Линия аллигатора

Чингиз Абдуллаев, 1996

В Москве в автокатастрофе гибнет гражданка США, дочь видного американского политика. Ее смерть, произошедшая при довольно странных обстоятельствах, и последующая экспертиза вызывают у консульства США массу вопросов. Российская же сторона явно не в состоянии дать сколько-нибудь исчерпывающие ответы, зачастую просто уходя от них. И тогда отец жертвы решает пойти иным путем: он обращается к всемирно известному эксперту Дронго и просит его провести неофициальное расследование. Дронго охотно соглашается, но, едва начав, понимает: он ступил на край пропасти…

5

В Москву они возвращались втроем. Роудс взял билеты в первом классе, салон которого был почти пуст, и они расположились на трех передних сиденьях, позволив Сигрид занять место между ними. Дронго иногда замечал ее изучающий взгляд, направленный на него, и не мог понять причину такого странного любопытства, явно выходящего за рамки той заинтересованности, которую должна была проявлять обычный секретарь сенатора к частному детективу даже в столь экзотических местах, как страна СНГ.

Дронго внимательно изучал все документы, предоставленные ему Роудсом, когда снова почувствовал взгляд Сигрид. Он поднял голову.

— Вы раньше читали эти документы? — спросил он у молодой женщины.

— Да, — кивнула она, — я готовила все документы для мистера Роудса. Сенатор собирается опять жаловаться в прокуратуру. Он поэтому меня и взял. Я знаю русский, польский и французский языки. Но работаю у него недавно, всего две недели.

— Меня всегда поражает, как европейцы легко овладевают языками, — пробормотал Дронго, — я, к сожалению, знаю только английский и итальянский. Даже французский, который мне так нравится, не сумел выучить. Иногда мне кажется, что это моя природная лень.

— Но зато вы хорошо говорите по-английски, — улыбнулась Сигрид.

— Вы еще лучше говорите по-русски. Кстати, где вы его изучали?

— В Стокгольме. Я специализировалась на славянском отделении. Поэтому изучала польский и русский языки.

— А вы раньше бывали в России? Или в СССР?

— Нет, никогда.

— Странно, мне иногда кажется, что я вас где-то видел.

Сигрид закусила нижнюю губу, не решаясь посмотреть на него.

— У вас довольно распространенная для Швеции фамилия. Простите, но, когда вы оформляли документы в аэропорту, я обратил на это внимание, — продолжал Дронго.

— Да, Андерссон довольно распространенная в Швеции фамилия, — сказала Сигрид, на этот раз не улыбнувшись.

Она выжидательно смотрела на Дронго, словно предугадывая его следующую фразу. Но в этот момент в разговор вмешался Роудс, и слова, которые просто обязан был произнести Дронго, она не услышала.

— У вас есть где остановиться в Москве? Или вы будете жить с нами в отеле?

— Конечно, у меня есть своя квартира, — кивнул Дронго, — но я буду жить вместе с вами. И не из соображений экономии. Во-первых, так удобнее, во-вторых, я собираюсь часто наведываться на свою квартиру, а судя по документам, которые вы мне дали, там могут оказаться люди, не очень заинтересованные в моем успешном расследовании.

— Вы все-таки надеетесь что-то найти? — тяжело вздохнув, спросил сенатор Роудс.

— Безусловно. И начать я хочу сразу с экспертов. Здесь две подписи патологоанатомов. Профессор Бескудников и эксперт Коротков. Я немного слышал о первом из них. Он достаточно известный специалист в Москве и вряд ли мог допустить такой просчет.

— Мне об этом тоже говорили, — помрачнел Роудс, — следователи прокуратуры ссылаются именно на него, когда говорят о том, что экспертиза была проведена верно. Они убеждены, что Бескудников не мог ошибиться. Но я ведь знаю, что он ошибся.

— Это мы проверим на месте, — кивнул Дронго. Разговаривать с Роудсом было достаточно сложно, приходилось говорить громче обычного. Между ними сидела Сигрид. А разговаривая громко на английском языке, они обращали на себя внимание даже в полупустом салоне первого класса.

Роудс замолчал, снова закрыв глаза. Сигрид тихо сказала Дронго:

— Он очень тяжело переживает смерть старшей дочери. До сих пор носит в кармане ее фотографию.

— Понимаю, — нахмурился Дронго.

В последнее время он плохо себя чувствовал, по ночам болело сердце, словно его прежняя беспорядочная и опасная жизнь мстила ему таким образом. А может, сказывались последствия тяжелого ранения в Нью-Йорке, когда он чудом остался жив.

Любезная стюардесса принесла еду, и они отвлеклись от темы, столь страшной для Роудса и объединившей этих трех пассажиров.

В Москву они прилетели поздним вечером. В аэропорту их встречал автомобиль, присланный из американского посольства. В отеле «Балчуг» были заказаны номера для всех троих. Сигрид позвонила прямо из самолета по мобильному телефону и заказала номер для Дронго.

— Вы будете ужинать? — спросила она, когда они вышли из автомобиля у входа в отель.

— Да, — улыбнулся Дронго, — это сказывается на моей комплекции, но я люблю плотно ужинать по ночам.

— Как французы, — засмеялась Сигрид, — в таком случае увидимся через полчаса в ресторане.

— А мистер Роудс?

— Он никогда не ужинает так поздно, — пояснила молодая женщина, проходя следом за сенатором в здание.

В Америке прочно прижились нетрадиционные законы феминисток, и мужчины уже не обязаны были уступать место женщинам, тем более собственным секретарям.

Поднявшись в свой номер, Дронго по привычке принял душ, переоделся и ровно через полчаса спустился вниз, чтобы поужинать со спутницей. Она по-прежнему его очень интересовала, так как все время казалось, что он видел где-то ее лицо. Усевшись на диван в холле отеля, он терпеливо ждал Сигрид. Наконец она появилась в другом конце холла. Теперь на ней был голубой брючный костюм, волосы распущены. Она была очень похожа на ту, другую женщину, которую он знал когда-то, в другую эпоху. И не похожа одновременно.

Нет, скорее похожа. То же лицо, та же фигура. Хотя не совсем. У дочери черты лица более тонкие, изящные. Ее мать напоминала роскошную львицу. Эта девушка скорее похожа на японскую статуэтку, имеющую задатки стать в будущем львицей. Как он сразу не разглядел эти знакомые черты, эти глаза.

Пораженный, Дронго вскочил с дивана, ошеломленно глядя на подходившую к нему молодую женщину.

— Я идиот, — сказал он, когда она подошла к нему совсем близко, — я должен был давно все понять. Польский и русский. И ваша фамилия Андерссон. Вы Сигрид Андерссон, как же я этого раньше не понял. Вы та самая девочка, о которой говорил мне еще пять лет назад Адам Купцевич. Мы как раз недавно с ним встречались. Вы, очевидно, дочь Урсулы? Как же я вас сразу не узнал?

— Здравствуйте, Мигель Гонсалес, — улыбнулась Сигрид, — кажется, так вас тогда звали? Теперь вы меня действительно узнали. Я все гадала, когда это произойдет. В самолете мне даже показалось, что вы нарочно не хотите говорить на эту тему. Адам Купцевич много рассказывал мне про легендарного Дронго и про ваши приключения с ним тринадцать лет назад. Вы ведь тогда были вместе с моей матерью.

Ее мать погибла в Нью-Йорке, когда Алан Дершовиц установил свое адское взрывное устройство в их машине. Как раз накануне бракосочетания Адама и Урсулы. Она погибла сразу, а Адам остался без ног. Спустя несколько лет Дронго нашел Дершовица в Констанце и застрелил его. И только после этого успокоился, словно выполнил свой долг перед другом, ставшим инвалидом, и женщиной, в которую он был тайно влюблен. Но еще тогда Дронго узнал, что Урсула имела дочь. Во время их предпоследней встречи с Купцевичем тот как раз говорил ему о том, что он виделся с дочерью Урсулы, которая была студенткой. С тех пор прошло пять лет. Последний раз они встречались с Адамом совсем недавно, но тогда они ничего не говорили о дочери Урсулы. Так и должно быть. Бывшая студентка превратилась в красивую молодую женщину.

— Значит, это ты порекомендовала сенатору Роудсу обратиться к Дюнуа? — вдруг спросил Дронго.

— Наоборот, — по-прежнему улыбаясь, сказала Сигрид, — меня как раз рекомендовали Роудсу в качестве секретаря уже после того, как он узнал про Дюнуа.

— Идем в ресторан, — предложил Дронго, заметив, что на них смотрят со всех сторон, — там мы сможем спокойно поговорить. Ты слишком красива и вызываешь повышенный интерес к своей особе.

— Надеюсь, что вы сказали это только в порядке комплимента, а не сожаления, — улыбнулась женщина.

Он предложил ей руку. В ресторане было удивительно мало людей, и они заняли крайний столик у стены, предпочитая не афишировать своего присутствия. Бесшумно возникший официант так же бесшумно принял заказ и исчез.

— Что произошло? — спросил Дронго. — Или это все игра? Я снова вам понадобился. Но Роудс явно не играет. И эти документы совсем не похожи на забавную игру. Тогда в чем дело, Сигрид?

— У него действительно большое горе, — подтвердила она, — и это не игра. Просто мистер Дюнуа решил, что будет лучше, если и я прилечу вместе с сенатором сюда, в Москву.

— И давно вы работаете на Специальный комитет экспертов ООН? — помрачнел Дронго.

Он не хотел признаваться самому себе, что его взволновала эта неожиданная встреча. И тем больше его взволновала неожиданная связь Дюнуа с дочерью Урсулы. «Или у них работают семьями», — подумал он зло.

— Я не работаю там вообще, — сообщила Сигрид, — мне двадцать пять лет, и я уже два года как работаю в Американском управлении по борьбе с наркотиками. Я ведь американская гражданка, муж у меня был американец, но после развода я взяла фамилию матери.

— У вас был муж? — удивился Дронго. — И вы даже успели развестись. Мне вы кажетесь совсем юной.

— Мы разошлись полгода назад, — охотно пояснила Сигрид, — просто ему не нравились мои частые отлучки из дома. А я не очень люблю, когда меня контролируют.

— Кто-нибудь в Москве знает, где именно вы работаете?

— Кроме вас, никто. Даже в американском посольстве убеждены, что я просто секретарь сенатора Роудса.

— В таком случае вы должны мне объяснить, зачем сюда приехали? Или дело погибшей Элизабет Роудс каким-то образом связано с вашим визитом в Москву?

— Да, — осторожно сказала Сигрид, — связано. Мы с самого начала подозревали возможность такого исхода.

Официант принес первые закуски и бутылку вина. Дронго никогда не пил крепких алкогольных напитков, предпочитая только красное или белое вино хорошего качества. Он любил португальские и ливанские, израильские и французские, итальянские и испанские марки. Но более других любил грузинские сорта вин, почти исчезнувшие в последние годы на просторах СНГ. Официант откупорил бутылку испанского вина, разлил его в высокие бокалы и так же бесшумно исчез.

— Здесь вам не Америка, Сигрид, — печально заметил Дронго, — я уже однажды был свидетелем смерти вашей матери. Москва сегодня — это Чикаго тридцатых годов. Здесь убивают без всякой пощады и стреляют, не раздумывая. Это очень опасно, девочка, и ты напрасно ввязалась в такую сложную авантюру. Думаю, я вполне могу провести расследование самостоятельно.

— Это мое задание, — возразила Сигрид, — я обязана узнать, как погибла Элизабет.

— Можешь мне просто помогать. Хотя я все-таки не до конца понимаю, при чем тут ваше управление? Или Элизабет писала что-то о поставках наркотиков? Или вы ее в чем-то подозревали?

— Нет, — Сигрид оглянулась и вдруг, наклонившись, тихо прошептала: — Элизабет Роудс была нашим сотрудником. И мы не сомневались с самого начала, что ее убрали из-за того, что она кому-то сильно помешала. Именно поэтому решено было послать меня. Я должна узнать причину смерти Элизабет и кому именно она могла помешать.

— Господи боже ты мой, — выдохнул Дронго, — только этого нам и не хватало.