Разорванная связь

Чингиз Абдуллаев, 2008

Две супружеские пары решили пошалить – заняться грешными свингерскими забавами. Удовольствие оказалось сомнительным, а через день один из незадачливых свингеров был убит в номере отеля. Самое интересное, что в убийстве обвиняют… эксперта-аналитика Дронго. Для него теперь дело чести найти настоящего убийцу и этим спасти не только свою репутацию, но и свободу. Подозреваемых много, но Дронго уверен: убийцы среди них нет, но он появится там, где его менее всего можно ожидать.

Глава 4

В приемной к ним подошел тот самый высокий мужчина, которого Дронго уже видел. Нетрудно было догадаться, что это был зять погибшего. Ираклий владел английским и немецким, не считая грузинского и русского, но не знал испанского и поэтому обращался к сотрудникам полиции на английском, тогда как почти все офицеры местных спецслужб традиционно говорили на трех языках — каталонском, испанском и французском. Ираклию отвечал прибывший переводчик, который с трудом его успокаивал. Когда он увидел выходившего комиссара Морено и сотрудников прокуратуры, то прекратил разговоры и, оставив ничего не понимавшего Ираклия, отправился за ними.

— Здравствуйте, — сказал Дронго по-грузински, и изумленный Ираклий обернулся к нему.

— Вы знаете грузинский? Вы грузин? — обрадовался он.

— Нет. Я азербайджанец, хотя бабушка у меня грузинка. Менгрелка. И я немного понимаю грузинский. Но давайте поговорим на русском, — предложил Дронго.

— Давайте, — согласился Ираклий. — Я не могу понять, что здесь происходит. Вы сотрудник испанской полиции?

— Нет. Я частный детектив. Эксперт по вопросам преступности. Меня обычно называют Дронго. Вчера вечером я случайно встретился с вашим погибшим тестем и разговаривал с ним. Похоже, я был последним человеком, кто разговаривал с ним вчера вечером. Он был в ужасном состоянии…

— Понимаю, — кивнул Ираклий, — я только не понимаю, почему он оказался в чужом номере, когда у нас здесь два сюита. Наш и его. Почему он снял этот одноместный номер?

— Это не он снял, а я, — пояснил Дронго. — Давайте выйдем отсюда в холл, там можно будет спокойно поговорить.

Они вышли в просторный холл, уселись на темных кожаных диванах.

— Зачем вы сняли ему номер? — спросил Ираклий. — Зачем ему этот одноместный номер на нашем этаже? Для чего?

— Мне показалось, что он не хочет возвращаться в свой номер. Время было позднее, и он был очень сильно выпивший.

— Он вчера был сам не свой, — нахмурился Ираклий. — Может, мне лучше вернуться к Лизе? Туда, наверно, пошли комиссар с переводчиком.

— Вас не пустят в комнату, они будут беседовать с вашей супругой и тещей по очереди, — возразил Дронго, — а потом пригласят и вас. Поэтому сидите спокойно, и мы постараемся с вами обсудить то, что вчера произошло в этом отеле. Когда вы узнали о его смерти?

— Утром к нам постучали. Я даже сначала не поверил. Разве могут убить гостя в таком отеле? Потом мы с женой поспешили к моей теще.

— Представляю, как они переживали.

— Ужасная трагедия, — вздохнул Ираклий. — Насколько я понял, ему кто-то проломил голову. Такая ужасная смерть. Он вчера весь день был сам не свой. Мы приехали, и я сразу обратил внимание на его поведение. Он был какой-то мрачный, задумчивый. Обычно он такой веселый, разговорчивый. Это у нас теща молчаливая, из нее слова лишнего не вытянешь. Железная женщина. А он всегда был такой разговорчивый. И неожиданно я узнал его с другой стороны. Какой-то отстраненный, задумчивый, я бы даже сказал, подавленный. Не знаю, почему. Моя жена весь день вчера провела у них. Было такое ощущение, что мы приехали не на отдых, а на похороны. Я все время гадал, что именно случилось. Может, они обиделись на меня за то, что мы поздно приехали. Но у меня возникли проблемы в посольстве. Я ведь не поменял паспорт, он у меня грузинский. Поэтому Лизе сразу дали визу, а меня попросили зайти через два дня. По закону я должен шенгенскую визу получать в своей собственной стране. Но я им попытался объяснить, что уже много лет живу в России и являюсь мужем гражданки России. Поэтому я не могу ездить каждый раз в Грузию, чтобы получить очередную визу. И каждый раз мне из-за этого задерживают выдачу виз.

— Легче получить российское гражданство, — заметил Дронго, — чтобы так не мучиться.

— Что вы говорите, — даже всплеснул руками Ираклий, — отказаться от Родины, от своего паспорта, от своих корней? Зачем тогда вообще жить на этом свете? Нет, я так не могу. И не хочу. Родится сын, я его тоже запишу на наш паспорт. А вы разве думаете иначе?

— Нет, — улыбнулся Дронго, — я так не думаю. Но вы сказали, что весь вчерашний день господин Золотарев был сам не свой.

— Верно. Я его таким никогда не видел.

— Вы давно его знаете?

— Уже почти три года. С тех пор, как стал встречаться с его дочерью. Вы знаете, люди разные бывают, некоторые в Москве говорят, что с кавказцами встречаться нельзя. Даже такой подлый опрос проводили. За кого вы замуж хотите. Или кому не хотите сдавать свои квартиры. Больше всего людей не хотели сдавать свои квартиры кавказцам. А вот с замужеством у этих опросчиков пшик получился. Многие девушки мечтают выйти замуж именно за кавказцев. Знают, как мы за семью держимся. Двумя руками.

— Не всегда знают и не всегда принимают.

— Верно. Но Золотарев был не такой. Он все правильно понимал. И разрешал своей дочери самой выбирать, с кем ей дружить и за кого замуж выходить. Вот ее мать была сначала против. Она меня сразу как-то не полюбила. Все время дочери говорила, что я человек другой культуры. Почему другой? Какой другой? Я вырос на стихах Пушкина и Пастернака, слушал музыку Чайковского и Прокофьева, читал Толстого, Достоевского, Чехова. Почему другой культуры? Мы, грузины, такие же православные люди, как и русские. Только не обижайтесь на меня. Я еще понимаю, когда говорят про азербайджанцев, они ведь мусульмане, или про армян, у них своя апостольская григорианская церковь. Но мы такие же православные люди, как и русские. Все равно говорят, что другая культура и другие люди.

— Это не только они говорят, — напомнил Дронго, — у вас так говорят гораздо чаще…

— Дураков везде хватает, — согласился Ираклий, — но наша Алиса была сначала против. А потом как-то оттаяла, поняла, что я ее дочь по-настоящему люблю и хочу жениться. А когда Лиза согласилась за меня замуж выйти, я отправился к ее отцу, как полагается по закону. И получил согласие Петра Константиновича. Он только сказал, чтобы я не обижал Лизу и никогда ее не бросал. Я пообещал.

— Сколько вы женаты?

— Уже полтора года.

— Достаточный срок, чтобы иметь представление об этой семье.

— Наверно, достаточный. Только я не совсем понимаю, о чем вы говорите. Нормальная семья. Отец, мать, дочь.

— Никаких странностей не замечали?

— Никогда не замечал. У Лизы, правда, трудный характер, но у кого бывает легкий характер в ее возрасте? Ей только двадцать один, — улыбнулся Ираклий, — наверно, еще переходный возраст не закончился.

— А вам сколько?

— Мне уже тридцать, — вздохнул Ираклий, — можно сказать, ветеран. У нас разница в возрасте девять лет. Вы считаете, много?

— Я никогда не берусь судить посторонние семьи по такому принципу. Иногда не уживаются и одногодки, знакомые друг с другом со школьной скамьи. А иногда прекрасно живут семейные пары, разница в возрасте которых составляет тридцать или сорок лет. В жизни всякое бывает.

— Верно, — согласился Ираклий, — я, как только Лизу увидел, сразу понял, что она будет моей супругой. Хотя трудно было ее добиваться. У молодых свой характер, особенный. А ей тогда было только восемнадцать.

— Я могу задать вам один личный вопрос?

— Смотря какой.

— Почему у вас нет детей? Вы ведь женаты уже полтора года.

— Это как раз нормальный вопрос, — усмехнулся Ираклий. — Лиза считает, что должна закончить университет и только потом рожать. Через год она завершает свое обучение. Мы решили немного подождать.

— Ясно. А какие отношения у вас были с тестем и тещей после свадьбы?

— Самые хорошие. Просто у них разные характеры. Абсолютно разные. Алиса Владимировна очень замкнутый человек, такой интроверт, предпочитает уходить в себя. Не выказывает при людях своих эмоций, впечатлений, чувств. Очень сдержанный и строгий человек. А вот Петр Константинович, напротив, душа компании. Веселый, обаятельный, находчивый собеседник. Был собеседником, — с каким-то внутренним ожесточением добавил Ираклий, — никак не могу с этим смириться. Такая трагедия для нас всех.

— Значит, они были разные люди?

— Иногда я даже удивлялся, как они живут вместе. Совсем непохожие друг на друга. Но говорят, что противоположности иногда сходятся. Я не знаю. Мы с Лизой тоже не совсем похожие люди. Я человек открытый, общительный, веселый. А она всегда очень настороженно относится к людям, не позволяет себе с ними сближаться. Характером она пошла в свою мать. Но ничего, живем уже полтора года, — улыбнулся Ираклий.

— Вы хорошо знаете семью компаньона вашего тестя Павла Солицына?

— Конечно, знаю. Они ведь напарники, вместе держат свою компанию. И, по-моему, самые лучшие друзья.

— Они тоже прилетели в Барселону?

— Прилетели все вместе. Еще до нас. Солицыны и наши «старики». Хотя какие они старики? На Алису Владимировну до сих пор молодые засматриваются, она так хорошо выглядит в свои сорок три года. Выглядела… А Петр Константинович, эх, что там говорить. Какой человек был, — махнул рукой Ираклий и отвернулся.

— Давайте вернемся к Солицыным, — предложил Дронго. — Значит, они были большие друзья с покойным?

— Вы не верите? — с некоторым презрением спросил Ираклий. — Думаете, если компаньон, значит, обязательно сволочь. Спит и видит, как бы компанию отобрать. Только вы напрасно так думаете, у них действительно были очень добрые и хорошие отношения. Господин Солицын и Петр Константинович были самыми близкими друзьями. Они вместе на рыбалку ездили, на охоту. Даже однажды вместе поехали в Прагу на строительную ярмарку. А потом долго вспоминали, как там было весело.

— Строительную ярмарку? — переспросил Дронго. Он вспомнил, что Золотарев говорил именно о Праге, рассказывая, как они весело проводили там время с компаньоном.

— Да, — кивнул Ираклий, — я же говорю, что они были близкими друзьями.

— Не сомневаюсь, — сказал Дронго. — Вы знали, что у Павла Солицына погибла предыдущая жена?

— Я слышал. Но какое это имеет отношение к сегодняшнему событию? Ее током убило на даче много лет назад. Он потом женился, у него сейчас молодая супруга.

— Примерно вашего возраста. Или даже младше вас.

— Да, — усмехнулся Ираклий, — именно так.

— И как вы ее называете?

— В шутку «тетя Инна». А так по имени, конечно. Она младше меня не намного.

— Вы знали, что она раньше работала секретарем у Павла Солицына?

— Конечно, знаю. Вы меня извините, но я не понимаю ваших вопросов. Какая разница, где она раньше работала, с кем работала, когда вышла замуж за своего шефа. Какое все это имеет отношение к сегодняшней трагедии? Нужно искать убийцу, а вы спрашиваете меня о несущественных вещах. Или вы считаете, что кто-то из нас мог убить Петра Константиновича? Но это полный абсурд. Вы только подумайте, кто здесь был. Его жена, его дочь, зять, его самый близкий друг со своей супругой. И больше никого. Кто из них мог убить Петра Константиновича? Конечно, никто. Я думаю, вас будут подозревать гораздо больше, чем нас. Извините меня за откровенность. Непонятно, почему вы согласились проводить его в чужой номер, помогли ему снять этот номер. Непонятно. Вы не его друг и не родственник. Нужно было проводить его к жене или к дочери. Или вообще оставить в покое. В этом отеле ему бы не разрешили ночевать в ресторане, а довели бы до его апартаментов.

— Все правильно. Но с одним замечанием. А если он не хотел возвращаться к себе в номер?..

— Почему не хотел? Что вы говорите?

— Иногда в жизни бывают такие обстоятельства, которые могут перевернуть все наши представления о прежнем существовании. И не нужно судить так категорично и строго. Возможно, у него были свои причины остаться одному.

— Тогда кто его убил?

— Пока не знаю. Но подозреваю, что это был близкий, очень близкий ему человек.

— Я могу узнать, на чем основано ваше подозрение?

— Можете. Дело в том, что в этом отеле вся система компьютеризирована и замкнута на главный компьютер. Как и во всех отелях такого уровня повсюду в мире. Вчера поздно ночью я проводил вашего покойного тестя в этот номер, открыл дверь карточкой-ключом, который мне выдали, и уложил Золотарева на кровать. Помог ему снять обувь и пиджак. А потом ушел. Система зафиксировала мой уход. Примерно через полтора-два часа к нему кто-то постучал. Уверяю вас, он был в таком состоянии, когда трудно даже подняться с кровати. Но он сумел подняться, подошел к дверям и открыл их. Если бы там был чужой, он бы не стал даже подниматься с кровати. Человек, стоявший за дверью, очевидно, подал голос и заставил Золотарева оторваться от подушки. Дверь открылась, и в комнату вошел неизвестный. Они о чем-то поговорили, и этот неизвестный ушел. Но карточка-ключ, которую я оставил на столике, затем исчезла. Золотарев снова заснул. Неизвестный воспользовался этой карточкой, вошел в номер во второй раз и нанес спящему удар по голове. Удар пришелся точно в висок. Вот и вся картина преступления.

— И вы думаете, что это был кто-то из нас? — спросил изумленный и несколько испуганный Ираклий. — Вы считаете, что это был кто-то из его близких? А если к нему постучалась горничная?

— Не подходит. Во-первых, у горничных всегда есть свой запасной ключ. Вернее, универсальный ключ, который подходит ко всем номерам. И она могла бы зайти в номер с помощью этого ключа, а не ждать, пока ей откроет Золотарев. И, во-вторых, это отель высшего класса. Как говорят в Испании, не просто пять звездочек, а гранд люкс отель. А это значит, что поздно ночью сотрудники отеля не будут тревожить спящего гостя. Тем более что я, выходя из номера, повесил на дверях табличку «не беспокоить». Значит, к нему пришел кто-то из близких, который сначала позвонил в дверь, затем, возможно, постучал. И подал голос, чтобы Золотарев поднялся и отпер ему дверь. Все остальное вы знаете. Добавлю, что карточку-ключ я лично положил на столик. И она исчезла. Убедительно?

— Не знаю, — растерялся Ираклий, — я даже думать об этом не могу. Получается, что главные подозреваемые мы с господином Солицыным?

— Почему именно вы?

— Среди пятерых приехавших только мы двое мужчины.

— Я не сказал, что убийца был обязательно мужчиной.

— Тогда кто? — удивился Ираклий. — Полицейские сказали, что ему проломили голову. Чтобы так ударить, нужно приложить некоторое усилие, — он посмотрел на свои большие руки, — получается, что его мог убить или я, или его компаньон. И в обоих случаях есть очень четкий мотив. Я могу получить его большое наследство, а Солицын избавиться от своего компаньона.

— Вы неправильно поняли. Ему не проломили голову. Чтобы сломать череп, нужно приложить большие усилия. Но его ударили лампой. И удар пришелся в висок. Возможно, его даже не хотели убить. Трудно убить лампой, если убийца на это рассчитывал. Возможно, его хотели оглушить. Но удар пришелся в висок, и Золотарев сразу умер. Для такого удара не обязательно быть сильным мужчиной. Этот удар может нанести и женщина, даже очень хрупкая. Теперь вы меня понимаете?

— Вы говорите страшные вещи, — признался Ираклий, — я даже думать об этом не хочу. Никто из нас не мог его убить, я в этом убежден.

Конец ознакомительного фрагмента.