-старшего мурашки по спине побежали. — Ему же железо нравится? Ну вот. Навек нажрался.

Василий подошел к брату, сгреб его в охапку:

— Пойдем отсюда. Пойдем, я тебя наверх отведу.

— Это еще не все! — заартачился Кирилл. — Он мне всех говнюков-подельников назвал. Я еще с ними разберусь. Они мою Лену второй раз убили, гады!

По лицу младшего Расторгуева покатились слезы.

— Мы их найдем. Обязательно найдем, — пообещал Василий, обнимая брата. — А сейчас идем со мной. Идем.

Кирилл послушно отшвырнул половник, обхватил брата за шею и дал себя увести.

— Андрей, убери тут, — проходя мимо водителя, распорядился Василий.

Хорошенькое дело — убери…

Андрей заставлял себя не смотреть в лицо еще живого Костыля. Особенно страшен был агонизирующий взгляд. Чтобы не видеть этих глаз, Андрей накинул на голову жертвы тот же черный мешок, в котором полчаса назад еще совсем живой Костя-Костыль прибыл в дом Расторгуевых.

Вместе с телохранителем Василия тело Костыля завернули в войлочное ковровое покрытие, вынесли во двор и погрузили в багажник машины.

Андрей сел за руль и поехал куда глаза глядят. Отъехав подальше от поселка, он свернул в лес и бросил Костыля под мостом у железнодорожного переезда.

Возвращаться к Расторгуевым ему расхотелось. Как он ни старался отогнать от себя кошмарный образ, но перед его глазами так и застыло лицо Костыля — кроваво-черное месиво на месте сожженного рта, сквозь ошметки обугленных тканей видна кость и оскал зубов… И два живых, сверлящих безумным взглядом глаза…

Обозреватель независимой телекомпании АТН Эдуард Худяков работал дома, когда к нему подошел его сын, семнадцатилетний студент журфака, и со словами: «Па! У меня сенсационный материал про грабителей могил!» — выложил на стол пачку цветных фотографий.

Худяков нахмурился.

— Откуда это у тебя? — спросил он, профессиональным жестом тасуя на столе снимки и откладывая в сторону самые удачные.

— Сам снял, — похвастался сын.

— Да? Хороший кадр, — похвалил Худяков, постучав пальцем по глянцевому листу одной фотографии. — Где снял?

— На Николаевском кладбище.

— Угу, — ответил отец, перебирая снимки. — А как ты с ними договорился?

— Тайна фирмы, — самодовольно ответил сын. — Пообещал их лица закрыть черными квадратиками.

— Знакомые твои, что ли? — с полунамека понял отец.

— Да, в одной школе учились.

— Хорошими делами нынче школьники занимаются! Раньше металлолом собирали, теперь кладбища обворовывают… Репортаж хочешь сделать?

— Вообще-то я надеялся… А можно на твоем канале в вечерних новостях? Или в криминальной хронике?

Худяков-отец минуту думал.

— Черновик репортажа покажи.

Сын протянул ему два тетрадных листка с текстом.

Пока Худяков читал, сынулька от нечего делать разглядывал лежащие на столе газеты, печатные материалы, вырезки статей… Неожиданно его взгляд уткнулся в сообщение криминальной сводки во вчерашней газете. Младший Худяков схватил газету со стола, перечитал сообщение еще раз. Лицо его побледнело и вытянулось.

— Ой…

— Сколько раз тебе повторять, что «несмотря» пишется в одно слово? — черкая ручкой в тексте, раздраженно заметил отец. — Учебник русского языка за седьмой класс почитай.

— Пап, Костю убили…

— Какого Костю?

— Этого самого… с которым я на кладбище был.

Худяков отложил листки.

— Чего-чего, повтори?

— Я только что в газете… Вот. — Сын трясущимися руками протянул газетный лист с траурно отчеркнутой колонкой криминальной хроники. Зачитал вслух: — «Требуется ваша помощь! У железнодорожного переезда возле поселка Лесное найден труп Константина Коростылева, восемьдесят второго года рождения… Следственные органы просят всех граждан, знающих что-либо об обстоятельствах гибели К. Коростылева или видевших его в субботу двадцать первого числа сего месяца, накануне смерти…» Двадцать первого! Это же… Мы же той ночью… Ночью с двадцатого на двадцать первое… Мне теперь что, в милицию нужно идти? Как свидетелю?…

— Помолчи, не бубни!

Худяков-отец выхватил у сына газету, внимательно перечитал объявление в криминальной хронике, затем схватил фотографии, сделанные сыном накануне на кладбище. Пересмотрел их внимательнее и…

— Дубина! — рявкнул он. — Вы хоть сами знаете, во что вляпались? Чью вы могилу ограбили, придурки?

Он ткнул листом фотографии в физиономию наследника:

— На, на, полюбуйся!

— Тетки какой-то могила, — замямлил обиженно сын. — Откуда я знал?

— До инфаркта меня доведешь, — пообещал отец. — Ты знаешь, кто такие братья Расторгуевы, ослиная твоя башка?

Не услышав ответа, Худяков развел руками:

— Вот так! Работаешь, работаешь, шкурой своей рискуешь, а в результате даже собственный сын, дуб стоеросовый, твои передачи не смотрит!

— Бандиты они, я знаю, — перебил Худякова сын. — Ну и что?

— А то, что эта тетка, как ты говоришь, была женой Расторгуева и он за нее не то что твоего Костю на тот свет отправит, а половину всего города в придачу!

Сын печально поник головой.

— И что теперь? — пробубнил он, глядя на свои ноги. — Теперь они меня и остальных станут искать?

— А как же? Твой Костя, я думаю, перед смертью и про дружков своих все рассказал, и даже твой домашний адрес им дал. Читал, что они с ним сделали? Хочешь, чтобы и с тобой так же?…

Худяков-отец не договорил, схватился за сердце.

— И что теперь? — повторил сын.

— Подожди, дай подумать.

Худяков бросил в рот горсть таблеток нитроглицерина. Ему в голову пришла одна идея… Если использовать отснятые сыном материалы с кладбища и сделать разоблачительную программу про местный криминалитет? Вот, мол, пока милиция сосет лапу и в ус не дует, а те, кто призваны бороться с оргпреступностью, сажают в каталажку друг друга (накануне Худяков как раз выпустил в эфир программу, посвященную сенсационному аресту руководителя местного РУБОПа), журналист провел собственное расследование и выяснил, кто убил обыкновенного сибирского подростка Костю Коростылева… Да, да, хорошо! Материал нужно подать именно так, в лоб.

«Кому мешал обычный сибирский подросток Костя Коростылев? Куда ведут следы зверского преступления, совершенного близ станции Лесная?»

Журналистский азарт пересилил все разумные доводы.

«Тем более, — убеждал самого себя Худяков, — если дело примет огласку, боевики Расторгуевых не посмеют тронуть Костиных подельников, уж слишком явная связь с предыдущим убийством».

— Ну что, па? — напомнил о своем существовании сын.

— Ах, да… Оставь мне фотографии, негативы тоже оставь. Пойду к Мишину договариваться насчет съемки. Если получится, то завтра репортаж выйдет в эфир.

— А со мной что?

— С тобой? Ну что с тобой сделаешь? Посиди пару дней дома на всякий случай. Ребят тоже предупреди.

— Да я их вообще не знаю, я их только на кладбище первый и последний раз видел.

— Тогда все, свободен.

— Я хочу, чтобы мое имя тоже в титры поставили.

— Так тебе еще и славы захотелось?

Худяков с улыбкой посмотрел на сына.

— Скажи спасибо, что жив остался. Что не до тебя первого эти подонки добрались…

— Но это же мои снимки, — набычился сынулька.

— Ладно, ладно. Если Мишин позволит, поставлю твое имя в титры. Гуляй, юнкор!

Довольный Худяков-сын последовал совету отца.

Передача вышла в эфир в понедельник вечером, в самое лучшее время.

Экранный образ Худякова-журналиста немного отличался от обыденного, но только в самую лучшую сторону. Экранный Эдуард Худяков смотрел прямо в камеру пристальным взглядом, дергал бровью, сжимал в кулаке авторучку и казался еще принципиальнее, пафоснее и строже, чем в жизни… Женщинам-телезрительницам он очень нравился.

— Зверское убийство сибирского подростка Кости Коростылева заставляет всех нас задуматься, в каком мире живем мы сами, в каком мире живут наши дети… — красивым мужественным баритоном говорил Худяков. — Это убийство, бессмысленное в своей нечеловеческой жестокости, так и осталось бы нераскрытым, как остаются нераскрытыми сотни подобных преступлений, ежегодно совершаемых в нашем городе. Но!.. Бандиты просчитались. Случайно в нашу студию попала эксклюзивная пленка, на которой Костя Коростылев снят в последнюю ночь накануне своей гибели. По понятным причинам лица его товарищей мы показать не можем…

Так чем же занимаются наши дети?… Билет на дискотеку стоит пятнадцать рублей. Где взять подростку эти деньги, если родители и так едва сводят концы с концами? Вчерашние школьники нашли почти легальный способ заработать. Они искали на кладбищах то, что в газетных рекламных объявлениях скромно называется «лом цветных металлов». Только в районе Николаевского кладбища таких пунктов приема три, и все они, заметьте, работают круглосуточно и не жалуются на отсутствие клиентов. Взрослые тащат с родного завода медный кабель… Подростки нашли более легкий способ. Они сбивали медные и бронзовые детали надгробий.

Обратите внимание на эти снимки. Костя с товарищами пришел ночью на Николаевское кладбище. Под покровом темноты, пользуясь ненастной ночью, они безнаказанно ограбили несколько зажиточных могил. Вот те несколько могил, ограбленных подростками. Они заметены снегом, ни имен, ни фамилий. Скорее всего, подростки присмотрели эти могилы заранее, еще днем. На этом снимке Костя держит в руках боевой трофей — он только что отделил этот кусок бронзы от целой скульптуры. Бронзовая статуя оказалась слишком тяжелой, чтобы подростки втроем смогли вынести ее за территорию кладбища. Через день Костю найдут мертвым. Его не просто убьют, а зверски замучают. Подростку вольют в горло расплавленный металл. Так кому перешел дорогу обычный сибирский подросток Костя Коростылев? Обратите внимание, чье имя выбито на гранитном постаменте памятника.

Елена Расторгуева, «Мисс Сибирь-96», известная фотомодель и по совместительству жена лидера севмашевской братвы Кирилла Расторгуева. Два года назад Елена случайно погибла во время бандитской разборки. Эта бронзовая скульптура, на которую польстились малолетние хулиганы, была воздвигнута над могилой Елены скорбящим мужем. Кто, как не Кирилл Расторгуев, мог так жестоко отомстить осквернителям могилы жены?

Вот схема местности, где был найден труп Кости Коростылева. Вот железнодорожный мост и переезд возле поселка Лесное… Сам поселок обозначен на плане группой прямоугольников. А вот здесь — вы видите на схеме большой черный квадрат — находится роскошный трехэтажный коттедж, принадлежащий… Кому бы вы думали? Правильно, все тем же братьям Расторгуевым. От особняка Расторгуевых до того места, где нашли Костю Коростылева, всего семь километров. Как мог подросток, отправившийся вечером на дискотеку, оказаться на этом переезде ночью, в десяти километрах от города? На этот вопрос у следователей нет ответа. Зато ответ есть у нас…

После эфира коллеги по цеху обступили Худякова, долго жали ему руки, говорили комплименты, хлопали по плечу и всячески высказывали свое одобрение и восхищение. Телефоны редакции разрывались от звонков телезрителей.

Гендиректор канала АТН Мишин пригласил Худякова к себе в кабинет.

— Резонанс несомненно будет огромный, — потирая под очками уставшие глаза, признался гендиректор. — Сильная передача, нет слов. Смело, очень смело. Даже, пожалуй, слишком… Давай я у тебя завтра интервью возьму в прямом эфире, а?

Конец ознакомительного фрагмента.