Химера, дитя Феникса

Эд Кузиев, 2021

Последняя война изменила мир, похоронила цивилизацию и стёрла старых богов. Новое время, что мы называем жизнь после Исхода, диктует свои правила и бросает новые вызовы человечеству. История про парня, который получил дар отличать ложь от правды, видеть зло и направлять своим светом на праведные поступки. Моральный компас указывает ему дорогу, где требуется помощь.

Глава1. Становление храмовника

— Даже не знаю, с чего начать. Я родился и жил в большой семье.В нашем контейнере проживало, помимо меня, два моих старших брата Грот и Марик, мать с отцом, дед Тит и сестра Кошья. Бабушку Агату сожгла лихорадка, когда мне не было еще и пяти лет от роду, — переминаясь с ноги на ногу, произнес Я, худой с болезненным румянцем на щеках, босоногий мальчик двенадцати лет. Одежда на мне висела, как мешок, и сразу видно, что она с чужого плеча. Куртка размера на четыре больше и светилась крупными прорехами, штаны из мешковины перевязаны на голенях и поясе травяной верёвкой.

— Представься для начала, — снисходительно улыбнулся старший Септорий Дознания.

— Простите моё невежество, господин Старший Септорий[1]. Имя, данное мне при рождении, Босик. Я родился в третью луну 217 года после Исхода. Третий сын четы охотника и мастерицы, мастера Богарда и Стеллы, — потупив взор, тихим голосом Япроизнес ответ.

Септории потеряли комне интерес и начали активно перешёптываться. Пользуясь случаем, Я поднял глаза и оглядел помещение, в которое меня запихал отец. Запах перегара от дешевой сивухи и лучной смрад от родителя до сих пор жгли маленький нос. А посмотреть было на что. Вокруг непозволительная роскошь, деревянные полы, крепко сбитые и накрашенные соком черных ягод, были начисто вымыты, даже страшно стоять на них чёрными ногами. Натянутый пластиковый пакет на оконной раме давал много света и причудливым образом менял цветовую гамму помещения. На стенах развешано много фотокарточек разных людей и красивых мест с Земли до Исхода. Да за одну такую фотографию можно безбедно жить и питаться в корчме целую луну, а если ещё она и цветная, то и пить очищенную воду. Сами Септории заседали за большим столом из Старого дерева, скорее всего, что-то из твёрдого и ярко-жёлтого цвета, но не ядовитого. Цвет благородный, затертый до блеска от многочисленного использования. Чем-то белым были расписаны стены, скорее всего, или известь, или толченные кости зверья, смешенныес соком хватай-дерева. На Храмовниках чистые сутаны черного цвета с красной лентой на правом предплечье. На повязке вышит глаз в треугольнике — святой знак нашей церкви.

— Расскажи нам о Таинстве Посвящения, на котором у тебя обнаружили Талант, да поподробнее, — внезапно отвлек меня от созерцания деталей помещения голос Септория.

Пришлось крепко задуматься. У меня крутились в голове сотни мыслей и рассказов других ребят, не всегда приятных, отношение к Таинству отца и собственные ощущения. Мрак, сын водовода — из тех, что тянут воду зеленого цвета из болот, затем фильтруют и продают большими кадками, — рассказывал, что на каждом Таинстве его ощупывают, порой больно, хватают за причинные места и смеются. Девушка Марта, дочь учительницы грамматики и основам счета, смущённо закатывала глаза, но каждый раз после обряда уходила домой с туеском, полным снеди. Папенька матом крыл церковников, говоря о том, что требования каждую луну проводить обряд, это просто другая форма подати; попробуй не прийти, тебя плетьми погонят, да ещё и виру повесятна человека. Благо, хоть Старшие братья уже получили знаки следопыта и охотника. Сестра слаба здоровьем, так что ходить приходилось лишь со мной. Папенька меня недолюбливает за то, что Я хилый и не горжусь на охоту ходить, и лишь возможность зайти после Таинства в корчму и жахнуть бражки перед дорогой домой, немного его успокаивала. ПапенькаБогард на ласку скуп, но хоть побои редки, не чаще двух раз в седмицу, и то радость. Маменька настояла мне ходить в учительскую комнату и постигать цифру и буквицу, а также появилась возможность читать святые тексты с картинками. Сам обряд не бесплатный, хошь не хошь, а чешуйку отдай или товар неси на ту же сумму, да не абы какой, а лучший. Но это говорить нельзя. Нужно своими мыслями и пониманием ответить.

— В тот день солнце трижды появилось на небе, что редкость, и даже успело просушить камень поселения.Мы с отцом, помолившись и как следует натощак, пошли в храм за Таинством, дорогу плохо запомнил через лесолесье, больно скользко все оказалось, да и змей несчитано.На помосте уже набралось много людей, что пришли на праздник.Там, помимо известных мне храмовников, Я увидел нового, с острым лицом и цепким взглядом; у брата церкви не было левой руки и шаг неровный. Все шептались и тыкали в него пальцами. Нервозность передалась всем. Братья Ишум и Брутос в тот день не брали пожертвования, а лишь страшно пузырили глаза. — Моя речь была прервана каркающим смехом Септориев.

— Смотри, малёк-то не промах, даром, что третьей луной взращён. И походку узрел, и мздоимство младших, за солнцем следит, не удивлюсь, что и счёт разумеет, что редкость в его годы, — проскрипел самый противный из септов, с длинным шрамом на лице, что разбил его правую бровь на треть, исковеркал бельмом глаз, посек нос и оттопырил жеванный кусок нижней губы.

— Продолжай, — с теплотой вторил ему Старший.

— Отец Богард сразу подобрался и подмигнул мне, как будто дичь крупную принёс домой, кривонога там или куслицу. Я понял, что он в сильной радости находится. Потом нас разбили парами, мне досталась Марта, она была очень встревоженная и кусала губы. На сей раз все было иначе, речи братья церкви не вели, про стройку тёплого храма не поминали.Тот, кто зашёл, выходили через заднюю длинную дверь, и узнать, что там происходит, не представлялось возможным. Дождавшись очереди,мы с Мартой зашли, нас рывком усадили на скамью причастия. Новый брат наложил длань на лицо Марты, отчего она сразу начала плакать и дрожать. Брат снял с неё руку ополоснул в чане и сказал: — "Сгинь, блудница". Девушка тотчас вскочила и, не разбирая дороги, помчалась прочь. Ко мне однорукий долго примерялся, зажёг лучину об палец и начал кружить ею у носа.Мне стало вдруг тепло и уютно, как на теплом камне после мороза. Я начал засыпать, но всё видел. Я видел топор двухсторонний у брата за спиной и как будто обе его руки, стены в красных пятнах,себя в болячках, хотя, господа, мое тело чистое, Я песком каждый день утираюсь да на костре одежду сушу.

— Тише, тише, малец. Не переживай, говори дальше.

От голоса Старшего Септория становилось легко и уютно, как от редких песен маменьки, когда она сытая и, сидя на теплом камне, гладила меня по голове. Я помню эту песню, про розовое чудовище, которое все обижали, как и меня.

— Продолжай, — каркнул шрамированный, и Я вздрогнул.

— Потом брат взял меня одной рукой и погрузил в купель, мне стало страшно, и я выпустил весь воздух, что держал в груди. Когда он меня вытащил, меня стошнило водой, так как был натощак, и долго кашлял. Однорукий сказал мне: — "Поздравляю, ты — Светоч путеводный". Потом прибежали Брутос и Ишум, вытерли за мной пол и даже не поколотили. Отвели меня к отцуБогарду, сунули ему туесок и кошель, мне же одели Знак и, поклонившись, ушли. Папенька меня долго выспрашивал в сторонке, а как услышал про Светоча, тотчас заплясал, смешно выкидывая коленца, как при рождении сестры.Потом мы пошли в корчму. Отец много говорил, что его с Маменькой заботой родилось чудо Светоча, и Я должен не забывать их и всячески помогать, потому как сестра хворая, а охотников у нас половина поселения. Так же спросил, в какой цвет лучше выкрасить контейнер. Я ответил, что сестричке понравится красно-жёлтый, как солнце. Потом Отец долго хлопал меня по спине всю дороге, как и люди в корчме, кажется, хотели выбить весь дух из моего тела. Богард купил мне чистую воду и солёный корень бодрости. Он горчил, но Я терпел. Отец много пил и хвастался, что и дочка вырастит, как минимум Искусницей, и сможем перебраться в городище, в смысле уже они, меня-то забирают скоро. Уже вечером чета хозяина корчмы покормила меня отрубями и сечкой шкуры кривонога и положила спать на лавке в кухне. Утром Папенька допытывал Краснобая, хозяина корчмы, куда делись все чешуйки из кошеля, и сетовал, что меня нужно было на них одеть и обуть, а теперь стыдкак. Потом отобрал у меня корень бодрости и обменял его на бражку, чтоб не помер в дороге.

Дома братья меня обняли и просили не помнить старое, то есть побои и унижения, сказали, что это для того нужно, чтобы талант проснулся, и старались они для меня. Маменька ругалась на папеньку, потом обняла меня и заплакала, накормила сушенными червями, положив в лоханку на горсть больше, чем братьям. Отправила собирать вещи, а сама до утра шила штаны и поясок и ладила куртку брата. Утром Я пошёл по обычаю, прощаться со всеми соседями. Мрак расплакался, так как теперь он самый слабый в поселении, и просился проводить меня до лесолесья, чтобы доказать свою храбрость и отвагу. Марта в своём контейнере отвела меня за циновку, жарко поцеловала и отдала порванный кошель отца, с тринадцатью чешуйками. Сказала, что нашла у корчмы, хотя кушак отца Я заметил в углу. Кошель Я отдал матери, пусть трав купит сестричке. Себе оставил только три, город — он денег много хочет. Подарили мне много чего: пуговицу, хвост водяной крысы, сломанный деревянный нож, стекляшку и зубы хищников.

— Довольно.Опиши топор брата Сета хромого. Как помнишь? — строго спросил третий из Септориев. Лицо увидеть мне не удалось, так как брат церкви прятался в глубоком капюшоне. Но взгляд зелёных глаз прожигал меня из тьмы.

— Двусторонний топор, с меня ростом, одно лезвие длиннее, второе короче, ибольше на месяц схоже.

— Что ещё запомнил?

— Бронька жёлтая, как из колец, нашитых на рубашку. Топор в аккурат на спине ремнем связан. Потерянная рука дымится чёрным, но это, наверное, причудилось.

— Вот дела… Сядь на лавку, позже позовём, — скомандовал Господин со шрамом.

Совещались братья долго, Я же, болтая ногами с высокой скамьи, осматривал всё вокруг. Внезапно моё внимание привлекла картинка на стене. Там был большой дом, рядом контейнеры, связанные друг с другом, и три человека. Муж был с окладистой бородой с ладонь длиной, одетый в справный костюм чёрного цвета, как волчья ягода, его чета в нескромном платье, колени открыты, да и простоволосая. Наверное, блудница, подле них стоял пухлый ребёнок, непонятно — толи мужского пола, но если смотреть на стрижку и отсутствие синяков, то можно и за девку принять.

На большом доме было начертано ʺВокзалʺ. Маменька говорила, что наши дома-контейнеры валялись на большой каменной насыпи, а из камней торчал настоящий металл, но я думал — это байки, как же металлу быть так близко к домам и поверхности, его же копают на болотах, где земелька красная, затем лепят из глины длинную трубу и выбирают из шлака крицу. А тут, глядя на картинку, видишь, что металлические нитки прям на земле лежат. Богато жили до Исхода. Вглядываясь в детали фотографии, Я заметил знак на контейнере, тот в точь, как на том, где Я жил. Не сдерживая более любопытство, Я протопал к стене с картинками. Знак был тотже, а вот циферки другие, надпись можно было прочитать, потому как она не стерлась и не облупилась. ʺТранссибʺ.

— Кто позволил тебе вставать?! — грозно окрикнул меня третий Септорий.

— Прошу прощения, господин. — Кланяюсь и, не смотря в глаза, спиной попятился к лавке.

— Погоди, Вязь. Лаской нужно, больше пользы. Что ты там увидел, Босик? — мягко обратился ко мне Старший.

— На контейнере, в котором Я жил, были такие же надписи, как на картинке, подошёл прочитать буквицы, на нашем они затёрлись со временем, — потупив взор, ответил Я.

— И что там написано?

— Транссиб.

— Ах-ха-ха, ну вот и прояснилось, а ты — Урал-Урал. В Сибири мы, просто всю Землю как ткань скомкало, порвало и перемешало. Да и орбита съехала от ударов. Потому и по звездам не ориентируемся. Раньше нужно было думать, карты составлять звездного неба, сутки высчитывать по солнцу, пока все специалисты и учёные были живы, ладно, забудем… Обидно, что столько лет в этом зале по раскопкам рыщем, а буквы на вагонах только малец увидел.

— Не факт, вагоны и от Дальнего Востока до Москвы ходили, так что можем и поспорить.

*****

— Простите, что такое вагон? — поинтересовался малец.

— Многие знания, многие печали, сынок. Тебя определили в Северную пустошь, будь готов, и давай-ка твой знак сменим на подобающий статусу.

Побледневшему Светочу такое распределение очень не понравилось. О Северной Пустоши ходили самые страшные слухи и россказни. Оплата труда там высокая, как и смертность. Обычный человек, без дара, живёт не больше пяти лет, сильные люди с Талантом старше тридцати не встречаются. Либо заработав достаточно, перебираются на спокойные места, либо погибают в столкновениях в рейдах с людьми или порождениями. Да и нечисть по улицам шастает. Но кто он такой, чтобы спорить с Септой!

— Мирко, поди сюда.

Тотчас в зал, шаркая деревянными сандалиями, зашел горбун. Одет весьма прилично, шею тёрла большая цепь с огромной связкой ключей, одежду украшали разноцветные ленточки, пуговицы и перья. Дойдя до столазаседания, поклонился низко, смешно выставив руки, и стал терпеливо ждать указаний.

— Возьми Босика, это новый Светоч, введи его в курс наших дел и готовь для перевозки в Северную Пустошь. — приказал Старший Септорий.

Горбун бросил на меня быстрый и заинтересованный взгляд, поклонился и потянул меня на выход. Спустя пару десятков шагов по улице, наш путь закончился крепкой калиткой. Пока провожатыйискал нужный ключ, Я успел окинуть двор взглядом.Люди кучковались группами по назначению. Так или иначе все были похожи. Вон там, судя понашивкам, Стража — крепко сбитые парни, все широкоплечие и без видимых увечий или отметин. Дальше долговязые парни с длинными руками, это Волокуши, у них уже есть дефекты, все кривые и сутулые, как деревья у трясин. Назначение их службы мне непонятное, но судя по названию, они что-то таскают. Другие мне не известны или же про них в моём родном поселении не знали. Шикнув на меня, Мирко указал на отрытую дверь. Зайдя во внутрь, Я обомлел: рядами стояли столы с наваленными на них вещами, у стены — корзины с обувью, да не самодельные поршни из травы и дощечек, а добротные кожаные, с голенищем и толстой подошвой.

Горбун толкнул меня в спину, указав кривым пальцем с синим ногтем на кучи.

— «Немой», — подумал Я и пошёл выбирать себе одежду.

Покопавшись в куче тряпья, выудил стеганную рубашку в клетку, крепкие штаны под стать, синего цвета с непонятной буквицей. Перед обувью крепко завис. Хотелось все и сразу. Вон те красные чоботы с завязками, как на платьях. Большие сапоги, как у воев. Но моего размера были только потешные дырявые чоботы и тряпочные обувки.

Мирко громко крякнул, потянул меня в сторону и быстро подобрал мне обувку из серой мягкой кожи. Затем выкинул отобранные мной вещи и на свой вкус начал собирать мне одёжу. Отобрав три комплекта, потянул меня в дальний угол. Жестом заставил снять одежду и тыкнул пальцем на лохань с водой. Стесняясь своего тела, Я быстро юркнул в чистую, но холодную воду. Какое расточительство — моя семья такое количество могла три, а то и четыре седмицы пользовать. Следом Горбун не успокоился, а взяв вонючий брусок, начал втирать его в меня. Вода сразу покрылась пузырями, как лужа при сильном дожде. В глазах защипало, как от костра. Следом на меня опрокинул ушат. Вскочив и прикрыв причинное место руками, Я, дрожа, наблюдал за мучителем. На сим он не остановился, а натерев бруском тряпку, принялся скоблить моё тело, не так больно, как от песка, но открытые раны и синяки тут же защипало. Ещё дважды он меня тёр и обливал водой. Затем кинул большую тряпку мне в лицо и удалился. Насухо вытираясь, Я спустился до ног. Тяжело вздохнув, взялся за вонючку и намылил тряпку. Отбив чёрные коросты, удивился своим розовым пяткам и выступившим синим венам на худых белых ногах. Как у сестры. Вытерев насухо свои пальцы и пятки, спрыгнул на пол. Тотчас прилетели короткие штаны. Но они же очень короткие и не прикрывают колени, как Я их одену? Но деваться некуда, не ходить же срамным. Только напялил одёжу, мне передали вторые штаны, нормальной длины. Да что он от меня хочет-то? То одни даст, то другие. Может, увидел, что первые мне коротки или просто подшучивает? Стягивая с себя маленькие, получил по лбу… Глядя на мой непонятливый взгляд, горбун закатил глаза и стянул с себя ремень, указав пальцем, что вторые одеты под ними.

«Наверное, тут холодно ночью», — подумал Я. Следуя советам Мирко, Я полностью облачился. Какое же все удобное, мягкое и добротное. Эх, сейчас бы в поселение, вот бы ходил важно. Даже за пару чешуек можно было бы сдавать в наём одежду, на праздники там или на церковные службы. Пройдя к выходу, получил ещё один тумак. Резко обернулся, зыркнув зло на горбуна. Он, улыбаясь, протянул мне мою обувь. Стало так стыдно, что Я покраснел, низко поклонился благодетелю и, усевшись на стол, начал обуваться. Ещё и сапоги в пору, так не бывает или цена этому чуду будет неподъёмная. Со слезами на глазах вышел из помещения. Внезапно Я вспомнил о важном и, спохватившись, побежал к оставленным мною вещам. Там в пришитом маменькой кармане были мои ценности: три чешуйки, пуговица и хвост водяной крысы, нож мне не разрешили взять родители. Вернувшись, увидел, как, скривившись, Мирко палкой закидывал в корзину мои вещи. Быстро обыскав карманы, Я собрал свои сокровища. Горбун, увидев, что Я забрал, громко рассмеялся, широко открыв свой кривой рот. Он же не немой, ужаснулся Я, у него нет языка, совсем нет. Покачав головой, палкой выбил хвост крысыи ловко закинул его с пола в корзину. На остальное махнул рукой, дескать, оставь себе. Присмотревшись повнимательнее, я увидел внутренним взором много красных пятен на теле уродца сквозь одежду. Обрубок языка светился красно-синим. Множество криво сросшихся рёбер, покалеченная левая рука, отсутствующая ступня в правом ботинке. Видно, моё изумление проявилось у меня на лице, так как Мирко смутился, потом зло посмотрел на меня и огрел палкой, но не сильно. Отец крепче колотил. Ойкнув, побежал прочь от горбуна. На улице уже всё кардинально переменилось. Двое в ладной броньке ровняли стадо в линию крепким словом и затрещинами. Один из будущих стражников разъярился и накинулся с кулаками на обидчика. Я и понять толком не успел, как так произошло, что рослый детина перелетел через худощавого ратника и с грохотом упал в дорожную пыль лицом. Резко вскочив и стерев кровь с разбитых губ, верзила кинулся во второй раз. Сдвоенный удар двумя руками выбили дух и всю прыть с нападавшего. Тот мешком осел под ноги и жадно пытался вздохнуть.

— Охолонись, Стража. Там, где Я спать ложусь, ты и пяти минут не проживёшь. Встать в строй, живо-живо! — проговорил вояка, потом пинками и затрещинами выровнял линию.

Волокуши не стали ждать побоев, а сами быстренько выстроились. Их примеру последовали остальные группы.

За моей спиной хмыкнул Мирко, указав на свободное место.

Встав в линию, старался больше никуда не смотреть, а пытался понять, что Я такое сейчас видел у горбуна. Свечение было, как при Таинстве, но тогда и с испугу могло привидеться. С языком понятно — он отрезан. А ребра и нога? Там цвета синего не было…

— А это что за франт? — отвлек меня от размышлений ратник. — Штанцы под цвет сапожек. Курточка легенькая. Ты, наверное, врага будешь своей белой мордой пугать?

Вся шеренга грохнула от смеха.

— Никак нет, господин ратник, — не поднимая глаз произнёс Я.

— Почему не примкнул к своей группе? Или ты особенный?

— Из моей группы Я один, господин ратник, — так же покорно ответил.

— Мирко, что за овощ? Видно, что по твоему вкусу одет.

Горбун закатил глаза, потом глянул на вопрошающего, постучал по голове двумя пальцами и указал на знак, что одарили меня Септории.

— Да неужто, СВЕТОЧ!! — изумился ратник. — Что же, рад видеть тебя в нашем округе. Мирко, а куда его определили?

В ответ Мирко указал рукой себе на правый ботинок. Ратник поджал губы и, развернувшись ко мне, произнёс. — Жаль, нам бы ты очень пригодился. Что же, молокососы, завтра Вас ждёт маленькая прогулка, вёрст 10-15. А с тобой, СВЕТОЧ, Я прощаюсь.Даст небо и земля, свидимся. Береги себя.

Подойдя вплотную, шёпотом произнёс: — Никому не верь. Там все враги. А друзья, которых ты там найдёшь, враги дважды. Бывай…

Я остолбенел от таких слов — а как же братство, крепкое плечо собрата, щитом к щиту, спиной к спине? То, о чём нам вещали младшие братья в церквях? Эти слова мы повторяем в молитвах ежедневно и перед сном.

После построения, нас отвели на постой, где выдали тёплые шерстяные одеяла, жутко колючие, но чистые и без паразитов.

Далее толстый дядька занялся нашим размещением. Подходя к лавке, он указывал пальцем на новобранца, потом на картинку, намалеванную у изголовья: — Запомните, молокососы, свою картину, второй раз распределять не буду.

Мне досталась лавка по центру зала, с зайцегрызом. Смешно нарисованы длинные уши и острые зубы и очень похоже.

— Эй, франт, давай махнёмся местами, тебе водная крыса больше подойдёт, — через разбитый нос прогундосил забияка.

— Спасибо, мне здесь будет удобно, — спокойно ответил Я, раскладывая вещи на лавке.

— Да мне по колено, где тебе удобно. Собирай свои пожитки и освободи лавку, пока цел, — приняв угрожающую позу, произнёс дебошир.

Босик знал, что, если он сейчас уступит, будет только хуже. Побои и издевательства никуда не исчезнут, просто приобретут постоянный характер. Потому, насупив брови, поджал локти ближе к телу, выставив вперёд маленькие кулачки. Кривоносый повел плечами, разминая плечи и криво улыбаясь.

— Что ж, выскочка, сам напросился.

Боров попёр на меня, Я пятился назад, пока не упёрся спиной в спинку лавки. Народ разделился на два лагеря, первый подначивал будущего Стража, остальные не особо активно пытались предотвратить драку или, правильнее сказать, избиение. Поднырнув под неуклюжий, но мощный выпад рукой, Я оказался за спиной драчуна. Тот слишком быстро для своей массы развернулся и, широко раскинув руки, рванул на меня. От испуга Я закрыл глаза, сжавшись от неминуемой расправы за дерзость. Вдруг, прямо передо мной рухнул здоровяк, приложившись многострадальным носом об глиняный пол. От шума Я распахнул глаза. Вся голова здоровяка при взгляде с помощью Таланта покрылась красными всполохами с оттенками синего. Красные — это травма, синие, значит, чужая сила их повлёкшая.

Позади стоял Горбун с неизменной палкой в руках. Вскочив на четвереньки, дебошир мотнул головой, раскидывая алые капли крови, глаза его налились дурным цветом, лицо побагровело от злости.

— Убью всех!! — взревел он и вскочил на ноги.

Меня за опасность он не считал, а нацелился на моего защитника. Первый мой испуг прошёл, потому Я, не считая себя коварным, пнул новеньким сапожком сзади под колено упорной ноги. Удар пришёлся в цель, и, запутавшись в ногах, драчун вновь рухнул. Наконец-то на шум прибежали ветераны. Ударив бедолагу ногой в живот, сбив тем самым ему дыхание, сноровисто связали ремнями руки.

— Моё имя Иван, я — ветеран Северной пустоши, и Я преподам вам всем первый урок. Стражи — сильные ребята, но сила без умения и хитрости — пустая трата энергии. Следующее, без разведки Следопытами вы не пройдёте и 15 вёрст по лесолесью. Без волокуш не сможете перебраться сквозь ручьи и речушки. А тот малец, Светоч, именно он, научившись у Старших братьев, сможет распознать отродье, найти его слабые стороны и уязвимые места. Такие, как Босик, помогают всему отряду вернуться живыми и целыми. Именно их пытаются выбить из строя первыми, а затем разбить строй и растерзать остальных. А теперь вопрос к тебе, Босик: после нападения на тебя, в случае похода с Тараном по заданию Храма, поможешь ли ты ему или захочешь отомстить, чтобы другим была наука?

Я нервно пожевал губы, положа руку на сердце, не испытывал к дебоширу зла или желания отыграться. Потому ответил честно:

— Отомстив Тарану, Я ослаблю отряд. Одна единица сможет помочь отбить нападение ворога. И в моем поселении, несмотря на драки и оскорбления, в случае беды все встают, как один. Но позволить ему силой забрать моё место без борьбы Я не могу.

— Вот вам всем последний урок — цепь сильна настолько, насколько сильно её самое слабое звено.Мне жаль, что ты отправляешься в Северную пустошь, малец. Тут ты мог очень пригодиться, возможно, спасти пару десятков горячих голов от смерти. Таран приговаривается к трём ночам заточения в Яме, без еды. Остальным наказ: выяснять отношения только на учебном поле. Скоро вас позовут на обед. Босик, тебе ужин передадут с собой. Всем разойтись!

Схватив драчуна, ветераны силком утащили его из постоялого дома. Уже в ночь Я отправлюсь в свое первое большое путешествие. Храни меня забота Храма, будь светел мой путь…. Осталось ещё одно дело — поблагодарить Горбуна за помощь. Обед был простой, но сытный. Крупа неизвестного мне злака вперемешку с семечками подсолнечника, травяная лепешка и хорошее количество очищенной воды с овощным привкусом. Сразу после трапезы я помыл каменную тарелку и, спрятав лепешку под куртку, отправился на поиски Ямы и горбуна. Острог, где содержался Таран, представлял собой глубокий колодец, вырытый в земле и обложенный обожжённой глиной. Сверху крупной клеткой уложены длинные ветки хватай-дерева, после обработки от колючек и смоления под огнём оно становилось крепким, как камень, и часто использовалось для изготовления инструмента или оружия. Заглянув во внутрь, Я увидел пленника на лыках. Каких-либо удобств не заметил, короткие полати с наброшенным дерном, где можно лежать или калачиком, или свесив ноги на землю. В углу — деревянное ведро с нечистотами. Да уж, за три дня заключения можно двинуться рассудком от вони. Коротко свистнул, пытаясь привлечь внимание узника. Таран забылся тяжёлым сном, подложив руку под голову. Подобрав маленький камушек, тихонько подкинул его, целясь в корпус. Промах. Лишь третьим снарядом поразил цель, попав забияке по голове. Тот, громко хрюкнув, перестал храпеть и повёл сонными глазами в поисках врага. Увидев меня, скривил рот и произнёс:

— Что? Пришёл потешиться? Зная, что завтра уезжаешь и не получишь сдачи?

— Извини, Таран, не умею точно камни кидать. Я тебе лепешку принёс. Только кидаю плохо, так что лови сам, — извиняющим тоном ответил узнику.

— Не брешешь? Не-е-е-ет… Да ты и прям святой. Только тихо, а то сам влетишь на наказание.

Поймав лепешку, пленник, стал рвать её руками и запихивать в рот. Прожевав и громко икнув, снова посмотрел наверх.

— Ты, это, не держи обиды на меня.В моих краях только силу уважают, и по привычке Я искал возможность всем показать, что не слаб. Эту лепешку никогда не забуду. Бывай и не сгинь на Севере, говорят, там крайне опасно.

Попрощавшись с Тараном, Я пошёл на поиски горбуна, не хотел уходить из лагеря, не раздав долги. Спустя сотню шагов, чуть не наступил на ветерана, что сидел на земле, прижавшись спиной к дереву. Тот, держа маленькую БУТЫЛОЧКУ В РУКАХ, пускал слюну и смотрел в точку потухшим взглядом. Неприятная встреча, нужно уходить, пока не заметили. Сделав два шага назад и резко развернувшись, упёрся носом во второго ратника.

— Что ты тут шаришься? — спросил меня он.

— Извините меня, ветеран Пустоши Иван. Я ищу Мирко, — скромно опустив глаза, произнёс Я.

— Ну и на кой ляд тебе сдался этот уродец?

— Хочу поблагодарить за помощь с Тараном и попрощаться. И Вам низкий поклон за то, что успели вовремя.

— Хех, это Таран должен благодарить, мы его спасли от Мирко, а не наоборот. Если бы не увечье, сильнее его нет никого в нашем округе. Да и сейчас я бы против него не вышел. А насчет благодарности. Лучше обещай мне всегда думать сердцем, а не головой. Мирко продали для того, чтобы отряд выжил. Так сказать, разменяли, а он не помер. Поломанный, с оторванной ногой, но выжил. А когда пришёл в поселение, собрал все долги с того отряда. Шестнадцать человек остались в пустоши. Осталось трое: Мирко, Светоч Мазур и Старший септорий отдела Дознания Олег. Тайну отряда Ночных куниц Мирко отдал вместе с языком. Мазур потерялся после того случая… Заболтался я, как бы языка не лишиться. Ищи горбуна на складах.

Вот так история, отчего же такой человек вступился за меня? Может, Я ему напомнил какой-то случай из прошлого? Жаль не расспросить.

Мирко Я нашёл у вещевого амбара.Сидя на завалинке, он смолил длинную трубку с приятным древесным ароматом. Меня он услышал давно, но не подавал виду, а мне было понятно оттого, что переложил палку под правую руку, не меняя позы. Подойдя ближе, Я поклонился и произнёс слова благодарности. На что горбун просто кивнул головой.

Наверное, стоило бы уйти, получив ответ, но мне хотелось отблагодарить чем-то большим, чем расхожимисловами. Из добра у меня были три чешуйки, цветная пуговица и стекляшка зелёного цвета. Выбрав из наличия старую серо-бежевую костяную пуговицу, сблизился с Мирко. Вытянув вперёд руку, поклонился.

В ответ получил палкой по макушке. Сквозь слезы смог разглядеть жест горбуна. Указав двумя пальцами себе на глаза, повёл их в сторону и уткнул в мои. Следи по сторонам, понял Я. Вечная присказка моего отца. Пуговица с руки исчезла в момент удара. Что ж, дар принят, можно уходить, но меня тянул этот страшный уродливый человек своей тайной и внутренней силой. Потому не придумал ничего лучшего, как присесть рядом.

Мирко взял палку и написал буквицу Я, затем вопросительно посмотрел на меня.

— Я, — прочитал написанноевслух.

Горбун улыбнулся, откинул полы куртки и достал глиняную дощечку. Смочив тряпку из бочки с зелёной водой, подготовил Клин к начертанию.

"У тебя вопросы — спрашивай".

— Уважаемый ветеран Мирко, почему Вы вступились за меня?

Затянулась пауза, затем мокрой тряпкой затерлась предыдущая запись. Клин выводил красивые буквицы.

"Долг", — Немного подумав, добавил, — "Долг перед Светочем".

— Вы про Мазура? — спросил Я, в тот же миг, как слова слетели с губ, на моей шее сомкнулась железная длань. Внимательно оглядев меня, горбун убрал руку и утвердительно кивнул головой.

— Простите, Я не хотел ворошить прошлое.

"Иван рассказал".

— Да. Но он очень беспокоится о сказанном. Вашу тайну никто не знает. Только то, что люди помнят. Но это больше похоже на легенды. А какой у Вас Талант?

"Убийца", — убедившись, что Я прочёл, Мирко быстро стёр надпись и добавил новую.

"Ложись спать. Отъезд задержится на седмицу".

— Спасибо Вам ещё раз, ветеран Мирко. Скажите, а Я могу помочь с ранами?

Горбун горько улыбнулся и махнул в сторону Постоялого Дома.

Я поклонился, не спуская глаз с поломанного человека. Необходимо запоминать уроки.

Возле моей лавки собрались Стражи нового призыва, толпа была хмурой и серьёзно настроена, местами проскакивали искорки, это Я, неожиданно для себя, переключился на Талант.

Вперёд вышел один из Стражей.

— Нашего брата держат в Яме из-за тебя. Ты должен за это ответить.Мы всегда держимся вместе и друг за друга горой.

— Отчего же из-за меня? Я не пытался занять чужое место и на драку подбил отнюдь, не Я, — оправдывался, хотя не должен никому из них.

— Ты в ночь уходишь со Старшими, мог бы согласиться. А теперь он три дня без еды, может и захворать. Чо мы с тобой сусолим, ату его, братцы! — подначивал толпу заводила.

— Я отнёс Тарану свою травяную лепешку.Он не держит на меня зла, а кто из вас поделился с братом.

— Не брешешь? — усомнился бугай.

Я лениво отмахнулся: — Сам спроси, где Таран, ты знаешь. И изменились планы, Я седмицу с вами побуду.

Стражи переглянулись, но прежней злобы в глазах не было.

— Смотри, если солгал, до ночёвки ещё время есть.

— Он не лжет, с Севера идёт стая. Следопыт донёс весть, я сам после обеда слыхивал. Говорит, бежал всю ночь, чтобы весть донести, так что или тут примем бой, или стороной отродья уйдут. Хотя для гона рано больно. Скорей, что-то их согнало. Может, пожар, али потрава новая, — заступился неожиданно для всех невысокий крепкий паренёк с цепким взглядом.

Стражи посопели, погудели немного, да разошлись по своим местам.

— Я — Босик, — протянув руку, представился.

— Куница, — ответил мне паренёк. — Будешь смеяться над именем или расспрашивать про него, поколочу.

— Ты из фермерских, что на излучине живут.Я по говору узнал, а у ваших имя в тайне держат, а представляются или прозвищем, или тотемом поселения. — Вспомнил Я приезд с отцом на торг и рассказы о племенах и нравах наших соседей.

— Хоть один разумный в этом сброде.Бывай, Босик. Да наступит для тебя новый день.

— Лёгкой ночи, Куница.