Черное сердце

Холли Блэк, 2012

Кассель Шарп знает, что из него сделали наемного убийцу, но пытается оставить это в прошлом. Он изо всех сил старается быть хорошим, несмотря на то что вырос в семье мошенников и виртуозно умеет лгать. Кассель хочет поступать правильно и убеждает себя, что работа на правительство – верный выбор, хотя его воспитали с убеждением, что государство – враг. Но теперь, когда мать в бегах, любимая девушка вот-вот займет свое место подле отца, главы преступного клана, а вокруг вскрываются все новые секреты, Касселю очень трудно разобраться, что правильно, а что нет… Когда федералы просят его совершить то, что он клялся никогда больше не делать, он начинает задаваться вопросом, действительно ли они «хорошие ребята» или все это большая афера. Возможно, теперь Касселю придется решиться на самую крупную ставку – на любовь.

Глава пятая

На физике снова сажусь рядом с Даникой. Она открывает тетрадку, разглаживает складки на черной плиссированной юбке и награждает меня поистине убийственным взглядом. Отвожу глаза и замечаю растрепавшуюся ниточку на вышитой золотом эмблеме Веллингфорда на кармане ее блейзера.

— Прости, пожалуйста, что не смог вчера прийти в библиотеку, — покаянно говорю я, прижав руку к сердцу. — Я честно собирался.

Даника молча собирает каштаново-фиолетовые кудряшки в некое подобие пучка, а потом, сняв с руки резинку, кое-как перетягивает эту конструкцию. И как оно держится — ума не приложу.

— Я ездил к Лиле. Ей надо было кое-что сообщить мне о моих родных. Отложить никак было нельзя.

Даника фыркает.

— Если мне не веришь, спроси ее.

Она достает из рюкзака карандаш с изгрызенным кончиком и тыкает в меня:

— Я хочу спросить тебя. Всего один вопрос — ответишь на него честно?

— Не знаю.

Кое о чем я рассказывать не могу, а кое о чем не особенно хочу. Но я хотя бы честно могу в этом признаться. Хотя Даника мою откровенность не особенно оценила.

— Что сталось с той кошкой, которую мы выручили из приюта?

Я не спешу с ответом.

С правдой всегда так — умный всегда вычислит, о чем ты умолчал. Врать легко и безопасно. А вот когда говоришь правду, можно и вляпаться. Я рассказал Данике о том, как братья изменили мои воспоминания, как они пытались заставить меня убить Захарова и держали Лилу в плену, но опустил одну очень важную деталь — не сказал, что я мастер трансформации.

Слишком боялся. Я и так многое рассказал Данике и не мог заставить себя выдать и эту последнюю тайну. Самой тайны тоже боялся. Боялся сказать о ней вслух. И вот теперь Даника сопоставила факты и нашла нестыковку. Та кошка — она ведь больше никогда ее не видела.

— Я могу все объяснить.

— Так и думала, что ты это скажешь, — Даника качает головой и отворачивается.

— Да ладно тебе. Я действительно могу все объяснить. Просто дай мне шанс.

— Я тебе давала шанс, — она переходит на шепот, потому что Йонадаб уже проверяет присутствующих. — И ты его прохлопал.

Пусть Даника на меня сердится, я-то знаю: для нее важнее всего на свете узнать правду. Видимо, ей кажется, что она ее знает.

Из-за чего-то же она затеяла разговор о событиях полугодовой давности. Наверное, Лила что-то сболтнула; может, даже сказала, что я мастер трансформации и именно из-за меня она несколько лет провела в теле животного. Ведь именно Лила была той кошкой, которую мы украли. Они с Даникой много времени проводили вместе. Наверное, Лиле нужно было с кем-нибудь поговорить. Эта тайна принадлежит не только мне, но и ей.

А теперь, видимо, и Даника знает.

На тренировку по бегу не иду — плюхаюсь на диван в общей комнате в общежитии и забиваю в Google «ювелирный магазин в Патерсоне». Сайт у них корявый: предлагают заплатить наличными за золотые изделия, берут на реализацию. Закрываются в шесть, так что уже не успеть.

Набираю указанный номер. Называюсь старым клиентом — мне нужен Боб, только ему я могу доверить кое-какие вещицы на продажу. Женщина на другом конце провода ворчливо сообщает, что Боб будет только в воскресенье. Благодарю и вешаю трубку. Вот и появились планы на выходные.

Вряд ли человек, который перепродал Бриллиант Бессмертия и сорвал большой куш, остался бы работать в такой дыре. Так что ничего особенного от поездки в Патерсон я не жду.

На сайте, кстати, имеется страница с рекламой амулетов. Все вроде законно. Амулеты трансформации не продают. Если бы продавали, сразу стало бы ясно — мошенники, ведь мастеров трансформации днем с огнем не сыщешь. Выставлены в основном амулеты против магии удачи. И несколько более редких — против магии памяти и смерти. Отвести проклятие можно только один раз, потом камень треснет и придется покупать новый. Никаких подозрительных рекламных заявлений. Наверное, раз Боб знал папу, то у него были (и, судя по амулетам, есть) кое-какие связи с мастерами.

Логично, что специалист по подделкам знается с нашим братом. Магия вне закона, и каждый, кто ею пользуется, автоматически превращается в преступника. А рыбак рыбака видит издалека.

И тут мои мысли, конечно, перескакивают на Лилу.

Она меня и так уже ненавидит, а как подпишу бумаги и стану федеральным агентом, возненавидит еще сильнее. В Карни, где мы с ней в детстве проводили лето, считалось, что, если мастер переметнулся к правительственным, так он предатель, распоследняя тварь, которой и руки никто не подаст.

Где-то в глубине души меня греет извращенная мысль: я могу выкинуть такое, от чего все эти убийцы, мошенники и лжецы выпучат глазенки от ужаса. Готов поспорить, они думают, что у меня кишка тонка.

Но я не хочу причинять боль Лиле — во всяком случае, больше, чем уже причинил. И кто бы обо мне что ни думал, я никогда не позволю полиции ей навредить.

В общую комнату заходит парень из одиннадцатого, Джейс. Включает телевизор, находит какое-то реалити-шоу: королевы красоты на необитаемом острове. Я особенно не вслушиваюсь. Мысли перескакивают на Мину Лэндж.

Даже думать не хочу, почему у меня в голове она связалась с Лилой.

Снова и снова прокручиваю в голове куцый рассказ Мины, пытаюсь выловить какую-нибудь подсказку. Почему вор украл фотик две недели назад, а шантажировать ее начал только сейчас? Обычно фотик воруют не ради фотографий — почему воришке вдруг приспичило просматривать чужие снимки? С другой стороны, в Веллингфорде почти все ученики легко могут позволить себе фотик, а уж сколько богатеньких детишек воруют исключительно ради развлечения — и представить трудно. Тырят по мелочи в соседнем супермаркете, вламываются друг другу в комнаты, неумело вскрывая замки, и тащат печенье или айпады.

К сожалению, это лишь расширяет круг подозреваемых. Шантажистом может оказаться кто угодно. Скорее всего, насчет пяти тысяч баксов и бейсбольного поля — это просто шутка, Мину пытаются напугать. Во всем этом чувствуется какая-то мелочная злоба — наверное, девчонка, одна или с подружками. Хотят помучить жертву всласть.

В этом случае рассчитано все очень хорошо. Даже если Мина поймет, что они блефуют, то ничегошеньки не сможет сделать — она же не хочет, чтобы все увидели фотки. Но тогда девчонки наверняка исподтишка хихикают над ней в столовой, издеваются в классе, даже если не упоминают сами снимки.

Если бы только я был уверен, что Мина не врет.

Такими делами ведь и занимаются агенты ФБР? Конечно, работают они по-крупному, но приемы-то используют те же. Может, такие задачки как раз полагается решать Баррону, только вот эта досталась мне. Небольшое расследование, тайная практика. Когда я наконец вольюсь в их ряды, то хоть в чем-то его обскачу.

И это небольшое расследование поможет доказать самому себе, что я сделал правильный выбор.

Я все еще прокручиваю в голове разные способы вывести шантажиста на чистую воду, и тут реалити-шоу прерывается из-за новостей. Губернатор Пэттон стоит на ступеньках здания суда, перед ним куча микрофонов, громко кричат журналисты.

— А вы знали, что существуют правительственные подразделения, в которых работают исключительно мастера? И у этих мастеров есть доступ к вашим личным данным. Вы знали, что, когда людей принимают на государственную службу, не проводится никакого специального тестирования, чтобы выявить потенциальных преступников? — вещает губернатор. — Нужно найти и выгнать их всех из правительственных органов! Как можно обеспечить безопасность наших законотворцев, если кто-то среди их помощников, секретарей и даже непосредственных коллег пытается подорвать усилия, направленные на то, чтобы вычислить этих негодяев? Ведь получается, что такие усилия направлены и против них самих.

На экране появляется лицо журналистки, покрытое толстым слоем косметики. Она рассказывает о заявлении сенатора из Нью-Йорка, Джеймса Рейберна, который осуждает позицию Пэттона. Показывают этого самого Рейберна — он стоит на синем фоне за кафедрой с американским гербом. Довольно молод для сенатора и улыбка у него профессиональная — видимо, умеет убеждать людей и дурить им головы, но с виду не такой уж и проныра. Мне хочется ему симпатизировать. Он похож на отца.

— Недавние заявления и действия губернатора Пэттона глубоко меня разочаровали. Разве не общеизвестно, что тот, кто поборол искушение, добродетельнее того, кому еще не представилась возможность встретиться лицом к лицу со своими демонами? Эти люди, от рождения наделенные гиперинтенсивными гамма-волнами, не стали преступниками, не воспользовались своими способностями ради выгоды, хоть искушение и было велико. Они такие же, как мы, они не поддались, напротив, решили оградить нас от своих менее праведных собратьев. Они достойны уважения. Так неужели же мы объявим на них охоту, как призывает это сделать губернатор Пэттон?

Журналистка обещает подробнее рассказать о ситуации, о заявлениях других членов правительства.

Нащупав пульт, переключаю канал. Джейс уткнулся в ноутбук: ему вроде все равно, и на том спасибо. Наверное, если Пэттон отвлекся на что-то и хотя бы на время забыл про маму, это хорошо, но смотреть на его физиономию все равно мерзко.

Перед ужином бегу в комнату скинуть рюкзак и, поднявшись по лестнице, сталкиваюсь с Сэмом. Он несется по коридору, волосы торчат дыбом, на шее и щеках красные пятна, глаза блестят, как бывает у влюбленных, взбешенных и сумасшедших.

— Что стряслось?

— Она хочет забрать обратно все свои вещи, — он изо всей силы ударяет кулаком по стене так, что трескается штукатурка.

Я удивленно смотрю на него: обычно Сэм ничего подобного себе не позволяет. Мой сосед — парень крупный, но я никогда не видел, чтобы он вот так использовал свою силу.

— Даника? — идиотский вопрос. Конечно, Даника, кто же еще.

Просто это так нелепо. Конечно, они поругались, но ведь из-за глупости. У них же друг к другу чувства — и явно более сильные, чем обида из-за того мелкого недоразумения.

— Что стряслось?

— Позвонила мне и сказала, что все кончено. Уже почти месяц как кончено, — Сэм сгорбился и стоит, опершись рукой о стену, уткнулся носом в сгиб локтя. — Сказала, что видеть меня не желает, даже чтобы забрать вещи. Я извинился… Много-много раз извинился… Сказал, что сделаю что угодно, чтобы ее вернуть. Но что мне делать?

— Может, ей нужно время.

— Нет. Она с кем-то встречается.

— Да быть того не может. Она просто…

— Точно встречается. Сама мне сказала.

— С кем?

Я вспоминаю всех, с кем при мне разговаривала Даника. Смотрела она на кого-нибудь с обожанием? Встречалась с кем-нибудь чаще обычного? Может, кто-нибудь задерживался после собрания СГЛАЗ-а, чтобы с ней поговорить? Ничего такого не помню. Не могу ее ни с кем представить.

— Не хочет говорить, — качает головой Сэм.

— Слушай. Мне очень-очень жаль. Хочешь, закину рюкзак, и смоемся отсюда? Пиццу поедим или еще чего. Хоть на пару часов сольемся.

Я хотел сегодня встретиться с Миной в столовой, но это подождет.

— Нет, я просто хочу побыть один.

— Уверен?

Сэм кивает и с громким топотом спускается по ступенькам. А я захожу в комнату, бросаю рюкзак с учебниками на кровать и только тут замечаю Лилу: стоя на коленях, она что-то высматривает под комодом у Сэма. Короткие золотистые волосы упали на глаза, рукава рубашки закатаны до локтей, колготок на ней нет — только коротенькие носки.

— Привет, — изумленно бормочу я.

Лила распрямляется. Злится или нет — не понятно, но щеки слегка порозовели.

— Не думала тебя здесь застать.

— Я вообще-то здесь живу.

Лила поворачивается ко мне лицом. Теперь она сидит перед комодом, скрестив ноги, плиссированная юбка чуть задралась. Стараюсь не смотреть, не вспоминать, какая мягкая у нее на ощупь кожа, но это совершенно невозможно.

— Не знаешь, где игрушечная сова Даники? Она клялась, что оставила ее здесь, а Сэм сказал, что не видел.

— И я не видел.

— Еще книжка. «Сопри эту книгу» Эбби Хоффмана^[1].

— Виноват, — я достаю книгу из своего комода. А когда Лила смотрит на меня со значением, оправдываюсь: — А что такого? Я думал, она Сэму принадлежит, вот и взял.

Лила, в одно мгновение оказавшись на ногах, вырывает у меня Хоффмана.

— Да не в этом дело. Не знаю в чем. Зачем я вообще на это согласилась? Просто Даника так расстроилась.

— Это Даника расстроилась? Она ему, между прочим, сердце разбила.

Вот сейчас Лила скажет какую-нибудь гадость — про Сэма, про меня, про отношения вообще, но она лишь кивает.

— Ага.

— Вчера… — начинаю я.

Но Лила, замотав головой, уходит на другой конец комнаты.

— А футболку с надписью «Крутые заучки» не видел?

Теперь уже я мотаю головой. Лила подбирает с пола грязное белье.

— Так вы теперь дружите? С Даникой?

— Она мне помогает.

— Помогает с чем? — нахмурившись, спрашиваю я.

— С учебой. Я немного отстаю. Хотя вряд ли задержусь здесь надолго, — Лила поднимает с пола мятую рубашку и смотрит на меня скорее с грустью, чем со злостью.

— Что? Почему? — я делаю шаг к ней.

Да, Даника как-то говорила, что Лиле нужно наверстывать. Она же с четырнадцати лет не училась, тут волей-неволей отстанешь. Но я думал, она справится. Думал, Лила справится с чем угодно.

— Я перешла сюда только из-за тебя. У меня не особенно ладится с учебой, — она снимает со стенки над кроватью Сэма открытку, для этого ей приходится вскарабкаться на матрас, и тут уж во мне просыпаются самые что ни на есть непристойные мысли. — Ну вот и все.

Она идет к двери.

— Лила, я мало знаю людей умнее тебя…

— Тебя она, кстати, тоже видеть не желает. Понятия не имею, чем ты насолил Данике, но, по-моему, она злится на тебя даже больше, чем на Сэма.

— На меня? — я перехожу на шепот, чтобы не услышали посторонние: — Я ей ничего не сделал. Это же ты ей сказала, что я тебя превратил в кошку.

— Что? — Лила даже рот приоткрыла от изумления. — Да ты спятил. Ничего я такого не говорила!

— Ладно. А я думал, что сказала. Даника задавала много странных вопросов. Прости. Я тебя ни в чем не обвиняю. Это же твоя тайна, так что рассказывай, если хочешь. Я не имею права…

— Хорошо бы, она сама не догадалась, — качает головой Лила. — Эта ее сумасшедшая мамочка, которая помешана на правах мастеров — да Даника тут же побежала бы к властям. И тебя мигом бы забрили в одну из этих федеральных программ для промывки мозгов.

— Ну да, — я виновато улыбаюсь. — Хорошо, что ты ей ничего не сказала.

— Я-то умею хранить тайны, — закатывает глаза Лила.

Она уходит, а я пристыженно вспоминаю, сколько же тайн она хранит. С того самого момента, как Лила снова стала человеком, она сто раз могла пустить мою жизнь под откос. Стоило хоть однажды проговориться Захарову, и он бы меня прикончил. А потом мамочка над ней поработала — появился еще более весомый повод. Вообще чудо, что Лила меня до сих пор не сдала. И я даже не представляю почему, ведь мамино проклятье уже не действует.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Сопри эту книгу» — руководство для молодежи известного активиста-шестидесятника Эбби Хоффмана.