Сон в красном тереме. Том 1

Цао Сюэцинь, 1791

Роман «Сон в красном тереме», впервые целиком изданный в 1791 году, не просто входит в золотую сокровищницу китайской классической литературы (наряду с «Троецарствием», «Речными заводями» и «Путешествием на Запад»), – по стилю написания и принципу построения сюжета он сильно приближен к современному роману и, возможно, поэтому пользуется особой симпатией среди читателей. В книге рассказана история расцвета и разорения большой богатой семьи, бездумно растратившей свои богатства, что навлекло на нее множество бед и невзгод. Широкую популярность роману принесли изящный слог, фантастические события, любовные приключения и подробные описания быта. В настоящем издании «Сон в красном тереме» печатается по двухтомнику 1958 года, однако переводы многочисленных стихотворений, составляющих важную часть романа, печатаются по изданию 1997 года, для которого переводчик Лев Николаевич Меньшиков заново пересмотрел и поправил свои тексты. Роман сопровождается оригинальными иллюстрациями китайских художников. В первый том вошла вступительная статья Л. Н. Меньшикова и первые шестьдесят глав романа.

Глава тринадцатая, рассказывающая о том, как после смерти госпожи Цинь муж ее получил звание офицера императорской охраны и как Ван Си-фын взяла на себя управление дворцом Нинго

Здесь мы расскажем о том, как после отъезда Цзя Ляня и Дай-юй в Янчжоу, Фын-цзе утратила интерес ко всему и каждый вечер, поболтав немного с Пин-эр, ложилась спать.

Однажды вечером, погревшись у жаровни, она приказала Пин-эр согреть атласное одеяло, забралась под него и стала на пальцах высчитывать, до какого места уже доехал Цзя Лянь. В это время пробили третью стражу. Вскоре Пин-эр уснула крепким сном. Фын-цзе едва сомкнула веки, как неожиданно ей почудилось, будто вошла Цинь Кэ-цин.

— Спокойного сна, тетушка! — сдерживая улыбку, сказала госпожа Цинь. — Я ухожу навсегда, а ты не хочешь меня даже проводить! Но мы всегда дружили с тобой, поэтому я не могу уйти, не попрощавшись с тобой. Кроме того, у меня есть одна просьба, с которой можно обратиться только к тебе.

— Какая просьба? — услышав ее слова, торопливо спросила Фын-цзе. — Говори, я все исполню.

— Тетушка, — продолжала тогда госпожа Цинь, — ведь ты самая выдающаяся среди женщин, и даже мужчины, которые носят чиновничий пояс и шапку, не в состоянии превзойти тебя. Почему же ты не можешь понять пословиц: «Полная луна всегда идет на ущерб», «Вода из переполненного сосуда переливается через край» или «Чем выше подымешься, тем больнее падать». Вот уже почти сто лет, как наша семья знатна и могущественна, но, возможно, придет день, когда «великая радость сменится горем». Если вспомнить пословицу «Когда дерево падает, обезьяны разбегаются», не будет ли это означать, что старинная родовитая семья перестанет оправдывать свое имя?

Фын-цзе была взволнована, но внешне сохраняла полное спокойствие.

— Ты совершенно права, — заметила она, — однако что нужно сделать, чтобы навсегда сохранить благосостояние нашей семьи?

— Ну и глупа же ты, тетушка! — холодно усмехнулась госпожа Цинь. — «Горе всегда сменяется радостью», позор и слава издревле следуют друг за другом — неужели человек в силах вечно хранить свое счастье? Но ныне, в период процветания, еще можно найти средства, чтобы обеспечить состояние на время упадка и уберечь себя от нищеты. У вас в порядке все дела, кроме двух. Но их тоже можно уладить, и если ты это сделаешь, то избавишься от несчастий.

— Какие это дела? — с удивлением спросила Фын-цзе.

В ответ госпожа Цинь сказала ей:

— Хотя вы четырежды в год совершаете жертвоприношения на могилах предков и содержите домашнюю школу, точная сумма расходов на эти нужды у вас не установлена, и каждый дает сколько может. Но если в период расцвета у вас нет недостатка в средствах на совершение жертвоприношений предкам и на содержание школы, то откуда вы их возьмете в период упадка? Чем вы будете их пополнять? Вот я и решила, что нет ничего лучше, как направить имеющиеся у вас богатства на то, чтобы создать побольше имений и усадеб вблизи могил предков, построить побольше домов и развести побольше огородов, чтобы из них черпать средства для существования, для жертвоприношений предкам и на содержание школы. Нужно установить твердый порядок, чтобы старшие и младшие члены вашего рода попеременно каждый год ведали этими пашнями, жертвоприношениями и средствами на содержание школы. Если вы будете строго придерживаться такой очередности, прекратятся всякие споры и никто не будет отдавать имущество под залог. Если даже кто-нибудь провинится по службе и его личное имущество будет конфисковано, все равно общее имущество, доходы с которого предназначаются для совершения жертвоприношений предкам, останется неприкосновенным и власти не смогут его конфисковать. Если наступит полный крах семьи, у детей и внуков будет выход — они смогут уехать в деревню учиться и заниматься хозяйством, а жертвоприношения предкам будут продолжаться вечно. Думать, что слава и процветание никогда не окончатся и не заботиться о будущем — значит проявлять недальновидность. Вскоре тебе предстоит быть свидетельницей необычайно радостного события, встречать которое с чрезмерной роскошью так же излишне, как подливать масло в ярко пылающий огонь или украшать цветами и без того пеструю узорчатую ткань. Знай же, это — мгновенный расцвет, кратковременная радость, и не забывай поговорку: «Даже самый роскошный пир когда-нибудь кончается»! Если заранее не позаботиться о будущем, потом раскаиваться будет бесполезно!

— О каком радостном событии ты говоришь? — поспешно спросила Фын-цзе.

— Небесные тайны разглашать нельзя, — ответила ей Цинь Кэ-цин. — Но так как мы с тобой дружили, я перед расставанием прочту тебе две фразы — запомни их хорошенько!

И вслед за тем она громко прочла:

Все три весны^[48] навеки ушли,

и нет ароматов теперь;

Отныне каждый ищет свое,

своя у каждого дверь.

Фын-цзе снова хотела задать ей вопрос, но в этот момент у вторых ворот четыре раза ударили в «облачную доску», и эти скорбные звуки пробудили Фын-цзе.

— В восточном дворце Нинго скончалась супруга господина Цзя Жуна, — сообщили служанки.

От испуга все тело Фын-цзе покрылось холодной испариной. Но раздумывать было некогда, нужно было поскорее одеваться и идти к госпоже Ван. Вскоре о смерти стало известно всей семье, все опечалились, и вместе с тем каждого охватило чувство какой-то тревоги. Старшие вспоминали, как почтительна и покорна всегда была госпожа Цинь, ровесники думали о ее сердечности и отзывчивости, младшие по возрасту думали о том, как ласково она обращалась с ними. Что же касается слуг и служанок, то все они, независимо от возраста, вспоминали о том, как она всегда жалела бедных и несчастных, как уважала престарелых и была добра с детьми. Во всем доме не было человека, который не скорбел бы и не оплакивал покойную.

Но не будем слишком распространяться о второстепенном и расскажем о Бао-юе. Оставшись в одиночестве после недавнего отъезда Линь Дай-юй в Янчжоу, Бао-юй совсем перестал играть и забавляться и, как только наступал вечер, сразу ложился спать.

В эту ночь, услышав сквозь сон, что умерла госпожа Цинь, он хотел подняться, но вдруг почувствовал, будто в сердце ему вонзили нож. Он только вскрикнул и выплюнул изо рта сгусток крови. Си-жэнь и другие служанки переполошились, бросились поднимать его, стали расспрашивать, что с ним, хотели пойти к матушке Цзя и пригласить врача.

— Не волнуйтесь, пустяки, — остановил их Бао-юй. — Это у меня от волнения огонь проник в сердце, и кровь перестала поступать в жилы.

С этими словами он встал, потребовал одежду и заявил, что пойдет к матушке Цзя просить разрешения тотчас взглянуть на покойницу. Хотя Си-жэнь не очень хотелось его отпускать, но удерживать юношу она не осмеливалась и предоставила ему возможность поступать так, как ему угодно. Но когда матушка Цзя узнала, что он собирается во дворец Нинго, она принялась отговаривать его:

— Она только что умерла, там грязно, не успели убрать. Да и ветер сейчас сильный, пойдешь утром.

Однако Бао-юй продолжал настаивать, и матушка Цзя в конце концов распорядилась заложить для него коляску и послала множество слуг сопровождать его.

Добравшись до дворца Нинго, Бао-юй увидел, что дворцовые ворота широко распахнуты, от фонарей, ярко горящих по обе стороны, светло как днем, взад и вперед в суматохе снуют люди. Из дома доносились вопли, от которых, казалось, содрогались горы.

Бао-юй вышел из коляски и бросился в зал, где стоял гроб. Поплакав там, он отправился повидаться с госпожой Ю, но у нее неожиданно начался приступ старой болезни, и она лежала в постели. Бао-юй вышел от нее и стал разыскивать Цзя Чжэня.

Вскоре пришли Цзя Дай-жу, Цзя Дай-сю, Цзя Чи, Цзя Сяо, Цзя Дунь, Цзя Шэ, Цзя Чжэн, Цзя Цун, Цзя Пянь, Цзя Хэн, Цзя Гуан, Цзя Чэнь, Цзя Цюн, Цзя Линь, Цзя Цян, Цзя Чан, Цзя Лин, Цзя Юнь, Цзя Цинь, Цзя Чжэнь, Цзя Пин, Цзя Цзао, Цзя Хен, Цзя Фэнь, Цзя Фан, Цзя Лань, Цзя Цзюнь, Цзя Чжи и другие родственники.

Цзя Чжэнь, рыдая, как настоящий плакальщик, говорил Цзя Дай-жу и всем остальным:

— Все в нашем роде, старые и малые, близкие и дальние родственники и друзья, знают, что наша невестка была в десять раз лучше моего сына! И сейчас, когда она умерла, особенно заметно, как опустел этот дом!

Он снова горестно заплакал. Все присутствующие принялись утешать его:

— Когда человек расстался с миром, плакать бесполезно. Надо подумать, как распорядиться насчет самого главного.

— Как распорядиться! — всплеснул руками Цзя Чжэнь. — Да я отдам все, что у меня есть!

В тот момент, когда он произносил эти слова, в зал вошли Цинь Бан-е, Цинь Чжун и несколько родственников и сестер госпожи Ю. Тогда Цзя Чжэнь приказал Цзя Цюну, Цзя Чэню, Цзя Линю и Цзя Цяну принимать гостей и тут же велел пригласить придворного астролога и гадателя, чтобы избрать день, благоприятный для похорон.

Было решено, что покойница будет лежать в гробу сорок девять дней, а через три дня разошлют извещения о ее смерти, и начнется траур. На эти сорок девять дней решили особо пригласить сто восемь буддийских монахов, которые должны были в зале читать молитвы по усопшей, чтобы спасти ее от наказания за грехи, совершенные в жизни; кроме того, было отдано распоряжение воздвигнуть алтарь в «башне Небесных благоуханий», где девяносто девять даосских монахов в течение девятнадцати дней должны были приносить жертвы и молить о прощении за несправедливо причиненные ей обиды. Гроб с телом покойницы установили в «саду Слияния ароматов» и перед ним на помостах, расположенных друг против друга, пятьдесят высокоправедных буддийских монахов и пятьдесят высокоправедных даосских монахов должны были отпевать покойницу и поочередно, через каждые семь дней, раздавать нищим остатки от жертвоприношений.

Когда Цзя Цзин узнал о смерти жены своего старшего внука, он счел, что рано или поздно сам должен вознестись на небо, и поэтому не захотел возвращаться к семье, боясь заразиться земной суетой и тем самым отрешиться от прежней подвижнической жизни. Он не стал вмешиваться ни в какие дела и всецело положился на Цзя Чжэня.

Между тем Цзя Чжэнь, которому предоставили право действовать по своему усмотрению, решил, не считаясь ни с чем, устроить пышные похороны. Набор кедровых досок для гроба пришелся ему не по вкусу. Тут как раз подвернулся Сюэ Пань. Узнав, что Цзя Чжэнь ищет хорошее дерево, он предложил:

— На моем лесном складе есть подходящее дерево. Говорят, его когда-то вывезли из гор Теваншань; если из него сделать гроб, он и за десять тысяч лет не сгниет. Это дерево достал еще мой покойный отец и собирался продать одному из родственников императорской фамилии — Преданному и справедливому вану, но впоследствии у того дела пошатнулись, поэтому дерево так и осталось на складе. До сих пор никто не в состоянии его купить. Если вам нужно, я велю принести его сюда.

Обрадованный Цзя Чжэнь приказал принести дерево. Оно оказалось толщиной в восемь вершков, по внешнему виду было похоже на орех, а запахом напоминало сандаловое дерево. Когда по нему щелкали пальцем, оно звенело, как яшма. Все хором выразили свое восхищение.

— Сколько стоит? — поинтересовался Цзя Чжэнь.

— Да такого дерева вы, пожалуй, не найдете нигде и за тысячу лян серебра, — с улыбкой ответил Сюэ Пань. — Стоит ли говорить о цене! Дайте несколько лян серебра мастеровым за работу, и все.

Цзя Чжэнь стал благодарить его, велел распилить дерево и сделать гроб.

— Такие вещи не для нас, — пытался отговаривать его Цзя Чжэн, — вполне достаточно было бы для покойницы гроба из хороших кедровых досок.

Но разве Цзя Чжэнь слушал доводы?!

Неожиданно сообщили, что служанка госпожи Цинь — по имени Жуй-чжу, — узнав о смерти своей хозяйки, покончила с собой, разбив голову о колонну. Такое событие считалось весьма редким, и все члены рода преисполнились благоговением к преданной девушке. Цзя Чжэнь распорядился обрядить ее как свою внучку и положить в гроб со всеми церемониями, а гроб поставить в «башне Восхождения к бессмертию», которая находилась в «саду Слияния ароматов».

Вследствие того, что у госпожи Цинь не было детей, другая девушка-служанка, по имени Бао-чжу, выразила желание стать ее приемной дочерью и попросила разрешения разбить таз и идти перед гробом. Цзя Чжэнь был этим очень доволен и распорядился, чтобы отныне Бао-чжу называли «барышней». Бао-чжу, как полагается незамужней женщине, скорбела и рыдала перед гробом своей госпожи.

Все члены рода, согласно старому обычаю, тщательно выполняли свои обязанности, больше всего боясь что-нибудь перепутать.

Цзя Чжэнь между тем думал:

«Цзя Жун пока лишь студент, неудобно, что на траурном флаге нет титулов, да и регалий на похоронах будет немного»…

От подобных мыслей ему становилось не по себе.

В четвертый день первой недели евнух Дай Цюань из «дворца Великой светлости» прислал людей со всем необходимым для жертвоприношений, а вслед за тем и сам прибыл в большом паланкине под грохот гонгов.

Цзя Чжэнь незамедлительно принял его, усадил на «террасе, Привлекающей пчел» и стал угощать чаем. Он уже давно принял решение и сейчас, когда представился случай, стал высказываться. Он заявил, что хочет купить должность для Цзя Жуна.

— Хотите придать больше блеска похоронной церемонии? — спросил его Дай Цюань.

— Вы угадали, — ответил Цзя Чжэнь.

— Это кстати, — сказал Дай Цюань, — есть хорошая вакансия. Не хватает двух офицеров в императорской дворцовой охране. Правда, вчера ко мне обратился с просьбой третий брат Сянъянского хоу и дал мне полторы тысячи лян серебра. Вы сами знаете, что мы с ним старые друзья, и я, приняв во внимание высокое положение его деда, подумал и согласился. Осталась еще одна вакансия. Но неожиданным образом правитель области Юнсин вдруг захотел купить должность для своего сына! Однако у меня не было времени ему ответить. Если вам нужна должность для сына, скорее пишите родословную.

Цзя Чжэнь тут же велел подать лист красной бумаги и написал. Дай Цюань стал читать:

«Студент Цзя Жун, двадцати лет от роду, уроженец уезда Цзяннин области Интяньфу в Цзяннани. Прадед — Цзя Дай-хуа, полководец Божественного могущества и столичный генерал-губернатор с наследственным титулом первого класса. Дед — Цзя Цзин — получил степень цзиньши на экзаменах в таком-то году. Отец — Доблестный и Могущественный полководец Цзя Чжэнь с наследственным титулом третьего класса».

Дай Цюань прочитал бумагу и сказал стоявшему рядом слуге:

— Когда вернемся, передашь эту бумагу начальнику ведомства финансов и скажешь, что я прошу его составить свидетельство офицера императорской дворцовой охраны и выписать соответствующую бумагу с занесением в нее всей этой родословной. Деньги я взвешу и пришлю завтра.

На все приказания слуга почтительно кивал головой.

Затем Дай Цюань стал прощаться, Цзя Чжэню никак не удалось удержать его — пришлось проводить гостя до ворот дворца.

Когда Дай Цюань садился в паланкин, Цзя Чжэнь спросил его:

— Мне самому сходить в казначейство и взвесить серебро или прислать вам на дом?

— В казначействе больше хлопот, — ответил Дай Цюань, — лучше отвесьте точно тысячу лян и пришлите мне домой.

Цзя Чжэнь принялся благодарить его.

— Как только окончится срок траура, мы со своим щенком придем к вам, чтобы лично выразить свою признательность.

Не успел он закончить фразу, как послышались крики и шум — это прибыла жена Преданного и почтительного хоу Ши Дина со своей племянницей Ши Сян-юнь. Но едва госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе успели встретить ее и проводить в дом, как прибыли люди из семей Цзиньсянского хоу, Чуаньнинского хоу и Шоушаньского бо^[49], чтобы совершить жертвоприношения перед гробом покойницы. Когда они вышли из паланкинов, их встретил Цзя Чжэнь и проводил в зал.

И так родные и друзья шли непрерывной чередой. Все сорок девять дней на улице, где находился дворец Нинго, царило оживление, сновали люди, толпами проходили чиновники.

Когда настал срок, Цзя Чжэнь велел Цзя Жуну нарядиться в праздничную одежду и поехать получить свидетельство. Потом перед гробом покойницы были расставлены вещи и совершались церемонии, какие положены при погребении жены чиновника пятого класса. На табличке значилось: «Местопребывание госпожи Цинь из семьи Цзя, супруги чиновника пятого класса».

Ворота из «сада Слияния ароматов», ведущие на улицу, были широко распахнуты, а по обе стороны от них сооружены помосты для музыкантов и выставлены топоры, секиры и мечи. Кроме того, на воротах висела большая красная доска с золотыми иероглифами, которые значили:

«Офицер императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущий службу при особе государя».

Напротив высились алтари для буддийских и даосских монахов. На досках крупными иероглифами было написано: «На похоронах супруги чиновника пятого класса урожденной Цинь, жены старшего внука потомственного Нинго-гуна из рода Цзя, офицера императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущего службу при особе государя, в месте наивысшей справедливости четырех материков, в государстве великого спокойствия, навеки созданного велением Неба, праведный буддийский монах, смиренный служитель Пустоты и Спокойствия — Вань, и проповедник единственно истинной веры даос Е, благоговейно соблюдая пост, с почтением обращаются к Небу и взывают к Будде».

Затем следовала другая надпись:

«Место, где почтительно просят духов-хранителей учения Будды излить свою божественную милость, распространить свое могущество и избавить за сорок девять дней душу покойницы от наказаний и возмездий за прежде совершенные грехи и дать ей успокоение».

Следовали и другие надписи, которые незачем перечислять.

Цзя Чжэнь испытывал удовлетворение, но в то же время чувствовал беспокойство, так как госпожа Ю была больна и не могла принимать знатных дам и он опасался каких-нибудь упущений в церемониях.

Бао-юй, находившийся возле него, спросил:

— Почему вы печалитесь, брат мой? Ведь все дела как будто улажены?

Тогда Цзя Чжэнь рассказал ему, что он беспокоится потому, что некому распоряжаться приемом гостей.

— Что вы! — воскликнул Бао-юй. — Я назову вам человека, который справится со всеми делами очень просто!

Цзя Чжэнь спросил, кто же это. В комнате было много родственников, и Бао-юй не осмелился говорить громко, а нагнулся к уху Цзя Чжэня и что-то прошептал ему.

Цзя Чжэнь не мог скрыть своей радости.

— Теперь действительно все будет в порядке! — воскликнул он. — Идем сейчас же!

Он попрощался с присутствующими и, увлекая за собой Бао-юя, направился в верхнюю комнату.

Это происходило в будничный день, когда родственников и друзей пришло мало и в зале находилось лишь несколько человек своих близких. Госпожа Син, госпожа Ван и Фын-цзе разговаривали с близкими родственниками.

Услышав «Старший господин идет!», находившиеся здесь служанки испуганно ахнули и быстро спрятались. Фын-цзе с достоинством встала навстречу Цзя Чжэню.

Цзя Чжэнь вошел медленно, опираясь на палку, ибо он был тоже немного болен и, кроме того, сильно убит горем.

— Вам следовало бы отдохнуть, — посоветовала ему госпожа Син. — Вы плохо себя чувствуете, а уже несколько дней так усиленно хлопочете. Зачем вы пришли?

Цзя Чжэнь с трудом поклонился ей, справился о здоровье и попросил извинения за причиненное беспокойство.

Госпожа Син велела Бао-юю поддержать его и распорядилась, чтобы служанки подали стул.

Цзя Чжэнь не захотел садиться. Сделав над собой усилие, он улыбнулся и сказал:

— Я пришел с просьбой ко второй тетушке и старшей сестрице.

— В чем дело? — спросила госпожа Син.

— Тетушка, конечно, поймет меня, — начал Цзя Чжэнь. — Сейчас, когда умерла жена моего сына, а моя жена лежит больная, в доме никак не удается достойно соблюсти все положенные церемонии. Поэтому я и хочу просить уважаемую сестрицу, чтобы она на месяц взяла все дела в свои руки, тогда я буду спокоен.

— Так ты, оказывается, за этим! — улыбнулась госпожа Син. — Ведь сестра Фын-цзе живет у твоей второй тетушки, вот и разговаривай с ней!

— Фын-цзе еще ребенок, разве ей когда-нибудь приходилось заниматься подобным делом? — вмешалась госпожа Ван. — А если она сделает что-нибудь не так и люди будут насмехаться? Нет уж, лучше побеспокой кого-либо другого!

— Я понял вас, тетушка! — воскликнул Цзя Чжэнь. — Вы хотите сказать, что сестре Фын-цзе будет трудновато. Я не думаю, чтобы вы считали, будто она допустит промахи или не управится. Ведь она с самого детства отличалась аккуратностью и не допускала ни малейших ошибок, а сейчас, будучи замужем и ведая хозяйством всего вашего дворца, она обрела опыт и умение. Я твердо убежден, что, кроме нее, никто не справится. Если уж вы не уважаете меня и мою жену, сделайте это из уважения к покойной!

Из глаз Цзя Чжэня покатились слезы.

До сих пор Фын-цзе ни разу не распоряжалась похоронами, и госпожа Ван действительно опасалась, что она не управится и люди ее осмеют. Но сейчас, когда Цзя Чжэнь так настойчиво упрашивал, она заколебалась и бросила взгляд на Фын-цзе. Фын-цзе вообще была властолюбива и не прочь похвастаться своими способностями. Она в душе сразу согласилась, но, заметив нерешительность госпожи Ван, сказала ей:

— Если старший брат так просит, соглашайтесь, госпожа!

— А ты сможешь? — осторожно осведомилась госпожа Ван.

— Что тут мудреного! — воскликнула Фын-цзе. — Все наиболее важные дела старший брат уже уладил, и присмотреть нужно только за делами в доме. Если встретится какое-нибудь затруднение, я в любой момент могу обратиться к вам.

Она говорила разумно, и госпожа Ван замолчала. Поняв, что Фын-цзе согласна, Цзя Чжэнь проговорил:

— Если сестрица не сумеет управиться со всеми делами, пусть делает хоть то, что сможет. Я заранее признателен ей за все, а когда эти церемонии окончатся, я приеду во дворец лично поблагодарить ее.

С этими словами он низко поклонился. В ответ Фын-цзе тоже несколько раз поклонилась ему.

Тогда Цзя Чжэнь приказал принести доверительный знак дворца Нинго и велел Бао-юю отдать его Фын-цзе.

— Делайте все по своему усмотрению, — сказал он. — Если вам что-нибудь понадобится, предъявите доверительный знак и берите — меня спрашивать не нужно. Но только прошу вас: не будьте чересчур экономны — для меня главное, чтобы все было красиво. Кроме того, обращайтесь со слугами точно так же, как вы обращались у себя во дворце, и не бойтесь, что они будут роптать. Меня волнует только это, за все остальное я спокоен.

— Что ж, если брат тебя просит, постарайся! — проговорила госпожа Ван, обращаясь к Фын-цзе. — Но только не бери на себя чрезмерную власть и во всех важных делах советуйся с братом и его женой.

Бао-юй взял из рук Цзя Чжэня доверительный знак и вручил его Фын-цзе.

Цзя Чжэнь спросил:

— Сестрица, вы будете жить здесь или приезжать каждый день? Ежедневно приезжать трудно. Если хотите, я прикажу обставить для вас отдельный домик, и вы сможете спокойно прожить у нас некоторое время.

— Не нужно, — ответила Фын-цзе. — Ведь у нас без меня тоже не обойдутся, поэтому лучше уж я буду приезжать.

— Пусть будет по-вашему, — согласился Цзя Чжэнь.

Они еще немного поговорили, и Цзя Чжэнь ушел.

Вскоре все родственники разошлись, и тогда госпожа Ван спросила у Фын-цзе:

— Что ты теперь намерена делать?

— Не беспокойтесь, госпожа, возвращайтесь домой, — сказала Фын-цзе, — я сначала приноровлюсь к делу, а потом тоже приеду.

Госпожа Ван и госпожа Син уехали. Но об этом мы рассказывать не будем.

Между тем Фын-цзе ушла в трехкомнатный флигель и принялась размышлять: во-первых, людей много, а вещи пропадают; во-вторых, у людей нет твердо установленных обязанностей, и при случае каждый старается увильнуть от работы; в-третьих, расходы чрезмерны, и слуги, получая деньги, часть их присваивают себе; в-четвертых, обязанности между слугами распределены неравномерно — одни выбиваются из сил, другие бездельничают; в-пятых, совестливых слуг ограничивать не следует, а всех бессовестных нужно прижать. Такие правила издавна существовали во дворце Нинго.

Если вы не знаете о том, как управлялась с делами Фын-цзе, прочтите следующую главу.

Примечания

48

Под тремя веснами подразумеваются три девушки: Юань-чунь, Ин-чунь, Тань-чунь («чунь» в переводе означает «весна»).

49

Бо — титул знатности III степени в старом Китае.