От края встречи до края расставания

Эва Юнга (2024)

В книге «От края встречи до края расставания» рассказывается история о том, как случайная встреча двух молодых людей переворачивает их жизни с ног на голову. Парень, решивший следить за загадочной незнакомкой, становится частью ее мира, и между ними возникает нечто большее, чем просто случайное знакомство. Однако, когда прошлое девушки вновь вступает в ее жизнь, начинаются непростые испытания и выборы, которые подвергают отношения пары серьезному испытанию. Эта история наполнена страстью, романтикой и непредсказуемыми поворотами событий, заставляя читателя переживать вместе с главными героями и задуматься о ценности времени, любви и прощении.

2

Утро

Еле разлепляю глаза и первое, что я вижу — это семь пустых банок пива.

Долбанный перегар.

Встаю с дивана и не могу пошевелиться, всю спину сковало болью из-за неудобного положения во время сна. Медленно двигаю плечами, восстанавливая кровоток. Первым делом иду в спальню, чтобы напомнить Лисе, что ей нужно нахрен исчезнуть из этой хаты. В спальне ее нет, поэтому я открываю шкаф, чтобы проверить забрала ли она свои вещи и обнаруживаю, что ее вещи все еще на месте. Меня это жутко злит. Захожу на кухню, но здесь тоже пусто. Тогда я иду в ванную, резко открываю дверь и вижу, как она сидит в воде поджав ноги. На ней наушники, а в руке моя бритва Gillette. Это выглядит даже комично, потому что этой бритвой максимум она может срезать только верхний слой кожи.

Я снова срываю с нее наушники, как будто это становится традицией перед разговором с ней.

— Какого хера ты делаешь?

— Не мешай мне, — трагично говорит она и это усиливает мою злость.

— В этой хате ты этой хуйней страдать не будешь! — выхватываю свою бритву и вещаю ее на специальный крючок. — Вставай и пошла нахуй отсюда.

Она молча сидит, обняв свои костяные колени. Около минуты я стою и жду, когда она соизволит добровольно покинуть ванную, но она продолжает сидеть. Вспышка ярости захватывает меня и я, дернув ее за руку вверх, вытаскиваю из воды. Она стоит в ванной на ногах и снова не двигается.

— Я тебя прошу, ну выйди ты по-хорошему.

— А что будет по-плохому? Ты меня убьешь? Ну так давай, — ее голос жертвы меня просто выводит из себя.

Я вытаскиваю ее из ванной за талию и опускаю на пол, она сразу же падает на колени и сгибается плача. Ее слезы не вызывают во мне ничего, кроме отвращения.

— Когда я вернусь, чтобы тебя здесь не было.

Выхожу из ванной, накидываю кожанку и выхожу из дома. Дойдя до ближайшего кафе, я беру самый большой стакан «Американо» и сажусь за стол у окна. Погода совсем не ладится, все небо затянуло тучами, будто у природы сегодня тоже тяжелый день. Смотрю в окно, наблюдая за прохожими и проезжающими машинами, на долю секунды мне начинает казаться, что меня не существует, я будто сторонний смотритель, но уже через мгновение все возвращается на свои места. Не допив кофе выхожу из кафе и иду в сторону дома матери.

Она встречает меня на пороге, и я впервые замечаю ее мертвенно бледную кожу.

— Тебе плохо? — с порога спрашиваю у нее.

— Проходи, — она вяло улыбается, но пытается скрыть свою слабость.

— Мам, если тебе плохо, то я хочу знать об этом сейчас, — разуваюсь и смотрю на нее.

Она ведет меня на кухню, я сажусь за стол, она пододвигает ко мне эклеры с заварным кремом, которые я обожал все свое детство и опускается на стул напротив меня.

— Мам…

— Наливай чай и кушай, — она меня прерывает, доставая пиццу из духовки.

Я вижу, как ей тяжело начать разговор и поэтому не давлю на нее, вместо этого, я наливаю себе чай и беру эклер, будто это все еще самая вкусная еда на планете. Я ем и пытаюсь не смотреть на нее, давая ей время и пространство.

— У меня завтра операция, — тихо произносит она.

— Все будет хорошо, как и всегда. Да, мам? — поднимаю на нее глаза.

— Нет, Филипп, не будет, — она не смотрит на меня.

Она называла меня по имени только в моменты моих серьезных проступков или когда хотела обратить мое внимание на что-то важное.

— Что значит не будет?

— Никаких гарантий, что я буду жить, — ее голос хоть и грустный, но в нем нет паники или страха, будто она уже смирилась.

— Зачем тогда эта операция, если нет гарантий? Вдруг в твоем состоянии ты не переживешь ее?

— Чтобы использовать шанс.

— Всего один? — грустно хмыкаю я и беру кусок пиццы.

— И мне этого достаточно.

— Я не хочу тебя терять, — я кладу свою руку поверх ее и чувствую ее пергаментную кожу.

У меня сжимается сердце.

— Прости нас, сынок, что мы у тебя такие непутевые, — мама начинает плакать.

— Мам, ну ты чего? Какие непутевые? Что за глупости? — я встаю со стула, подхожу к ней и обнимаю.

— Я написала завещание. Все, что у меня есть отойдет тебе.

— Мам, не говори об этом.

— Я должна тебе все сказать, пока еще могу.

— Что значит пока еще?

— Код от сейфа — день рождения моей сестры, там мало наличности, но там храниться несколько дорогих колье, которое мне дарил твой отец до того, как потерять все…

— Мам, хватит, не хочу сейчас это слышать.

— Ты должен быть готов.

Она замолчала, и я не решаюсь нарушить тишину. Я стою несколько минут обнимая ее и только потом снова сажусь на стул.

— Как у тебя дела? Давно ты мне ничего не рассказываешь.

— Да и зачем тебе эту грязь знать? — грустно улыбаюсь ей.

— Ты жил с какой-то девочкой, жениться не собрался? — ее мягкий голос успокаивает меня, точь-в-точь, как в детстве.

— Сегодня она съезжает от меня, — ухмыляюсь.

— Съезжает?

— Да, мам, — беру еще один кусок пиццы, — понял, что ошибся, когда выбрал Лису.

— Лису? — хмурится она.

— Алису, — поясняю ей.

— Есть кто на примете? — хитро улыбается она.

— Нет, но вчера я увидел девушку с идеальной внешностью, она намного пунктов подняла планку.

Внезапно вспоминаю, как дрочил на нее и от стыда горят щеки.

— А что это щеки-то горят? Влюбился? — радостно спрашивает мама.

— Да перестань, я увидел ее мельком в магазине.

— И она так в душу запала? — не унимается она.

Мне неловко от того, что мама думает совсем о другом, не связанным с тем, чего на самом деле хочу от той брюнетки. Хотя в глубине души, конечно, я влюблен.

— Мам, я явно не ее типаж. Она прям как отель «Four Seasons», а я как мотель на окраине города.

Мама хмурится и молча смотрит на меня, будто я не донес до нее суть своей мысли.

— В смысле, таким как она, не нужен такой панк как я, — я указываю на свои длинные волосы и татуировки.

— Так тебе не нравятся все эти странные девочки, что окружают тебя? — улыбка оживила ее лицо.

— Нет, мам, совсем не нравятся. Раньше нравились, но сейчас я хочу совершенно другого для себя.

— Почему ты не можешь быть панком внутри? Без всей этой внешней атрибутики? Да и ты же не анархист, — смеется мама.

— Быть панком внутри? — улыбаюсь я. — Тогда я буду таким как все.

— Если тебя из толпы выделяет только внешность — то тебе стоит пересмотреть свои взгляды на жизнь.

Я нахмурился и замолчал, осознавая, что в ее словах что-то есть.

— Везти меня в больницу не надо, только забрать, — она вдруг переводит тему.

— А как же поддержать перед операцией?

— Только забрать, — она дважды легко постучала своими пальцами по моей руке, будто акцентируя на своих словах.

— Только обещай, что ты будешь в порядке, — грустно говорю я, понимая, какой это абсурд.

Она лишь улыбается в ответ.