Акулы из стали. Последний поход (сборник)

Эдуард Овечкин (2017)

Четвертый по счету сборник невероятных житейских и военно-морских историй продолжает славную традицию «Акул из стали» — юмор, ирония, всепобеждающий оптимизм и неожиданно трезвый взгляд на сложные жизненные проблемы. Каждый читатель в этих рассказах найдет что-то свое. Мужчинам и женщинам, не имеющим отношения к воинской службе, эта книга будет не менее интересна, чем настоящим просоленным «морским волкам» и сухопутным пыльным «сапогам». Ведь автор продолжает рассказывать о самом интересном — о людях в различных непростых, но зачастую смешных ситуациях. Осторожно! Ненормативная лексика!

…и бутылка рома!

— О! О! Смотрите!!! Вон же!! Рыбы! Рыбы плывут!!!

Старпом подскочил к подслеповатому монитору на пульте вахтенного инженера-механика и начал тыкать пальцем в бело-серое изображение.

— Не, ну вы хоть видите, ну? Ну что вы тут спите, а? Смотрите, красота-то какая!!! Антоныч, ну!

— Сей Саныч, я на вахте сейчас, слежу за своевременным осмотром отсеков и управляю оборотами турбин. Мне за флорой и фауной Ледовитого океана наблюдать не положено.

— Ой, ну какие вы скучные, ну бли-и-ин, а?

— А во-вторых, Сей Саныч, это — касатки, а значит, они не рыбы, а млекопитающие.

— За что мне всё это? За что, о боже мой?

— Эдуард, а ты чё старпому не подпеваешь сейчас полушёпотом: «За что, за что, о боже мой»?

— А я, Антоныч, на вахте же тоже стою — не положено отвлекаться мне.

— А ты не отвлекайся, а пой просто!

— Я так не умею. Я же только в душе пою и поэтому всегда, когда пою, закрываю глаза, отключаю мозг ну и глажу себя, соответственно, мыльными руками. Не, ну в принципе, можем попробовать.

— Штурман! Штурман! Иди сюда! — кричит старпом.

Из рубки высовывается по пояс штурманёнок Слава.

— Штурман, что там у нас с планом? Полигон когда занимать по строгому распоряжению?

— Да через неделю, так сейчас плаваем, как вольные стрелки!

— Отлично! — Старпом потирает руки, и у него загораются глаза.

Блин. Сейчас начнётся.

Говорил я вам или нет — не помню, но старпом наш был крайне азартен. Но не рабоче-крестьянским азартом к карточным играм или спорам, кто круче, нет — следующим его уровнем. Причём когда я говорю «рабочее-крестьянским», то я не вкладываю в это понятие абсолютно никакого негативного смысла по отношению к каким бы то ни было социальным группам населения: просто классификаций степени азарта, подходящих для описания, нет, и поэтому приходится придумывать самому. Азартов, по моим личным наблюдениям, существует два вида, и оба они действуют на организм одинаково с одной только разницей — организм с подготовленным мозгом направляет адреналиновые потоки в нужные части себя и превращает их в удаль, а с неподготовленным — расплёскивает по всей коре, отключая центры управления разумного отношения к окружающей действительности. И любому моряку присущ азарт, конечно, — вещь это заразительная, липучая и вызывает ломку, когда долго не было.

— Ты что, дрищ, на «слабо» меня сейчас берёшь? — удивлялся, бывало, старпом. — Да я на «слабо» не брался уже в то время, когда у тебя и утренних поллюций ещё не было!

Старпома нужно было только завести (пол-оборота) на необходимое дело, и всё — быть не сделанным у дела не оставалось никаких шансов. Нет, старпом знал, конечно, про то, что в мире существуют законы логики, физики и здравого смысла, но тайфун его удали сметал их, как щепки, и оставлял валяться на периферии границ разумного.

— Записать в вахтенный журнал! Начали отработку противолодочных манёвров! Хода и курсы переменные! Та-а-ак. Штурман! Что ты на меня смотришь так грустно, как будто я твоя первая любовь? Следи там, чтоб в банку какую не впилились, счас крутиться будем, за касатками следить! Не надо глазами из глазниц доставать, не надо — ты же профессионал? Ну вот и профессиональ!

Антоныч обречённо вздохнул и достал пилочку для ногтей — спокойная вахта явно закончилась. Нет, ну понятно, что после двух месяцев подо льдом в общем-то уже становится скучно и хочется разнообразия, но обычно под словом «разнообразие» следует понимать вещи в некотором роде отличные от слежения за китами в подводном положении.

— О, так их же акустики слышат сейчас!

— Сергей Александрович, ну пожалуйста, ну их акустики уже три дня слышат. Весь экипаж уже в акустической рубке их послушал, вы как будто в увольнительной были, такое ощущение. — Антоныч усердно полировал ногти.

— Да? Придётся наказать ведь вислоухих! Не доложили родному старпому, ну ты подумай, а! — Старпом убегает к акустикам, и мы жмуримся, чтоб брызги крови в глаза не попали.

— Самец и самка! — радостно докладывает старпом, выбегая из рубки минут через десять.

— Эдуард, скажи ему уже.

— Сей Саныч, прошу разрешения доложить! Согласно записям в трюмном журнале учёта воды и гидравлики, пара китов-касаток была обнаружена акустиками три дня назад, вот, видите запись в журнале? Далее в результате следственных экспериментов было установлено, что это самец и самка, для последующей их идентификации без унижения личного достоинства им были присвоены имена Фаддей Фаддеевич, в честь исследователя Арктики Белинсгаузена, и Нина Петровна потому, что других женщин — исследователей Арктики, кроме Демме, никто не вспомнил. Согласно дальнейшему акустическому портрету пары у акустиков и распечатка имеется, были сделаны выводы о том, что Фаддей Фаддеевич активно ухаживал за Ниной Петровной, пел ей песни и возможно даже декламировал Пастернака, что в итоге ожидаемо привело к капитуляции Нины Петровны и их спариванию. Вот, будьте добры — запись в журнале об этом факте. Далее Фаддей Фаддеич поёт уже не так активно, сейчас, скорее, они просто изредка переговариваются. В общем, всё стандартно, как у млекопитающих.

— Бля, Антоныч. Вот это у вас на широкую ногу тут поставлена научная деятельность!

— Ну. А вы как думали? Просто нет сил уже смотреть на эти унижения: «ой, смотрите, рыбки!», «ой, надо же, это самец и самка!» — и слюни по всему главному командному пункту.

— Боцман! Право руля! Антоныч, подверни турбинками — видишь же, на правый борт уходят!

— Эдуард, — Антоныч не шевелился, — ты же записываешь за мной афоризмы и гениальные изречения? Запомни, когда станешь взрослым и будешь нести вахту инженер-механика, никогда — это слово разбей на слоги и подчеркни, — ни-ког-да не выполняй метафорических приказаний «подверни турбинками», «реверс», «назад, назад, блядь!!!» и прочей гусарщины. Делать надо вот так…

Старпом всё это время грустно смотрит на Антоныча.

Антоныч делает суровое лицо:

— Товарищ старший помощник! Прошу уточнить направление вращения и обороты турбинам!

— Ох, бля, какие же вы скушные! Боцман! Руль прямо!

— Зато безаварийные, — бурчит Антоныч.

А вы когда-нибудь завидовали китам в море или дельфинам? Ну вот тому, как они идеальны — даже птицы, я думаю, им завидуют: они естественны в своей среде обитания, свободны, и вода всё время струится по их телам, и можно вверх, можно вниз, можно вот так вот покувыркаться и сделать «пффф» водой — ну согласитесь, это же завораживающе прекрасно!

Фаддей Фаддеевич и Нина Петровна, за что им отдельное спасибо, никуда не торопились, плыли довольно ровно и спокойно: посвистывали, тёрлись друг о дружку и всячески наслаждались той ступенью, на которую их поставила эволюция. Да и куда им торопиться-то, если подумать? На премьеру очередных «Мстителей»? Ипотеку оформлять? К старту продаж нового телефона? Голосовать на выборы? Домой, пока пробки не начались?

Вот где-то нас наёбывают, товарищи, вам не кажется? С одной стороны, эволюция постаралась, конечно, но вот как так могло получиться, что киты могут наслаждаться своей жизнью, плавая от её начала и до конца, с перерывами только на спаривание, еду и потереться друг о дружку (то есть вообще без перерывов), а люди — нет? Люди ноют всю жизнь, что им трудно учиться, тяжело работать, начальник у них долбоёб, сосед алкашина конченый, машина всё время ломается, бензин дорожает, а в метро давки, проценты по кредиту слишком высоки, а зарплата слишком маленькая, и как вообще найти себе пару, если вокруг одни нищеброды или корыстные проститутки, дети не слушаются и дерзят, а в магазине всё время пытаются подсунуть просроченную колбасу или недовесить сахара, по телевизору смотреть нечего, фильмы в прокатах не те, что были раньше, и вообще — вот раньше-то было заебись, не то что сейчас! Или: там-то вот заебись тоже, хоть и сейчас, а не раньше, не то, что здесь, — здесь и раньше-то было не особо, что уж про сейчас говорить! Если провести параллель с китами — то когда люди вообще плавают-то? И кто тогда из них более разумен? Вам же тоже кажется, что киты?

Маневрировали мы не очень долго — в центральный пришёл командир:

— Что-то мне спится тревожно! Приснилось, что мы усиленно куда-то маневрируем!

— Так точно, Сан Сеич, — да! В смысле нет! В том смысле, что да, мы маневрируем, и нет, не приснилось! — доложил старпом, торжественный, как струна «ми» (которая шестая, а не первая) на гитаре. — Производим слежение за парой китов-касаток!

— С целью, позвольте поинтересоваться?

— С целью отработки слаженности действий третьей боевой смены в подводном положении! Ну и так… интересно же!

— Что за киты? Фаддей Фаддеич с Ниной Петровной?

— Как? — Старпом сбился на «соль». — Вы тоже в курсе?

— Странный ты, Серёга, честное слово! Вот же роспись моя в трюмном журнале — я имена их утверждал!

— А он в увольнительной был трое суток, тащ командир! — вставил свои три копейки Антоныч. — На побывку ездил молодой моряк!

— Пиздец! — и старпом взялся за голову, глубоко погрузив пальцы в шевелюру. — Дожил на старости лет! В родном экипаже! Товарищ командир, прошу вас выдать мне пистолет с одним патроном, похлопать меня по плечу и сказать строгим голосом: «Вы знаете, что нужно делать, офицер!»

— Ага, и месяц в две смены вахту нести с бэушным старпомом? Вот уж дудки вам, товарищ офицер, а не пистолет! Будьте добры нести свой позор, как подобает российскому офицеру! С видом, как будто ничего и не случилось! Александр, — это уже секретчику на вахтенном журнале, — пожалуйста, будь добр, скажи мне, что ты не писал в вахтенный журнал, что мы следим за китами!

— Никак нет, товарищ командир! «Начали отработку противолодочного манёвра. Хода и курсы переменные»!

— Фух, отлегло.

— Это я! Это я, тащ командир, приказал так записать! — встрепенулся старпом. — Да? Ну ладно, подумаю тогда про пистолет с патроном, раз ты!

— Спасибо, тащ командир! Вы прямо как отец родной! Ну такой чуткий, такой чуткий!

— Ну дык! Иди спать, раз всё равно меня разбудил, я тут поброжу уже.

— Не, я тогда ЖБП лучше попишу!

— Серёга, я сказал спать — значит спать!

— Тащ командир, ну киты же, ну это… зря я вас отцом называл, что ли?

Командир вздохнул и ушёл в штурманскую рубку. Ну мы там дальше противолодочные манёвры повыполняли и, когда киты долго лежали на одном курсе, начали уже вверх-вниз маневрировать, потому что старпому же скучно стало просто так в телевизор смотреть за вяло развивающимся сюжетом.

— Рекомендую курс восемьдесят! — прокаркал штурман. — По текущему курсу банка Лазарева, расстояние десять кабельтовых!

— Боцман! Лево руля на курс восемьдесят! Правая турбина вперёд шестьдесят, левая вперёд сорок! Бли-и-ин, ну бли-и-ин, ну жалко-то как, да, Антоныч? Китов же потеряем!

— Да, Сей Саныч, ничего жальче в жизни не испытывал! Работает правая вперёд шестьдесят, левая вперёд сорок! Может, им из ДУКа тефтелек жахнем без мешков, так сказать, в презент, а то с ужина их два лагуна осталось!

— Дурак ты, что ли, Антоныч? Потравим же нафиг всю флору тут и фауну! Ладно, я спать тогда, раз такое огорчение с китами!

— На румбе восемьдесят!

— Обе турбины вперёд сорок! Держать восемьдесят! Тащ командир, так я пошёл спать-то тогда!

— Давай-давай!

Когда старпом ускакал, а командир задремал в своём кресле, Антоныч послал меня к штурману узнать, что там за банка такая по курсу была. Ну для общего развития, мало ли придётся штурманить в этих водах.

— Ага, — сказал Слава, — была какая-то.

— Что, прямо банка?

— Ну типа того.

— Прям десять кабельтовых?

— Ну.

— Прям по курсу?

— Не то что прямо, скорее, если вниз грести, а не вперёд. Впереди-то от трёх до пяти километров, хоть заныряйся!

— Прям Лазарева?

— Да нет, конечно, командир сказал пиздануть что-нибудь, чтоб от китов уйти и старпома спать отправить!

— Мудро!

— А то! Мы, штурмана, такие!

— Какие такие? Я про командира сейчас. Такие они. Такее не бывает!

— Так. Немедленно покинуть секретную рубку! Ходют тут всякие! Палубу потом за ними не отмоешь!

— Не очень-то и хотелось!

— Ну и всё!

— Ну и всё!

— Старпома развели, — докладываю Антонычу шёпотом, — нет там никакой банки!

— Опять обманули?! — радуется Антоныч.

— Старпому — ни слова! — бубнит командир. (Как он всё слышит-то?)

— Чай, не ботфортом консоме хлебаем, тащ командир! — обижается Антоныч.

— Да? Ну вы-то понятно, трюмные — белая кость. А я вот всё время ботфортом норовлю!

— Это тёмное ракетное прошлое даёт о себе знать, не иначе!

— Не иначе, да. Хорошо, не штурманское хоть.

— Это да. Штурманское-то неизлечимо!

— Я всё слышу! — кричит Слава из рубки, ему там скучно, и дверь он держит открытой.

— Как будто это кому-то интересно — слышишь ты или нет!

Я же, как нормальный мальчик, всю жизнь мечтаю быть пиратом, хрен с ним, хотя бы космическим, раз уж двадцать первый век, а машину времени всё никак не изобретут! Пират же — романтика в самой высшей степени её проявления из всех доступных человечеству плюс возможность не ходить на работу к восьми или вообще являться на работу, налакавшись рома и орать там дурным голосом «Йо-хо-хо!!!». И это не считая мелких бонусов в виде эфеса от сабли вместо многомесячных ухаживаний и предварительных ласк, а также возможности умереть молодым, не страдая от старости и не мучая окружающих. И нет, я ещё не заблудился в своём повествовании, я вот к чему веду: с середины девяностых годов, мечтая о славной пиратской судьбе или просто читая книжки про пиратов, я всегда представляю себе образ пирата в виде советского военно-морского офицера Сергея Александровича — маленького, сухонького, но неутомимого, как трактор, и с чертовскими искрами в глазах. Вот уж где был бы Чёрная Борода (только без бороды) — матёрые испанские галеонщики писались бы в брюки, едва завидев на горизонте его флаг с начертанным на нём девизом: «Где ваш суточный план, блядь?! Не надо хлопать на меня глазами — у меня пилотку сдувает! Нет плана — считай, продал Родину, сука!»

Помню, первый раз гало в море увидел — самой луны видно не было из-за горизонта, а только дуга, абсолютно ровная и ярко-белая. И мы гребём прямо в неё. А в форточку на мостике не особо видать — нет широкого угла обзора, головой не покрутить в разные стороны и отсюда восторгов меньше.

— Сей Саныч, прошу разрешения подняться на мостик!

— Давай! Только не кури тут! Так стой!

— Офигеть, да! — и тычу пальцем в гало. — Красота, да, Сей Саныч!

— Ну.

— А что это?

— Ты дурак? В школе не учился? Ясно же что — Летучий Голландец, мать его!

— Да ладно. Тот самый?

— Как можно применить вопрос «тот самый» к предмету, который существует в единичном экземпляре?

— И что, нам теперь пиздец?

— Точно дурак! Вишь, цвет белый, значит, кормовой огонь горит, то есть он от нас съёбывает на всех парусах! Ссыт, сука!

— Врёте же?

— Кто врёт? Я вру?

— Не, ну не я же — я только вопросы задаю.

— Запомни — я никогда не вру! Ни-ког-да!!!

Сей Саныч погрозил кулаком в море и проорал в сторону горизонта:

— Врёшь, сука! Не уйдёшь!!! Иди сюда! Сражайся, как мужчина!

— Тише, — говорю, — Сей Саныч, боцмана же на руле разбудите!

— Йо-хо-хо! — крикнул старпом вниз рулевому.

— И бутылка рома! — радостно запел боцман.

— Никакого рома! Мы тебе не вшивые корсары! Трезвость, красота и слаженные действия! Вот наш девиз!

— А суточный план? — решил уточнить я.

— Не обсуждается даже!

И при всей своей удали, грамотности и ответственности подкупала в нём эта юношеская, ничем не замутнённая непосредственность в тяге к приключениям. Не, ну кто ещё мог додуматься следить за китами из подводного положения на тяжёлом атомном подводном крейсере стратегического назначения?

А если вам случится бывать где-нибудь у южных кромок северных льдов по воле случая или по служебной необходимости и встретятся вам киты, которые станут откликаться на имена Фаддей Фаддеич и Нина Петровна, то непременно кланяйтесь им от меня и узнайте, как там их детишки: здоровы ли, слушаются ли родителей и не дерзят ли старшим, переживая свой пубертатный период. Ещё передайте, что навестить их пока не смогу никак — я же не кит, мне на работу к восьми и так далее, а мечта моя пиратская с каждым годом тускнеет и шансов всё меньше остаётся, так что тоже не вариант, а так бы я обязательно. Да.