Дело шести безумцев

Элла Чак (2024)

Сумасшествие — первый шаг к убийству. Особенно… если оно у тебя в крови. Тайны и загадки, детектив-квест и любовный треугольник — идеально для поклонников трилогии «Игры наследников» Дженнифер Барнс. Расследование в эстетике Темной академии. Шесть эксцентричных самоубийств. Но пророчеств смерти, составленных гениальной злодейкой, — СЕМЬ! Значит, скоро умрет седьмой. Но кто он? Кира Журавлева учится на психолога-криминалиста и стажируется в детективном бюро. Вместе с патологоанатомом Камилем Смирновым она расследует безнадежное дело о массовом самоубийстве. Перед гибелью каждая из жертв будто сошла с ума и покончила с собой жестоким и необычным способом. Танцуя на перилах моста. Завтракая грунтом. Играя на гитаре посреди скоростной автострады… Но не безумие несчастных пугает Киру. Ее вдруг начинают преследовать призраки прошлого. Кто-то плетет для нее кровавую паутину, тоже заставляя медленно сходить с ума. Кто же этот коварный паук-птицеед? Напарник по бюро? Старый знакомый? Или ее восставшая из мертвых кузина, когда-то предсказавшая эту трагедию? «Интригующий, местами страшный и очень яркий текст не отпустит до самого конца. Приготовьтесь стать настоящим детективом и окунуться в жизнь работников бюро расследований!» — Полина, книжный блогер, автор телеграм-канала «Читающий домик»

Глава 5

Порешать Камиля Задовича

— Камиль, — постучала я в дверь его рабочего кабинета рядом с прозекторской, — ты здесь?

Кабинет патологоанатома находился в подвальном помещении, вниз к которому вела узкая чугунная спиральная лестница. На ее ступенях мог поместиться только один человек. В центре лестницы находился шест, по которому в случае необходимости можно было съехать вниз сразу на три пролета.

Витые ограждения лестницы украшали латинские буквы, перемешанные и разбросанные по чугунным перемычкам. Каждый раз я собиралась задержаться у лестницы и сложить буквы вместе, но всякий раз пробегала мимо них.

Чуть дальше по коридору, метрах в пятидесяти от кабинета Камиля, находились двойные металлические двери, ведущие в отделение морга для экспертизы и вскрытий, которые он проводил лично.

Мне нравились мрак, сырость и тишина, царящие в подземелье, а вот Женя постоянно жаловался и ныл, что его группу лингвистов расположили на том же уровне, что и Смирнова с трупами, но других свободных комнат в особняке не нашлось.

— Кира Игоревна, доброе утро, — поздоровалась со мной Варвара Леонидовна — сотрудница медицинского корпуса, — Камиль Агзамович консультирует на вскрытии. Я вот жду. Вы тоже к нему?

— Принесла карточки по поручению Семена Михайловича. Распечатаны и сброшюрованы.

— Всегда они как-то по-турецки выглядят, — рассматривала она стопку брошюр в моих руках.

Я объяснила:

— Потому что для левшей. Камилю так проще читать и делать пометки, чтобы пружина на кожу не давила.

— Носитесь вы с ним, Кира Игоревна, а он же деспот! Настоящий деспот нашего бюро!

— Вы считаете? — ответила я по всей науке любимого учебника, затягивая Варвару в продолжение беседы.

Но сотрудница в белом халате и без моих уловок причитала без умолку:

— Только бы прикрикнуть! Всегда самый умный! Слова поперек ему не скажи! На днях выгнал стажеров Михайлова Сашу и Светлану Зотову. Зотова, — кивнула женщина к потолку, — внучка-то какого надо академического чина, но Смирнову нет дела до правильных людей и нужных связей. Он ее, видите ли, за дверь! Еще и приписку сделал в характеристике, назвав «ограниченно некомпетентной»! И куда девочка с таким листом теперь поступит? Санитаркой в дурку?

— Характеристика верна, — скрипнула за нами дверь, — Зотова при взвешивании назвала человеческое сердце «склизким смайликом». — Камиль первым делом устремился к мыльной.

Неужели в Камиле проснулось чуточку сострадания и чье-то сердце в руках стажерки так его взволновало, что он обиделся на слово «смайлик»?

— Сердце, — продолжил Камиль, сбросив белый халат, и принялся мылить руки до локтя, нервно очищая ногти щеткой с жестким ворсом, — фиброзно-мышечный орган. На нем нет слизи.

А нет, все в порядке.

Он все тот же бесчувственный патологоанатом, которого расстроила слизь, а не аллегория на пиксельную улыбку.

— Простите, Камиль Задович… А-задович… мой бог!.. — перенервничала Варвара Леонидовна.

Пусть Камиль и был Задовичем, с чем спорить я бы не стала, но увольняться или получать собственную характеристику с обходным листом Варваре «не улыбалось» никаким смайликом.

— Агзамович, — поправил он, бросив через плечо, — и я не ваш бог.

Женщина унеслась, прихватив свои вопросы с собой, когда я, напротив, свои взяла и вывалила.

Ну что, «Психология криминалиста. Первый курс», пора за дело!

— Знак вопроса, Камиль, напротив твоей фамилии. Не объяснишь? — спросила я без прелюдий, пропустив: «Привет, Камиль, читала тут твое дело и нашла кое-какие странности: про фамилию с вопросом, вымаранные сто тридцать страниц и остров в Новой Зеландии — не расскажешь, что ты там делал?»

Используя методы из учебника, я выведу Камиля на разговор.

— Ты читала. Я из детдома. Документов не нашли, биологических родителей признали погибшими. Мне было три. Какую дали фамилию, такую дали. Свою настоящую я не знал.

— А Ракиура. Зачем?

— Зачем, — повторил Камиль, до сих пор не обернувшись.

Он взялся за края раковины и поднял глаза к небольшому выпуклому зеркалу-шкафчику, внутри которого наверняка хранил коллекцию плавающих в спирте человеческих языков.

— Почему ты спросила «зачем», а не «когда» или хотя бы «что значит это слово»?

— Слово в переводе с языка маори означает «остров пылающих небес». Аномальная зона полярных сияний, что-то там из-за полюсов. Все вычеркнуто, Камиль. Про Ракиуру. Зачем ты ездил туда? Все, что они оставили в архиве незаштрихованным — это «Ракиура»; «акупунктурными техниками», «в то время как»; «не подлежит доказательному методу». И миллион страниц вычеркнутого.

— Расщедрились. Надо сказать, чтобы вычеркнули локацию, — натянул он свежий голубой латекс на пальцы.

— Акупунктура? — не слушала я его тупые отговорки. — Ты учился иглоукалыванию? Почему в Новой Зеландии, а не в Китае?

Он обернулся, скрестил руки, снова не фокусируя на мне взгляд.

— Ты сказал, я умру, если ты на меня посмотришь, — что за метафора? О чем она?

Камиля шатнуло в сторону, и он столкнул на пол подготовленные продезинфицированные скальпели. Звеня и прыгая, ножи рассыпались по белоснежной плитке. Один откатился мне под ноги. Подобрав его, я приблизилась к Камилю, пока он, сидя на четвереньках, торопливо подбирал остальные, снова и снова роняя их.

Конец ознакомительного фрагмента.