Чушь в чешуе. Стихоюмор, местами черный

Эдуард Эстерис

Я жил, как мог, богам не веря, страстям вверяя каждый шаг, на перекрестке тех атак, где человек подобен зверю… молил мне даровать успех и полагал любовь ненужной, и вот я стар – и обнаружил, что впереди не смена вех, в пещеру вход – тоннель все уже, крадется сзади смерть к тому же… А все же дальше жить – не грех…

Поэзия отбросила копыта,

отравленная пафосом тяжелым,

осталось воспевать детали быта

и помнить, что король-то нынче голый.

По аду постмодерновому бродим мы,

вылавливая юмор и пародии.

© Эдуард Эстерис, 2018

ISBN 978-5-4493-3075-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Басенки

Мартышка и…

Мартышка к старости искать чего-то стала.

А от людей не раз слыхала,

Что в вере высший смысл, в спасении души,

И что молитвы очень хороши,

Чтоб помощь поиметь в делах больших и малых.

Что ж, храм недалеко, блистают купола —

Пройдя обряд, крестом защеголяла,

Блюдя посты и затвердив начала

Двух-трех молитв, легко в гордыню впала.

Уверовав, что к богу путь узнала,

Всех поучать взялась,

Судить, читать мораль,

В глазах — огонь,

слова тверды, как сталь.

Хоть веры ныне в людях не излишек —

Не радуюсь я святости мартышек.

Царь и золотарь

Жили-были мудрый царь и веселый золотарь.

Правит царь страной как хочет, золотарь — вонючей бочкой.

Отчего ж золотарю веселее, чем царю?

Нелегко сидеть на троне, думать день об обороне,

А назавтра, боже мой, о тяжелой посевной!

Как идти путем неторным? Cсорить меж собой придворных,

Чтоб от пакостных интриг не пропало царство вмиг?

Не забыть о внешнем глянце, чтоб страна для иностранцев

Привлекательной была. Царь крутился, как юла.

Не до женщин, не до песен.

Золотарь, однако, весел.

Выпив водки, лезет в грязь, помолясь, не помолясь.

В жизни много разных порций, бунтовать решили горцы,

Чтоб не тратить время зря, их послали усмирять

Кабинетных генералов (боевых осталось мало).

Разгорается заря, в бой ведут золотаря,

За победу, за отчизну, ну-ка, кровь, сильнее брызни!

Смотрит в карту мудрый царь, ловит пулю золотарь.

Худо-бедно, бедно-худо, замирили чудо-юдо.

Слава батюшке-царю, честный гроб золотарю.

Царь сердит, мрачнее ночи:

— Кто теперь владелец бочки?

Говорят ему в ответ, что наследников, мол, нет.

Самодержец дернул ухом, воздух, брезгуя, понюхал:

— Как спасти столицу мне от погибели в г… не?

И пришлось, прикрывши вежды, допустить сюда приезжих.

Из беднеющих краев словно тучи муравьев

Налетели, набежали. Столько нужно ли? Едва ли.

Спит в могиле золотарь, а царю все та же хмарь.

Доморощенным бандитам свежей крови доля влита,

И затейливая грязь по дорогам разлилась.

Обыватель на приезжих смотрит зло: — А вдруг зарежут?

— Эх, вот если б все как встарь! — по ночам тоскует царь.

— Чтоб законом было слово каждодневное царево,

Я б тогда… Но даже царь возвратить не сможет старь,

И придется в море пенном плыть к нелегким переменам

Всем, народу и царю. Легче всех золотарю.

Совок и веник

— Совок! Прямолинеен ты, негибок,

Умом своим не можешь плоским ты

Оценивать последствия ошибок,

Альтернативы чувствовать финты,

Ты неспособен грязь вокруг заметить,

Ты — прошлое, тебе прогресс не мил,

Зачем еще живешь на белом свете! —

С надрывом резким веник говорил,

— Вот я — другой, я мусор выметаю

Из самых темных и глухих углов,

Зло от добра умело отличаю,

И в обличеньях праведных суров!

Что ж, вымел мусор в середину зала

Наш веник, потрудившись до отвала,

А дальше что? Чтоб был в уборке прок,

Опять взялась хозяйка за совок.

Как быть, чтобы не тыкал веник носом?

Обзаведусь, пожалуй, пылесосом.

Дуб и плесень

Жизнь безнадежно мало весит:

Вчера еще могучий дуб

Сегодня пожирает плесень,

Лишь складка горькая меж губ

Коры, недавно так надежно

Ствол охранявшей от потерь,

Ушел, утратив корм подножный,

К другим дубам могучий зверь.

Как знать, кто чистый, кто нечистый,

Кому наш мир принадлежит?

Слаба, вонюча, неказиста,

Но плесень — это тоже жизнь.

Рыбнадзор

Ловил неопытный рыбак,

Не на продажу, просто так,

Но у него к несчастью

Не по стандарту снасти.

— Ты наглый плут, опасный вор, —

Штраф налагает рыбнадзор,

Им наплевать, что ниже

Есть сток с навозной жижей.

А дальше в бездну темных вод

Льет яд химический завод,

И ждут большие беды

От рыбного обеда.

Рыбак в тоске бредет домой.

А рыбы? Морды им умой,

Не догадавшись сразу

Раздать противогазы.

Сад и взгляд

Дела, дела — девятый вал,

На радость иль беду,

Давно хозяин не бывал

В запущенном саду.

И вдруг на сад он бросил взгляд,

Чернея от тоски,

— Такой-то сад на кой мне ляд?!

Жиреют сорняки!

Идет садовник, хмур и прям,

Чтоб выполнить приказ,

Крапиве, лоху, лопухам

Существовать не даст.

Он знает розу и тюльпан,

Гвоздику и левкой.

— Зачем ромашек здесь толпа?

А это?! Cтрах какой!

Должно быть ветром занесло

Из чужедальних стран,

Пора припомнить ремесло

И выполоть дурман!

Но словно хаос этот сад,

Безумен и велик,

Кусты густые вдоль оград,

Не влезет солнца блик.

Растет цветок, кому урод,

А для кого красив…

Болит спина, струится пот,

Садовник еле жив.

— Нет… в этих джунглях пропаду…

В ушах с устатку звон,

Очищу то, что на виду,

И высею газон!

Как шелк, раскинулся газон,

Смотри, гуляй, лежи,

И помни, вряд ли есть резон

Сводить к законам жизнь.

Круг и прямая

Круг встретил как-то раз прямую,

она его пересекла

в двух точках лишь, но страсть большую

в свободном центре разожгла.

С ней разделить судьбу? Как можно!

Ведь он — надежности оплот,

она — порыв неосторожный,

что к бесконечности ведет.

Он строгий замкнутый философ,

болтать и спорить не с руки.

Она открыта, ей вопросы

неразрешенные близки.

Он знает — все не раз бывало,

по кругу многое идет.

А ей — свободы, страсти мало,

ей — напролом, насквозь, вперед.

Супругами, однако, стали.

И детки есть у них — спирали.

Истина

— Одна ли истина? — Спросил у мудреца

Юнец, себе взыскующий заботы.

Тот замахал руками:

— Что ты, что ты…

Спаси Господь от страшного конца.

Покуда есть сомнения и споры,

Жизнь движется, то под гору, то в гору.

Но лишь ОДНО сумеет пересилить,

Окажется тотчас же мир в могиле.