Семейные тайны

Чингиз Абдуллаев, 2012

Молодая немка Эмма Вихерт пригласила знаменитого сыщика Дронго в Потсдам на юбилей своей пожилой родственницы. Эмма знакома с Дронго уже много лет и прекрасно осведомлена о его уникальных способностях. Именно потому она больше других была заинтересована в том, чтобы международный эксперт присутствовал на юбилее. Как говорится, на всякий пожарный. Потому как женская интуиция подсказывала Эмме, что на банкете может произойти нечто из ряда вон выходящее. И молодая женщина не ошиблась – в самый разгар застолья виновница торжества Марта была отравлена смертоносным ядом. Дронго немедленно приступает к расследованию и сразу понимает, что убийца… ошибся.

Глава 4

Они обернулись. Рядом стояла молодая женщина лет тридцати пяти. Короткая стрижка, выкрашенные в черный цвет волосы, недовольное лицо, длинный уточкой нос, маленькие глаза.

— Где ты была? — спросила по-немецки женщина. — Мы ждали тебя к шести часам, но Анна сказала, что ты поехала за своим другом в Берлин.

— Познакомьтесь, — представила своего спутника Эмма, — это господин Дронго, а это Мадлен Ширмер, сестра Германа.

Мадлен со строгим видом кивнула, не протягивая руки. Дронго церемонно поклонился. Мадлен осмотрела его с головы до ног, увидела роскошный букет цветов и ничего больше не сказала.

— Почему ты на улице? — спросила Эмма, переходя на русский.

— Жду Берндта, — недовольно ответила Мадлен, — он тоже опаздывает. Но в отличие от тебя у него были важные дела в банке, и он не мог раньше приехать. — Она упрямо говорила по-немецки.

— Я ездила в Берлин, — напомнила Эмма. Было понятно, что родственницы не очень любят друг друга.

— Идемте, господин Дронго, — предложила Эмма, направляясь к дому. Дронго пошел следом. — Какая дрянь! — сказала с чувством Эмма. — Она сама ждет своего банкира и из-за этого злится на нас. Вы видели, какие у нее злые глаза?

— Уже восьмой час, а муж не успевает на торжество к ее матери, — напомнил Дронго, — поэтому она и нервничает. Зять обязан быть более внимательным к своей теще.

— А он всегда такой. Холодный и расчетливый. Как все эти немцы, — с вызовом сказала Эмма. В ней явно бушевала кровь ее мамы.

Они подошли к массивному двухэтажному дому. Эмма позвонила. Ждать пришлось довольно долго, наконец дверь открылась. На пороге стояла женщина, похожая на Эмму. Только она была гораздо полнее, и волосы у нее были светлые. Очевидно, это была ее старшая сестра.

— Здравствуй, Эмма! — обрадовалась Анна. — Как хорошо, что вы так быстро приехали. Познакомь меня со своим другом.

— Это господин Дронго, о котором я тебе рассказывала, — сообщила Эмма, — а это моя старшая сестра Анна Крегер.

— Очень приятно. — Анна протянула руку, и Дронго, наклонившись, поцеловал ее руку.

Они оказались перед массивной лестницей. Но не стали подниматься наверх, а прошли направо, где у дверей их ждала пожилая женщина в темном платье, с аккуратно зачесанными седыми волосами. Мадлен была похожа на свою мать. Те же небольшие, глубоко запавшие глаза, такой же нос уточкой. Она строго посмотрела на пришедших.

— Вы опоздали, — по-русски она говорила гораздо лучше дочери. Сказывалась проведенная в бывшем Союзе большая часть жизни.

— Извините нас, — скороговоркой произнесла Эмма, — я ездила в Берлин за своим другом. Это фрау Марта, а это господин Дронго, мой старый знакомый.

Дронго протянул букет цветов.

— Рад вас поздравить.

— Спасибо, — сухо ответила Марта, забирая цветы, — проходите в комнату. Мы ждем моего зятя и скоро сядем за стол.

В просторной гостиной на первом этаже собрались гости. Эмма подвела Дронго к невысокому мужчине, который стоял у окна.

— Это Герман, муж моей сестры, — пояснила Эмма, — а это господин Дронго.

Герман был похож на мать и на сестру. Только глаза у него были совсем другими. Он протянул руку:

— Рад вас видеть, господин Дронго. Спасибо, что пришли к нам в такой день. Мы вам очень рады.

Эмма подвела гостя к мужчине, говорившему по телефону. Он был высокого роста, с длинной шеей, светлыми, словно бесцветными, глазами, уже начинающий лысеть. Это был Арнольд Пастушенко. Увидев подходивших, он убрал телефон в карман.

— Ты изумительно выглядишь, Эммочка, — сказал Арнольд, целуя молодую женщину. — А вот Леся что-то хандрит. У нее сегодня плохое настроение.

Стоявшая рядом Леся кивнула в знак приветствия. Она была такого же высокого роста, как Арнольд. Натуральная шатенка, она перекрашивалась в блондинку, и это было довольно заметно. Одета в брючный костюм темно-фиолетового цвета. Несмотря на свою молодость, она выглядела гораздо старше своих лет.

В глубине комнаты сидела женщина, казалось, погруженная в свои мысли. Она тоже была в темном платье, но волосы у нее были выкрашены в черный цвет. Дронго в который раз убедился, что кардинально черный цвет сильно старит женщину. Это была тетя Сюзанна. Она вяло кивнула гостям, даже не выслушав их приветствия.

— Кажется, Берндт решил проигнорировать юбилей своей тещи, — весело предположил Арнольд.

Из соседней комнаты выбежала девочка. Это была внучка именинницы и дочь Анны. Она подбежала к Эмме, которая, наклонившись, поцеловала ее. Девочка была высокая, полноватая, одетая в светлое платье. У нее были светлые волосы и темные глаза.

— Когда мы сядем за стол? — поинтересовалась девочка.

— Успокойся, Ева, — одернула ее мать. — Ты же видишь, что мы все ждем дядю Берндта и тетю Мадлен.

— Сколько мы будем ждать? — нетерпеливо спросила Ева.

— Недолго, — ответила Анна.

— Столько, сколько нужно, — строго произнесла Марта, входя в гостиную. — Берндт занятой человек, и он заранее предупредил нас, что сегодня опоздает. У них в банке проводится какая-то важная встреча.

— Да, он очень занятой человек, — не скрывая иронии, пробормотал Пастушенко, — и мы все будем ждать, когда наконец он соизволит здесь появиться.

— Не нужно шутить, молодой человек, — ледяным голосом произнесла Марта.

— Мы ждем Берндта? — подала голос ее сестра.

— Да, — ответила Марта, обернувшись к младшей сестре Сюзанне, — мы ждем Берндта и Мадлен. Ты что-то хочешь?

— Нет, — ответила Сюзанна, — мне ничего не нужно.

— Может, мы пока сядем за стол и просто побеседуем? — предложил Герман.

— Я уже сказала, что мы не должны торопиться, — напомнила его мать. — Это будет неправильно по отношению к Берндту. Я думаю, что не следует забывать, сколько он сделал для нашей семьи.

— Поэтому мы должны принимать его дома каждый день? — поинтересовался Герман. — И еще не забывать благодарить нашего благодетеля?

— Он всего лишь профессиональный банкир, — возразила мать, — в отличие от остальных, которые не всегда хорошо делают свое дело.

— Вы говорите обо мне? — явно обиделась Анна.

— Во всяком случае, хороших работников так часто не выгоняют, — жестко ответила Марта.

Анна вспыхнула, хотела что-то сказать, но промолчала.

— Зачем вы так говорите? — вступилась за сестру Эмма. — Вы же прекрасно знаете, что у них в организации было общее сокращение и их предприятие закрывается.

— Не нужно, Эмма, — попросила Анна.

— Но это правда, — настаивала Эмма. — С предыдущего места работы она ушла из-за девочки, чтобы проводить больше времени с ребенком.

— Для каждого промаха легко можно найти любое оправдание, — парировала Марта. — Давайте закончим эту тему. Я говорила о своем зяте и считаю правильным обратить внимание всех присутствующих на успехи этого молодого человека.

Анна отвернулась. Было заметно, что она с трудом сдерживает слезы.

— Я позвоню Берндту и узнаю, где он пропадает, — решил Пастушенко, доставая телефон.

В этот момент в дверь позвонили.

— Вот он и приехал, — кивнула Марта, посмотрев на свою невестку.

— Не надо выходить, Аня, — предложила Эмма, — я сама открою дверь. — Она выбежала из комнаты. Послышались ее торопливые шаги в коридоре.

Герман подошел к матери и что-то негромко сказал, очевидно, по-немецки. Она так же негромко ответила. Леся, наклонившись к мужу, что-то прошептала. Все услышали, как открылась дверь, потом были слышны женские голоса. Через минуту в гостиной появились Эмма и поднявшаяся с ней Мадлен.

— А где твой муж? — ровным голосом спросила Марта.

— Он задерживается, — пояснила Мадлен. — Позвонил и попросил нас уже садиться за стол. Он придет минут через сорок.

Марта нахмурилась.

— Он опять опаздывает? — спросила Сюзанна.

— Да-да, но он скоро будет, — нервно произнесла ее старшая сестра. — Давайте действительно сядем. Герман, приглашай гостей к столу. Я думаю, что мы можем наконец начинать.

Она села во главе стола. Справа от нее разместилась ее сестра, которую подвела к столу Мадлен. Она же и села рядом с тетей, оставив следующее место для своего супруга. С левой стороны от хозяйки дома сели Герман и Анна. Рядом устроилась их дочь. Дальше сели Эмма и сам Дронго. Напротив разместилась семейная чета Пастушенко.

— Калерия Яковлевна, мы собираемся начинать праздновать! — крикнул Герман, обращаясь, очевидно, к женщине, находившейся в соседней комнате-столовой, примыкающей к кухне. Оттуда неторопливо вышла пожилая полная женщина, которая несла поднос с тарелками. Подойдя к столу, она начала расставлять их.

— Мы заказали все в русском ресторане, — сообщил Герман.

— Ты мог бы этого не говорить, — заметила мать. — Мы прекрасно знаем, где вы обычно заказываете еду и питаетесь в этих ресторанах. Вы никак не можете отказаться от этих дурных привычек.

Анна тяжело вздохнула, но ничего не сказала. Ее дочь громко спросила:

— У кого дурные привычки? Почему бабушка так говорит?

— Я говорю, что нужно приучать себя к хорошей немецкой пище, если вы живете в Германии, — пояснила Марта, — а тебе пора уже говорить по-немецки. Тебе будет трудно жить в Германии, если ты будешь все время говорить по-русски и любить только русскую еду.

— Лучше есть немецкие сосиски с капустой? — ядовито поинтересовалась Эмма.

— Не нужно иронизировать, — поморщилась Марта. — Вы должны понимать, что нельзя все время жить одними воспоминаниями. Это касается не только моих детей, но и всех присутствующих.

— А мне нравятся немецкие сосиски с капустой, — с вызовом произнесла Мадлен, — и не нравятся русский борщ и ваши котлеты.

— Это украинские котлеты по-киевски, — вставил ее брат, — и не будем препираться.

— Препираются твоя жена и ее сестра, — ядовито сказала Мадлен. — И вообще лучше бы они помолчали, чтобы никого не раздражать.

— А тебе не нравится ужин, который мы заказали? — не выдержала Анна. — Может, нам лучше все выбросить и заказать еду в соседней пивной? Такие чудесные сосиски с тушеной капустой. Или свиную рульку. Тебе как раз нужно кушать свинину, чтобы поправиться. А может, нам еще принесут пива?

— Какое пиво? — спросила Сюзанна. — Почему вы все время спорите?

— Они живут в Германии и презирают немцев, — зло пояснила Мадлен. — Вот так, тетя Сюзанна, и происходит. Тебе тоже полезно знать об этих родственниках, которые так не любят все немецкое.

— Перестань, Мадлен, — поморщился ее муж, — это уже переходит всякие границы.

— Это твои родственницы переходят всякие границы, — огрызнулась сестра.

— Давайте наконец откроем бутылки и выпьем за здоровье нашей юбилярши, — вмешался Пастушенко, понявший, что этот спор может закончиться большим скандалом.

Он начал открывать бутылку. Мадлен отвернулась. Герман нахмурился. Их мать сурово обвела всех взглядом и спросила у Дронго:

— Насколько я поняла, вы югослав или итальянец? У вас такое необычное имя.

— Меня обычно так называют, — сообщил он.

— А чем вы занимаетесь? Тоже филолог, как Эмма?

— Нет, я работаю экспертом-аналитиком.

— Он финансовый аналитик, — вставил Пастушенко, — сейчас это самая модная профессия.

Дронго не стал возражать. Пастушенко наконец справился с бутылкой и, поднявшись, начал разливать вино.

— Я буду виски, — предупредила Мадлен.

— Как тебе не стыдно, — притворно вздохнул Пастушенко, — это настоящее немецкое вино. Ты столько говорила о любви к этой стране.

— Я буду виски, — упрямо повторила Мадлен, повышая голос.

— Как тебе будет угодно. — Он разлил вино по остальным бокалам. Наливая Сюзанне, взглянул на ее старшую сестру.

— Можно?

— Нельзя, — возразила Марта. — Алкоголь несовместим с ее лекарствами.

— А я люблю немецкое белое вино, — неожиданно сказала Сюзанна, дотрагиваясь до бокала.

— Тебе нельзя много пить, — отодвинула бокал Марта.

— Я хочу попробовать, — жалобно произнесла Сюзанна.

— Тебе лучше не увлекаться спиртным, — предупредила Марта.

— Только попробовать, — повторила Сюзанна.

— Хорошо, — согласилась Марта, — пригуби.

Пастушенко, обходя стол, прошел мимо Евы.

— А мне не налили, — надула губы девочка.

— Тебе нельзя, — сказал Пастушенко. — Но вместо вина я налью тебе пепси-колу.

— Не хочу пепси-колу, — закапризничала Ева, — хочу попробовать этого вина.

— Нельзя, — одернула ее мать, — тебе же сказали, что нельзя.

Пастушенко закончил обходить стол и поднял свой бокал.

— За нашу дорогую тетю Марту, — провозгласил он. — Ой, простите, за фрау Марту, которая, несмотря на свои годы, сохраняет стройную фигуру, ясность мыслей и темперамент.

Марта улыбнулась. Было заметно, как ей приятны эти слова.

— За тебя, мамочка, — подняла бокал Мадлен.

— Ты у нас самая умная и самая красивая, — поддержала ее Сюзанна.

— За твое здоровье, — сказал Герман.

— За вас, фрау Марта, — поддержала его Анна.

Марта благосклонно кивнула. Сюзанна попробовала вино и поставила бокал на столик.

— Не нужно было этого делать, — строго сказала младшей сестре Марта.

Та виновато опустила голову и ничего не сказала.

— Давайте, наконец, есть, — громко предложила Леся, — иначе мы сойдем с ума от голода. Я не ела с самого утра.

Застучали ножи и вилки. Калерия Яковлевна принесла новую порцию различных блюд.

— Очень вкусно, — похвалила Сюзанна.

— Это ресторанная еда, — заметила ее старшая сестра, — не нужно говорить, когда не знаешь.

— Ничего особенного, — скривила губы Мадлен, — обычная русская еда. Все эти столичные салаты, винегреты и селедка под шубой. Никогда не понимала, почему селедку с картошкой называют селедкой под шубой. Наверно, в этом есть какой-то непонятный смысл.

— Можно подумать, что ты не жила в Казахстане и не знаешь, что это такое, — снова не удержалась Эмма. — Первую половину жизни ты жила там.

— Я была школьницей, когда мы сюда переехали, — заметила Мадлен, — в отличие от вас. Вот ты действительно большую часть жизни прожила в Казахстане. И, наверное, твое любимое блюдо — это их бешбармак или какая-нибудь голова быка.

— У них замечательно отваривали головы баранов, — вспомнил Арнольд Пастушенко, — и еще я очень любил внутренности баранов. — Почки, печень… Это был такой потрясающий деликатес.

— Ты с ума сошел, — поморщилась его супруга. — Какие внутренности барана? Только этого не хватало. Неужели можно есть такую гадость?

— Этому его научили живущие в Казахстане турки-месхетинцы, — вспомнила Анна. — Я тоже думала, что это ужасно, но когда в первый раз попробовала — мне понравилось. Они как-то странно называли эту еду.

— Джыз-быз, — напомнил Пастушенко, — турки и азербайджанцы называли ее именно так. Я как-нибудь специально для Леси приготовлю эту еду, чтобы она попробовала.

— Никогда в жизни, — возмутилась Леся, — только этого не хватало. Есть такую гадость. Ни в коем случае.

— Ты ничего не понимаешь, — махнул рукой Арнольд, — когда попробуешь, тогда поймешь.

Раздался телефонный звонок, и Мадлен достала телефон.

— Он подъезжает, — сообщила она матери, — минут через десять будет здесь. Как раз успеет к горячему.

— Калерия Яковлевна, не торопитесь с горячим, — крикнул Герман, — подайте его минут через пятнадцать!

— Я так люблю эти котлеты по-киевски, — неожиданно произнесла Сюзанна, — как воспоминание о нашей совместной поездке в Москву. Ты помнишь, Марта, как мы тогда вместе ездили в Москву?

— Не помню, — нахмурилась Марта, — это было очень давно. Столько лет с тех пор прошло. И эти котлеты совсем другие. Не такие, какие были раньше. Неужели ты этого не понимаешь?

Сюзанна часто заморгала. Было заметно, как ей обидно слышать эти слова.

— Настоящая мегера, — шепнула Эмма Дронго, наклонившись к нему. — Я начинаю жалеть, что вообще привезла вас сюда.

— Ничего, — сказал он, — мне даже интересно.

— Почему вы не рассказали им, какой именно вы эксперт? — поинтересовалась Эмма.

— Зачем? Здесь многим неинтересно слушать других. Они слушают и слышат только себя. Я подумал, что мне лучше просто промолчать.

— Слушают и слышат только себя, — повторила Эмма. — Вы даже не представляете, как вы правы.

Она не успела договорить, когда в дверь позвонили. Анна взглянула на Мадлен.

— Я думаю, что будет правильно, если ты сама пойдешь открывать дверь, — предложила она.

Мадлен, не сказав ни слова, поднялась и молча вышла из гостиной. Послышался шум открываемой двери.

— К нам опять приехали гости? — спросила Сюзанна.

— Это Берндт, — объяснила Марта, — муж Мадлен. Он вчера у нас был.

Никто из сидевших за столом не мог предположить, что появление Берндта Ширмера было последним актом перед трагедией, которая должна была здесь разыграться.