Острова

Эдуард Дипнер, 2023

Острова. Они лежат далеко-далеко за горизонтом, где теплый океанский ветер плавно вздымает изумрудные волны и шелестит веерами пальм. Там нет зимы, нет места злобе и жестокости. Там царство тепла, доброты и справедливоси. Кто из нас в потаенном уголке сердца не носит эту светлую мечту? Трезвым рассудком мы понимаем, что нет рая на земле. Но мы обманываться рады, понимая, что путь туда, к островам Мечты и Счастья – только через преодоление, через тяжкий труд. Не каждому это удается, но… Нужно дерзпть, нужно поднимапть паруса. И пусть свершится то, что должно!

Обогнуть земной шар

Повесть

Обходиться с людьми — такое же великое искусство, как управлять кораблями. И те, и другие, и люди, и корабли, одинаково подвластны коварным и могучим силам и кичатся своими достоин-ствами, нежели желают признать свои ошибки.

Джозеф Конрад

Характер великих людей заключается в совокупности могучей индивидуальности, возвышающей их над своими современниками, с общим духом времени, который словно воплощен в них самих.

Александр Гумбольдт

Пролог

Почему люди, оставляя свои жилища и тихую, спокойную жизнь, стремятся в неведомые дали: на утлых суденышках под пару-

сами выходят в неведомые океанские дали навстречу штормам и ураганам, бредут через льды и снега, чтобы достичь полюсов, карабкаются по скалам в горах, где нет жизни, и где на каждом шагу их подстерегает смертельная опасность? Что ищут они в этих неведомых далях и что заставляет этих безумцев терпеть нечеловеческие лишения и страдания? Деньги? Слава? Но ведь ставкой в этих авантюрах является жизнь — бесценный Божий дар. И люди гибнут в пучинах морей, в бездонных про — пастях гор, замерзают в бескрайних ледяных пустынях. Лишь единицы из сотен отважных, отправившихся в путь, достигают вожделенной цели. Они побеждают суровую природу, но так уж устроен мир, что победами их пользуются сильные мира сего, живущие в теплых домах и не рискующие ничем.

Замечательный русский ученый-историк и философ Лев Гумилев назвал таких людей пассионариями. Отсиживая свою третью посадку в советской Лефортовской тюрьме, он наблюдал за солнечным лучом, который пробился через пыльное окно камеры, и понял, что, как этот луч падает на цементный пол острога, неся энергию далекого светила, так и космические лучи, прорезая тьму, падают на лучших представителей человечества, сообщая им энергию движения вперед, вверх, к высотам, которых еще не достигали люди. Пассионарий, осененный такой энергией, уже не может жить в тине рутины и застоя. Возвышенная идея становится целью его жизни, и он идет сквозь лишения, тяготы, муки, чтобы достичь великой цели. Или погибнуть, проложив дорогу другим.

Четырнадцатый век. Европа еще не проснулась от тяжкого сна, сковавшего ее после заката Римской империи. Факел искусств и культуры просвещенного и, увы, развращенного Рима был растоптан дикими и жестокими ордами варваров — германцев, викингов, готов, — и Европа погрузилась во тьму Средневековья. Теперь католическая церковь правит умами людей. Любые устремления к свету и новым знаниям сжигаются на кострах инквизиции, любое инакомыслие, противоречащее канонам церкви, жестоко карается. Грамотность доступна лишь узкому кругу свя-щеннослужителей, безграмотны даже короли и принцы, владеющие судьбами и жизнями людей. Все жизненное пространство поделено между этим властителями, разделено границами, и беспрерывные войны, жестокие и беспощадные, сотрясают средневековый мир. Торговля объ — явлена католической церковью презренным, греховным делом, и предоставленные сами себе торговые караваны разграбляются шайками разбойников.

Человек не должен покидать место своего рождения, человек не должен мыслить и искать, все законы бытия и мироустройства раз и навсегда определены Богом и записаны в Библии — единственном источнике знаний.

«Христианский мир окружен злыми силами, чудовищами, стремящимися уничтожить истинно верующего христианина, — проповедует Церковь. — Он объят Океаном с непроходимыми льдами на Севере и кипящей бездной на Юге, и неминуемая смерть грозит каждому, кто осмелится пуститься вдаль». Сообщество рыцарей — праздных искателей приключений и наживы — сделало попытку вырваться из тесного круга. С благословения святого христианского престола Воины христовы отправились в поход за освобождение Гроба Господня от нечестивых сарацин, огнем и мечом прошлись по Святой земле, Палестине. С изумлением увидели пристыженные рыцари, как, в отличие от западного захолустья, богат Восток с его роскошными индийскими шелками, с пушистыми, отливающими яркими красками бухарскими коврами. У них, нечестивых сарацин, есть пряности и коренья, которые возбуждают и окрыляют чувства, если их добавить в пресную европейскую пищу. А эта пища даже на королевских столах скудна и однообразна: в Европу не проникли томаты и картофель из еще не открытой Америки. В Европе в это время — малый ледниковый период. Зимой замерзает Северное море, и голландцы на изобретенных ими коньках достигают островной Британии. В разгар лета снег выпадает в Париже и в Ломбардии, даже на Апеннинском полуострове не вызревает не только виноград, но и яблоки.

А у сарацин есть всё — сладкие плоды и вина, благовония, жемчуг и драгоценности, которыми эти нечестивые одаривают своих женщин. Рыцари поняли, что мир не ограничен рамками, очерченными католической церковью, он широк, он беспределен. Но попытка вырваться из этого узкого круга обречена на провал. Вскоре рыцари были выбиты из Палестины войсками предводителя османов Саладдина и с позором возвратились домой. Путь на Восток оказался надолго запертым мусульманами, и снова христианский мир погружен во мрак Средневековья.

Скудно достигают европейских королевских дворов богатства Востока. Пряности, которые растут, как трава, на Молуккских островах, совершают долгий и тернистый путь, пока достигнут Европы. Их везут арабские купцы небольшими лодками через Индийский океан, затем караванами — до Александрии на египетском побережье, там их ждет венецианский флот — монополист и властитель Средиземноморья. По пути следования с купцов взимают пошлины восточные, сирийские и египетские султаны и раджи, их грабят морские корсары и арабские разбойники-бедуины, на них налетают штормы, тайфуны Индийского океана и самумы Аравии. Долгие месяцы и годы проходят в пути, в многочисленных перегрузках, и слава Аллаху, если ничтожная часть товара достигает Александрийского причала. Путь пряностей из Египта к европейским королевским столам тоже непрост: Средиземное море опасно для мелких венецианских суденышек, там правят бал морские бури и морские пираты. Но, несмотря на это, пышно расцветает Венеция своими дворцами-палаццо за счет торговли пряностями на зависть всему христианскому миру. В Венеции груз перекупают немецкие, фламандские и английские торговцы и везут на повозках через альпийские ущелья и снега. И когда горошина перца попадает на кастильский королевский стол, за нее приходится отдавать такую же горошину золота. Поистине, Европа заперта во мраке безвременья и бессилия.

Но луч пассионарности пробивает тьму. Он падает на португальского принца Энрике. Португалия — маленькая, бедная, гористая страна на задворках Европы, на самом юго-западном краю континента, только что освободившаяся от Кордовского халифата, правившего на Пиренейском полуострове четыреста лет. На востоке королевство Португалия закрыто от остального мира соперником — Кастилией, а на западе на португальское побережье обрушивается прибой Океана, безбрежного, сурового, губительного. Энрике, сын короля Жоао, не похож на принцев королев — ской крови, его не привлекают рыцарские турниры, пиры и вакханалии. Он роется в книгах, оставленных бежавшими маврами и сваленными в беспорядке в подвалах королевского дворца. В этих книгах упоминается о неких морских походах финикийцев — семитского племени, когда-то населявшего Палестину. Много веков прошло с того времени, финикийцы исчезли, растворились в истории, не оставив после себя письменности, но оставив Тайну, о которой говорилось в мавританской хронике. Жгучая тайна необыкновенных людей, летавших, как птицы, на крылатых кораблях по морским просторам, не дает покоя Энрике, и он призывает к себе еврейских и арабских ученых-книжников, чтобы разгадать эту тайну. В трудах Геродота, Страбона, в арабских книгах открывается португальскому принцу история финикийцев. Это был свободолюбивый и беспокойный народ. На кораблях, оснащенных килем и парусами, они плавали по Средиземноморью, основали Карфаген и, — невероятно! — выйдя из Красного моря, обогнули Африку по Океану, и, пройдя через Геркулесовы столбы (Гибралтарский пролив), вернулись на родину. Значит, Океан не ограничивает, а связывает людей, живущих на Земле, значит, то, что проповедует церковь, — мифы и предрассудки, и нужно разорвать оковы. Нужно дерзать! Энрике начинает строить корабли — каравеллы — по образцу финикийских и, не жалея денег, снаряжает экспедиции на юг, вдоль африканского побережья. Первая экспедиция возвращается в страхе: действительно, чем дальше плыть на юг, там становится жарче, наверное, тем, впереди, море закипает от жары, а по берегам Африки живут чудовища — огромные черные, как сажа, дикари. Но Энрике непреклонен: он снаряжает новые корабли, нанимает отчаянных головорезов, готовых за деньги преодолеть страх, отправиться в неизвестное хоть к черту на рога.

Они были глубоко невежественны, эти головорезы. Рулевые суденышек-каравелл не знали, где право, где лево. У рулевого колеса привязывали справа чеснок (alho), слева — лук (cebola), и командование велось по известному россиянам принципу «сено — солома». Но жажда денег преодолевает страх, и вот уже открыты Азорские острова и острова Зеленого мыса, португальские каравеллы высаживаются на берегах Гвинеи и привозят в трюмах черных рабов. Капитан Бартоломеу Диаш достиг южной оконечности Африки, а Вашку да Гама обогнул мыс Доброй Надежды, доплыл до Индии и привез на родину полные трюмы восточных чудес. Вести о сказочных богатствах, получаемых королевским двором Португалии, достигают ушей испанской королевы Изабеллы, и начинается бешеная гонка — соревнование двух держав-соперниц. Безвестный генуэзский авантюрист Кристобаль Коломбо предлагает испанской королеве безумный план — достичь Индии, плывя на запад, получает от нее флотилию из трех кораблей и открывает новый материк — Америку, который сам мореплаватель считал Индией.

В спор двух королевских дворов, дабы предотвратить междоусобную войну, вступает римский папа Александр Шестой, и он своей буллой режет земной шар, как яблоко, пополам по пятидесятому меридиану. Щедростью папы мир разделен между двумя любимыми чадами: на восток от папского меридиана — владения Португалии, на запад — собственность Испанской короны. Мир простодушно поделен между двумя нациями, единственными, никогда не помышлявшими об измене Святому ватиканскому престолу. Они, столпы католицизма, победили и изгнали из своих пределов мавров. Кострами инквизиции они сжигают всякую ересь, а также уничтожают ее носителей — евреев и ведьм в женском обличии. А в это время остальная Европа поддалась нечестивым речам Мартина Лютера. Велением папы отныне только этим двум державам принадлежат богатства вновь открытых земель.

1

Пигафетте не повезло с ростом. Был он маленьким, щуплым и в свои двадцать семь лет выглядел совсем мальчишкой — недостойно для миссии нунция римского папы Льва Десятого, что отправилась в Барселону из Венеции. Но уж очень стремился Пигафетта вырваться из захолустья маленького городка Винченцо, близ Венеции, где он родился. А еще ему попалась в руки редкая книга анонимного издателя «Paesi novamente retrovati da Alberico Vesputio floirentino» о вновь открытых странах, и он загорелся мечтой о дальних островах, омываемых прибоем теплого Оке-ана, где под ветром развеваются веерами листья пальм и где живут наивные туземцы, не знающие о вере Христовой. Потому Пигафетта прилежно изучает астрономию, картографию, географию и корабельное дело. Слухи о белогрудых каравеллах, бороздящих океанские просторы и несущих слово Божие диким и неразумным жителям дальних островов, достигали венецианской провинции, несмотря на то, что португальские короли делали из всех вестей об открытии новых земель большой секрет и карали смертью всякого, кто осмелится его раскрыть. По святейшему велению весь мир Востока раз и навсегда принадлежал крохотной Португалии, и горе тому, кто покусится на это право! Все новые каравеллы строились на верфи в Лагуше, флотилии португальцев раз за разом отправлялись по морскому пути вокруг Африки, везли на родину шелка, жемчуг, золото, черных рабов и, конечно, пряности. И безжалостно топили всяких испанцев, фламандцев, генуэзцев, которые пытались урвать свою долю в этом разбое. Ибо Португалии и только ей предоставлено Ватиканом священное право грабить и убивать все и вся, что находится к востоку от папского меридиана.

Несмотря на мелкий рост, Пигафетта прославился в Венеции своей ученостью, был удостоен чести быть кавалером Родосского ордена и был-таки включен в миссию папского нунция. В Барселоне миссия была принята молодым королем Кастилии и Арагона Карлосом Пятым, и там Пигафетта узнал о тайно готовящейся экспедиции к юго-восточным морям под предводительством некого португальца Фернао Магельянша. Презренный португалец на службе у гордых кастильцев, тем более предводитель эскадры? Это было невероятно! Пигафетта пал на колени перед королем Карлосом и умолил его дать рекомендательное письмо этому Магельяншу.

Магельянш недовольно морщится, рассматривая Пигафетту. Мал ростом, слабосилен, к морской службе не годен, по-испански говорит плохо. Магельяншу не нужны лишние люди на загруженных под завязку кораблях, но письмо короля… и он принимает непрошенного итальянца внештатным членом экипажа — sobresaliente с мизерным окладом в тысячу мараведи. Но разве можно измерить исполнение мечты презренными монетами? А она исполняется, эта мечта маленького венецианца — он отправляется в плавание к южным островам!

Разве мог знать скромный португалец Магельянш, что благодаря запискам дотошного и старательного Пигафетты он войдет в Историю под именем Фернандо Магеллана как величайший мореплаватель всех времен и народов, первым обогнувший земной шар?!

А пока Пигафетта уже две недели живет в Севилье, где готовится экспедиция, и пытается разобраться, как, по какой причуде никому не известный потомок бедного португальского дворянского рода стал во главе королевской эскадры и из рук всемогущего испанского короля получил звание адмирала и полномочия, изложенные в договоре, названным «Капитуляцией». По этому договору «светлейшему инфанту дону Фернандо и инфантам, прелатам, герцогам, графам, маркизам, вельможам, магистрам орденов, командорам и вице-командорам, алькадам, альгвасилам нашего совета и двора, губернаторам, коррехидорам и прочим лицам, состоящим в судебных и гражданских должностях во всех городах, селениях и местностях наших королевских владений» следует исполнять волю безвестного португальского эмигранта, как волю самого короля.

* * *

Карлосу было шестнадцать лет, когда он стал королем Испании, и он очень завидовал своему любезному брату, как он лицемерно называл короля Португалии Мануэля. Еще бы! Ничтожная, крохотная, полунищая Португалия вдруг стала властительницей половины мира, более того, властительницей сказочно богатого Востока. Оттуда, из Индии и с Молуккских островов, прибывают в Лиссабон каравеллы, загруженные сокровищами, и придворные дамы, жены и любовницы кастильских вельмож требуют: «Шёлка и пряностей!» Чем благородные дамы Касти-лии и Арагона хуже этих замарашек-португалок? Карлосу понятно, чем хорош индийский шелк: в дамском белье, сшитом из шелка, не водятся вши, которые заедают и придворных, и простых крестьян. Знатные и мужественные идальго привыкли терпеть укусы вшей, а для нежных жен — ских тел это форменное мучение, спасают лишь изящные чесалки, производимые во Флоренции. А что касается пряностей — перец, гвоздика, имбирь, мускатный орех… Почему нужно опустошать казну, покупая втридорога эти травки и орешки? Но капризные дамы требуют пряностей, такая уж мода на них, да и зависть к португальским красоткам снедает.

Конечно, это было несправедливо. Кто такой этот Мануэль португальский? Невежественный монарх узкой полоски земли с нищим населением. Разве можно его сравнить с Карлосом, унаследовавшим от своего отца Филиппа Бургундского Нидерланды и Люксембург, от матери Хуаны — Кастилию, Леон, Андалусию, Канарские острова и всю Вест — Индию, от деда Фердинанда Арагонского — Арагон, Каталонию, Валенсию, Неаполь, Сицилию и Сардинию, от другого деда — Максимилиана — под власть Карлоса перешли Австрия, Штирия и Тироль. Властитель половины Европы должен унижаться перед этим португальцем? Да шевельни Карлос пальцем — и паршивая соседка будет сброшена в океан! Но нельзя возражать воле римского папы. Правда, как рассказывали Карлосу, теперь в Португалию ринулись авантюристы, искатели приключений и наживы со всех стран — итальянцы, германцы, французы. На каравеллах они отправляются на сказочный Восток, грабят, убивают туземцев, тем возвеличивая славу Португалии — теперешней Властительницы Морей — и ватиканского престола, под чьим благословением творится это Святое Дело. Король Мануэль жалует и щедро награждает безродных проходимцев, а наивные и честные португальцы, верой и правдой служившие ему, не получают от короля никаких милостей, и многие из них покидают родину, чтобы служить Испании. Но папский нунций от имени самого папы римского строго-настрого запретил Карлосу портить отношения с Мануэлем. Оба они — возлюбленные дети Престола и столпы католической церкви. Неслучайно святой отец поделил земной шар между ними, так держитесь святых границ и не нарушайте их.

Ну почему же все сокровища Востока принадлежат Мануэлю, и только ему? Двадцать лет тому назад бабка Карлоса, кастильская королева Изабелла, вместе с арагонским королем Фердинандом снарядила экспедицию для достижения Индии с запада. Генуэзский авантюрист Кристобаль Колон обещал достичь несметных богатств Индии, переплыв Атлантический океан, но земля, которую он открыл, оказалась не Индией, а Новым Светом, и обещанных Колоном богатств там не оказалось. Испанский конкистадор Нуньес де Бальбоа первым пересек перешеек нового континента и увидел Западный океан. Оказалось, что Земля больше, обширнее, чем ранее думали люди, и чтобы достичь Индии, нужно пересечь этот неведомый океан. «Но как это сделать? Как обогнуть гигантский материк, называемый теперь почему-то Америкой, а не Вест-Индией, материк, который протянулся непреодолимой преградой на пути в Индию, от самых северных льдов до крайнего юга?» — спрашивал Карлос у своего советника, богатого фламандского коммерсанта Христофора де Аро.

Карлос недолюбливал кастильских и арагонских вельмож, слишком уж они заносчивы и горды. Сам Карлос родился во Фландрии, родным языком его был французский, и кастильским наречием владел он слабо. Конечно, эти испанские гранды низко кланялись своему королю и смиренно опускали глаза, но Карлос видел, что они плохо скрывали ухмылки, слыша, как трудно ему с его изысканной французской картавостью произносить грубые и раскатистые кастильские звуки. И вот де Аро принес своему королю весть — в Севилье появился человек, именуемый Магельяншем, или, как его называют там, Магелланом, который знает, как обогнуть Америку и достичь Индии. Но кто такой этот Магельянш? Откуда он появился? Много авантюристов со времен Кристобаля Колона осаждают королевский двор, рассказывают небылицы и обещают открыть новые богатые земли. Сам Колон совершил четыре плавания. Да и теперь почти каждый год отправляются на запад, к Новому Свету, испанские каравеллы под предводительством рыцарей удачи — конкистадоров Понсе де Леона, Нуньеса Бальбоа и других, но пока кроме нескольких сотен фунтов серебра, туземцев-рабов и отвратительных на вкус пататов — земляных клубней — они ничего не привезли. Да и от туземных рабов нет никакого толка — слабосильны и мрут, как мухи от европейских болезней. Одни расходы королевской казне. Потому король Карлос повелел учредить в Севилье особую торговую палату — Casa de Contratasion, или Индийскую палату, сосредоточить в ней все донесения, карты и записи купцов и мореходов, касающиеся плаваний в дальние страны. Индийская палата теперь управляет морской торговлей, она стала посредником между королевским двором и коммерсантами, желающими вложить капиталы в заморские экспедиции. И преградой для мошенников, осаждающих королевский двор.

Так кто же он такой, этот безвестный Магельянш, слух о котором достиг королевских ушей? Потомок старинного, но угасшего дворянского рода из провинции Tras-os-Montes («где-то за горами»), он наследовал от своего отца лишь гордое звание фидалго — португальского дворянина — и неуемное стремление во что бы то ни стало вернуть величие неправедно униженному роду Магельянш. А чем можно вернуть былую славу, как не новыми подвигами? И молодой фидалго Фернао нанимается на королевскую службу на флот, отправляющийся к далеким восточным островам. Простым запасным солдатом, sobresaliente, среди тысяч безвестных бродяг, большинству из которых уже не суждено вернуться на родину. Фернао зачислен на службу как солдат, чтобы отвоевывать мечом и пистолем новые земли для португальской короны, но в долгом плавании безвестного sobresaliente заставляют управлять парусами и тягать тяжести. Да и сам Фернао учится — управлять рулем, читать морские карты и лоции. Команда высаживается в Индии и ведет разбойные нападения на безоружных пугливых индусов. Но вот первая битва войска при Кананоре, первое боевое крещение Магельянша. Калькуттский владыка, ранее радушно приветствовавший португальцев, но пораженный их безграничной алчностью и жестокостью, при поддержке египетского султана и при тайном пособничестве Венецианской республики собирает флот — двести индийских кораблей, оснащенных пушками, отлитыми миланскими оружейниками, и нападает на одиннадцать португальских каравелл. Счет — десять индийских солдат к одному португальцу, но в кровопролитной битве побеждают не самые многочисленные, а самые отчаянные, которым некуда отступать, обреченные на смерть — собранные с перекрестков Европы бродяги под португальским флагом. В страшной битве португальцы теряют восемьдесят солдат убитыми и двести ранеными. Но сокрушен индийский флот, и теперь Португалия господствует на всем побережье Индии.

Среди раненых в битве — sobresaliente Магельянш. Он не получил ни награды, ни знаков отличия, и его отправляют в Марокко — подлечить раны и продолжать воевать во славу и богатство короля Мануэля.

Но жажда странствий и дерзких мечтаний уже завладела сердцем молодого фидалго, и он отправляется в новое плавание — военную авантюру на четырех каравеллах под предводительством Лопеша де Секейры, на этот раз к берегам Малакки. Нескончаемо долог путь через два океана под палящим тропическим солнцем, в духоте и тесноте корабельного трюма, когда протухает питьевая вода, вонью отзывается солонина и плесенью покрываются сухари. День за днем, неделя за неделей за бортом одно и то же: бескрайняя морская вода. Но временами темнеет и покрывается черными тучами небо, и тогда огромные волны швыряют, как игрушки, маленькие суденышки, ветер в клочья рвет штормовые паруса, и синяками и ссадинами покрыто все тело у каждого члена команды. Только молитвы милосердному Господу помогают спасти жизни в страшной схватке моря и неба. Но вот умчался шторм, и снова — безжалостное палящее солнце и зной, от которого не помогают даже молитвы. Не каждый из пестрой ватаги, набранной в тавернах португальских гаваней, способен выдержать эту пытку, и тогда плеть офицера обрушивается на бедолагу. А если не выдержал испытания плетью — океан поглотит безвестного бродягу, и ни одна живая душа не вспомнит о нем. В морских скитаниях и жестоких битвах вырабатывался характер Фернао Магельянша, умение терпеть любые невзгоды и никому никогда не жаловаться на судьбу. Здесь, на корабле, Фернао приобрел первого и пока единственного друга — Франсиско Серрано.

Задача экспедиции Секейры — разведать путь к Молуккским островам, где и произрастают пряности. Этот путь строго засекречен малаккским султаном, ведь торговля пряностями — неисчерпаемый источник его казны, и коварный султан устраивает пышный прием португаль — ским гостям. Четыре каравеллы стоят на рейде Малакки. Султан обещает Секейре загрузить его корабли перцем и гвоздикой, вот они приготовлены на берегу, а пока почти вся команда эскадры на лодках высадилась на берег, чтобы впервые за долгие недели почувствовать под ногами твер — дую почву, спать не в смрадном кубрике, а под пальмами в окружении услужливых женщин. Сам Секейра с малой командой остался на борту флагманского корабля. Недостойно португальскому дворянину заниматься торговыми сделками, и он блаженно лежит в кресле, любуясь велико — лепной картиной побережья. Но один из капитанов эскадры замечает недоброе: очень суетятся малайцы, шныряют вокруг лодок, причаленных к берегу, и он тайком посылает на флагманский корабль верного и надежного человека из своей команды — Фернао Магельянша — предупредить Секейру. Предупреждение поспело в самую последнюю минуту: над дворцом султана поднимается белый дым — сигнал к атаке, лодки малайцев устремляются к порту — гальским кораблям, голые темнокожие люди карабкаются на борта. Но уже поднят сигнал тревоги, немногие оставшиеся воины сбрасывают малайцев за борт, поднимаются якоря, залпы пушек рассеивают толпы малайцев на берегу. Почти все матросы, высадившиеся на полуостров, убиты малайцами, лишь Франсиско Серрано удалось добраться до берега, и здесь его, раненого, рискуя жизнью, спасает друг Фернао. Магельянш приобрел названного брата, и его дружба и преданность будут играть большую роль в жизни Фернао.

В этом событии — весь Магельянш: решительный, мужественный и без оглядки отважный. Его замечает Секейра, назначает сопровождать одну из каравелл, отправляющуюся на родину с грузом пряностей, и в том плавании отважного фидалго ждет новое испытание. Каравелла налетела на коралловый риф и разбилась. Естественно, капитан и офицеры требуют в первую очередь разместить их в спасательных шлюпках, а кто не уместился — на то воля Божья. Вот-вот разразится смертельная драка, но возникает Магельянш — единственный дворянин на корабле.

— Я остаюсь на рифе с матросами, — заявляет он капитану. — Но вы, сеньор капитано, должны поклясться своей честью, что по прибытию на берег вышлете за нами корабль спасения.

Благородный и мужественный поступок Магельянша был оценен португальским вице-королем Индии Альбукерке, и он возводит Фернао в офицерское звание. Пройдена первая ступень возвышения Магельянша. Сколько еще подвигов предстоит совершить ему, безвестному фидалго, в то время как именитые, приближенные к королевскому двору, ничем не рискуя, совершают головокружительные взлеты в карьере и купаются в богатстве?!

А что же делать Альбукерке с мятежным малаккским султаном? Конечно, он не должен остаться безнаказанным. Вице-король Индии собирает новую эскадру — девятнадцать кораблей, оснащенных пушками, становятся на рейде Малакки, и завязывается ожесточенный бой. Коварный султан повержен, его армия бежит, и сокровищницы Малакки — властительницы юго-восточных островов — разграблены, дабы никто впредь не смел и в мыслях противиться португальской короне. Отныне Португалия, и только она, определяет судьбы половины мира — от Геркулесовых столпов, включая Африку, Индийский океан, Индию и Малакку — ключ к сокровищам Филиппинских и Молуккских островов.

Два долгих года провел Магельянш в битвах и странствиях, прежде чем он попал на легендарные «острова пряностей», райские острова, затерявшиеся среди других бесчисленных островов Юго-Восточной Азии. Перец, гвоздика, за горсть которых европейские короли платили горстью золота и жизнью португальских солдат, здесь росли, как чертополох растет на родине Магельянша. Здесь круглый год сияло солнце и плескались волны теплого моря, здесь жили простые, миролюбивые и приветливые люди. До этих отдаленных краев еще не добрались ни воинственность мусульман, ни алчность и жестокость христиан. Здесь не знают денег и не гонятся за наживой. Щедрая природа оделяет добродушных обитателей островов всем, что нужно для счастливой жизни, — плодами, орехами, рыбой, — у них нет орудий убийства, они не воюют друг с другом. И Фран — сиско Серрано, названный брат и друг Фернао, решается: он сходит на берег одного из островов — Тернате — и остается жить здесь. Он знает, что далеко-далеко, на своей родине, за свои труды и подвиги он не получит ничего, кроме нищенской пенсии, и за это ему придется до скончания жизни странствовать, воевать и терпеть все новые лишения. Напрасно друг Магельянш уговаривает его вернуться. Серрано непреклонен: он свое отвоевал и отстрадал, ему наплевать на португальский королевский двор и на свору стяжателей, которые кормятся с королевского стола. Кормятся за счет нас с тобой, друг Фернао, и за счет таких же, как мы с тобой, рядовых и наивных солдат.

Правитель острова Тернате назначил Серрано на почетную должность белого визиря, и теперь он возьмет себе в жены самую лучшую, самую красивую женщину острова, он построит себе хижину на берегу моря, он будет растить детей, наслаждаться безмятежной жизнью и больше никогда не возьмет в руки ни сабли, ни пистоля.

А Фернао Магельяншу не нужна такая спокойная жизнь, он человек действия. Уже второй год сверлит висок, не дает спокойно жить одна мысль. Райские, сказочно богатые острова так далеки от его Португалии! Они расположены на самом дальнем, юго-восточном, краю восточной ойку — мены, дальше за ними уже нет суши, дальше простирается Океан, тот самый Океан, который с высоты гор Панамского перешейка увидел Нуньес Бальбоа. Путь от Португалии к Молуккским островам долог, труден и опасен. Сначала на юг, вдоль берегов Африки, через ревущие сороковые, дальше вокруг южной оконечности Африки — мыса Бурь, где встречаются два океана и где гибнут в бурях корабли и люди, потом долгое плавание по Индийскому океану — океану, где правят бесчестные и жестокие мусульмане. Сколько битв произошло между ними и носителями Креста Господня, но не смирились воины Аллаха, нападают на христиан. И приходится христианским воинам не снимать с себя доспехов, жариться в стальных латах под беспощадным тропическим солнцем. А впереди — Индия, покоренная португальцами, но не смирившаяся, коварные малайцы, затаившие злобу на белых людей. Больше года длится это плавание, и гибнут простые солдаты от тропических болезней, от жары и голода, от неприятельских стрел. Разбиваются на рифах и тонут в тропических ураганах португальские каравеллы. А теперь появилась новая угроза — англичане, фламандцы и генуэзцы, они завидуют Португалии, они тоже стремятся получить свою долю в мировом разбое.

А что, если добраться до райских островов с запада? Земля ведь круглая, этого не отрицает теперь даже Ватикан. Правда, этот путь преграждает континент Нового света, но не может не быть прохода через эту преграду! Магельянш уверен в этом. Он должен найти этот проход. И тогда вереницы кораблей устремятся по западному пути, богатства Востока беспрепятственно хлынут в Европу, мир, процветание и счастье воцарятся на всей Земле. Люди перестанут убивать друг друга, люди всего мира поймут истинность Христовой веры и откажутся от своих предрассудков. Ему, Фернао Магельяншу, предначертано совершить этот подвиг, и он совершит его! Только нужно найти этот проход.

2

Магельянш возвращается в Португалию и не узнает своей страны. За семь лет разительно изменился Лиссабон. Из небольшого городка он превратился в самую богатую из европейских столиц. На деньги, за которые Магельянш и другие, как он, сражались, страдали и гибли, построены роскошные дворцы. В гавани Белема стоят десятки судов, а на верфях кипит работа: строятся все новые каравеллы, чтобы пуститься в плавание, чтобы привезти королевскому двору новые богатства. За семь лет изменился и сам Магельянш. Он узнает, что за эти годы умерли его родители и небольшое, скромное имение его отца Педру де Магальянша продано с молотка. Семь лет Фернао сражался и терпел лишения во славу Португалии, и что он получил взамен? Только младший офицерский чин. Ему назначена нищенская пенсия в тысячу рейсов, у него нет ни дома, ни места службы. У него нет ни родных, ни друзей. Единственный его друг остался далеко на Востоке, а новых друзей он не приобрел. Неразговорчивый, замкнутый, заросший темной бородой, погруженный в свои мысли, он распространял вокруг себя атмосферу холода. Окружавшие его искатели наживы знали Магельянша как человека чести, которого невозможно склонить на сомнительный поступок, он был сделан из другого, дворянского теста, его уважали, побаивались и тайно ненавидели. Единственный близкий и преданный ему человек — раб-малаец, купленный в Малакке и названный им Энрике. В небольшой каморке в гавани Белема вместе с Энрике проводит ночи Магельянш. Днями он обивает пороги королевского дворца, добиваясь аудиенции короля Мануэля: назначенная ему нищенская пенсия недостойна звания фидалго — дворянина знатного рода. Но ему раз за разом отказывают: король занят важными государственными делами. А также балами и пышными приемами.

Лиссабон разделен на два поселения. На севере по улицам, застроенным роскошными новыми дворцами, разъезжают хозяева жизни — вычурно разряженные дамы и кавалеры, деньги льются рекой. Южная часть — гавань Белема — переполнена оборванцами-бродягами, искателями наживы со всего света: итальянцы, немцы, французы, испанцы толкутся в портовых тавернах. Вернувшиеся из дальних морских походов, месяцами не видевшие земли и женщин, просаживают заработанные тяжким трудом монеты, чтобы с пустыми карманами наняться в новое авантюрное плавание и там, далеко на Востоке, сложить голову в битве или в океанской пучине. Неужели Магельяншу суждено разделить участь этих безвестных бродяг? Нет, он достоин лучшего, он фидалго, твердит Магельянш придворной камарилье, и король должен принять его.

Король Мануэль поручает своей свите узнать, кто он такой, этот безвестный и упорный человек, и что ему надобно от монаршего престола. Ему докладывают, что Магельянш — очень неприятный тип, он деревенщина, откуда-то из захолустья, он грубый солдафон, не знающий правил этикета и не умеющий себя вести. Вероятно, он добивается места при дворе, но, ваше величество, таким не место при Вашем дворе, он солдат, и его удел — не прислуживать, а сражаться. Гавань Белема кишит проходимцами, искателями приключений и незаслуженных наград. «Магельянш — один из них», — сообщают королю.

Проходят дни и недели, но настойчив и терпелив Магельянш. И наконец-то всемилостивый король делает широкий жест — он принимает простого солдата.

–Что тебе надобно, Магельянш? Чего ты просишь у Нас? — вопрошает он стоящего перед ним невысокого, широкоплечего, плохо одетого человека.

Этот солдат действительно не умеет себя вести. Да, он поклонился королю, но не опускает своих сверлящих глаз. Он не просит, он осмеливается требовать справедливости.

–Ты, Магельянш, считаешь, что назначенная тебе пенсия слишком мала? — спрашивает Мануэль. — Так поступай служить Нашей короне. Сейчас Мы снаряжаем войско в Марокко, дабы усмирить непокорных мавров. Они совсем обнаглели, они пиратствуют у берегов, они нападают на Наши корабли, отправляющиеся в Индию. Ты хорошо послужил Нам на море, послужи теперь на суше.

* * *

Два года Фернао Магельянш в составе португальского войска сражается с маврами как младший офицер. В одной из битв он ранен ударом копья в колено, левая нога его не сгибается, Магельянш тяжело хромает, но не оставляет службы. Он послан служить самим королем, будет служить, пока не добьется признания и высокого чина! И тогда он осуществит свою затаенную мечту. Но высокое армейское начальство недолюбливает этого лейтенанта. Слишком горд и заносчив. Подумаешь себе — дворянин! Подумаешь себе — мореплаватель! Хромоногий sobresaliente, не пригодный в бою. И ему поручается конвоировать отбитую у мавров огромную добычу — лошадей и скот. Однажды ночью происходит непредвиденное — из несметного стада исчезает несколько десятков овец, и тут же этому заносчивому фидалго выдвигается обвинение — он тайком продал маврам этих овец. Магельянш возмущен до глубины души, он оставляет армию и оправляется в Лиссабон — искать защиту попранного дворянского достоинства у самого короля Мануэля.

Король Мануэль милостив. Он принимает этого надоевшего ему солдата.

–Мы разберемся в твоем деле, Магельянш. Но ведь ты оставил свой пост в Марокко самовольно, без ведома командования. Изволь вернуться и исполнить свой долг.

Магельянш — человек долга и чести — возвращается в Марокко, расследование, произведенное по монаршему указанию, обелило его, найдены преступники — воры, похитившие овец. Но тень, брошенная на Магельянша, нет, скорее аура человека не от мира сего, человека, не склонного к компромиссам, неудобного и гордого, преследует Фернао. Он уволен из марокканской армии по причине ранения и возвращается в Лиссабон. Снова он добивается аудиенции короля.

–Да сколько ж можно! — восклицает Мануэль. — Я велел увеличить твою пенсию до тысячи восьмисот пятидесяти реалов. Чего ты, Магельянш, еще просишь от меня?

–Ваше Величество, Ваша милость беспредельна, — отвечает хромоногий воин. — Если Вы не можете предоставить достойного места при Вашем дворе, то дозвольте разрешить мне доступ к Вашей королевской библиотеке, собранию книг и рукописей.

Король удивлен — солдат-рубака и книги? Он что, собирается корпеть в подвалах дворца? Но уж очень надоел ему бесцеремонный фидалго. Король машет рукой — дозволить! Только пусть не попадается ему на глаза во дворце, этот хромоногий косноязычный солдат.

На этот раз Магельянш проявляет свою терпеливость и дотошность. В tesoraria — секретнейшем архиве короля — свалены донесения капитанов каравелл, карты берегов, судовые журналы последних экспедиций к дальним морям, в том числе в Бразилию — португальскую колонию в Южной Америке.

Здесь, в королевском хранилище, Магельянш знакомится и тесно сближается с Руи Фалейро. Трудно найти более разные личности, чем он и Фалейро. Магельянш всю свою взрослую жизнь провел в плаваниях и сражениях, а Фалейро — книжный червь, не покидавший Лиссабона, не ступавший на борт корабля. Магельянш — сама выдержка и молчаливая невозмутимость, а Фалейро — юркий, нервный, вспыльчивый, самонадеянный ученый со вздорным характером и страстной говорливостью. Но их объединяет одна, но пламенная страсть — страсть к поиску новых, неведомых путей для познания Земли и Неба. Чистой воды теоретик, кабинетный ученый Фалейро владеет координатами и таблицами для их счислений, знает карты неба и земли, он, не вылезая из-за стола, изобрел свою собственную систему определения долгот земли. Но никого не интересуют его открытия. Португальские мореходы привыкли к старым, истрепанным, но надежным, передаваемым из рук в руки портуланам, где указаны ближайшие порты и берега.

Наконец-то Фалейро встретил не простого любопытного, а опытного мореплавателя, который пытается найти… А что пытается найти сеньор Магельянш? Юго-западный проход? Это строжайшая тайна, и разглашение этой тайны карается смертью по королевскому указу. Но он, Фалейро, знает эту тайну! Многие экспедиции пытались найти этот проход — estrecho, который соединяет Атлантический и Тихий океаны, и каждый раз натыкались на земную твердь. Но Фалейро известна брошюрка, напечатанная на прескверной бумаге, изложенная на не менее прескверном немецком языке. Фалейро владеет немецким. Брошюра озаглавлена Copia der Newen Zeytung aus Prestling Landt («Копия новых вестей из Бразильской земли»). Эта брошюрка была донесением, посланным торговому дому Вельзеров в Аугсбурге одним из его португальских представителей. В ней сообщалось, что некое португальское судно, следуя из Рио-де-Жанейро на юг вдоль берега, около сорокового градуса южной широты обогнуло мыс, подобный мысу Бурь на оконечности Африки, и вошло в широкий пролив, подобный Гибралтару. Два дня судно плыло по этому проливу, не видя конца, но затем, к сожалению, из-за шторма повернуло назад.

Есть еще у Фалейро карта, начертанная знаменитым немецким картографом Мартином Бехаймом, тоже секретно хранящаяся в tesoraria, где Южная Америка на сороковом градусе заканчивается проливом, ведущим в Западный океан. Значит, Магельянш был прав, он был уверен, что юго-западный проход существует! И вот — блестящее подтверждение его правоты. Фалейро сидит, не разгибаясь, над расчетами по своей блестящей системе, и у него получается, что Молуккские острова совсем недалеко от пролива, нужно только пересечь Западный океан, и вообще, западный путь к этим благословенным островам короче и безопаснее, чем восточный. Правда, по расчетам Фалейро получается, что эти острова находятся во владениях… Испании. Действительно, римский папа начертал свой меридиан только по Атлантическому океану, а если его продолжить по другую сторону земного шара и провести по Западному океану, то Молукки окажутся восточнее этого меридиана, а значит, в зоне владения испанской короны. Но пусть это волнует пап и королей! Два заговорщика клянутся друг другу сохранить свое открытие в тайне. Пока не получат высочайшее благословение на экспедицию. И тогда сбудется потаенная и самая дерзновенная мечта в истории человечества: восточные пути сомкнутся с западными. Весь земной шар будет пройден мореплавателями!

Не нужно презирать заблуждений! Заблуждения остаются таковыми, пока их не коснется рука пассионария. Заблуждался Колумб, считавший, по расчетам некого Тосканелли, что земной шар невелик и можно легко достичь Индии, переплыв Атлантический океан. Заблуждались Магельянш с Фалейро, полагая, что западный путь в Азию будет коротким и легким. Но если за заблуждением стоит Вера в успех, могучая Воля и безрассудное Упорство, то будут сметены любые преграды, и за осколками заблуждений и преград воссияет Истина. Таков путь величайших открытий человечества.

3

Магельянш снова обивает пороги дворца, снова пытается добиться аудиенции короля. Мануэль разгневан. Что себе позволяет этот ничтожный служака? Сколько можно отвлекать короля от важных дел? Но он должен быть милостивым к своим слугам. Спустя несколько месяцев он при — нимает Магельянша. На этот раз в руках упрямого фидалго — свитки рукописей и документов. И Мануэль убеждается, что этот Магельянш не только упрямец, но и глупец. Он убеждает короля оказаться от хорошо известного, многократно опробованного восточного пути в Индию и проложить путь на запад через неведомые моря и океаны. Через моря и океаны, находящиеся, по велению Святого престола, во владении соперника и соседа — Испании.

Король оборвал Магельянша. Нет необходимости объяснять ему причины своей воли. Король вымолвил лишь одно слово:

–Нет!

На этот раз Магельянш опустил глаза. Но не повернулся, не собирается откланяться.

–Что еще ты хочешь от меня?

–Ваше Величество, — смиренно отвечает Магельянш, — я прослужил Вам более десяти лет на море и на суше, я еще полон сил, знаний и опыта. Не найдется ли у Вас для меня достойного места, где я смог бы проявить себя?

Но Мануэль холоден, ему безразлична судьба надоевшего и высокомерного солдата, и тогда Магельянш излагает свою третью просьбу. Он спрашивает, не вызовет ли он гнев короля, если поступит на службу к другому властителю. Мануэль машет рукой:

— Я тебя не держу, Магельянш, ты волен в своих решениях.

Так повторяется история. Тридцать три года тому назад португальским королем Жуаном был отвергнуто предложение Кристобаля Колона снарядить экспедицию на запад, и Новый Свет был открыт не для португальской, а для испанской короны. Теперь преемник Жуана король Мануэль отверг дерзновенный план Фернао Магельянша. Богатства, хлынувшие в Португалию с Востока, затмили глаза Мануэлю, и он не способен больше на смелые, дерзкие поступки. Большие деньги развращают людей, лишают энергии, и уже скоро наступит закат Португальской империи. А пока инквизиция рыщет по стране, хватая инициативных и предприимчивых людей, заточает их в тюрьмы, изгоняет их из Португалии, и потянулись изгнанники в соседнюю Испанию, основались в Севилье. Это Андалусия, одна из провинций испанской короны. В отличие от надменных кастильцев, андалусийцы — приветливый и доброжелательный народ, они принимают португальских эмигрантов, и уже образовался в Севилье небольшой анклав из предприимчивых коммерсантов, не нашедших применения на своей бывшей родине.

Фернао Магельяншу тридцать пять лет, из которых двенадцать отданы делу, завещанному отцом, — вернуть величие и место под солнцем неправедно униженному дворянскому роду, и своей затаенной мечте — проложить западный путь в Индию. Прошли эти годы, но он не добился ничего. Магельянш — снова безвестный солдат, заслуживший немилость короля, и ему остается один путь — отправиться служить испанской короне. Но перейдя границу, он окажется traidor — изменником родины, transfuga — перебежчиком. Он передаст сопернику Португалии страшную тайну, найденную им в королевской сокровищнице. Как совместить это с честным именем дворянина? Магельянш медлит, теряясь в раздумьях, но его торопит нетерпеливый Фалейро. Нужно действовать, благо научной мысли выше условностей и предрассудков, которыми руководствуются невежественные и пресыщенные вельможи, и Магельянш решается. Он сделал все возможное, чтобы послужить своей стране, он был честен перед собой, перед Богом и людьми, и ему не в чем упрекнуть себя. Он переходит границу вместе со своим слугой, невольником Энрике, который отныне никогда не оставит своего господина — в горести и радости до последнего часа жизни. А что Фалейро? Он будет ждать успехов обретенного друга и сообщника и прибудет в Испанию по его сигналу.

* * *

Привольно раскинулась по берегам полноводного Гвадалквивира жемчужина Испании Севилья. «Кто не видел Севильи, тот не видел чуда», — гласила молва. Восемьсот лет тому назад мавры построили здесь город, назвав его Ишбилья, с цитаделью, ставшей со временем могучей крепостью-дворцом Алькасар. Почти триста лет прошло с тех пор, как под натиском христианнейшего войска были выбиты и бежали в Африку мавры, но Севилья все росла и хорошела, затмевая величием провинциальный Мадрид. Только что сняты строительные леса с величайшего, самого грандиозного готического собора в мире — севильского собора Santa Maria de la Cede, взметнувшего свой центральный купол почти на шестьдесят метров. Безвестные дерз-кие строители решили построить такой памятник святой деве Марии, чтобы никто и никогда не смог его превзойти, «и пусть потомки восторгаются им и думают, что только сумасшедшие могли задумать и совершить это чудо». Со стапелей Севильи сходят каравеллы и по обильному водами Гвадалквивиру пускаются в плавание к берегам Вест-Индии. Севилье, и только ей, дарована кастильским престолом монополия на торговлю с Новым Светом.

Путешественнику, в наши дни посетившему Севилью, трудно представить, что по сонной мелководной речке с громким, воинственно бурлящим именем когда-то проходили стотонные корабли с десятками грозно ощетинившихся орудий, и свежий ветер надувал их паруса. Меняется климат на Земле, мельчают реки. Мельчают и люди, и сейчас трудно найти смельчаков, что бы решились пуститься в плавание в неведомые моря на утлых суденышках без карт, лоций и мобильных телефонов.

Вот уже четырнадцать лет живет и служит в Севилье Диего Барбоза. Как и Фернао, Барбоза в молодости плавал на португальских каравеллах в индийских морях, так же, как Магельянш, он не получил признания на родине, и теперь он — алькальд арсенала в Севилье, богатый и уважаемый гражданин города. В молодости он был знаком с Педру де Магельяншем, и теперь принимает его сына Фернао как своего собственного. Никогда в жизни не встречал Фернао такого тепла и доброты, и смягчается суровое солдатское сердце. Сын Диего Барбозы Дуарте становится почитателем и верным другом Фернао, а дочь — красавица Барбара — женой нового гражданина Севильи Фернандо Магеллана. Уже нет необходимости сохранять тайну открытия. Как распространяется пламя пожара в сухой степи, так деловые круги Севильи охватывает весть: у Диего Барбозы появился зять, очень опытный мореплаватель, знающий новый путь к волшебным островам пряностей, а, как известно, каждый мараведи, вложенный в это прибыльное дело, многократно окупает себя. К тому же наконец-то возможно восстановить справедливость! Эти неотесанные португальцы по какой-то прихоти римского папы гребут несметные богатства, а потомкам Реконкисты, правящим половиной Европы, закрыт путь к сокровищам Востока.

Богатые жители Севильи готовы вложить свои деньги в завоевание Индии. Делами заморской торговли ведает Casa de Contratasion — Индийская палата, и севильские купцы во главе с Диего Барбозой вводят Магеллана в эту палату на высокий суд знатоков. Но служители Индийской палаты настроены скептически. Много таких, как этот безвестный португалец, обивают пороги палаты, просят деньги для своих авантюр. Строги черные мантии членов комиссии, выслушивающей Магеллана. Суровы и беспристрастны их лица.

–Вы, сеньор Магеллан, сами плавали к берегам Бразилии? — вопрошает один из членов высокой комиссии.

–Вы утверждаете, что какое-то португальское судно нашло юго-западный пролив, — говорит другой. — А что это за судно и кто был его капитаном?

–Вы показываете нам карты, начертанные Мартином Бехаймом, — говорит третий член комиссии. — Но сам уважаемый немецкий картограф служил португальскому королю, никогда не был в Новом Свете и мог ошибаться или злонамеренно исказить контуры Америки.

–Вы говорите, что Западный океан, который нужно переплыть на пути к островам пряностей, видел Нуньес Бальбоа. А знаете ли Вы, что Бальбоа арестован, как интриган и обманщик, и теперь его судьбу решит королевский суд? Нет, высокая комиссия Индийской палаты не может одо — брить столь рискованное предложение. Нет, высокомудрые служители палаты слишком дорожат своими должностями, чтобы принять на себя ответственность. Еще одна дверь захлопывается перед Магельяншем, и он в глубоком раздумье. Но что это? Звонит колокольчик у ворот дома Барбозы. Это посланец Хуана де Аранда — фактора, правителя дел Индийской палаты. В доставленном письме Аранда просил идальго Магеллана пожаловать к нему в дом для важной беседы.

Хуан де Аранда не был ученым-книжником, он был коммерсантом, купцом, и его выдающийся нос чуял выгоду. Ну и что из того, что мудрецы из Индийской палаты отвергли план сеньора Магеллана? У Хуана де Аранда достаточно влияния, знакомств и денег, чтобы помочь уважаемому идальго, и он предлагает соглашение. Частный деловой союз. Сеньор Магеллан связан словом с неким Руи Фалейро? Пусть это будет тройственный союз, и каждый из троих несет свой вклад в общее дело, Магеллан — знание и опыт морских плаваний, астроном и космограф Фалейро — исчисление координат, составление карт и портуланов, Аранда — сбор денег для экспедиции. Нет, сам Аранда не хотел бы отправиться в плавание, он слишком сухопутный купец, он просит лишь одну восьмую часть от прибыли.

Союз заключен, и Аранда от своего имени и имени севильских купцов пишет пространное послание кастильскому канцлеру, он характеризует Магеллана как человека, могущего оказать королевскому двору великие услуги, и просит королевский совет устроить аудиенцию у самого короля Карлоса.

4

Молодой король Кастилии, Арагона и прочая, и прочая не любил кастильскую знать и мрачный Мадрид. Резиденция королевского двора — Вальядолид на севере Иберийского полуострова, и там назначено заседание королевского совета, чтобы выслушать ходатайство Хуана де Аранда, фактора Индийской палаты.

Состав королевского совета должен был ввести в дрожь любого смельчака. Трое из четырех членов совета — нидерландцы, воспитатели и наставники юного короля Карлоса, будущего императора Священной Римской империи. Это кардинал Адриан Утрехтский, друг Эразма Роттердамского, королевский воспитатель Гильом де Круа и канцлер Кастильский Соват. Четвертый член совета — испанец, зловещий кардинал Фонсека, бывший заклятый враг Колумба, враг и хулитель всего нового, всего, что противоречит канонам святой церкви. Но Магеллану нечего терять, он смело смотрит в глаза кардиналам, и те сразу начинают понимать, что этот невысокий и широкоплечий португальский моряк — не из числа праздных фантазеров. Обстоятельно, со знанием дела он рассказывает о странах Индийского океана, где он, Магеллан, был и где прозябают невежественные туземцы, не знающие истинной веры Христовой и слова Божия. Он описывает несметные богатства, произрастающие в этих странах, он зачитывает письмо своего друга Франсиско Серрано. Он, Серрано, живет на одном из Молуккских островов, где царят мир и доброта местных жителей и где пряности, за которые европейцы платят золотом, растут, как чертополох. Магеллан подзывает к себе своего раба Энрике, и кардиналы с удивлением рассматривают человека иной, восточной расы, который говорит на испанском и малайском языках. Да, он, Энрике, родился в Малакке, и он готов быть проводником белых господ на дальних индийских островах. Далее Магеллан рассказывает о трудном, долгом и полном опасностей пути, по которому следуют в индийские воды португальские каравеллы, о разбитых на рифах кораблях, о сотнях погибших моряков. «Но есть другой путь, менее опасный и более короткий, — говорит он, — я знаю этот путь и готов провести этим путем эскадру».

–Сеньор Магеллан, — спрашивает его кардинал Фонсека, — Вы португалец, долго служили португальской короне. Что заставило Вас изменить родине и перейти на службу королю Испании?

–Я не изменник, — гордо отвечает Магеллан и подробно рассказывает о жестоких нравах, царящих в португальском войске и на португальских кораблях, о зверствах, чинимых невежественными португальцами в Индии, о том, что служба честных воинов и мореплавателей не ценится в королевском окружении, и сам король Мануэль лично выставил его, Магеллана, из страны.

Магеллан умолкает, и вперед выходит Руи Фалейро. С глобусом и картами Фалейро убеждает Высокий королевский совет, что западный путь к Молуккским островам существует, он короче и выгоднее восточного.

–Ваше королевское Величество, Ваши Преосвященства, члены королевского совета, — заявляет Фалейро, — величайшая несправедливость в том, что Португалия присвоила себе власть над островами пряностей. Известно, что наш святейший отец, римский папа, разделил области владения Португалии и Испании, проведя границу по меридиану в Атлантическом океане. Но Земля — это шар, если продолжить святейший меридиан, то он пройдет через Западный океан. Мной, королевским астрономом и картографом, проведены вычисления по моему собственному точному методу. Вот они, мои вычисления, сведенные в таблицы…

Фалейро продемонстрировал эти таблицы, испещренные цифрами.

–…Так вот, согласно моим вычислениям, Молуккские острова, острова пряностей, лежат в океане на восток от Меридиана, находясь, таким образом, в сфере владения Вашего Величества. Они ждут испанских мореходов, эти острова! — с пафосом закончил звездочет.

Хуан де Аранда был краток.

–Я представляю на Совете знатных и благородных коммерсантов и купцов Севильи, тех, чьим трудом прирастает богатство и благосостояние Вашей короны. За время пребывания в Севилье сеньор Магеллан завоевал наше доверие. Он человек чести и долга. Ныне он связан узами брака с семьей нашего уважаемого гражданина Диего Барбозы, узами, освященными церковью. Сеньор Магеллан — добрый и ревностный католик, истово соблюдающий все каноны церкви, и граждане Севильи готовы принести свои деньги, дабы свершилось то благородное дело, которое сеньор Магеллан изложил, если на то будет добрая воля Вашего королевского Величества, — и Аранда низко поклонился королю Карлосу.

***

Пигафетта встает рано и опрометью направляется в гавань, где днем и ночью кипит работа: снаряжается, готовится к плаванию флотилия адмирала Магеллана. Пигафетта никогда еще в жизни не был в морях, ему хочется узнать всё об этих огромных кораблях, стоящих в гавани Севильи, и он целый день шныряет среди сотен работающих людей, задает бесчисленные вопросы, его прогоняют, чтобы не мешался, но маленький итальянец настойчив и неутомим. Он все подробно записывает в книжечку, которую носит с собой, ему нужно держать отчет магистру Родосского ордена Филиппу Адану.

Кораблей всего пять, они далеко не новые, несколько раз побывавшие в Новом Свете, с облупившейся краской на бортах и потрепанными парусами. Их наскоро купила Индийская палата у фламандских и испанских купцов во исполнение Капитуляции короля Карлоса.

«Флагманский корабль, тот, которым будет командовать сам капитан-генерал Магеллан, — записывал Пигафетта, — носит имя „Тринидад“ („Святая Троица“), он весит восемь с половиной тысяч арроб (сто десять тонн), но это не самый большой корабль. Самый большой — это „Сан-Антонио“, он весит девять тысяч арроб, и капитаном его назначен Хуан де Картахена. Командовать третьим кораблем — „Консепсьоном“ весом семь тысяч арроб — будет Гаспар де Кесада. Два остальные корабля — „Виктория“ и „Сантьяго“ — еще меньше, и капитанами их король утвердил Луиса де Мендосу и Жуана Серрано».

В гавани кипит работа. Огромный корабль лежит на боку, обнажив подводную часть, и на киле копошатся люди, очищая скребками днище от ракушек, густо налипших на него. «Как же удалось маленьким людишкам накренить такую громадину? — недоумевает Пигафетта. — Ах, вот в чем дело, — догадывается он: — Три больших ворота — кабестана — на набережной уцепились канатами за мачты и повалили каравеллу». Стучат деревянные молотки — киянки, законопачивая паклей щели в досках. Горят костры под большими котлами на набережной, и в этих котлах хлюпает, лопается пузырями смола. Конопатчики в брезентовых фартуках зачерпывают горячую смолу из котлов и бегом несут ее к кораблю. Зазевавшегося Пигафетту чуть не сбили с ног, чуть не обварили кипящей смолой.

«Этой смолой обмазывают днище каравеллы, — понимает Пигафетта, — чтобы каравелла могла легко скользить по океанским волнам». В самой гуще работ Пигафетта всегда замечает невысокую крепкую фигуру Магеллана. Он здесь самый главный, его слушаются все, и он успевает везде. Как бы рано ни вставал Пигафетта, он уже заставал в гавани капитан-генерала. Казалось, тот вообще никогда не спал. Пигафетта думал, что капитан-генерал должен быть важным лицом, одетым в парадный мундир с аксельбантами. Он важно шествует по набережной, и перед ним склоняются в поклонах важные сановники. Но не таким был Магеллан. В простой одежде, с запачканными руками, он запросто здоровается с рабочими и матросами. В портовой таверне Пигафетта слышал, как рабочие поднимали вверх большие пальцы, когда речь шла о Магеллане.

Корабли, закупленные Индийской палатой, были потрепаны плаваниями, но они прошли крещение Атлантическим океаном, только нужно было проверить и, если нужно, заменить новым, крепким деревом подгнившие шпангоуты и обшивку. И десятки возов везут по заказу Магеллана дубовые и кедровые брусья и доски. Целая сотня корабелов-плотников и конопатчиков трудится на ремонте, они знают, что капитан-генерал лично проверит каждую доску, каждый шов. Магеллану не на кого надеяться. Три из пяти капитанов — испанские гранды, они считают ниже своего достоинства лезть в мелочи, они показываются в гавани раз в неделю, разряженные, в сопровождении многочисленных слуг. И лишь на капитана «Сантьяго» адмирал может положиться. Жуан Серрано — португалец, брат верного друга Франсиско.

Магеллан оставил дом своего тестя Барбозы и поселился в гавани, в небольшом доме вместе с преданным слугой и оруженосцем Энрике. Три-четыре часа на сон, и все остальное время — в делах, в движении. Нужно торопиться! Только в воскресенье он видится со своей женой-красави — цей Барбарой и уже родившимся первенцем — сыном Диего. Срок на снаряжение и отправку экспедиции был назначен в три года, и сам монарх лично следил за исполнением своего указа. Коммерсанты палаты торговались отчаянно, в казне палаты не хватало денег, и был спешно образован консорциум из севильских и фламандских купцов, собравший два миллиона мараведи. Эти деньги, несомненно, окупятся прибылями, которые привезет из-за океана адмирал Магеллан. Ему и только ему королевским советом выданы полномочия.

* * *

Король Мануэль был взбешен: его посол при дворе Вальядолида Альваро де Коста сообщал ему, что это ничтожество Магельянш, которого он, Мануэль, лично выгнал из дворца, это ничтожество посмел пробиться к королю Карлосу, и теперь спешно готовится экспедиция к островам пряностей, но не с запада, где безраздельно хозяйничают португальцы, а с востока, обогнув Америку и переплыв Западный океан. Это немыслимо! Этот малолетний король Карлос покушается на самое святое — его, Мануэля, владычество над богатствами Молуккских островов, богатствами португальской короны, дарованными самим святейшеством римским папой. Вот оно, нидерландское воспитание! Мануэль писал своему названному брату Карлосу, что его наставники из Фландрии, сторонники Эразма Роттердамского, — еретики и противники истинной веры католической, и призывал его изгнать их. И вот результат. Но не бывать тому! И посол де Коста получает задание: любой ценой сорвать экспедицию.

«Неужели благородный фидалго Магельянш, потомок славного рода, не знает, что он совершает святотатство? — увещевает посол. — Изменив родине предков, он поступил на службу чужому монарху, воспитанному в еретической вере. Неужели Фернао не знает, что за это ему придется гореть в аду? Окружение короля Мануэля ошиблось в оценке достоинств Магельянша, и теперь всемилостивый король просит его вернуться. Он будет щедро награжден и займет видное положение при дворе. Неужели ему не известно, что король Мануэль намерен жениться на Эле — оноре, сестре Карлоса? И тогда сблизятся два королевских рода, а изменники общего дела будут жестоко наказаны».

Магеллан отвечает послу отказом. Он человек слова, он никогда не изменял своему слову и своей чести. Магеллан знает цену обещаниям и посулам придворной камарильи. Он навсегда запомнил презрительную мину на лице всемилостивого короля Мануэля, когда год тому назад тот мановением руки выдворил его из страны.

Но Альваро де Коста не успокаивается, он добивается приема у короля Карлоса.

–Ваше Величество, — льется льстивая речь дипломата. — Мой король и кровный брат Вашего Величества просил меня передать слова восхищения Вашими дарованиями. Двум коронам, облагодетельствованным Святым престолом, нечего делить в этом мире. Только искренность и полное доверие должно существовать между ними. Тем более печально было узнать Вашему старшему и более опытному брату, что кучка недостойных перебежчиков пытается поссорить вас. Нам стало известно, что эти самые Магельянш и Фалейро, овладев Вашими деньгами, собираются сбежать в Португалию, и потому король Мануэль просит Вас выдать их на королевское правосудие. Неужели у Вашего Величества нет достойных подданных из числа испанских грандов, чтобы возглавить начатое Вами благородное дело? А пока мой король просит Вас отложить экспедицию хотя бы на год. Юный испанский король изумлен наглой ложью португальского посла. «Он был настолько ошеломлен, — сообщает де Коста своему королю, — что меня самого это поразило». При всей своей неопытности Карлос понимает, что год необходим Мануэлю для того, чтобы собрать свою флотилию, что началась гонка двух соперников за овладение островами пряностей.

Но португальский посол не останавливается перед любыми провокациями, чтобы сорвать дело Магеллана. В дело вступает португальский консул в Севилье Себастьян Альвареш. В севильской гавани много праздношатающихся бездельников, подогревающих свое любопытство в портовых тавернах, и Альвареш шныряет в этой толпе.

–Почему королевское дело поручено безродному португальцу? — вопрошает он. — Неужели в стране нет своих патриотов? Смотрите все, какой флаг он поднял на мачте. На испанском корабле должен развиваться королевский флаг — бургундский крест — красные ветви на белом фоне. А здесь на белом флаге — корона. Это же португальский флаг! Презренный португалец унизил нашу великую страну! Смерть изменнику!

И толпа на берегу с воем и криками рвется на борт «Тринидада». Оборванцы требуют от подоспевшего алькальда севильского порта арестовать Магеллана, предать суду, а лучше сразу казнить на месте за оскорбление испанской короны. Магеллан не прячется от разъяренной толпы. Он собран и не теряет самообладания.

–Это не португальский флаг, — объясняет он алькальду. — Это адмиральский флаг, который по велению короля может подниматься на флагманском корабле, а королевские штандарты отданы художнику, чтобы обновить покраску.

Но разгоряченную толпу уже трудно остановить. Они готовы растерзать Магеллана, и стражники алькальда с трудом прокладывают дорогу, чтобы арестовать Магеллана. Экипаж «Тринидада» бросается на защиту своего капитана, и конфликт грозит обернуться кровавой распрей.

–Именем короля! — восклицает Магеллан, поднимая руку. — Именем короля, вручившего мне полномочия, я предостерегаю любого, кто покусится на королевское дело.

Твердостью духа и самообладанием Магеллана предотвращен очередной конфликт. Сколько еще будет испытаний воли этого человека, бросившего вызов водовороту стихий! Сколько заговоров предстоит ему встретить!

Но не унимается Альвареш, отрабатывая обещанные ему деньги. На этот раз в одну из ночей он посылает в дом Магеллана своего слугу-шпиона.

–Я такой же португалец, как Вы, сеньор капитан-генерал, — говорит Магеллану незнакомец. — Никто не знает о моем визите. Я служу при дворе консула Альвареша, и я случайно услышал, что против Вас, сеньор капитан-генерал, составлен заговор. Знатные кастильцы ненавидят Вас, простого и честного португальца, они замышляют убить Вас и поставить во главе экспедиции дона Картахену. Ведь он назначен королем Карлосом генеральным инспектором, надзирателем и должен доносить королю обо всех деяниях и ошибках Ваших. Я глубоко уважаю Вас, сеньор адмирал, и умоляю — оставьте Ваше безнадежное дело, вернитесь на нашу родину — в благословенную Португалию. Умоляю Вас ради вашей супруги Барбары и Вашего сына Диего, спасите Вашу и их жизнь. Надменные кастильцы сделают все возможное, чтобы помешать Вам. Все они открыто говорят о Вас как о человеке низкого происхождения и плохого воспитания, о том, что король Карлос незаслуженно наградил Вас адмиральским титулом и что это нужно исправить. Поверьте мне, простому португальцу, Вашему соотечественнику.

–Я не знаю твоего имени, — ответил Магеллан, — и знать его не хочу. Ты подослан Альварешем, и твои слова лживы. Вон из моего дома! Передай своему господину, что Магеллан никогда не изменяет своему слову. Энрике, выстави этого негодяя за дверь.

Да, безусловно, это был посланец Альвареша. Но ведь этот человек был прав!

Магеллан ощущал, как нити заговора все больше опутывают его. Это было очевидно по снисходительно-барским взглядам дона Картахены. Сухопутная крыса, ни разу не бывший в плаваниях, он назначен быть королевским контролером и conjuncta persona — равноправным ему, адмиралу. Только из-за его, Картахены, благородного происхождения, и у него наверняка есть тайные инструкции, как в плавании сместить Магеллана. Другой знатный кастилец, капитан «Виктории» Луис де Мендоса, — опытный моряк, плавал у берегов Африки и Бразилии — открыто заявил о непочтении и неповиновении этому португальцу. Но он назначен самим Карлосом быть tesosero — казначеем экспедиции. Король Карлос молод, недоверчив, и на него влияет придворная знать, стоящая у трона.

Индийская палата постоянно затягивает поставку необходимых материалов, ссылаясь на отсутствие денег. Начинается вербовка экипажа, и чиновник палаты сообщает об указании короля: запрещено вербовать португальцев. Магеллану приходится писать Карлосу, что критериями набора команды должны быть не национальность и подданство, а опыт плавания в море. Флотилия уходит в неведомые края навстречу штормам и опасностям, и только умение работать с парусами, сноровка и бесстрашие матросов обеспечат успех плавания. Портовые города полны оборванцев, готовых за деньги наняться хоть черту на рога, но Магеллан беседует с каждым, при — сланным вербовщиками. Его не обмануть пустой похвальбой о подвигах в мифических странах, он задает точные вопросы: где, на каком корабле служил, кто был капитаном корабля, в каких морях плавал, на каких островах побывал, — и мигом выводит на чистую воду речистых вралей. Груз тяжкой личной ответственности за судьбу экспедиции давит на плечи, и Магеллану не с кем разделить этот груз. Да, Жуан Серрано, капитан «Сантьяго», предан ему, но Жуан молод, недостаточно опытен, и в его характере нет стержня его старшего брата.

Вконец расстроились отношения Магеллана с Руи Фалейро. Кабинетный астролог совершенно не годится для морских испытаний, он не понимает той необходимой работы, что ведет Магеллан, он скандалит, обвиняет своего товарища во всех смертных грехах, лезет со своими неумными советами и всячески мешает Магеллану. В конце концов, испугавшись плавания, он заявляет, что звезды гороскопа препятствуют его плаванию, что он остается на берегу и будет астрально, на расстоянии направлять корабли Магеллана.

В эту ночь Магеллан не смог уснуть. Слова шпиона Альвареша, как луч прожектора, вмиг осветили, представили во всей наготе то место, в котором он, Магеллан, оказался. Он сооружал, строил, камень за камнем, эту пирамиду, не щадя сил, как дело всей своей жизни. Своими трудами и знаниями, а также волею судьбы он, скромный отпрыск угасающего рода, вознесен на невиданные высоты, где трудно дышать разреженным воздухом, где палящее солнце ответ — ственности и жгучие ветры людской зависти. Его окружают обрывы — ошибка, неверный шаг, проявленная слабость грозят опасностью сорваться в пропасть, и нет рядом опоры, нет дружеского плеча и крепкой руки. Он сам взвалил на себя это бремя и будет нести его в одиночку, пока хватит сил.

Первые лучи рассвета застали Магеллана на коленях. Он молился перед иконой Пресвятой Девы Марии:

«Святая Дева, дай мне силы и укрепи меня в моем трудном деле, ибо не ради наград и богатств я тружусь, а чтобы проложить земным людям дорогу к свету и процветанию, и для того я готов отдать все мои силы, и жизнь свою, если на то будет воля Твоя. Я один знаю, насколько труден будет этот путь, и ни один человек на земле еще не прошел им. Освети мне этот путь и освяти его Твоим благословением и разрушь козни моих завистников и врагов. Там, на дальних островах, живут простые, добрые и наивные люди, не знающие света Христовой веры, но бесчестные мусульмане, враги мира христианского, уже протянули свои руки, чтобы коварством и обманом склонить этих простых людей к мерзостной магометанской вере. Не смерть и разграбления я несу в эти дали, а добро, любовь к Богу, просвещение и справедливость. Я даю Тебе обет — не применять силу и оружие, если на то не будет воля Твоя. Я отправляюсь в этот далекий путь, не ведая, дано ли мне вернуться домой. Так не оставь же без Твоего покровительства моих родных и близких, если со мной случится беда, мою жену Барбару и детей моих малых».

* * *

Уже идет к концу подготовка к плаванию. Проконопачены и просмолены обшивки кораблей. Магеллан лично проверил, обстукал все брусья и балки корпусов, все прогнившие брусья заменены на новые, дубовые и кедровые, скреплены гвоздями и хомутами. Все старые мачты и реи заменены новыми, изготовленными из горных елей и пихт. Рискуя получить неодобрение короля, дважды Магеллан отклонял партии парусины, которые ему посылали нидерландские купцы, те, кто окружал короля Карлоса. Парусина должна быть изготовлена из джута или из волокон конопли, настоящую парусину ткут в Британии, злостном враге испанской короны. И снова задержки, письма, обвинения в нелояльности, и снова происки кастильской знати.

«Пресвятая Дева Мария, укрепи меня, ибо там, в океанских далях никто не поможет мне, и негде будет искать спасения от бурь и невзгод».

Два тяжких года предстоит флотилии Магеллана пробиваться по пустынным и неизведанным морям, и все нужно предусмотреть для работы и жизни корабелов. Их насчитывалось 256 матросов, воинов, кормчих, лейтенантов и капитанов на пяти каравеллах — 120 испанцев, 26 итальянцев, 19 французов, два грека, два фламандца. И 37 португальцев, несмотря на тяжкие обвинения против Магеллана, несмотря на эдикт короля Карлоса — не больше пятерых португальцев. Среди них — Дуарте Барбоза, сын Диего Барбозы, и Эштебан Гомеш — лучший кормчий Португалии. Горстка преданных друзей, готовых на все, чтобы защитить своего соотечественника. Остальные — немцы, итальянцы, негры, арабы — говорят на разных языках и наречиях, и понадобятся недели, чтобы разношерстный сброд стал единой командой, понимающей приказы, ощутившей чувство локтя по отношению к соседу, спящему на койке рядом.

Магеллан снова и снова просчитывает груз, необходимый для плавания — оливки, масло, изюм, миндаль, чернослив, уксус, рыба вяленая, свинина, фасоль, бобы, мука, 984 круга сыра, мед, говядина, рис, сахар, варенье из айвы, каперсы, горчица, 2138 кинталей сухарей, 450 связок лука и чеснока, бочки с водой непременно из горных источников. И вино — 417 мехов и 250 бочек лучшего испанского вина велел закупить Магеллан, чтобы каждый матрос мог выпить кружку ежедневно. Семь живых коров, три свиньи, чтобы в первые дни плавания наслаждаться свежим молоком и парным мясом. Кроме того, запасное снаряжение — мачтовые стеньги и реи, два комплекта парусов, инструменты — пилы, клещи, буравы, гвозди, иглы, нитки, пакля, смола. Четырнадцать тысяч фунтов свечей. Кандалы и цепи для бунтовщиков, буде такие возникнут в открытом море. Для защиты святой христианской миссии необходимо вооружение — 70 пушек, 50 аркебуз, 60 арбалетов, 1200 копий, 200 пик, 100 комплектов воинских доспехов, а к этому — ядра, порох и свинец. Для обмена и налаживания отношений с добрыми туземцами нужны яркие тряпки, зеркала, ножи и браслеты, 20 000 колокольчиков, цветные бусы. Все это встречает ожесточенное сопротивление Индийской палаты. Истрачено уже 8 751 125 мараведи — невиданная, неслыханная сумма, опустошившая казну, а несгибаемый Магеллан требует все новых и новых товаров. Ни одна мелочь не должна быть упущена, ибо там, в пустыне водной, она может понадобиться. И все горы продуктов, товаров, снастей должны быть расположены в строгом порядке, закреплены, принайтовлены, чтобы никакая буря не сорвала их с места. Плотно заполнены трюмы кораблей, и Магеллан снова и снова проходит узкими проходами, проверяет крепления и каюты экипажа. Долгие месяцы его людям суждено провести в этой тесноте и духоте после тяжелых вахт на верхней палубе.

* * *

20 сентября 1519 года. Позади два с половиной года непрерывных трудов и забот. Два дня тому назад Магеллан в письме-завещании изложил свою волю. Если его поход и возвращение будут успешными, он возвратится в Севилью сказочно богатым и знаменитым. А если… Всё в руках Божьих, и в своем завещании Магеллан, прежде всего ревностный католик, обращается к всемогущему Господу, вседержцу и повелителю. Как два года дотошно и подробно адмирал предусматривал порядок в оснащении экспедиции, так он в завещании старательно излагает свою волю: где и сколько раз служить мессу во спасение его души, сколько выделить серебряных монет на богоугодные дела — монастырям, на выкуп христианских пленников из рук мусульманских, на призрение прокаженных, на больницы и приюты для бедняков. Завершив труды земные, он хотел бы быть похороненным в Севилье в монастыре Санта-Мария, а невольник его Энрике должен стать свободным человеком после того. А все титулы, дарованные Магеллану королем, все недвижимое имущество и доля от будущих прибылей наследует его сын Родриго, коему, как следует из завещания, сейчас полгода.

Последний долг Магеллана на земле выполнен. С грохотом поднимаются якоря стоящих у причала кораблей, убираются мостки. И вдруг гавань оглашается пронзительным тонким криком: «Esperad!» — подождите! Это маленький итальянец Пигафетта. В последнее утро перед отплытием он вдруг понял, что для описания долгого плавания у него не хватит бумаги, перьев и чернил. Ведь подробный отчет ему нужно делать в двух повторах — его превосходительству королю Карлосу и его сиятельству Вилье Адану, магистру Родосского ордена. Потому он пустился бегом в портовую лавку, чтобы закупить все это, да в лавке не оказалось бумаги нужного качества, пришлось бежать в город. По велению Магеллана задержаны последние мостки, и беднягу Пигафетту под улюлюканье всей команды запихивают на борт «Тринидада». Поднимаются паруса, и флотилия под легким ветром отплывает вниз по Гвадалквивиру к выходу в море.

5

Пигафетте было весело и интересно. Ему отвели крохотную каморку на юте, рядом с каютой самого адмирала. В каморке маленький столик, чтобы вести записи, и койка, подвешенная к потолку. Ее нужно было подтягивать к потолочному брусу днем и опускать на ночь. А пока Пигафетта стоял у борта на верхней палубе. «Тринидад» с распущенными парусами шел по течению полноводной реки, за ним следовали остальные каравеллы, и на грот-парусе каждого из них красовался крест святого Яго — покровителя борьбы с маврами и прочими мусульманами. Ярко светило солнце, и люди по берегам Гвадалквивира махали руками, приветствуя эскадру. Но вот впереди открылся морской простор, и корабли, обогнув мыс Санлукар-де-Баррамеда, стали на якорную стоянку. Два дня стоянки, чтобы еще раз проверить и закрепить все снаряжение, два дня учений — расставить разноязыкую команду, чтобы каждый знал свою вахту, свой кубрик, своего лейтенанта и свое место у корабельных снастей. Строжайшей дисциплины и порядка требовал Магеллан от своих капитанов, строжайшая дисциплина — и среди команды. За малейшую заминку и промедление — линек плетью вдоль спины, за неповиновение — кандалы и темный арестантский трюм. На третий день утром — торжественная месса в церкви Сан-Лукар, вся команда от адмирала до последнего матроса, независимо от национальности и вероисповедания, приняла причастие и благословение на святые дела.

Как школьник, сбежавший со скучных уроков, носится Пигафетта по кораблю, везде сует свой нос и засыпает вопросами загорелых, продубленных ветрами и солнцем матросов. Его ласково треплют по шее суровые люди, прошедшие преисподнюю и ад, испанцы зовут его muchacho, итальянцы — ragazzo, германцы — der Junge, французы — garson. Для всех них он славный мальчишка со светлыми любопытными глазами, открывающий для себя новый мир, и суровые сердца размягчаются от этого el pequeno italiano. Ему подробно объясняют назначение частей парусного такелажа, всех этих шкотов, брамселей и крюйс-бом-брам — рей, и охотно рассказывают невероятные байки про дальние страны, где живут великаны ростом в два человеческих, и питаются они тем, что едят своих врагов. Про гигантских кракенов, живущих в морской пучине и способных перекусить корабль пополам, про морских птиц, у которых нет ног. Вон видишь, muchacho, вон он летит, альбатрос, у него совсем нет ног, альбатросам приходится жить все время в небе, и яйца самка откладывает на спине у самца. Наивный итальянец верит этим рассказам и аккуратно записывает их в свои дневники. А матросы удивляются тому, что этот малыш умеет рисовать непонятные значки на бумаге и даже читать толстые книги, которых много у малень — кого итальянца. В них рассказывается про далекие страны и моря.

Горделиво раздув паруса, проходят корабли Гибралтарский пролив, и Пигафетта с восторгом видит знаменитую скалу Джабаль Тарик, взметнувшуюся высоко в небо. Могучие валы Атлантики принимают на свои гребни испанские каравеллы. Валы идут с запада, с Нового Света, пройдя тысячи миль, они, как игрушками, забавляются суденышками, плавно покачивая их на своих грудях. Они взметнутся до небес, когда задует штормовой вихрь, разгневанные наглостью мелких людишек, бросивших вызов стихии. Но светит солнце, ласковый ветерок надувает паруса, мерно, как в материнской колыбели, покачиваются корабли. Они оставляют за собой пенистый след, и дельфины, выскакивая из воды, эскортом сопровождают их. Шесть дней пути на юг, к las Islas Canaries — Канарским, или Собачьим, островам. Пигафетта все знает об этих островах. В давние времена здесь жили свирепые язычники гуанчи с огромными, многочисленными собаками, но римский папа Климент Четвертый милостиво отдал острова под владычество кастильской короны, и теперь на островах царит благостная католическая церковь. Нечестивые гуанчи истреблены вместе со своими собаками, и конус Тейде, вершина острова Тенерифе, господствует над остро — вами вечной весны и вечного мира.

Два дня стоянки на островах, последнем оплоте испанской короны в океане, трюмы кораблей загружены свежей водой и свежими фруктами, завтра — в путь в неведомые, враждебные дали. Накануне вечером в гавань Тенерифе прибывает каравелла из Севильи. Диего Барбоза шлет Магеллану послание.

«Дорогой мой зять, — пишет Диего. — Из достоверных источников мне стало известно, что против тебя готовится тайный заговор испанских капитанов. Глава заговора — Хуан де Картахена, двоюродный брат епископа Бургосского, воспользуется любым случаем, чтобы сместить и уничтожить тебя. Из других источников до меня дошло известие, что португальский король Мануэль снаряжает корабли, чтобы перехватить твою эскадру, сорвать экспедицию. Мужайся, мой любезный зять, будь осторожным и мудрым и да хранит тебя Господь».

И снова бессонная ночь. Магеллан между молотом и наковальней, между Сциллой и Харибдой, и снова он один и не с кем поделиться страшной вестью. Магеллан не может направиться по прямому пути к Южной Америке, там его ждет португальский флот, а кастильские гранды воспользуются этим, чтобы ударить в тыл, уничтожить его, ибо у них нет чести и им наплевать на достоинство испанской короны. И Магеллан решает проложить свой путь на юг, к островам Зеленого Мыса, где его никто не ждет, чтобы у экватора воспользоваться восточным пассатом.

Наутро адмирал собирает спешный совет капитанов, где излагает свой порядок для плавания. Вся флотилия идет в кильватерном строю за адмиральским флагманом, и никому не позволено нарушить этот строй. В темное время суток на флагмане зажигается смоляной факел, именуемый фаролем, и каждый в строю должен зажечь такой факел, дабы сохранить строй. Помимо фароля на флагмане могут зажигаться другие световые сигналы — фитили. Один фитиль значит уменьшить ход, два фитиля значат поворот, три фитиля значат надвигающийся шквал, четыре фитиля — стоп, спустить паруса. Каждый из кораблей должен зажигать такие же фитили на своем борту. Каждый вечер до наступления темноты все капитаны должны на шлюпках являться на адмиральский корабль, приветствовать Магеллана как капитан-генерала, представлять свой рапорт о состоянии вверенного им судна и получать указания на грядущую ночь.

Картахена скрипел зубами. Что позволяет себе безродный португалец? Он, знатный идальго, должен кланяться и унижаться? Он, Картахена, дождется просчета или ошибки Магеллана и поквитается с ним.

Такой случай представился скоро. Вместо того чтобы идти к берегам Бразилии, Магеллан день за днем прокладывал путь на юг вдоль берегов Африки. Он предатель! Он ведет испанскую флотилию в лапы к португальцам, чтобы продаться им! На ближайшем совете капитанов Карта — хена потребовал от Магеллана ответа: при подготовке экспедиции был проложен курс через Атлантику к берегам Южной Америки. Почему Вы, сеньор Магеллан, изменили курс и почему Вы принимаете такие решения без совета с уважаемыми сеньорами капитанами? Это был вызов. Три капитана-испанца против двух португальцев. Даже три против одного. Капитан «Сантьяго» Жуан Серрано, португалец, но он уже давно служит испанской короне и в межнациональных конфликтах сохраняет нейтралитет. Магеллан не может уступить. Каждый шаг назад — это поражение, и он принимает вызов. Он достает из шкафа толстый рулон рукописей.

— Это Капитуляция, подписанная его величеством королем Карлосом, я верен королю и впредь буду руководствоваться его указаниями. Его величество предоставил мне и только мне право выбирать курс, а вам, сеньоры капитаны, надлежит безоговорочно следовать этим курсом. Я вас больше не задерживаю.

* * *

Уже пять дней в океане полный штиль. Паруса безвольно повисли на реях, нещадно палит тропическое солнце, и некуда деться от этого пекла. Пигафетта слоняется по верхней палубе, пытаясь найти слабое дуновение ветерка или хотя бы тень. Внизу, в трюме и матросском кубрике, — тяжелая, смрадная духота. Вода, запасенная на Тенерифе, протухла и превратилась в вонючую горячую бурду. Но и эту воду корабельные интенданты выдают ограниченно, не более трех кружек на человека в день. Одна отрада — кружка вина, по велению адмирала кружку вина наливают каждому матросу вечером с наступлением сумерек. Но и ночь не приносит прохлады. Водная поверхность сколько хватает глаз — ровная стеклянная пустыня. Пропали дельфины, сопровождавшие каравеллы от самого Гибралтара, исчезли морские птицы и летучие рыбы. Не видно даже акул, следовавших за кораблем и пожиравших корабельные отбросы, и теперь эти отбросы грязными пятнами окружают каравеллы. Пигафетта медленно бродит по палубе корабля. На стапелях Севильи он показался Пигафетте огромным, а здесь, в океанских просторах, кара — велла кажется просто скорлупкой. Сто футов, пятьдесят шагов от носа до кормы, тридцать футов от борта до борта. И вся палуба тесно уставлена — шлюпки, пушки, запасные стеньги и реи. Все это крепко принайтовлено, через все это нужно пробираться. Матросы обессилено лежат на палубе в ожидании конца мучений.

Магеллану доносят, что испанские капитаны на «Сан — Антонио», «Консепсьоне» и «Виктории» мутят матросов, обвиняют Магеллана во всех бедствиях. Эти проклятые португальцы хотят завести нас на край света, и нужно арестовать адмирала. Зреет мятеж.

И зреет буря. Южную часть небосвода заволокла тьма, погасло солнце, и огромные валы пятьдесят футов высотой швыряют каравеллы. В наступившем среди дня мраке загораются четыре факела на адмиральском корабле, и яростный ветер рвет в клочья паруса, что не успели убрать. Два дня ураган носит эскадру по взбесившемуся океану. Пигафетта лежит в своей койке, не в силах даже двинуть рукой. Вот нос корабля задирается вверх, все выше и выше, забираясь на гребень гигантской волны, рев ветра в снастях достигает предела, каравелла, резко накренившись вперед, стремительно обрушивается в пучину, туда же, в недра океана, обрушивается и сердце, и желудок страдальца Пигафетты. От бешеной качки его вывернуло наизнанку, и он молится Деве Марии о спасении своей души. Молятся и все матросы, ибо настал Судный день, и всем им скоро надлежит предстать перед Богом и покаяться во всех прегрешениях своей беспутной жизни. На верхней палубе, на возвышении юта — лишь одна фигура. Это у рулевого колеса кормчий Андрес де Сан-Мартин. Он привязан веревками, чтобы не смыло его за борт шальными волнами, перехлестывающими через борта. Лишь на несколько часов в сутки его сменяет у руля сам адмирал Магеллан. Кажется, не будет конца страданиям людей…

Но что это? На ноках рей, на топе мачт загораются огни.

«Эльм, святой Эльм, — повторяют матросы. — Святой Эльм идет нам на помощь! Святой Эльм спасет нас! Святой Эльм благодетельствует нашему адмиралу!»

Два с половиной часа ярким светочем горят огни Эльма на вершине грот-мачты адмиральского корабля, и укрощаются волны, стихает ветер. «Святой Эльм и наш адмирал Магеллан спасли нас от неминуемой смерти». Утреннее солнце освещает утихомирившуюся стихию, и свежий пассат наполняет паруса с крестом святого Яго. «Слава Господу, спасшему нас от гибели! Слава нашему адмиралу Магеллану, ибо святые высшие силы на его стороне».

Но не смирился Хуан Картахена. Три благородных кастильца против безродного португальца, и в очередном вечернем рапорте он называет Магеллана не капитан — генералом, а просто сеньором capitano. На следующий день Картахена даже не является на рапорт. Магеллану объявлена война, и победит в ней тот, у кого больше выдержки и хитрости.

Два дня адмирал выжидает, на третий день гонец с адмиральской шлюпки уведомляет: боцман «Виктории» Антонио Саламон совершил тяжкое преступление, и капитанам надлежит явиться на суд, имеющий место быть в полдень на флагманском корабле. Антонио — испанец, понимают капитаны, и это происки португальцев, дабы унизить гордую Испанию, и они прибывают на «Тринидад», чтобы защитить соотечественника. Антонио Саламон уличен в содомии с юнгой, и это тяжкое преступление, карающееся смертной казнью. Все знают, что месяцы и годы, проведенные без женщин, — суровое испытание для здоровых мужчин. В мужеложстве нет греха, если оно совершено по согласию и не предано гласности. Но боцман склонил к этому молодого юнгу, и потому ему грозит смертная казнь.

Этот суд — ловушка, устроенная Магелланом для Хуана Картахены. За годы, проведенные в войнах, Магеллан усвоил стратегию победы: застать врага врасплох и ударить первым.

— Именем короля Вы арестованы за неповиновение и за невыполнение воли нашего короля! — провозглашает Магеллан, хватая Картахену за плечи, и велит своему альгвасилу заковать его в кандалы.

Остальные капитаны в смятении. Всего несколько минут назад они были на стороне своего вожака, они готовили арест Магеллана, но сокрушительность удара, нанесенного адмиралом, повергла их в растерянность. Напрасно Картахена зовет их на помощь. Никто не смеет возразить и даже поднять глаза на низкорослого, коренастого человека, осмелившегося поднять руку на самого королевского контролера. И когда альгвасил уже готов отвести пленника в каземат, один из капитанов смиренно обращается к Магеллану с просьбой: учитывая благородное происхож — дения сеньора королевского контролера, не заточать его в оковы, а отправить под надзор и стражу на одном из кораблей. Быть стражем вызывается капитан «Виктории» Луис де Мендоса, и он дает Магеллану честное слово испанского дворянина и обязательство представить адмиралу пленника по первому его требованию. А на «Сан-Антонио» распоряжением Магеллана назначен новый капитан, испанец Антонио де Кока, и вечером он почтенно приветствует рапортом капитан-генерала.

Магеллан одержал верх в очередном сражении на пути к своей великой цели, его флотилия, вопреки сетованиям скептиков, выдержала испытание жестоким штормом, не получил повреждения ни один корабль, лишь разорваны в клочья несколько парусов, но есть запас парусины, и, подгоняемая свежим пассатом, эскадра быстро приближается к берегам Южной Америки.

* * *

Папский меридиан, проведенный в тиши Ватикана учеными-книжниками, отсек во владение португальской короны треугольный клин, выступающий из американского материка на восток. Это страна Берзин, или Бразилия, единственная страна на континенте, говорящая по-португальски. Король Мануэль милостиво принял отдаленную дикую страну под свое покровительство, но инте — ресы королевского двора — в Азии, там несметные богатства, и руки не доходят до бедной Бразилии, где не растут пряности, где нет золота и драгоценных камней.

«Страна Берзин, — честно пишет наивный и восторженный Пигафетта в своих тетрадях, — и размерами, и богатством превосходит Испанию, Францию и Италию вместе взятые. Местные жители принадлежат португальской короне, но они не христиане. Они живут сообразно велениям природы и достигают возраста 125–140 лет. Как женщины, так и мужчины, они ходят нагими и не стесняются этого. Они живут в продолговатых домах, называемых «бойе» и спят в сетках, называемых «амаке» и привязываемых внутри домов к толстым брусьям. В каждом «бойе» помещается до сотни мужчин с женами и детьми, отчего стоит большой шум. Туземцы разрисовывают тело и лицо удивительным образом при помощи огня. Они не знают железа, и за топор или большой нож мужчины отдавали нам в рабыни одну или двух своих дочерей. Но не своих жен. Это истинная правда, что туземцы бегают быстрее лошади и не терпят, если к их женщинам подойти слишком близко. На берегу была дважды отслужена месса, в продолжение которой туземцы стояли на коленях с покаянным видом, так что видеть их доставляло истинную радость. Здесь живет множество попугаев разных расцветок, и жители давали нам по восемь попугаев за одно маленькое зеркало. А еще здесь живут свиньи с пупком на спине и большие птицы без языка, но с длинным носами наподобие ложек».

Завершена первая часть экспедиции Магеллана. Она пролегала известными мореплавателям морями, впереди — неизвестность. А пока флотилия остановилась в бухте, названной португальцами Рио-де-Жанейро — Река святого Януария, хотя никакой реки здесь нет, а есть глу — бокий залив, углубившийся далеко в континент, защищенный от бурь и волн. Добродушные туземцы за безделушку — погремушку или колокольчик — приносят полные корзины бататов или неведомых сладких плодов, похожих на большие шишки, за истрепанного короля из карточной колоды — пять кур или корзину рыбы. Благословенная страна, откуда никуда не хочется плыть, и матросы целыми днями бездельничают на берегу, развлекаются с местными женщинами, купаются в океане и валяются на белоснежном песке огромного пляжа, который потом будет назван Copacabana. Но Магеллан торопится. Тщательно обследованы все корабли, подконопачены и просмолены корпуса, заменены на новые истрепанные паруса, свежими фрук — тами и водой заполнены трюмы, и — в путь, на юг. Жгучая мысль овладела этим терпеливым и выдержанным человеком — он в шаге от великого открытия, открытия пути в неведомый людям океан, а там — путь к сказочным островам. И пусть напрасно злобствуют испанские гранды. Он, Магеллан, в шаге от победы. В южном полушарии лето, и нужно воспользоваться благоприятной погодой, чтобы пройти estrecho — южный пролив, до которого, согласно карте Бехайма, всего тысяча миль.

Кормчий «Виктории» Франсиско Альбо записывает в путевой журнал: «Мы достигли мыса с горой, похожей на шляпу, которую назвали Монтевиди». За мысом мореплавателям открылось водное пространство, уходящее на запад, несомненно, это пролив, к которому стремилась флотилия и который приведет их к Западному океану. Магеллан посылает два малых корабля — «Викторию» и «Сантьяго» — на разведку пролива, а остальные барражируют пролив, наносят на карту берега. Пролив широк, его берега покрыты лесами, и здесь удается укрыться от нале — тевшей бури. Но очень долго не возвращаются посланные на запад корабли, и нетерпение вновь овладевает Магелланом. Лишь спустя две недели появляются на горизонте их паруса. Но нет ликования и пушечных залпов.

— Сеньор капитан-генерал, — докладывает Магеллану капитан «Сантьяго» Жуан Серрано, — мы добросовестно выполнили Ваше указание. Мы заплыли на триста миль по этому проливу, дальше он разветвляется на два рукава, и мы обследовали оба протока. Но это не пролив. Это реки, и вода в них пресная. Рек такой ширины нет нигде на земле, но это реки, и они несут свои воды с далеких гор на западе. Это был удар для Магеллана. Значит, карта знаменитого картографа Мартина Бехайма и вычисления бесноватого астролога Руи Фалейро были ошибкой! Значит, два с половиной года работ и более восьми тысяч мараведи, потраченных на экспедицию, были ошибкой. Значит, его, Магеллана, уверения короля Карлоса были ложью? Этот проклятый американский материк непреодолимой стеной стоит на пути к островам пряностей. Это значит — крушение смысла всей жизни Магеллана? 256 человек ждут решения от него, и он один облечен властью решать судьбы этих людей.

«Нет, пролив должен существовать! — убеждает себя Магеллан. — Пролив находится южнее, и Магеллан найдет его во что бы то ни стало».

6

Итак, по велению адмирала флотилия продолжает путь на юг. Но в южном полушарии чем южнее, тем холоднее. Потеряны летние месяцы в бухте Рио-де-Жанейро и в устье Ла-Платы, надвигается холодная осень с дождями и штормами. Корабли медленно плывут вдоль берега, заходя в каждую, даже самую малую, бухту в надежде, что это и есть тот самый проход. Но пустынно и безлюдно побережье. Остались позади тропические леса, полные птиц, зверей и фруктов. Здесь на берегах лишь песок и скалы, о которые разбивается прибой. С изумлением видят корабелы невиданных зверей — пингвинов и морских львов. Эти животные никогда не встречались с людьми и совсем не боятся их.

«Мы бросили якорь у одного из двух островов, — пишет любознательный Пигафетта. — Здесь много черных гусей, которые не умеют летать, они очень жирные, и мы набили множество их палками. А еще здесь морские волки с большими зубами и ластами вместо ног и головами, как у коровы, но с круглыми ушами. Они не умеют бегать, только плавают и питаются рыбой».

С каждым днем становится все холоднее, все реже показывается солнце, свирепые ветры жгут лица команды. Они отправились в теплые, райские края, где растут пальмы и пряности. Куда же ведет их суровый адмирал? Может быть, он сошел с ума со своими тайными картами? Может быть, он заблудился в диких просторах и боится сознаться в этом? А может быть, этот проклятый португалец намеренно решил погубить их, заморозить во льдах полярного океана? Открытый ропот и недовольство овладевает моряками, и только каменное спокойствие и несгибаемая воля удерживает отчаянную команду, готовую повязать капитанов и лейтенантов или даже вздернуть их на реях и вернуться в теплые края. Магеллан понимает это, и небольшая группа преданных ему людей вооружена и постоянно наготове, чтобы пресечь бунт. А что же испанские капитаны? Они затаились, они готовят мятеж, чтобы арестовать ненавистного португальца, они ждут подходящего момента, с тайным удовлетворением наблюдая за растущим недовольством. Скоро, уже скоро этот упрямец заявит, что он не знает, куда плыть и что делать. И тогда они расквитаются с Магелланом!

Тридцать первого марта корабли подходят к обширной бухте, названной Сан-Хулиан, и Магеллан командует: отдать якоря, готовиться к зимовке. Напрасно и враги, и друзья уговаривают адмирала — разумнее вернуться в теплые края, переждать зиму, набраться сил и летом возвратиться в поисках прохода. Магеллан принял решение, и он никогда не меняет своих решений.

* * *

Магеллан хорошо понимает, насколько опасна бездеятельность и уныние в долгие зимние месяцы. Он устанавливает порядок, по которому ежедневно шлюпки с матросами отправляются на берег — заготавливать дрова и хворост для обогрева людей. Он резко сокращает расходова — ние продовольствия из трюмов. На берегах залива водится морской зверь — пингвины, тюлени, морские львы, в местных водах водится рыба, и ее ловят сетями, запасенными еще в Севилье. Все идет для питания команды, а запас продовольствия в трюмах понадобится весной в дальнейшем плавании. Неизменной остается лишь кружка вина, ежедневная адмиральская кружка доброго испанского вина. На берегу залива строится кузница, все суда поочередно вытягиваются на берег, их днища очищаются от налипших ракушек, и не знают отдыха плотники: они конопатят щели, меняют подгнившие и поврежденные доски обшивки.

Холодные туманные дни сменяются штормами, когда свирепые ветры с океана пробирают до костей, и адмирал велит своим матросам шить куртки из истрепавшейся парусины, шить меховые сапоги из шкур убитых животных. Нужно сохранить силы и здоровье людей для весны, для будущего решительного броска на юг. Бухта Сан-Хулиан закрыта от южных ветров и океанских волн, но, как сгущаются холодные туманы, так сгущается атмосфера недовольства и озлобления в эскадре Магеллана. Испанские капитаны трех кораблей затаились, не являются на адмиральский рапорт, не участвуют в ежедневных походах за дровами и в охоте на морского зверя, и Магеллан делает первый шаг к примирению — он рассылает испанским капитанам приглашение прослушать пасхальную заутреню и отобедать на флагманском корабле в светлый Христовый праздник. Но капитаны не являются на приглашение. Они помнят арест Картахены, они боятся встретиться лицом к лицу с несокрушимым и непредсказуемым португальцем. Магеллану брошен открытый вызов, напряжение противостояния достигло пика. Адмирал самовольным решением смещает Антонио де Коку с должности капитана «Сан — Антонио» и назначает капитаном Альвареша Мешкиту, своего двоюродного брата.

После трудного холодного дня объята сном испанская эскадра. На недвижной воде замерли на якорях пять каравелл. Но не спят испанские капитаны Гаспар Кесада, Луис Мендоса и освобожденный ими Хуан Картахена. Луисом Мендосой дано Магеллану слово испанского дворянина, но что значит дворянское слово, если ненависть к Магеллану затмевает разум и честь? Под покровом ночи шлюпка «Виктории» с тридцатью вооруженными людьми подплывает к «Сан-Антонио». Корабль спит. Кому в голову придет выставлять караул в этой безлюдной глуши? По веревочным лестницам повстанцы карабкаются на палубу. Проснувшегося Мешкиту они заковывают в кандалы и бросают в карцер. Только кормчий корабля Хуан де Элорьяга оказывает сопротивление, но Кесада выхватывает кинжал, и Элорьяга падает замертво. Пролилась кровь, и капитаном корабля назначается Себастьян Элькано — угрюмый и неразговорчивый баск с севера Испании. Волей случая этот неприметный человек выходит на арену Истории, и ему еще предстоит сыграть в ней свою роль. Все происходит в тишине, но, добившись успеха, бунтовщики не могут сдержаться. Открыты погреба, вино льется рекой, и пьяные крики несутся над водой. Утром Магеллан в тревоге гадает о том, что произошло ночью. Но торжествуют проснувшиеся мятежники. Португалец обречен, в руках инсургентов три корабля против двух Магеллановых. Даже три против одного, «Сантьяго» не в счет, мелкое суденышко с семьюдесятью людьми экипажа. Утром к «Тринидаду» пристает шлюпка с письмом. Сеньор Кесада в многословных и напыщенных выражениях уведомляет сеньора капитана, что только его дурное обращение вынудило Кесаду и других капитанов захватить «Сан-Антонио». Сеньору Магеллану предлагается примириться с этим справедливым событием, и тогда он, Кесада, готов служить с почтением сеньору адмиралу.

Кесада откровенно трусит, ведь он совершил переворот вопреки воле короля Карлоса, пролил кровь, и теперь нужно добиться смирения португальца, чтобы с почетом вернуться в Испанию и преклонить колена перед королем.

«Ваша воля, Ваше превосходительство, но мы не виноваты в неудаче. Виноват во всем обманувший Вас португалец Магеллан. Ему отвечать за всё».

В туманном морозном воздухе бухты Сан-Хулиан царит тишина. Заряжены пушки и мортиры мятежных кораблей, капитаны ждут решения адмирала. Отказ Магеллана от покорности — и он будет уничтожен, смят залпами со всех бортов трех кораблей. Но Магеллан не торопится. От «Тринидада» отчаливает шлюпка, она направляется не на «Сан-Антонио», а к «Виктории». В шлюпке всего шесть безоружных людей, они везут ответ Магеллана. Капитан «Виктории» Луис Мендоса самодовольно улыбается: с ним первым пытается договориться португалец, он видит в нем слабое звено. На палубу «Виктории» неторопливо поднимаются посланцы адмирала, и старший из них, альгвасил Гомес де Эспиноза, с поклоном вручает пакет. Адмирал смиренно предлагает сеньору Мендосе прибыть на флагманский корабль для переговоров. Но Мендосу не провести, он знает коварство Магеллана, он помнит арест Картахены.

— Передайте вашему капитану мой отказ, — заявляет он Эспинозе.

То, что произошло в следующее мгновение, заставляет застыть на месте экипаж «Виктории». Альгвасил Гомес де Эспиноза, верный союзник и слуга Магеллана, выхватывает из-под куртки кинжал и вонзает его в горло Мендосе. Кровь за кровь! Смерть преступнику, изменившему клятве дворянина! Остальные пятеро матросов со шлюпки тоже обнажают кинжалы и становятся в круговую оборону. И уже карабкаются по веревочным лестницам, поднимаются на борт пятнадцать вооруженных людей под командованием Дуарте Барбосы с другой шлюпки, подошедшей незаметно к «Виктории». Никто из экипажа захваченного корабля не оказал сопротивления. Матросы только восхищенно прищелкивали языками:

— Это дело рук нашего адмирала, стремительного и неотвратимого, как смерть! Он — не чета изнеженным и надменным испанским грандам-капитанам. В его жилах течет настоящая горячая кровь, а не розовая водичка, как у этих капитанов.

Под командованием Дуарте Барбосы «Виктория» выбирает якоря и спешит к горловине бухты, отрезая вместе с «Тринидадом» и «Сантьяго» выход из нее двум мятежным кораблям. Удар, нанесенный мятежникам, был стремительным и неожиданным. Напрасно Гаспар Кесада размахивает шпагой, призывая экипаж «Консепсьона» к атаке. Матросы угрюмо молчат, и, когда к кораблю подходит шлюпка «Тринидада», мятежный капитан обезоружен и связан.

Движение человечества в неизведанные дали, прорывы, совершенные людьми, всегда связаны с личностями. Только сильная, неординарная личность способна повести за собой. Служение великой цели возносит лидера-пассионария над толпой, наделяет его ореолом героя, рыцаря без страха и упрека, он один на этой вершине, и высшими силами ему дается право вершить судьбы людей. Тяжек его удел. Он проник в неизведанные области, где не ступала нога и разум человека, каждая его слабость, каждая его ошибка может привести к хаосу, и только луч веры в пред — начертанное и величайшее напряжение всех своих сил двигают им. Таков путь исканий, по которому идет человечество.

Арестованы и закованы в кандалы два мятежных капитана, два высокородных испанских гранда, назначенных капитанами самим королем Карлосом, и Магеллан в глубоком раздумье. Он должен быть беспристрастен, он должен быть выше личных обид и оскорблений, нанесенных ему этими надменными испанцами. Ему известен непреложный закон моря: за бунт на корабле — виселица на рее. Это право капитана, это право, данное ему, адмиралу, королем. Но Магеллан принимает другое решение: пусть судьбу мятежников решит суд, открытый и законный.

И вот на краю света, холодном и безлюдном, собирается такой суд. Председателем суда назначен Альвареш Мешкита, капитан «Сантьяго», смещенный во время бунта Кесадой и восстановленный ныне в этой должности адмиралом. За столом сидят судьи, одетые в подобие мантий, идет допрос свидетелей и обвиняемых, писцы дотошно и добросовестно записывают каждое слово в протоколы, не жалеется драгоценная бумага. Все происходит так, как это было бы в судебной палате Севильи или Вальядолида. На пятый день заседаний председатель Мешкита оглашает приговор суда. За убийство кормчего Элорьяги и организацию мятежа против королевского адмирала к смертной казни через повешенье приговаривается Гаспар Кесада, также к смертной казни приговариваются Хуан Картахена, священник «Сан-Антонио» Санчес Рейна и двадцать матросов этого корабля. Таковы суровые нравы того времени, таков закон моря.

Но у адмирала Магеллана, представляющего в этом пустынном углу земли волю короля, есть право помилования, и он пользуется этим правом. Помилованы матросы, поскольку они раскаялись и готовы служить королю. Смертная казнь Хуану Картахене и Санчесу Рейне заменена изгнанием. Им выделен запас одежды и пропитания, и они отправляются вглубь континента. Теперь Господь властен над их жизнью и смертью. Благородному идальго Кесаде повешение заменено казнью мечом. Но кто возьмет в руки меч, чтобы стать палачом, запятнать себя кровью? Соглашается слуга Кесады Луис Молино. Он тоже приговорен к смерти, но будет помилован, если исполнит приговор суда.

* * *

Свершилось правосудие. Разрядились напряжение и недовольство, сковывавшие экипаж многие месяцы. Магеллан — победитель и властитель умов. Ему, нашему адмиралу, сопутствует удача, и ему благоволит Господь. Ему ведомы пути, которые приведут нас всех к цели. Холода и испытания? Наш адмирал знает, что делает, и мы должны безоговорочно верить ему.

Почти пять месяцев удерживает флотилию Магеллана южная зима в бухте Сан-Хулиан. Но наконец, видны первые знаки весны, и с ними на пустынном берегу появляется странная фигура.

«Это был голый человек гигантского роста, — пишет Пигафетта. — Он плясал, пел и посыпал голову пылью. Когда гигант увидел нас, он чрезвычайно удивился и показал пальцем вверх, заявляя, что мы прибыли с неба. Он был хорошо сложен и такого роста, что наши головы достигали ему до пояса. Его лицо и волосы были разрисованы желтой, красной и белой краской, он был одет в шкуры животных, сшитые вместе».

Удивительный великан был добродушен и обладал аппетитом гиганта — выпил одним махом ведро воды, проглотил полведра предложенных ему сухарей, а также двух крыс, не переводившихся в плавании на кораблях. Особенно поразила испанцев величина ног великана, обернутых соломой и звериными шкурами. Патагонцами, или большеногими, назвали испанцы этих детей местной природы. А были ли они на самом деле, великанами?

Удивительно живучи мифы о великанах, обитавших во все века на земле. Голиаф, Геракл, циклоп — они потрясали воображение и наводили ужас. Много десятков лет ходила по Европе легенда о жителях Патагонии ростом три-четыре метра. Конечно, это миф. Притяжение земли довлеет над нами, и людям ростом свыше двух метров трудно жить на нашей планете. Последующими исследованиями было определено, что рост патагонцев не превышал роста современного европейца. Но каков был рост малыша Пигафетты, если патагонцы показались ему гигантами?

7

В жизни любого человека, как бы ни был он целеустремлен и собран, наступают периоды растерянности и неуверенности в себе. Все силы, физические и душевные, отданы для достижения поставленной цели. Но препятствия, все новые и непредвиденные, встают перед ним. Он преодолевал все эти препятствия, он побеждал на этом тернистом пути, поскольку им двигала вера в истинность назначенной цели и выбранного пути. Но как и куда идти дальше, если эта вера поколеблена, если нет конца испытаниям и путеводная звезда потерялась в мрачных тучах, все без — надежнее сгущающихся впереди?

Движимый поистине демонической волей, Магеллан сокрушил противодействие природы и людей, он совладал с морской стихией и подавил коварный мятеж, он стал непререкаемым вождем и властителем дум и душ сотен людей, которых привел сюда, на угрюмый край света. И вот теперь он оказался в тупике. Он не знает, что делать дальше. Карта с обозначенным проливом, которую Магеллан скрывал от своих спутников, оказалась ложной, и он не может, не смеет, не имеет права признаться в этом своим спутникам. Проклятый материк стал перед ним непроходим барьером. Вместо того чтобы повернуть к западу, холодный и безжизненный берег неуклонной дугой сворачивает на восток. Куда ведет он Магеллана? В ледяные дали, чтобы сокрушить жестокими бурями, раздавить хрупкие суденышки ледяными горами? Магеллан вызывает к себе Жуана Серрано — капитана «Сантьяго», самой малой и самой быстроходной каравеллы флотилии. Задание капитану — двигаясь к югу, найти юго-западный пролив и вернуться с известием в срок не более двух недель. Страшно медленно тянется время. Лето еще не наступило, и суровые весенние штормы треплют корабли. Истекли отпущенные две недели, но не вернулся верный товарищ Серрано. Наконец, на берегу замечены две фигуры. Это не дикари-патагонцы, это измученные матросы с «Сантьяго». Их корабль добрался до бухты Санта-Крус, глубокой и изобилующей рыбой, но поднявшийся шквал выбросил его на берег. Все люди спаслись, но корабль разбит в щепки, и вот они десять дней брели по дикому берегу с этой вестью.

— Они ждут Вас, сеньор адмирал, спасите их!

Флотилия в спешке поднимает паруса, спасены жизни всех тридцати двух моряков, и они размещаются на остальных кораблях, спасен Жуан Серрано, но потерян корабль, самый быстроходный и новый, и трудно винить в этом капитана — весенние штормы в этих широтах подобны злым гарпиям, они налетают внезапно, воют дикими голосами в снастях. Они недовольны тем, что в их царство черных обветренных скал и песчаных берегов вторглись чужие люди, они мстят этим самонадеянным пришельцам, явившимся, чтобы разгадать тайны безлюдного и сурового края света.

Магеллан не может больше рисковать и принимает решение — дожидаться здесь, в укрытой от ветров бухте Санта-Крус, доброй погоды, которая обязательно придет с началом лета. Томительное ожидание, когда дни похожи один на другой, среди пустынных берегов. На этих берегах нет жизни, летняя зелень еще не покрыла их, ни дикари — патагонцы, ни другие живые существа не показываются на них, но адмирал не дает унынию распространиться на экипаж. Время весеннего нереста, и залив кишит рыбой, поднимающейся к реке Санта-Крус. Тюленье мясо опостылело матросам за долгие месяцы зимовки, закидываются сети, и лодки, полные рыбой в локоть и даже два локтя длиной, возвращаются на корабли. Рыбу вялят, солят, рыбой набивают трюмы.

Многие дни провел в раздумьях и колебаниях Магеллан. Но нужно плыть дальше на юг. У него нет другого пути, он не может возвратиться в Испанию, не достигнув цели. А если нет пролива? Если путь на юг приведет к ледовому континенту? Что же, тогда он повернет на восток и достиг — нет Молуккских островов, переплыв Индийский океан.

Снова в путь. На третий день впереди показывается острый мыс, выступающий в море. Меловые скалы, обветренные штормами. Магеллан называет его Cabo del Virgines, мысом Дев, в честь дня святой великомученицы Урсулы. А за мысом открывается широкий пролив, далеко, сколько видит глаз, простирающийся на запад. «Неужели?» — обрывается сердце Магеллана. Но сколько раз эти бухты, заливы, устья рек обманывали его! Кормчие в один голос уверяют его, что это фьорд, залив с обрывистыми берегами, такими фьордами изобилуют побережья северной Европы. Но адмирал должен все проверить и нанести на карту. Два корабля — «Консепсьон» и «Сан-Антонио» — он посылает на разведку с приказом вернуться в течение пяти дней, а два оставшихся барражируют, исследуют вход в бухту. И сразу же поднимается шторм. На старинных испанских картах тех мест всегда имеется надпись: «No hay buenas etasiones» — здесь не бывает хороших времен года!

Конец ознакомительного фрагмента.