Океан аргументов

Цонкапа Лосанг Драгпа, 2020

Это первая часть полного перевода оригинального тибетского текста «dBu-ma-rtsa-ba’i-tshig-leur-byas-pa-shes-rab-ces-bya-ba’i-rnam-bshad-rigs-pa’i-rgya-mtsho-zhes-bya-ba-bzhugs-so» великого Чже Цонкапы (1357–1419) – комментария к тексту «Муламадхьямакакарика» (Коренные строфы о срединности), главному среди сочинений по мадхьямаке выдающегося буддийского философа и мастера тантры Арья Нагарджуны (II в.). Текст Нагарджуны, содержащий 27 глав, является фундаментальным текстом философской школы мадхьямика, оказавшим большое влияние на все последующее развитие махаяны, особенно в Тибете и Китае. Комментарий Чже Цонкапы известен под сокращенным названием «Большой комментарий». В первую часть перевода вошли предварительный раздел и главы I–VIII, содержащие краткое объяснение бессамостности феноменов и личности и ту часть подробного объяснения доктрины пустоты, которая содержит обоснование бессамостности феноменов.

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки

Институт монголоведения, буддологии и тибетологии Сибирского отделения Российской академии наук

Перевод с тибетского, вступительная статья, примечания И. С. Урбанаевой

Рецензенты:

д-р филос. наук С. П. Нестеркин

д-р филос. наук Л. Б. Четырова

д-р филос. наук Э. Ч. Дарибазарон

Ответственный редактор

д-р филос. наук, проф. Л. Е. Янгутов

Нагарджуна как основоположник мадхьямики и «Большой комментарий» Чже Цонкапы как источник релевантной интерпретации текста «Mūlamadhyamakakārikā»: вступительная статья И. С. Урбанаевой

Академические подходы в современном нагарджуноведении как правило не принимают во внимание данные тибетских исторических сочинений в том, что касается датировки жизни Нагарджуны и описания его биографии, а также недооценивают комментаторские труды тибетских авторов. С нашей же точки зрения, те тибетские сведения, которые учеными воспринимаются как «легенда о Нагарджуне», нужно расценивать как артефакты, характеризующие буддийское мировоззрение, и они могут помочь в более глубоком понимании биографии Нагарджуны и его вклада в историю буддизма. В еще большей степени сказанное относится к произведениям Чже Цонкапы и его учеников, которые посвящены экспликации сложного содержания трактатов Нагарджуны, главной фигуры мадхьямаки — философии срединности, свободной от крайних философских воззрений — этернализма и нигилизма. Сочинения тибетских историков буддизма и комментаторов Нагарджуны, написанные в формате аналитического дискурса, являются, в сущности, исследованиями, выполненными в схеме мировосприятия, альтернативной той, что является характерной для мэйнст-рима академической науки. Но они также представляют исследовательский подход, поэтому с позиций кросскультурного подхода к пониманию мадхьямаки и перевода философских сочинений Нагарджуны произведения Чже Цонкапы и его учеников имеют ключевое значение.

Нагарджуна — это одна из самых загадочных личностей в истории буддизма, на протяжении веков продолжающая вызывать к себе неослабевающее внимание и одновременно — споры в кругах буддистов и буддологов по поводу своей биографии, личности и духовного наследия. Он известен как древнеиндийский философ махаяны, тантрист, алхимик, целитель. В тибетской традиции говорится, согласно одной из версий, что имя «Владыка нагов» он получил после одного случая, когда во время проповеди Дхармы вокруг него возникло множество водяных — нагов, которые образовали над ним зонт, защищавший от солнечных лучей. А имя «Арджуна» было добавлено к нему, потому что он распространил доктрину махаяны так же стремительно, как эпический стрелок Арджуна поражал цель. По другой версии, он стал известен как ‘Нагарджуна’ благодаря своей практике усмирения нагов с помощью силы мантры богини Курукули (Rig-byed-ma, ku-ru-ku-le), или Красной Тары (sgrol-ma dmar-po) — одной из дакинь тибетского буддизма, покровительствующей любви, магии, чародейству и целительству и связанной с царем Уддияны. По преданию, благодаря своей особой связи с нагами Нагарджуне удалось вернуть из мира нагов в мир людей учение праджняпарамиты, утерянное человечеством, но сохраненное нагами.

Мировое нагарджуноведение, в том числе отечественное (Ф. И. Щербатской, Т. Р. В. Мурти, Э. Ламотт, Х. Накамура, Д. С. Руегг, П. Уильямс, Д. Калупахана, К. Линдтнер, Кеннет К. Инада, Р. Турман, Джей Гарфилд и Геше Нгаванг Самтен, Джозеф Вальзер, Ричард Хайес, В. П. Андросов и др.), выдвинуло ряд гипотез о его биографии и несколько противоречащих друг другу интерпретаций его философского подхода и вклада в историю буддизма, особенно в связи с изучением смысла и значения его важнейшего труда «Муламадхьямакакарика».

В отношении биографии Нагарджуны существуют так называемые «обычная» и «необычная» версии. Обычная версия — это биография, реконструируемая учеными на основе исторических методов, с помощью внутренних и внешних синхронизмов и т. д. Необычная биография, или агиография, представлена в тибетской историографии буддизма и включает в качестве важных элементов то, что ученым представляется «легендой о Нагарджуне». Это пророчества Будды, известные из сутр и тантр, предание о путешествии к нагам, сообщения о продолжительности жизни в 600 лет и т. д. Академические исследователи склонны пренебрегать тибетской агиографией Нагарджуны, воссозданной на основе информации, которая была доступна тибетским историкам из источников не только письменных, но и устных. Они также в большинстве своем мало считаются с тибетским восприятием личности Нагарджуны и его духовного наследия.

Кем же был Нагарджуна (Klu-grub) и каков его вклад в развитие буддизма? Ответы на эти вопросы неоднозначны, поскольку связаны с дивергентным восприятием этой великой личности в мировоззрениях разного типа. То, как он видится с «внешних» позиций обыденного сознания и академического рационализма, отличается от его восприятия во «внутреннем» измерении буддийского мира, в умах и трудах буддийских авторов. Нагарджуна известен миру как философ, тантрический мастер, алхимик, целитель, а в махаянской традиции он почитается как святой (phags-pa), являющийся одной из ключевых фигур махаяны наряду с Асангой (IV в. н. э.), а также как основоположник философской школы мадхьямика и глубинного пути (zab-mo’i-lam) — линии трансляции и реализации учений о пустоте.

В его биографии, составленной в IV–V вв. и дошедшей до нас в китайском переводе Кумарадживы, говорится, что он родился в брахманской семье, прошел полный курс брахманского образования и еще в то время проявил сиддхи — сверхобычные способности, Но, не удовлетворившись этими познаниями и реализациями, он стал членом буддийской сангхи в знаменитом монастырском университете Наланда на северо-востоке Индии, где позднее стал учителем и настоятелем.

На основе тибетской «Истории буддизма» Будона (1290–1364) и других тибетских историков распространилась версия, что он появился через 400 лет после паринирваны Будды [Будон 1999, с. 209]. Правда, в одном наиболее древнем китайском комментарии на «Муламадхьямика-шастру» говорится, что Нагарджуна начал опровергать шраваков через 500 лет после ухода Будды [Дараната 1869, с. 80].

Знаменитый китайский буддийский монах, философ, переводчик и последователь ученой традиции Наланды Сюаньцзан (VII в.) утверждал, что деятельность Нагарджуны протекала в основном на северо-востоке Индии.

Согласно одной из датировок Таранатхи (1575–1634), Нагарджуна жил свыше пятисот лет. Из них двести лет — в «центральной стране» Магадха, двести — на юге и сто двадцать девять лет — в Шри-Парвате. По другой его же датировке Нагарджуна не дожил до шестисот лет двадцать девять лет. Из них в Шри-Парвате он прожил сто семьдесят один год, а остальные периоды совпадают с первой датировкой [Taranatha 1970, p. 110].

Как сообщает ‘Драгоценная гирлянда истории буддизма’ (Chos-‘byung-zin-bris-nor-bu ‘phreng-ba), составленная тибетскими историками^[1], есть версия, по которой Нагарджуна родился в 482 г. до н. э. Имеется также версия о том, что он родился в 212 г. до н. э. Есть махаянские тексты, в которых говорится, что Нагарджуна родился через 1200 лет после смерти Будды [IBP 2005, p. 126]. В некоторых его агиографиях утверждается, что он жил шестьсот лет. Буддологи, считая это мифом, полагают, что с основателем традиции Наланды идентифицируют другого Нагарджуну, автора текстов мадхьямики, а также тантрических текстов. Словом, имеются очень сильные расхождения в датировке его рождения и возникновения школы мадхьямика, основателем которой он считается. Есть и другие точки зрения, признающие множественный характер личности Нагарджуны на основании огромного количества трудов, приписываемых Нагарджуне, а также большого разброса в датировке его жизни и самой продолжительности жизни.

Таким образом, имеются очень сильные расхождения в датировке биографии Нагарджуны и возникновения линии срединного воззрения — мадхьямаки (dbu-ma) и школы мадхьямика (dbu-ma-pa), основателем которой он считается. Основным аргументом ученых в пользу версии, что под именем Нагарджуна скрывается не одна личность, является то, что ему приписывают сотни сочинений, а в тибетском буддийском каноне под его авторством числятся 116 сочинений, многие из которых исследователи считают также «приписанными» ему, поскольку, как им представляется, невозможно одному человеку создать такое количество трудов. В частности, точки зрения о существовании «двух Нагарджун» придерживался Э. Ламотт. По его мнению, в отличие от первого Нагарджуны, который был автором «Муламадхьямакакарика», второй Нагарджуна жил на северо-востоке и был автором традиционно приписываемого Нагарджуне комментария к «Праджняпарамите», который был в нач. V в. переведен Кумарадживой на китайский язык и известен под названием «Та-чин-ту-лун» или «Да чжи ду лунь» («Махапраджняпарамита-шастра» — «Шастра Великой праджняпара-миты»). Это допущение о «втором Нагарджуне» основывалось отчасти на том, что в названном комментарии цитируются произведения Арьядевы (170–270) и Рахулабхадры (200–300). Ламотт считал это сочинение «подлинным началом мадхьямаки». Но в индо-тибетской махаянской традиции это произведение является почти неизвестным. Большинство специалистов — Р. Хиката, Р. Х. Робинсон, П. Демевилль, Л. Рено и Дж. Филлозат — признают, что большая часть сохранившегося текста «Махапраджняпарамита-шастры» — это смесь текстов с разными стилями и даже не имеет индийского происхождения. Поэтому, как считает известный исследователь мадхьямики Д. С. Руегг, предположение о существовании второго Нагарджуны явно несостоятельно. Наиболее вероятным в научных исследованиях последнего времени считается, что философ Нагарджуна жил в первых веках нашей эры [Ruegg 2010, p. 16; Mabbett 1998, p. 332]. Эта гипотеза основана на некоторых синхронизмах. Во-первых, это синхронизм между Нагарджуной и царями империи Сатаваханов, которая возникла на территории Южной Индии в конце I в. до н. э. и существовала на протяжении 300–460 гг. Этот синхронизм установлен на основе источников VII в. (труды Бана, Сюаньцзана, И Цзина) и подтверждается двумя приписываемыми Нагарджуне произведениями, адресованными царю. Это «Сухриллекха» («Письмо к царю») и «Ратнавали-раджа-парикатха» («Драгоценная гирлянда наставлений царю»»). Другой синхронизм — это синхронизм между Нагарджуной и Канишкой, упоминаемый кашмирским историком XII в. Кальханой в его «Раджатарангини». Правда, не все историки единодушны в том, что речь идет о Канишке I, покровителе буддизма, который правил в Кушанской империи в первой трети II в. Рассмотрев эти и другие синхронизмы, Д. С. Руегг приходит к выводу, что достоверно можно установить лишь то, что Нагарджуна жил в то самое время, когда Индией правили династии Сатаваханов и Кушанов. Наиболее приемлемой научной датировкой времени рождения Нагарджуны Руегг считает 150–200 гг. н. э. В этом с ним согласны Э. Фраувалльнер, К. Инада и другие специалисты по данной проблеме [Frauwallner 1971; Inada 1993]. Датировку, предложенную Э. Ламоттом и Дж. Маем, по которой Нагарджуна родился в 243 г. н. э., Руегг считает «если не по существу невозможной, то основанной на выводе, извлеченном из сложной и скорее гипотетической хронологической калькуляции, происходящей из школы Кумарадживы» [Ruegg 2010, p. 16].

В рамках буддийского мировоззрения сообщение, известное из «Манджушримула-тантры» о то, что Нагарджуна появится через 400 лет после ухода Будды и проживет 600 лет [Шоннупэл 2001; Будон 1999], тибетскими историками, писавшими историю буддизма, воспринималось вполне серьезно и отнюдь не противоречило известным фактам о среднестатистической продолжительности жизни людей нашей планеты. То, что в глазах современных рационалистов выглядит всего лишь легендой и иррациональной выдумкой, в глазах тибетских ученых имеет вполне рациональное объяснение, поскольку Нагарджуна был мастером тантры и знатоком алхимии, на практике применявшим эти знания, в том числе в целительской практике и для продления жизни.

Если учесть эти аргументы, являющиеся, с точки зрения тибетских историографов, рациональными, то представление о том, что был исторический Нагарджуна, и что это была одна и та же личность, которая появилась в соответствии с пророчеством Будды Шакьямуни для того чтобы интерпретировать конечный смысл его Учения и оставила ряд текстов, важнейших для развития махаянской традиции и срединного пути как системы философского воззрения и духовной практики, в сущности, не противоречит той академической точке зрения, согласно которой был один исторический Нагарджуна — тот, кто является автором «Муламадхьямакакарика» и других основополагающих текстов мадхьямики. Поэтому, признавая феномен Нагарджуны, нет оснований соглашаться с теми исследователями, кто считает личность Нагарджуны «легендой» и предлагает вместо «легенды» идею множественности исторических личностей под именем Нагарджуна.

В среде западных академических исследователей в отношении Нагарджуны прослеживается наряду с довольно значительным интересом к его личности и творчеству также тенденция непонимания и недооценки того вклада Нагарджуны в историю буддизма, благодаря которому махаяна как философия и духовное движение получила мощнейший импульс для своего исторического развития и распространения в мире. Так, в частности, индолог Ричард П. Хайес пишет, что в Индии «за исключением нескольких комментаторов трудов Нагарджуны, которые называли себя мадхьямиками, интеллектуальная жизнь индийского буддиста продолжалась почти так, как если бы Нагарджуна никогда не существовал» [Hayes 1994, p. 300]. Доминирующей в интеллектуальных буддийских кругах стала, по его словам, эпистемологическая традиция Дигнаги и Дхармакирти, а не «ошибочная аргументация» Нагарджуны. «Ошибочностью» подхода Нагарджуны объясняется, на его взгляд, то, что «многие поколения индийских буддистов после Нагарджуны игнорировали большую часть того, что он говорил; индийская буддийская традиция по большей части настаивала на здравой аргументации» [Ibid.]. С этой точки зрения, Нагарджуна не повлиял на «классических буддистов». Но есть и другая устойчивая тенденция среди буддологов, которую представляет, например, известный нагарджуновед японского происхождения Кеннет К. Инада, автор одного из англоязычных переводов «Муламадхьямакакарика» [MMK 1993]. Он считает, что идеи Нагарджуны, «тонкие и глубокие, несли такое глубокое понимание и значение фундаментальных буддийских истин, что они, так или иначе, повлияли на все или большую часть последующего развития махаяны в Индии, Китае, Тибете, Корее и Японии» [Inada1993, p. 3].

Хотя наследие Нагарджуны, особенно «Муламадхьямакакарика», действительно привлекало к себе во все времена большое внимание буддистов и буддологов, тем не менее, оно всегда было предметом самых разных и далеко не всегда адекватных интерпретаций как в аспекте понимания смысла доктрины пустоты, так и в аспекте значения этой доктрины для буддизма. Р. Хайес безусловно неправ, когда полагает, что лишь на несколько индийских комментаторов своих трудов, «называвших себя мадхьямиками», Нагарджуна оказал влияние, но не на историю буддизма в целом. Несмотря на то что после ухода выдающихся учеников Нагарджуны, Арьядевы и Рахулабхадры, вплоть до появления «поздних» мадхьямиков — сватантриков Джнянагарбхи, Шантаракшиты, Камалашилы и др., прасангиков Буддапалиты, Чандракирти, Шантидевы и др., — а также и в более позднее время линия глубинного учения не являлась исторически непрерывной последовательностью мадхьямиков, все эти великие последователи Нагарджуны, который сам был гигантом среди гигантов, внесли неоценимый вклад в углубление философских воззрений и практики буддистов во всех регионах, где распространился махаянский буддизм. А непрерывность трансмиссии глубинной Дхармы обеспечивалась, с точки зрения самих буддистов, не просто обычными человеческими индивидами, но усилиями великих бодхисаттв и реализованных мастеров тантры, чьи способности превосходили бытийные возможности обычных людей. Их усилиями формировалась аутентичная традиция представления махаяны во всей ее философской глубине и великом масштабе бодхисаттвенской активности.

Мы можем утверждать, что именно Тибет является показательным с той точки зрения, что Нагарджуна и его философский подход сыграли решающую роль в утверждении мадхьямаки как наиболее глубокой философской базы медитативной практики, хотя и логико-эпистемологическое наследие Дигнаги и Дхармакирти здесь никогда не игнорировалось. В истории Тибета Арья Нагарджуна и его духовное наследие имели решающее значение для формирования здесь аутентичной махаянской традиции, принятой тибетским сообществом в качестве духовного фундамента цивилизации. Это нашло отражение в указе короля Трисонга Децена, правившего в 755—797 гг. Это был наряду с Падмасамбхавой (VIII в.) и Шантаракшитой (VIII в.) один из трех главных деятелей ранней волны распространения буддизма в Стране Снегов. Указ, изданный после победы, одержанной в знаменитых дебатах в Самье индийским пандитом Камалашилой, являвшимся представителем мадхьямики, над китайским проповедником «мгновенного» пути Хэшаном, гласил, что «каждому вменяется в обязанность следовать учению Нагарджуны и усердно заниматься практикой нравственности и парамит» [Williams 1989, p. 194]. Это говорит о том, что не только для интеллектуальной элиты, увлеченной философской глубиной понимания теоретической стороны Учения Будды, но и для всего тибетского сообщества тот тип буддийской духовности, который связан с именем Нагарджуны, стал практически значимым мировоззренческим идеалом и ценностным нормативом. В тибетской традиции он почитается как «второй Будда».

То, что в тибетской историографии буддизма биография Нагарджуны имеет мифологизированный вид, с их «внутренней» позиции отнюдь не противоречит буддийским представлениям о реальности вообще и об исторической реальности, в которой, с точки зрения тибетских историков и обычных людей, воплощаются в теле человека существа высших уровней бытия, выполняющие для человечества определенные миссии. Таким существом, с этой точки зрения, был и Нагарджуна. Для того чтобы понять, каков был настоящий вклад Нагарджуны в развитие буддизма и, более того, в интеллектуальную историю человечества, необходимы не только академические исследования тех текстов, которые считаются аутентичными сочинениями Нагарджуны, и изложенных в них доктрин, но нужно также принимать во внимание «внутреннюю» точку зрения самих носителей махаянского буддизма. Ибо она отражает особенности буддийского мировоззрения, в рамках которого такие артефакты как пророчества о Нагарджуне и предание о его путешествии к нагам учитываются самым серьезным образом. Они, как правило, приводятся тибетскими авторами, когда они анализируют значение личности и творчества Нагарджуны и почитают его как того, кто объяснил конечный смысл Учения Будды. Так, великий тибетский реформатор буддизма Чже Цонкапа во второй предварительной части своего «Большого комментария» приводит цитаты из ряда сутр, таких как Ланкаватара-сутра», «Сутра священного золотого света», «Сутра великого облака», «Сутра великого барабана», а также из тантрического текста «Коренное постижение Манджушри» («Манджушри-мула-тантра»). В них говорится, что сам Будда предсказал, что юноша из рода Личчхави спустя 400 лет после ухода Татхагаты родится в южной стороне под именем «Нага» и, прожив 600 лет, уйдет в Чистую Землю Сукхавати, где достигнет просветления. По словам Цонкапы, это «не противоречит утверждению тантрического текста «Ясный светоч» (Прадиподьотана-тика; sgron-gsal) о том, что Нагарджуна достиг в той самой жизни состояния Ваджрадхары посредством пути высшей йоги»» [Tsong khapa 2012, p. 5]. В комментарии Цонкапы объясняется: сообщение о том, что Нагарджуна в то время, когда жил в этом мире, находился, по одним источникам, на первом бхуми бодхисатв, а по другим — на седьмом, было сделано с позиций парамитаяны, а сообщение о том, что он при жизни стал Буддой Ваджрадхарой, сделано с позиций Маха-аннутара-йога-тантры. Тем самым Цонкапа указывает на то, что воплощение Нагарджуны в человеческом теле имело в восприятии буддистов относительный характер: для одних его проявление было бодхисаттвой первого или седьмого бхуми, для других — просветленным существом Ваджрадхарой. Цонкапа поясняет: «Если бы такой мастер, наделенный великой силой сострадания, даже прожив шестьсот лет, оказался не в состоянии достичь просветления на пути махаяны, практикуя высшую йогу, тогда известные из высшей тантры слова о том, что ученик с высшими способностями может обрести состояние Ваджрадхары за одну жизнь, оказались бы всего лишь пустым обещанием» [Tsong khapa 2012, p. 5].

Также и один из ближайших учеников Цонкапы Кхедруб Дже (mKhas-grub-rje, 1385–1438) в своем трактате о пустоте, известном под сокращенным названием «Большой тонтун» («sTong-thun-chen-mo»), писал: «Победитель снова и снова пророчествовал о человеке, который заслуживает доверия при комментировании глубинного учения и будет защитником — это именно Арья Нагарджуна» [mKhas grub 1992, p. 24]. Он тоже приводил цитаты с пророчествами из вышеупомянутых сутр, а также тантрических текстов, таких как «Поздняя тантра Калачакры», «Прадиподьотана». Эти пророчества приводятся и в «Драгоценной гирлянде истории буддизма» [Indian Buddhist Pandits 2005] и в других историографических тибетских сочинениях.

Упоминаемые в тантрических источниках сведения о том, что Нагарджуна реализовал состояние Ваджрадхары, относятся, согласно пояснению Чже Цонкапы и Кхедруба Ринпоче, к достигнутому Нагарджуной телу самбхогакая (longs-spyod rdzogs-pa’i sku). А слова источников о его восхождении в чистую землю Сукхавати и достижении просветления относятся к его телу нирманакая (sphrul sku), точнее, к той нирманакае, которую он сотворит в будущем и явится в этот мир в качестве одного из тысячи Будд счастливой кальпы. То, что Нагарджуна, уже имея достигнутое состояние Ваджрадхары, действовал в этом мире как человек-бодхисаттва, Цонкапа и Кхедруб Ринпоче считали чем-то аналогичным тому, как Будда Шакьямуни, много эонов тому назад достигший состояния Будды, продемонстрировал акт достижения просветления в Индии [Tsong khapa 2012, p. 5; mKhas grub 1992, p. 25].

По причине оставленных Буддой Шакьямуни пророчеств о Нагарджуне, обеспечивающих абсолютный кредит доверия, тибетцы испытывают особое почтение к личности и трудам Нагарджуны, называя его «вторым Буддой». Этот эпитет встречается в колофоне ряда произведений, приписываемых Нагарджуне, и помещенных в тибетский буддийский канон Тенгьюр, а также и в других источниках [Hahn 1990, p. 13, 62–63; Туччи 1930, p. 138–139; Андросов 2001, p. 25]. Но дело не только в пророчествах. Имелась важнейшая причина, по которой он является едва ли не самой почитаемой фигурой махаянского буддизма, особенно в Тибете. Среди описываемых в тибетских источниках его великих деяний, совершенных на северо-востоке в Наланде и на юге Индии, — таких как защита дисциплинарной чистоты монашества Наланды, победа во множестве дебатов с небуддийскими философами и их обращение в буддизм, опровержение искаженных интерпретаций буддизма, строительство храмов и т. д., — в глазах тибетцев имело наибольшее значение то, что он вернул человечеству из мира нагов глубинное учение Будды — сутры праджняпарамиты и дал адекватную презентацию глубинного аспекта махаянской доктрины. Но величайшая заслуга Нагарджуны не сводится просто к презентации теории пустоты. Он дал ее аутентичное объяснение на самом глубоком уровне интерпретации в контексте целостной системы махаянского пути. Пониманию этого способствуют труды Чже Цонкапы, в особенности его «Большой комментарий к “Муламадхьямакакарике”» Чже Цонкапы.

В собрании сочинений из 18 томов, оставленном великим тибетским философом и йогином Чже Цонкапой (Blo-bzang grags-pa, 1357–1419), важнейшими комментариями являются два: один — к сочинению Нагарджуны «Муламадхьямакакарика», другой — к сочинению Чандра-кирти «Мадхьямакаватара». Комментарий к тексту «Муламадхьямакакарика» известен под кратким названием «rTsa-she-ṭik-chen-rigs-pa’i rgya-mtsho» (Океан аргументов: Большой Комментарий на текст Нагарджуны “Муламадхьямакакарика”). Сам Цонкапа называл свой комментарий «dBu-ma-rtsa-ba’i tshigs-le’ur byas-pa-shes-rab-ces-bya-ba’i rnam-bshad-rigs-pa’i rgya-mtsho» (Океан аргументов: Комментарий к тексту «Муламадхьямакакарика», известному как «Мудрость»).

Текст Чже Цонкапы представляет по своей структуре предварительный раздел и систематический комментарий на все 27 глав «Муламадхьямакакарика». Предварительный раздел состоит из пяти частей:

1. Необходимость поиска таковости, реального способа существования вещей^[2], и метод исследования.

2. Величие автора шастры.

3. Презентация шастры.

4. Преимущества устремленности^[3] к глубинной Дхарме.

5. Описание сосуда, подходящего для получения этих глубинных наставлений.

Итак, в начале предварительного раздела своего комментария Цонкапа раскрывает значение данной индийской шастры для понимания философии срединного пути и характеризует ее место среди текстов мадхьямаки. После выражения слов почтения, обращенных к Манджушри, Нагарджуне и учителям линии преемственности глубинного учения Будды, Цонкапа дает экспликацию смысла самого названия текста Нагарджуны. Он подчеркивает, что слово «мула» (rtsa), которое содержится в санскритском названии, указывает «на то, что этот текст есть основа всех шастр мадхьямаки, подобный телу, и он не является лишь некоторой частью [мадхьямаки, а содержит полное и совершенное учение]» [Tsong khapa 2012, p. 16]. Учитывая такую характеристику комментируемого Цонкапой текста, мы можем судить также о том значении и масштабе влияния, которое имел текст самого Цонкапы для распространения в прошлом аутентичной интерпретации мадхьямаки в Тибете и монгольском мире, а также для современного понимания философии срединности и номинальной логики пустоты (stong-pa-nyid). Тем более что данный труд Цонкапы не является лишь непосредственным комментарием к тексту «Муламадхьямакакарика», а вовлекает в рассмотрение множество сутр глубинного учения праджняпарамиты и подробно отвечает на возражения оппонентов против мадхьямаки, а также содержит критический анализ превратных ее интерпретаций.

В первой части Цонкапа, цитируя строфу из «Бодхичарья-аватары», где говорится, что все учения Будды преподал ради порождения мудрости, совершенно необходимой для устранения страданий, объясняет, что все эти учения являются искусными средствами «для порождения мудрости, постигающей таковость, у тех, кто еще ее не породил; для стабилизации этой мудрости и все большего ее развития у тех, кто ее уже породил» [Tsong khapa 2012, p. 2]. И далее он продолжает, что Нагарджуна хорошо раскрыл, каким образом все парамиты взаимосвязаны и прямо или косвенно ведут в град освобождения. Кроме того, поскольку среди множества учений, преподанных Буддой, имелись учения прямого смысла и учения, нуждающиеся в интерпретации, то это обстоятельство не могло не вызывать в умах последователей герменевтических трудностей с идентификацией — какой текст из Слова Будды содержит учение окончательного смысла, а какой — учение относительного смысла и потому нуждается в интерпретации. Поэтому была необходимость в надежной системе их удостоверения. Такую герменевтическую систему, свободную от логических крайностей, установил Арья Нагарджуна [Tsong khapa 2012, p. 3].

Во второй предварительной части Цонкапа пишет о том, что появление Нагарджуны было предсказано самим Буддой, приводя цитаты из «Ланкаватара-сутры», «Сутры священного золотого света», «Сутры великого облака», «Сутры великого барабана», из текста «Коренное постижение Манджушри» из класса Крия-тантра. Согласно этим источникам, Будда предсказал, что юноша из рода Личчхави спустя 400 лет после ухода Татхагаты родится в южной стороне под именем «Нага» и, прожив 600 лет, уйдет в Чистую Землю Сукхавати, где достигнет просветления. По словам Цонкапы, сообщение сутр о том, что после ухода из жизни Нагарджуна достигнет состояния Будды, «не противоречит утверждению тантрического текста «Ясный светоч» (Прадиподьётана-тика; sgron-gsal, rGyud ha 200a) о том, что Нагарджуна достиг в той самой жизни состояния Ваджрадхары посредством пути высшей йоги» [Ibid., p. 5]. Лама Цонкапа объясняет, что «это подобно тому, что Всемирный Учитель Шакьямуни достиг просветления в то время, когда продолжительность жизни людей составляла сто лет, и это не противоречит тому, что просветление имело место много эонов назад» [Ibid.]. То есть сообщение о том, что Нагарджуна в то время, когда жил в этом мире, находился, по одним источникам, на первом бхуми бодхисатв, а по другим — на седьмом, было сделано с позиций парамитаяны, а сообщение о том, что он при жизни стал Буддой Ваджрадхарой, сделано с позиций Маха-аннутара-йога-тантры.

Третья предварительная часть содержит презентацию шастры «Муламадхьямакакарика» в системе его сочинений. Он пишет здесь:

«Мастер Нагарджуна написал множество трактатов, таких как «Сто йог» (Йогашатака»; sbyor-ba brgya-pa)^[4] и другие, — посвященных общенаучным отраслям знания, буддийским наукам, и также сочинил базовые тексты тантр и парамитаяны. Он объяснил окончательный смысл (nges-don) глубинного срединного пути, приводя цитаты из сутр, собранные в «Антологии всех сутр» (Сутрасамуччая, mdo-kun-las-btus, dBu ma ki 187a, 193b), «Стотысячной Праджняпарамиты) (Шатасахасрика-праджняпарамита; sher-phyin — 'bum-pa), из коллекции текстов о бодхичитте и многих других сутр» [Tsong khapa 2012, p. 5].

Как подчеркивает здесь же Цонкапа, Нагарджуна обосновал свою интерпретацию в качестве конечного смысла глубинного Учения Будды посредством множества аргументов в шести трактатах. Это «Фундаментальная мудрость» (Муламадхьямакакарика, rtsa-ba shes-rab), «Семьдесят строф о пустоте» (Шуньятасаптати, stong nyid bdun cu), «Логика опровержения в дебатах» (Виграхавьявартани; rtsod zlog rigs pa), «Шестьдесят строф логического обоснования» (Юктишастика; rtsod-zlog-rigs-pa-drug-cu-pa), «Обращение в пыль ложных учений» (Вайдалья-пракарана^[5], zhib mo rnam 'thag), «Драгоценная гирлянда» (Ратнавали, rin-chen-phreng-ba)». Среди них, согласно Цонкапе, основополагающее значение имеет именно текст «Муламадхьямакакарика». Его название переводится как «Коренные строфы о срединности», иногда — как «Фундаментальная мудрость».

Далее Цонкапа дает общую презентацию данной шастры в системе шести его трактатов мадхьямаки [Ibid., p. 6–10]. Согласно его классификации, эти шесть трактатов подразделяются на два вида. Во-первых, это трактаты, в которых в качестве главного предмета Нагарджуна объясняет зависимо возникающую таковость (de-kho-na-nyid) и отбрасывает крайние воззрения — реификационизм и нигилизм. Во-вторых, это трактаты, в которых главное содержание — это объяснение того, что путь, свободный от крайностей существования и несуществования, освобождает от сансары.

Текст «Муламадхьямакакарика», согласно объяснению Цонкапы, как раз объясняет пустоту как зависимо возникающую таковость путем опровержения представлений о реальной сущности вещей (dngos-po’i-ngo-bo-nyid) и тезиса (sgrub-bya) о реифицированной природе, связанного с преувеличенным приписыванием [существования] личностям и феноменам. В частности, это воззрение школы ньяя. А в трактате «Вайдалья-пракарана» Нагарджуна подробно опровергает шестнадцать категорий логики школы ньяя, посредством которых они отстаивали истинное существование вещей.

Трактат «Виграхавьявартани» отвечает на контраргументы ньяяиков, выдвинутые в ответ на опровержение их воззрений Нагарджуной в первой главе «Муламадхьямакакарика», и поэтому, как объясняет Цонкапа в предварительном разделе своего комментария, этот текст является дополнением к первой главе «Муламадхьямакакарика». Нагарджуна в этом тексте объясняет, по словам Цонкапы, что слова по природе пусты, их смысл имеет зависимое возникновение, и все же, хотя за ними нет самосущей природы, мы в состоянии доказать тезис, который надлежит доказать, и отвергнуть объект отрицания. Поэтому, согласно Нагарджуне, теория достоверного восприятия и логические операции по отношению к утвердительным и отрицательным объектам достоверного познания являются обоснованными с позиций бессущностности (rang-bzhin-med-pa’ phyogs-la), а с точки зрения философии, признающей самосущее бытие (rang-bzhin-yod-par smra-ba-la), логика и объекты достоверного познания не поддаются разумному обоснованию. Нагарджуна объяснил, что при отсутствии самосущей природы все действия и деятели имеют полный смысл. Таким образом, в «Виграхавьявартани» Нагарджуна отвергает идею о том, что в системе мадхьямаки невозможно доказать собственную позицию.

Текст «Шуньятасаптати» также является дополнением к тексту «Муламадхьямакакарика», поскольку был сочинен как ответ на возражение оппонентов против положения, сформулированного в седьмой главе «Муламадхьямакакарика»:

Как сновидение, как иллюзия,

Как город гандхарвов,

[Существуют] возникновение, пребывание

И уничтожение, — так было сказано [MMK VII: 34].

Цонкапа объясняет, почему неправы те оппоненты Нагарджуны, которые выдвигают возражение, что отрицание самосущей природы рождения, пребывания и уничтожения является некорректным, на том основании, что о них говорится в сутрах. Он указывает на содержание что «Шуньятасаптати», где Нагарджуна объяснял, что «Будда говорил о существовании или несуществовании пребывания, рождения, уничтожения; о [вещах] низких, равных, превосходных в соответствии с мирскими условностями, но не в соответствии с абсолютной реальностью». И Цонкапа повторяет, что Будда говорил о рождении, уничтожении и всех прочих явлениях в соответствии с мирской практикой словоупотребления (tha-snyad-kyi dbang-gyis), но не в соответствии с действительным положением вещей (yang-dag-par grub-pa’i dbang-gyis). И текст «Шуньятасаптати» после опровержения самосущего существования в рождении, уничтожении и т. д., утверждает:

Все вещи по природе пусты,

Поэтому несравненный Татхагата

Настойчиво учил о зависимом возникновении.

Окончательный смысл — именно в этом.

Бхагаван Будда [учил, что] при опоре на мирские соглашения

Для всего разнообразия вещей имеет место корректное наименование [68–69].

Цонкапа комментирует, что тем самым Нагарджуна раскрыл абсолютный смысл способа существования вещей — именно то, что [их] зависимо возникающая природа пуста. Говорится, что рождение и все прочие явления установлены, будучи обозначенными благодаря условным соглашениям. Поэтому положение Нагарджуны, сформулированное в тексте «Муламадхьямакакарика», — «Будды учили Дхарме, опираясь в совершенстве на две истины», — согласно комментарию Цонкапы, является принципиально важным для понимания окончательного смысла Учения Будды. Согласно разъяснению Цонкапы, если эти положения, сформулированные Нагарджуной, — о пустоте самосущей природы как абсолютном смысле Учения Будды, и о том, что рождение и все прочие феномены являются условными обозначениями, — не постигнуты так, как это было объяснено Нагарджуной, то, следовательно, еще отсутствует понимание того, что смысл условного существования устанавливается как существующий просто силою номинального соглашения. Текст «Шуньятасаптати» был сочинен Нагарджуной, чтобы помочь в понимании тем, кто не постиг этих смысловых тонкостей «Муламадхьямакакарика».

Другая категория текстов мадхьямики, по классификации Цонкапы, посвящена разъяснению того, что для освобождения от сансары нужен путь, свободный от крайних воззрений существования и несуществования. К ней относятся «Юктишастика» и «Ратнавали». В его комментарии говорится, что в этих текстах тоже часто встречается объяснение зависимо возникающей таковости и отрицание самосущей природы личности и феноменов. Но все же эти пассажи представлены как часть главного предмета — учения о том, что на пути, освобождающем от сансары, совершенно необходимо культивировать не опирающееся на две крайности постижение подлинного смысла реальности (yang-dag-pa’i-don-shes-pa). И, наоборот, в текстах «Муламадхьямакакарика» и «Шуньятасаптати» также говорится о том, что путь постижения таковости устраняет неведение, а затем — остальные звенья 12-членной цепи зависимого возникновения. Тем не менее, по мысли Цонкапы, их главный и более трудный для понимания предмет — это систематическая экспликация объекта, зависимо возникающей таковости, а не доказательство того, что субъект, постигающий это, становится причиной освобождения.

Высшим среди всех этих трактатов является, согласно комментарию, текст «Муламадхьямакакарика», потому что в нем, демонстрируя бесчисленное множество различных логических средств, Нагарджуна с определенностью устанавливает глубинный смысл Учения.

В четвертой части предварительного комментария с приведением ряда цитат из сутр («Сутрасамуччая», «Даракаратнадатта-сутра», «Алмазная сутра», «Сутра сокровищницы Татхагаты», «Марадаманапариприччха-сутра», «Аджаташатру-сутра») говорится о преимуществах устремленности к глубинной Дхарме, то есть к постижению пустоты. Суть наставления — в том, что благодаря мудрости, обретаемой посредством постижения пустоты, или таковости, — абсолютного способа существования всех вещей, в том числе личности, «я» и «моего», — можно очиститься даже от отпечатков самых тяжких преступлений и накопить духовные заслуги, многократно превышающие те, что создаются другими методами.

В пятой части Цонкапа подчеркивает, что наставники должны таким образом преподавать учение о пустоте, чтобы у учеников появилась почтительная устремленность к его пониманию, а также описывает качества учеников, являющихся подходящими «сосудами» для получения глубинного учения Будды, объясненного Нагарджуной. Здесь он цитирует «Мадхьямака-аватару» Чандракирти, где указаны три признака подходящего ученика.

Цонкапа подчеркивает, что ученик, являющийся подходящим «сосудом» для восприятия глубинного учения Будды, постигает пустоту точно таким способом, как это объяснил Нагарджуна. А именно, так, что пустота понимается в неразрывной связи с зависимым возникновением. Согласно комментарию Чже Цонкапы, необходимая для освобождения от сансары и для просветления запредельная мудрость, праджняпарамита, достигается посредством логической аргументации, но не одной лишь логикой: ученик должен иметь почтение к учению о пустоте и почтительную устремленность к ее постижению, практиковать все парамиты с пониманием их значения для развития мудрости, начиная с щедрости и нравственной дисциплины, взрастить в себе достоинства слушателя, заучивать наизусть сутры праджняпарамиты и шастры мадхьямаки, размышлять над их смыслом и медитировать — таким образом, чтобы понимание пустоты не повредило воззрению о зависимом возникновении. И очень важно возносить правильные молитвы, чтобы не утратить обретенные постижения в будущих жизнях.

Таково содержание предварительной части произведения Чже Цонкапы “Океан аргументов: Большой комментарий к тексту «Муламадхьямакакарика»”, являющегося подробным комментарием к сочинению Нагарджуны «Муламадхьямакакарика» («Коренные строфы о срединности»), известному также под названием «Фундаментальная мудрость» или просто «Мудрость».

Основная часть «Океана аргументов» Чже Цонкапы — это собственно комментарий к тексту «Муламадхьямакакарика» Нагарджуны, состоящему из 27 глав. Мы можем условно разделить коренной текст Нагарджуны и соответственно основную часть комментария Цонкапы на две большие части. Первая часть охватывает главы I–VIII. Из них первые две главы содержат краткую презентацию бессамостности, состоящую из нескольких структурных заголовков и подзаголовков. Главы III–VIII содержат подробное обоснование бессамостности феноменов.

Учитывая большой объем комментария Цонкапы, мы решили издать перевод всего комментария в двух частях. Итак, в настоящее издание первой части русского перевода текста Цонкапы «Океан аргументов: Большой комментарий к тексту Нагарджуны “Муламадхьямакакарика”» вошли предварительный раздел и комментарий к главам I–VIII, в которых дается краткое объяснение бессамостности двух видов и подробно объясняется бессамостность феноменов. Перевод с тибетского сделан на основе текста, входящего в 15-й том Собрания сочинений Чже Цонкапы, изданного в 2012 г. в Пекине: Tsong-khapa-blo-bsangs-grags-pa (автор). dBu-ma-rtsa-ba’i-tshig-leur-byas-pa-shes-rab-ces-bya-ba’i-rnam-bshad-rigs-pa’i-rgya-mtsho-zhes-bya-ba-bzhugs-so (“Океан аргументов: Большой комментарий к тексту «Муламадхьямакакарика», известному как «Мудрость”) // rje-tsong-kha-pa-chen-po-i-gsung-‘bum (Собрание сочинений Чже Цонкапы). — Vol. 15. — Pe cin (место издания): khrung-go’i-bod-rigs-pa-dpe-skrun-khang (Publisher). — 2012. — 663 p.

Тибетский текст комментария Чже Цонкапы очень сложен для понимания и перевода, поэтому то, что в нашем распоряжении была его англоязычная версия в переводе Геше Нгаванга Самтена и Джея Гарфилда [Tsong khapa 2006], безусловно, облегчило задачу перевода на русский язык. Тем не менее, во многих случаях наша версия перевода терминов, используемых в тексте Цонкапы, и его содержания отличается по смыслу от их перевода. Различия также имеются и в переводе коренного текста — «Муламадхьямакакарика» Нагарджуны, который кажется на первый взгляд простым с технической точки зрения. Но в действительности философский смысл этого текста, разбитого на 27 глав и написанного в стихотворной форме, невозможно понять без помощи авторитетных комментаторов. Чже Цонкапа был тем, кто внес ясность в интерпретацию текста «Муламадхьямакакарика», опираясь на сутры и шастры, особенно на классические индийские комментарии к сочинению Нагарджуны — тексты Буддапалиты, Бхававивеки, Чанд-ракирти.

В комментарии Цонкапы дается объяснение каждой строфы Нагарджуны без цитирования самих строф — последовательно по главам. Мы по примеру Геше Нгаванга Самтена и Джея Гарфилда последовательно вводили в соответствующем порядке в «тело» комментария Цонкапы строфы «Муламадхьямакакарика» в собственном переводе с тибетского. Для перевода использовалась тибетская версия сочинения Нагарджуны в современном издании монастыря Сера Дже, расположенного на юге Индии. Это следующее издание: dpal-mgon-‘phags-pa-klu-sgrub (автор — Прославленный Покровитель Арья Нагарджуна). dbu-ma-rtsa-ba’i-tshig-le-ur-byas-pa-shes-rab-ces-bya-ba-bzhugs-so (название текста — Коренные строфы о срединности: текст, называемый “Мудрость”). — ser-byes-rig-mdzod-chen-mo-gra-tshang (Издатель: великая сокровищница знаний — дацан Сера Дже). — 2016. — 47 p. В тех отдельных случаях, когда возникало затруднение с переводом тибетской версии «Муламадхьямакакарика» и нас не устраивала версия перевода, выполненного Геше Самтеном и Джеем Гарфилдом, мы обращались к английскому переводу, выполненному с санскритской версии Кеннетом К. Инадой [MMK 1993]. В фигурных скобках мы указываем страницы тибетского текста.

Я от всего сердца благодарю своего драгоценного духовного наставника, тибетского ламу Геше Джампа Тинлея за все полученные от него в течение многих лет устные наставления по всем разделам буддийской Дхармы, благодаря которым теперь удается подступиться к пониманию замечательного текста «Муламадхьямакакарика» и великолепного к нему комментария великого Чже Цонкапы. За ошибки, если они допущены в переводе из-за недостаточности моей квалификации, прошу прощения.

Примечания

1

Этот текст был издан в Дхарамсале в 1970 г. в английском переводе, выполненном Лобсангом Норбу Сонавой под названием ‘Indian Buddhist Pandits’ [IBP 2005] и соответствующем, за небольшими исключениями, второму тому тибетского текста ‘Chos ‘byung zin bris nor bu ‘phreng-ba’. Лобсанг Норбу Цонава добавил к переводу списки трудов, написанных индийскими пандитами, чьи биографии изложены здесь. Библиография составлена на основе каталогов пекинского и дергеского изданий Кангьюра и Тенгьюра.

2

Тиб. de-kho-na-nyid — «таковость», «реальность», «абсолютная сущность», «фундаментальная природа».

3

Здесь в тексте использован термин «mos-pa».

4

Это сочинение не числится среди тех, которые приписываются Нагарджуне.

5

Другое название — «Вайдалья-сутра».