Проклятье рода Ротенбургов. Книга 1. К Элизе

Элена Томсетт

Лиза никогда не предполагала, что ее судьбу может в одночасье изменить война. Причем, изменить так кардинально, что ей, дочери белого офицера, сироте, воспитанной в детдоме для врагов народа, удастся встретиться с членами свой семьи… и на считанные мгновенья обрести счастье. Жизнь порой преподносит неожиданные сюрпризы.

Глава 2

Весна 1942 г. выдалась дружная и ранняя. К маю весь снег сошел, город расцвел сначала в нежном кружеве молодой листвы, а затем в пышной пене цветущих яблонь и каштанов, запах которых кружил голову и будоражил кровь. По вечерам, когда я была свободна от работы, я с удовольствием бродила по узким улочкам Старого города, с грустью сердечной вспоминая полузабытое красивое лицо отца с фотографии, родственники которого, кажется, были откуда-то с Украины. В глубине души я все еще лелеяла надежду отыскать в этом старинном городе своих родных. Девушка, некоторое время пристально наблюдавшая за мной в один из подобных, напоенных ностальгией вечеров, показалась мне предвестницей некого поворота в моей судьбе. Она была довольно милая, темноволосая, с темными глазами и смугой кожей определенно украинского по типу лица.

— Ты меня не помнишь? — неожиданно спросила она, перебежав через дорогу и остановившись передо мной.

Я покачала головой.

Она взяла меня за руку и придвинула свое лицо ближе к моему лицу, словно хотела лучше разглядеть его.

— Меня зовут Таня, — сказала она, на украинский манер немного глотая слова. — Мы вместе бежали из теплушки под Луцком. Ну что, теперь вспомнила?

В моей памяти на секунду замаячили странные картины придорожной насыпи с острыми камнями, до крови содравшими мои колени, в нос словно наяву ударил тяжелый, спертый запах пропахшего потом и кровью вагона, до отказа набитого людьми. Это было все, что я могла вспомнить. Поэтому я снова отрицательно покачала головой.

Девушка не огорчилась.

— Не помнишь? Ну и ладно. Не велика беда. Ты что здесь делаешь? Живешь? А работа у тебя есть?

— Да, — прочистив горло, сказала я, несколько ошарашенная ее напором.

— Здорово! — жизнерадостно сказала она. — Я тоже сразу же нашла работу. При немцах не так уж и плохо живется. По крайней мере, не хуже, чем при коммунистах, — легкомысленно засмеялась она. — Я работаю официанткой в офицерском казино, здесь за уголом. Работа чистая и хорошо платят. Немцам нравится, когда им прислуживают красивые местные девушки, к тому же веселые и без предрассудков. Если тебе надо, я могу замолвить за тебя словечко. Старик Гецель с удовольствием возьмет тебя в казино. Ты красивая.

Ее темные глаза снова оценивающе скользнули по моему лицу.

— У меня уже есть работа, — повторила я.

— Ну и хорошо, — сказу же отступила она. — У тебя сегодня выходной, правда? Пошли со мной в казино, у меня сейчас смена начинается. Пошли-пошли, немного развлечешься, и за дружбу выпьем. Мы, девушки, должны поддерживать друг друга и держаться вместе. Правда?

Мне было нечего делать, к тому же, Таня показалась мне довольно симпатичной, и я легкомысленно согласилась. Кроме того, я никогда до этого не была в казино, мое детство прошло под присмотром суровой бабки, а ранняя юность — в заточении строгого режима спецдетдома для врагов народа. Казино всегда ассоциировалаось для меня с образом той, довоенной, прекрасной жизни, которой жили мои родители, и которую, по моим понятиям, у меня украли большевики. Атмосфера порока и приключений влекла меня словно магнитом. Поэтому я с некоторым даже волнением вошла вслед за Таней под своды лучшего заведения подобного рода в городе, которое содержал, как я узнала впоследствии, старый еврей, долго проживший на Украине, пан Гецель.

— В нашем казино бывает весь цвет местного немецкого офицерства, — с какой-то даже гордостью в голосе сказала Таня, проводя меня в раздевалку для прислуги по черному ходу.

В маленькой, безвкусно оформленной комнатке, которую она делила с двумя другими девушками, она быстро переоделась в форменную одежду, а затем, достав из настенного шкафчика заботливо припрятанный шкалик, не спрашивая моего согласия, налила рюмку себе и мне.

— Попробуй, — сказала она, быстро опрокидывая рюмку. — Это настоящий бренди, такой, как подают офицерам в казино.

Следуя ее примеру, я храбро глотнула все содержимое рюмки одним глотком. Желудок сначало обожгло огнем, а затем приятное тепло обволокло меня со всех сторон, внезапно стало легко и весело, словно я после долгой отлучки вернулась домой. Таня показалась мне такой доброй и милой, словно родная сестра.

— Таню-юша! — неожиданно, словно гром с ясного неба, прозвучал откуда-то дребезжащий старческий голос. — Танюша, пора на работу, твоя смена началась минуту назад!

Дверь растворилась, и на пороге показался маленький еврей со сморщенным, словно печеное яблочко, лицом и клоком темных волос на порядком облысевшей уже голове. Когда он перевел свой взгляд с Тани на меня, он внезапно замолчал и глаза его, маленькие и острые, засветились от удовольствия.

— Прошу прощения, пан Гецель, — сказала Таня, хитро поглядывая на страричка, — моя подруга зашла навестить меня на минутку. Обещаю, такого больше не повторится.

— А у твоей подруги есть работа? — вкрадчиво спросил старый евроей, не сводя с меня масляного взгляда.

— Есть, — сказала Таня, усмехаясь.

— Ты не хотела бы поработать у меня в казино, детка? — спросил у меня пан Гецель, прекратив, наконец, пялиться на меня и подступая ко мне ближе. — Такую красивую девочку как ты нечасто можно встретить! Я буду платить тебе хорошие деньги, детка. И ты сможешь завести полезные знакомства, а может, даже найти богатого и влиятельного любовника из немцев. Ты случайно, не танцуешь?

— Танцевала в школе, — растерянно сказала я, не понимая, к чему он клонит.

— Может быть, и поешь? — с надеждой спросил он.

— Немного, — также ошарашенно созналась я.

— Тебя мне сам бог послал! — воздев руки к небу, театрально вскричал старый еврей. — Поступай ко мне на работу в казино, и я буду доставать для тебя с неба звезды!

— У меня уже есть работа, — сказала я, забавляясь его горячностью.

— Я буду платить тебе больше! — заверил меня старый еврей. — Столько, сколько ты попросишь! Соглашайся немедленно, и ты не прогадаешь. В моем казино всегда много молодых и красивых мужчин, офицеров, богатых и влиятельных. Такой жемчужине, как ты, нужна достойная оправа. Позже, может быть, ты отблагодаришь старого Гецеля за совет и помощь.

— Ей не нужна работа, — сказала Таня, беря меня за руку и ведя к двери. — Она пойдет домой, если вы не возражаете, пан Гецель.

— Ну зачем же так торопиться! — старый еврей крепко ухватил меня сильными пальцами за запястье другой руки. — Ты когда-нибудь была в казино, детка?

— Нет, — честно созналась я.

— Никогда? — изумился старый еврей. — Ну, тогда иди и посмотри, что это такое и, может быть, ты изменишь свое мнение и придешь работать ко мне. Иди-иди, сегодня угощение и выпивка для тебя за мой счет!

Таня удивленно раскрыла глаза и подмигнула мне.

— Подожди-ка, — встрепенулся пан Гецель. — Я дам тебе кое-что. Думаю, что тебе это пойдет.

С ловкостью рук опытного мошенника, он извлек из сундука, стоявшего у дальней стены комнатушки, темно-вишневый приталенный пиджак и такого же цвета маленькую изящную шляпку с вуалеткой, прикрывавшей верхнюю половину лица. Прежде чем я успела опомниться, он уже надел пиджак на меня. Затем пришла очередь и шляпки.

— Какая прелесть! — воскликнула Таня, с восторгом глядя на меня. — И так подходит к твоей черной юбке и белой блузке!

Черную бархатную юбку, узкую в бедрах и чуть расклешенную книзу, одолжила мне из своего довоенного гардероба старая баронесса. Ей же принадлежала тонкая кружевная блузка, которая была в тот день на мне, уже изрядно поношенная, но выглядевшая еще вполне прилично.

— Барышня просто красавица! — с чувством сказал старый еврей, прослезившись от умиления.

Это не помешало ему проворно выволочь меня в коридор, а затем, минуя плотный шелковый шоколадного цвета занавес, отделявший подсобные помещения от собственно казино, вытолкнуть прямо в зал, заполненный столиками с сидящими за ними людьми. На секунду я зажмурилась от яркого света, ударившего мне в глаза, и гула голосов, хлынувшего со всех сторон.

Обширный зал казино был полон. Мужчины, преимущественно в серых мундирах СС и черный мундирах гестапо сидели за столиками, беззаботно смеялись, пили вино и шампанское за здоровье своих друзей или присутствующих с ними дам. Никто не обратил на нас никакого внимания. Весьма обрадованная этим фактом, решив, что хитроумный план пана Гецеля потерпел неудачу, я, не особо сопротивлялась его напору, стараясь не привлекать к нам излишнего внимания и, потихоньку оглядываясь по сторонам в поисках выхода, вместе с тем с любопытством оглядывала зал. Заметив, что я стала отставать от него, пан Гецель сильнее потянул меня за руку, я непроизвольно резко подалась вперед и в тот самый момент столкнулась с офицером, начавшим подниматься из-за своего столика у меня за спиной. Красное вино из недопитого им бокала, который соскользнул от столкновения со стола, залило прекрасный темно-вишневый пиджак пана Гецеля, который был на мне, и обшлаг рукава молодого офицера. Мы произнесли слова извинения одновременно и оба — по-немецки, возможно потому, что офицер оказался никем иным, как бароном Гюнтером-Себастьяном фон Ротенбургом, а я узнала его в тот же момент, как увидела.

Его серо-серебристые, показавшиеся мне необыкновенными глаза, остановились на моем лице, удивленно расширились и где-то в их глубине засветился, мягко мерцая, теплый искристый свет.

— Я просто идиот! — сокрушенно сказал он, взятой со стола салфеткой стряхивая рубиновые капельки вина с полы моего пиджака. — Первый раз в жизни вижу такую красивую девушку, и сразу же умудрился испортить ей платье. Простите меня, ради бога, фройляйн. Тем не менее, не могу упустить возможность представиться. Барон Гюнтер фон Ротенбург, к вашим услугам.

— Весьма польщена, господин барон, — пролепетала я, непроизвольно делая шаг по направлению к двери.

— Разрешите мне в качестве искупления, — насмешливо изогнув бровь, видя, что я не собираюсь представляться, сказал барон фон Ротенбург, — пригласить вас к своему столу и выпить бокал шампанского в знак нашего примирения.

— Право, не стоит ради этого огород городить, — быстро сказала я. — Я прощаю вас авансом. Вы слишком видная шишка в городе, чтобы таить на вас обиду.

Он рассмеялся, из-под пурпурных, четко очерченных губ блеснули белые ровные зубы.

— Вы немка, не правда ли? — спросил он, отодвигая передо мной стул и ожидая, пока я села.

Краем глаза я успела увидеть довольную улыбку на толстом морщинистом лице старого и хитрого, как лис, еврея.

— Девушка прекрасно поет, ваша светлость, — нагнувшись к плечу барона, доверительно сказал он. — Правда, она не хочеть петь в моем казино, но возможно, согласиться спеть для господина барона?

Если бы я могла убить его взглядом, я бы, несомненно, в тот момент сделала бы это, не задумываясь. Прекрасно поет! Последний раз я пела на выпускном вечере в нашей школе-интернате. После этого были три страшных года постоянных скитаний, голода и холода, в течение которых я не раз была на волосок от смерти. Прекрасно поет! Да я и звука не смогу выдавить из своего несчастного горла после того, что я перенесла этой зимой!

Барон заинтересованно смотрел на меня, в его серых глазах разгорались искорки непонятного мне таинственно мерцающего света.

— Вы споете для меня, фройляйн? — мягко попросил он, и, склонив голову, с улыбкой добавил: — Пожалуйста.

Что мне оставалось делать? Я поднялась со стула, растерянно оглядела зал, шум голосов в котором постепенно начал сходить на нет, потому что, по знаку пана Гецеля, медленно угасал яркий свет, пока в установившейся полутьме не осталась стоять, подсвеченная лучом света прожектора, лишь я одна. В моей голове, как назло, как некогда пошлый мотив у Марии-Магдалены, вертелись банальные слова куплетов «Meine lieber Augustin». Если бы я не глотнула добрую стопку крепкого бренди в комнате у Тани, я бы никогда в жизни не осмелилась раскрыть рот, чтобы запеть после трехлетнего перерыва! Моя покойная бабка была некогда примой в оперном театре в Санкт-Петербурге, и в свое время не жалела ни сил ни времени для того чтобы вбить в мою ветреную голову все секреты своего сценического искусства, поскольку, по ее словам, все способности к оперной карьере, и в первую очередь голос, у меня были. Воспоминания о бабуле, как ни странно, освежили мою память. Еще раз посмотрев на довольную физиономию пана Гецеля, а затем на легкую снисходительную улыбку, игравшую на красивом лице барона фон Ротенбурга, я внезапно разозлилась. Какого черта! Они, видимо, ожидают услышать какие-нибудь пошлые куплеты, так популярные при дворе их полусумашедшего фюрера. Я глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и сначала несмело, а затем все более и более крепнувшим голосом, который, к моему величайшему изумлению вовсе не исчез, а стал каким-то более глубоким и новым, взяла первые ноты вступительной арии графини Палинской из оперетты «Мистер Икс». Могу, положа руку на сердце, сказать, что я не посрамила свою бабулю! Когда я на триумфальной ноте закончила пение со строфой: «Не пришла еще любовь моя!», офицеры в казино, повскакав со своих мест, стали аплодировать мне с криками «браво!», наперебой требуя спеть еще. Только присутствие за столиком барона фон Ротенбурга спасло меня от назойливых преследований молодых офицеров и просьб спеть еще.

— Вы профессиональная певица? — спросил он, когда я, кончив раскланиваться во все стороны, снова уселась за столик.

— Нет, ваша светлость, — сказала я.

— Ну, зачем же так официально, — усмехнулся он. — Зовите меня Гюнтер, если не возражаете. Но я до сих пор не знаю вашего имени, моя прекрасная незнакомка.

Он предложил мне вина. На столике перед нами уже, как по мановению ока, оказались тарелки, полные восхитительной еды, которой я не пробовала со времен своего детства: черная икра, французские салаты, свежие овощи, румяное, издававшее изумительный аромат свежезажаренное мясо и хрустящий картофель.

Барон вопросительно смотрел на меня. Глоток крепкого терпкого красного вина окончательно лишил меня остатков здравого смысла. Вместо того, чтобы изображать из себя серую мышку, что всегда выручало меня в подобных обстоятельствах, я вдруг неожиданно решила сыграть в роковую женщину.

— Зовите меня Элизой, — сделав паузу, наконец, снизошла к его просьбе я.

— Ваше здоровье, Элиза! — подняв бокал, сказал барон, чуть приметно улыбаясь, видимо, моей глупости.

Я выпила второй бокал вина и приступила к закуске.

— Никогда не видел вас в казино прежде, — через некоторое время осторожно заметил барон, внимательно наблюдая за тем, как я ела.

— Я никогда не была здесь до сегодняшнего дня, — легко созналась я.

Мне показалось или на лице его промелькнуло облегчение.

— У вас строгие родители? — полюбопытствовал он. — Еще вина?

— Нет, благодарю вас, — отказалась я. — Мне уже достаточно. Я не привыкла много пить. Что касается родителей, то здесь вы не угадали. Я сирота.

Он удивленно приподнял бровь.

— Что случилось с вашими родными? — помедлив, сочувственно спросил он.

Я отложила в сторону нож и вилку.

— Отец погиб во время революции, мама умерла позднее, в тридцатых годах.

— Кто был ваш отец? — тут же спросил барон. В его голосе явно просквозил интерес.

— Военный, — не задумываясь, ответила я. — Офицер флота.

— А ваша мать? — начал было он, но я пребила его с улыбкой:

— У моей матери был точно такой же акцент как у вас, господин барон. Вы ведь из Померании, не правда ли?

Этот фашист был очень привлекательным мужчиной, внезапно подумала я, наблюдая за тем, как он удивленно приподнял брови, соглашаясь с тем, что я была права. Его матовой бледности лицо с четкими, правильными чертами, небольшим, твердо очерченным ртом и длинными темными густыми ресницами, которым могла позавидовать любая девушка, казалось мне все более привлекательным.

— Ваша мать, должно быть, была красавицей, — мягко сказал он, поднимая на меня глаза и улыбаясь.

— Я ее очень любила, — созналась я с налетевшей неожиданно грустью. — Но она умерла, когла я была еще ребенком. Меня воспитывала бабка.

— Надеюсь, она-то еще жива? — заметил он, спрашивая у меня разрешения закурить.

— Увы, нет. Тоже умерла, перед самой войной.

— Мне очень жаль, — сказал он, окутывая себя синеватым дымком дорогой сигареты.

— Мне тоже, — сказала я, приходя в себя. — Ну, а теперь, когда вы выяснили все факты моей биографии, может быть, вы разрешите мне уйти?

— Вы хотите уйти? — удивился он, неожиданно для меня протянул через узкий столик свою руку и, взяв в нее мою ладонь, легко, едва касаясь губами, поцеловал кончики моих пальцев. — Боюсь, это невозможно, моя прекрасная незнакомка. Я не отпущу вас.

— Звучит весьма устрашающе из уст шефа контрразведки коменданта нашего города, — легкомысленно сказала я, мягко освобождая свою ладонь.

Его серо-серебристые глаза насмешливо блеснули из-под длинных темных ресниц.

— Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я полагал, — заметил он, снова откидываясь на спинку стула.

— Кто же в городе вас не знает, — засмеялась я, забавляясь ситуацией, в которую попала. — Молодой аристократ, помощник военного коменданта города, суровый и неприступный, как скала. В противоположность вашему патрону, вы не женаты, у вас нет официальной подружки в городе, и вы не задираете юбку всем женщинам без разбора, как это делают многие другие. Простите за грубость, господин барон, после смерти бабки я оказалась на улице и, боюсь, немного подрастеряла все свои хорошие манеры.

Молодой человек в сером, с серебром, немецком мундире на секунду прикрыл глаза, словно давая мне понять, что принимает извинения, и серьезно посмотрел на меня, по видимому, ожидая продолжения. Я взяла со стола третий бокал с вином и выпила его быстрее, чем это было необходимо.

— Вы знаете, чем все это объясняют? — поставив локти на стол, невинно спросила я, мягко улыбаясь.

— Чем же? — он также положил руки на стол, предварительно поставив бокал с недопитым красным вином.

Его красивое бледное лицо с необыкновенными серо-серебристыми глазами оказалось неожиданно близко ко мне. Чисто механически я отметила, как аккуратно подстрижены и уложены его густые, темно-каштановые волосы.

— Ну, конечно же, роковая любовь! — снова улыбнулась я. — Что же еще?

— Так просто! — поразился он. — Я потрясен.

— А чего вы ожидали? — удивлясь собственной наглости, спросила я.

Он смотрел прямо мне в лицо.

— Ну, чего-нибудь менее романтического. Например, что я вампир или извращенец.

Я не выдержала и расхохоталась, барон тут же присоединился ко мне.

— Вы поразительная девушка, Элиза! — отсмеявшись, сказал он. — Я никогда еще не встречал никого, подобного вам.

— Звучит банально, господин барон, — заметила я.

— Гюнтер, — поправил меня он.

— Гюнтером вас будет звать жена, — нахально заявила я, улыбаясь и одновременно приказывая себе немедленно остновиться и не дразнить его, но дело в том, что в тех редких случаях, когда я вхожу в раж, меня трудно остановить.

Его глаза стали серебристо-блестящими, как новенькие советские рубли.

— Тогда вам самое время привыкать называть меня по имени, — вкрадчиво сказал он, — Не дожидаясь формальностей. Но будьте уверены, они последуют весьма скоро! Я очень упрямый человек.

— Что вы имеете в виду? — чуть не подавившись глотком вина из следующего по счету бокала, спосила я, отставляя недопитый бокал в сторону и испуганно посмотрев на него. — Вы что же, собираетесь отправить меня в гестапо, если я буду продолжать называть вас «господин барон»?

Мгновенное удивление от моих слов на его лице сменилось улыбкой.

— Вы недогадливы, фройляйн, — с некоторым, как мне показалось, напряжением в голосе сказал он.

Я даже рассердилась. Что это за игры такие затеял со мной этот фашист? Рехнулся он, что ли? Или это я слишком много выпила, так много, что в простых словах мне уже мерещится некий скрытый смысл.

— Тогда объясните мне, недалекой, что вы имели в виду, — по возможности миролюбиво предложила я, решив выяснить все до конца.

Он откинулся на спинку стула, лицо его казалось спокойным и невозмутимым, поза расслабленной, только в глазах отражался непонятный мне огонек беспокойства.

— Выходите за меня замуж, Элиза, — сказал он.

Меня чуть удар не хватил от неожиданности.

— Да вы с ума сошли! — непроизвольно вырвалось у меня.

— Вы мне отказываете? — чарующе вежливо уточнил он.

— Но вы же меня совсем не знаете! — воскликнула я, стремясь немого смягчить впечатление от своих предыдущих слов. Кто его знает, этого сумашедшего, может, он меня действительно в гестапо потащит, если я буду ему противоречить?

— Вы не верите в любовь с первого взгляда? — спросил он.

— Нет! — не успев подумать, выпалила я.

— Для молодой девушки вы весьма неромантичны, — с сожалением сказал он, вздыхая. — Ну, что ж. Тогда придется вести осаду по всем правилам. Цветы, романтические прогулки при луне и все прочее. Только имейте в виду, я все равно выиграю! Вы будете моей женой.

Самым раздражающим было то, что он говорил серьезно. Я еще раз посмотрела на него и внезапно решила, что, общаясь с людьми, которые явно не в себе, нужно вести себя так же, как они.

— Господин барон, — с подкупающей откровенностью начала я. — Допустим, я даже происхожу из хорошей семьи, но по своему социальному положению я вам не ровня. Мои родители умерли, не оставив мне в наследство ничего, кроме долгов, так что я вынуждена работать прислугой в богатом доме.

— Мне показалось, разговор шел о любви, а не о социальном положении! — перебил меня он.

Я растерянно смотрела на него. Похоже, он не шутил. Барон Гюнтер-Себастьян фон Ротенбург действительно делал мне предложение. Мне внезапно стало по-настоящему страшно. Что сделает барон, когда узнает, кто я такая на самом деле? Игра зашла слишком далеко. Он тоже внимательно смотрел мне в лицо, словно стараясь прочитать, что таилось за моим молчанием.

— Похоже, — наконец с грустной усмешкой сказал он, — что городские сплетни действительно напророчили мне роковую любовь.

— Мне пора идти, господин барон, — сказала я, решительно поднимаясь из-за стола. — Уже поздно.

— Я провожу вас? — поднимаясь вслед за мной, сейчас же предложил он.

— Нет, благодарю вас, — быстро отозвалась я.

Тем не менее, он протянул мне руку, предлагая вместе покинуть зал. И мне не оставалось ничего другого, как опереться на нее, чтобы не привлекать к себе всеобщего внимания. Сама мысль о том, как я буду выглядеть, брыкаясь и отталкивая от себя военного коменданта города, чуть не вызвала у меня приступ истерического смеха.

— Может быть, вы все-таки позволите мне вас проводить, моя прекрасная незнакомка? — остановившись на улице пред дверями казино, мягко попросил он, поднося мою руку к губам. — Уже поздно. Я буду за вас беспокоиться.

Стояла теплая весенняя ночь, свежая и звездная. Воздух был густым и влажным, наполненным ароматом цветущих деревьев. В неясном свете огней ярко освещенного казино, падавших на мостовую, барон казался принцем из моих оживших детских грез, красивым и влюбленным.

— Когда я смогу снова увидеть вас? — помедлив, спросил он.

— Не знаю, — честно созналась я.

Его серебристые глаза засветились насмешкой.

— Хотите, завтра? — предложил он. — Могу поспорить, что уже завтра днем я буду знать о вас больше, чем вам хотелось бы.

Это уж точно, с сарказмом успела подумать я. И не только больше, чем мне хотелось бы, но даже больше, чем вы можете себе представить, господин барон.

— Надеюсь, я вас не напугал, — уже серьезно сазал он, испытывающе глядя мне в лицо. — Поверьте, я говорил то, что чувствовал, Элиза. Никогда со мной не происходило ничего подобного. Вы словно вышли из моих грез, вы такая красивая и нереальная, что я боюсь вас отпускать. Боюсь, что вы уйдете, растаете в воздухе, как призрак, и я уже больше никогда не увижу вас. Обещайте мне не изчезать! Пожалуйста, Элиза.

Черт знает что, с отчаяньем подумала я. И почему я вечно влипаю во всякие истории!

— Уже поздно, господин барон, — снова пролепетала я, отнимая у него руку. — Я должна идти. Прощайте.

— Я отпускаю вас только потому, что я хорошо воспитан, — с иронией сказал он, на секунду задержав в своей руке мои холодные пальцы.

И уже убегая прочь от него в темноту спасительной ночи, я услышала за спиной его уверенный голос.

— Я все равно найду вас, моя прекрасная незнакомка! Мы обязательно встретимся!