Не более чем тень

Эльвира Глушкова

Демоны существуют среди нас: друг, любовник, сосед за стенкой – одно прикосновение, и они вцепятся в твою душу. Тамара одна из немногих, кто выжил. Зверь исчез, наградив девочку «подарком» – видеть мир таким, какой он есть. Повзрослев, девушка стремится использовать его, помогать людям. Майской ночью она находит раненого мужчину, и тот становится ей другом и защитником. Тодор Христоф – тень надежды или смертоносный поворот судьбы? Какова вероятность попасть в лапы зверя дважды за одну жизнь?

© Эльвира Глушкова, 2023

ISBN 978-5-4493-8485-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1

Сегодня пошел третий день с момента, когда Тодор почувствовал первые признаки болезни. Сначала, это были легкие нотки тревоги, они появлялись буквально на несколько секунд, затем исчезали, и мужчина не мог точно сказать чувствовал ли он их на самом деле. Временами ему казалось, что сейчас начнут неметь пальцы или что в квартире не хватает воздуха. Клинические симптомы появились на второй день. Озноб был несильным и не помешал заниматься привычными делами. «Хм, в этом аду черти не болеют». Уверенность в своем дьявольском происхождении не дала зверю вовремя заподозрить беду. Но сегодня ему стало по-настоящему плохо. Головные боли были такой силы, что руки и ноги отнимались. То жар, то холод сводили с ума, и мужчина ничего не мог с этим поделать. Состояние ухудшалось слишком быстро.

Следом начались приступы паники и галлюцинации. Тодор боялся смерти. Страх стал настолько всепоглощающим, что, казалось, единственным верным выходом будет отдаться ему во власть. Бороться с ужасом не было сил, он поднимался изнутри, подобно лаве в жерле вулкана, не находящей выхода. Только на долю секунды перед глазами представали образы, мужчина не успевал ни рассмотреть их, ни осмыслить, что также приводило в бешенство. Удавалось лишь уловить атмосферу — то ужаса, то дикого веселья.

Несмотря на все эти приступы, которые накатывали с каждым часом все чаще и сильнее, мужчину не покидало чувство некой отстранённости. Лежа на полу не в состоянии пошевелиться, Тодор осознал: умирает одна из его кукол. Эта мысль пронзила, разделив состояния на его и ее, что позволило вернуть контроль над ситуацией. Не без труда сфокусировав взгляд на окружающей реальности, он оторвал раскалывающуюся голову от пола. Держать равновесие было тяжело даже на четвереньках. Телефон лежал совсем близко, но понадобилось минут пять, чтобы дрожащей рукой дотянуться до него:

— Ольга?

Из динамика зазвучал кокетливо-легкий женский голос:

— Привет.

Не она…

Перед глазами мелькнул очередной образ в кроваво-красных тонах. По телу прошла волна боли, которая, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. «Ты нужна мне», — это все что он смог прошептать.

Обитый черной кожей диван занимал четверть просторной гостиной и был высотой сантиметров сорок, но забраться на него Тодор так и не смог. Лишь лежал на полу в ожидании либо смерти, либо спасения. Боль, паника и галлюцинации овладели им настолько, что места для собственного сознания уже не оставалось. Он был готов выйти в окно, если б мог пошевелить хоть мизинцем. Внезапно демона пронзило словно гарпуном, все, что он пережил ранее, показалось ничем. Из него вырвали кусок, из самой глубины, оставив зияющую рану. И все закончилось: и страдания, и страх. Умерла душа, с которой он был связан. Лежа без движения, не в состоянии пошевелить губами Тодор выдохнул: «Майя». Женщину, которую он оберегл больше шестидесяти лет, убили.

Щелкнул замок входной двери, в квартиру влетела Ольга. Стройная длинноволосая блондинка, одетая в легкий белый сарафан, оголяющий красоту на грани пошлости. Не снимая туфель, она проскользнула через широкий, ярко освещенный коридор. Безошибочно выбрав нужную дверь, девушка оказалась в гостиной. За последние два месяца она успела выучить каждый сантиметр этой квартиры и ее владельца.

Просторная комната с огромным витринным окном была выполнена в черно-белых тонах, все согласно моде: стеклянный столик, кожаный диван, геометрическая абстракция на стене и никаких следов обычной человеческой жизни. Ни одной фотографии на полках, ни единой царапины на журнальном столике — ничего, что хоть как-то бы охарактеризовало владельца, что несло бы на себе следы длительного пользования. Все как в рекламе из дорогих журналов.

А еще на полу лежал без движения мужчина. Обычно оливковый цвет кожи сейчас стал пугающе серым, черные волосы мокрыми от пота прядями беспорядочно разбросаны по лицу. Белая обтягивающая футболка, намокнув, стала полупрозрачной, на мгновенье пробудив в девушке воспоминания о том, что за идеальное тело спряталось под ней. Ольга упала перед ним на колени, пытаясь привести в чувство:

— Тодор! Тодор, что случилось? Мне вызвать скорую? — испуганно повторяла она, не переставая его тормошить, и облегченно выдохнула, когда любовник поднял усталый взгляд. Даже сейчас из-под длинных черных ресниц его глаза были похожи на нефрит, пронизанный лучами солнца.

— Никакой скорой. Я в порядке, просто обними, мне это нужно.

Девушка мило улыбнулась и легла рядом.

— Тодор Христоф! Не пугай меня так больше. Ты принадлежишь мне, так что не заставляй волноваться. Никаких болезней!

Тодор крепко обнял ее и почувствовал, как целительное тепло растекается по телу. Сейчас ему полегчало, но невидимая человеческому глазу рана так просто не затянется. На восстановление понадобится много энергии. К тому же силы понадобятся, когда он найдет осмелившегося вторгнуться в его владения, ведь такое в этом зверином мире не прощают.

***

Каждый из нас главный герой. Только, к сожалению, не тех сказок, которые нам показывают в книгах и в кино. С детства талдычат: «Каждый человек уникален, как снежинка, и не найти двух одинаковых». Но почему тогда все наши истории как под копирку: родился, выучился, поработал и умер? С самой школы мы мечтаем о прекрасном принце, о волшебной палочке, суперсиле, но никто не думает, чем готов за это платить и сможет ли он с этим жить.

За свой дар Тамара пожертвовала стольким, что теперь он для нее — проклятие. В восемь лет девочке поставили диагноз: галлюциноз на базе шизофрении. Родители стойко боролись за ее здоровье, но годы терапии не принесли результатов и, отчаявшись, Григорий и Мария Милосердовы начали приглашать шаманок и колдунов. Амулеты, заговоры, отвары — ничего не помогало. Неконтролируемые припадки, чередующиеся многочасовыми периодами апатии, доводили до изнеможения всю семью. Девочка могла сутками сидеть без движения, отказываясь реагировать на окружающих, а после впасть в истерику. Она кричала, умоляла спасти от красного страха, который «делает больно», а по ночам раздирала на себе кожу до крови. Из всех «спасателей», приходивших к Тамаре, только баба Рая хоть как-то помогала ребенку: часами рассказывала сказки и ласково гладила девочку по голове, чтобы принести хоть несколько минут покоя.

По удачному стечению обстоятельств Тамаре удалось избавиться от демона, но, увы, не бесследно. Домашнее обучение, заочное отделение института и тайна, о которой нельзя никому рассказать, не располагали к дружескому общению. К тому же, как выяснила одержимая, не все, что рассказывал ей демон, было враньем. Неся в себе след красного зверя, она начала видеть мир его глазами. Мы в аду, а жизнь — последний шанс на искупление, упустив который душа рассыпается в ничто. Конечно, тут есть и свои черти. Называющий себя зверем впивается в душу, питается ею, ведя к гибели через безумие. И теперь, будучи уже взрослой, Тамара в каждом подозревала монстра. Довольно миловидная, с густыми каштановыми волосами барышня пользовалась бы успехом у мужчин. Физический труд придал ее телу гибкость и атлетичность, но не мужскую — спортивную, а женственно-мягкую. В моменты задора и увлеченности блеск серых глаз мог пленить кого угодно, только возведенные до небес стены не давали окружающим ни шанса сблизиться с девушкой.

Сейчас ей двадцать четыре, «болезни» нет, и никто в семье не поднимает эту тему. Чтобы поддержать всеобщее спокойствие, Тамара с шестнадцати лет начала жить в отдельной квартире на другом конце города. Никто не противился этому решению и нельзя судить их за это. С каждым годом одержимость девочки выматывала родителей все сильнее, они не заметили, когда именно начали бояться ее. Когда перестали чувствовать себя в безопасности, находясь с собственным ребенком под одной крышей. Милосердовы не переставали любить девочку, но выдохнули с облегчением, когда такси увезло последние ее вещи.

Мой дом — моя крепость. Для одних эта фраза значит намного больше, чем для других. Место, где можно не просто спрятаться от непогоды и отдохнуть в тепле, а форт, куда не проберутся никакие враги, где можно быть собой. Где можно не бояться, что тебя увидят, узнают и начнут чинить, как телевизор, постоянно показывающий не тот канал. Родители купили дочке однушку в хорошем районе, недалеко от центра, понимая, насколько для нее важно иметь свой, закрытый от всех угол.

Каждый день Тамара стремилась быстрее вернуться с работы, чтобы укрывшись за стенами замка, в тишине погрузиться в мир книг или, с головой укутавшись в одеяло, воображать о том, какой была бы ее жизнь, не встреть она демона. Сегодня, идя по тенистому парку, она тоже мечтала, как, вернувшись домой, закроет шторы и с кружкой чая в очередной раз будет перечитывать «Джен Эйр». Внезапно зазвонивший телефон напугал так, что она подскочила от неожиданности. Выдохнув, подняла трубку:

— Здравствуйте. — Звонки с незнакомых номеров всегда заставляли нервничать.

— Здравствуйте, могу я услышать Тамару? Мне этот номер дала баба Рая. У меня дело срочное. — Женский голос был тихим, немного хриплым.

— Да, это я. Чем могу вам помочь?

— Баба Рая сказала, вы помогаете в странных проблемах. Хочу, чтобы вы приехали ко мне домой. Кхм. Если можно, быстрее, я заплачу. — Голос в трубке был неровным и постоянно куда проваливался.

— Да, хорошо. Постараюсь заехать к вам сегодня. Пришлите мне адрес смской. — Девушка насторожилась. Спешка — это всегда дурной симптом. — Я позвоню вам еще раз, когда освобожусь.

Еще одна работа от бабы Раи. Из всех людей, что окружали тогда Тамару в болезни, только эта старуха слушала. И вместо больной, несчастной, проклятой, бедной называла ее Зоркой, что нравилось ребенку безумно. В свои семьдесят три баба Рая вела очень активный образ жизни: гадала, отпевала, изгоняла, делала все, за что платили. Как правило, девяносто процентов ее посетителей велись на заговоры, покупали амулеты и оставались довольны. Но попадались и те, кто приходил с настоящими проблемами. И тут, сколько бы ведьма через плечо ни плевала, толку не было. Именно таких клиентов она отправляла к Тамаре.

Глава 2

С момента приступа прошло меньше суток, а Тодор уже был в городе, где провела последние свои дни Майя. Еще по дороге Христоф созвонился с агентством недвижимости, сделав заказ на квартиру в центре. В последний раз он был здесь около трех месяцев назад. Для него оставалось загадкой, почему весьма преклонного возраста женщина внезапно переехала, бросив всех друзей и знакомых. Христоф считал в уме: «Сейчас ей девяносто? О-о-о, уже девяносто три». Семья у Майи так и не появилась, в чем Тодор видел свою вину. Регулярно, раз в полгода он навещал старую знакомую, никогда не показываясь ей на глаза. Следил по нескольку дней, пытаясь найти момент, когда можно будет незаметно коснуться ее в автобусе или в очереди на рынке, вдохнуть ее запах. Тодор не мог встретиться с ней, как бы ни хотел. Помеченные черным зверем, как правило, живут недолго, лет пять, не больше, и никто не успевает заметить, что кукловод не стареет. Объяснить, почему спустя шестьдесят лет, он выглядит так же как и в их первую встречу, было бы сложно.

По нужному адресу Тодор приехал к обеду. Он долго нажимал на звонок, слушая, как тот разрывается, заливая квартиру пронзительным звуком. За дверью тихо, никого не было и пришлось стучать к соседям. Всезнающую подругу Майи он нашел практически сразу. Маленькая сутулая женщина с абсолютно белыми волосами, на вид которой далеко за восемьдесят, открыла дверь. Старуха одарила парня таким пронизывающим взглядом, что на мгновенье тот подумал: «Она все про меня знает?!» Но через секунду морщины на лице женщины разгладились (хотя, возможно, ему показалось), и Тодора пригласили в дом.

— Кем вы приходитесь Майе? — Прокричала бабулька из кухни так, как будто это ее собеседник был туг на ухо.

— Племянник, — так же громко прозвучал ответ. В таких квартирках мужчина чувствовал себя неловко, все вокруг казалось маленьким, старым, хрупким, а поэтому очень дорогим.

— Не стесняйся, садись на диван. Чуть-чуть ты не успел. — Соседка уже разливала чай в маленькой комнате, которая была и спальней, и гостиной одновременно. Стены и пол были укрыты коврами красно-коричневых оттенков. Они делали комнату еще меньше, плавно перетекая в коричневую мебель и шторы, как бы замыкая шар, разделяющий мир на внутри и снаружи. — Не знаю я, как так вышло и почему. Она ходила бодрая, довольная, мы, старики всем двором завидовали ее здоровью. Она же на пятнадцать лет всех старше! Хороша женщина была: добрая, отзывчивая, дурного слова от нее не слышала. — Старушка запнулась, пытаясь правильно подобрать слова. — Майя… ее вчера похоронили, она из окна выбросилась.

Мир потек, картинка смазалась, и сквозь нее проступил образ девушки в голубом сарафане с волосами цвета меди: ярче этих волос были только ее глаза, темно-синие. В них жил свет.

***

По узкому переулку, заполненному тенями, шел высокий мужчина. Медленно, будто преодолевая поток воды, на который была очень похожа брусчатая дорога. Круглые, вылизанные, словно галька, камни уложены были не один десяток лет назад, и все полотно шло волнами. Оно одной линией переходило в стены двухэтажных домов, расположенных настолько близко, что казалось, будто черные зубья крыш вот-вот сомкнутся, образуя темный бесконечный тоннель. Мужской силуэт шаткой неуверенной походкой двигался вдоль стены, словно избегал пятен тусклого желтого света из узких грязных окон, а может, ему просто нужно было знать, что рядом есть хоть какая-то опора.

Приглушенно играла песня Утесова. «Сердце, тебе не хочется покоя…» Уже несколько лет этот неоспоримый хит лился из всех дворов. Внезапно распахнулась дверь. Из нее вместе со светом и музыкой вывалилась компания молодых людей. Вечер выдался теплый, и вся толпа была легко одета. Девушки в развевающихся платьях ниже колена, парни в брюках и рубашках с коротким рукавом. Всего их было не больше десяти человек. Одинокий пешеход прижался к стене, как будто пытаясь слиться с самой черной тенью, застывшей между кирпичами.

«Молодой человек, вам плохо? Вам чем-то помочь?» Невысокого роста рыжая девушка увидела сгорбившегося мужчину, повернувшегося к шумной толпе спиной. Он опирался о стену, прячась от света, пробивающегося через распахнутую дверь. Длинные черные волосы спутавшимися прядями и закрывали лицо. Девушка протянула узкую ладонь и коснулась плеча. Незнакомец вздрогнул и повернулся, но в это мгновенье одна из подруг подхватила рыжую под локоть и уволокла обратно в дом, откуда лилось веселье. Лишь на долю секунды Майя успела заглянуть в глаза незнакомца. «Ой, какие красивые!» — подумала она, о чем благополучно забыла уже через пятнадцать минут.

Тодор взял след. Его плечо горело, прикосновение стало яркой вспышкой, вырвавшей его из цепкого тоннеля бесцельного существования. Запах этой женщины отпечатался в мозгу, как клеймо, которое будет зудеть, толкая его на охоту. Одно касание в один миг расставило приоритеты и определило цели. Она будет принадлежать ему.

До глубокой ночи зверь ждал под окнами. Ближе к двум часам гулянье подошло к концу, и народ, разбившись на небольшие группки (а то и по парам), начал разбредаться в разные стороны. Интересовавшая Тодора особа вышла в сопровождении статного кавалера. Шатен с густой шевелюрой явно был доволен собой, еще больше выпятить грудь вряд ли получилось бы. Майя изящно держала его под локоть. Идя по переулку, провожатый не умолкал ни на секунду. Он рассказывал истории своей славы очень эмоционально, но девушка, которую он так старался впечатлить, не проявляла нужной степени восторга, только сдержанно улыбалась, не поднимая ресниц. Минут через пятнадцать молодой человек понял, что даме он интересен исключительно в качестве охраны, и настроение его несколько ухудшилось. К дому Майи они подходили уже молча. Тактично попрощавшись, парень скрылся за поворотом.

Переулок затих. Все окна были похожи на черные впавшие глазницы, что смотрят на луну — единственный источник света. Майя протянула руку к дверной ручке. Замерла и прошептала: «Здравствуй». Всю дорогу девушку не отпускало ощущение, что за ней наблюдают, и теперь она захотела в этом убедиться. Но когда внезапно от соседнего подъезда отделилась черная тень, став мужским силуэтом, барышня вздрогнула. Выдохнув, она спросила: «Как твое имя?» Стоя лицом к двери, держась за дверную ручку, боковым зрением Майя видела, что силуэт приближается. В девушке поднимался страх, первобытный, как в детстве. Хотелось быстро бежать в подъезд, не оглядываясь, до самой кровати, чтоб спрятаться под одеялом. Но любопытство и задор оказались еще сильнее. Резким движением она повернулась на сто восемьдесят градусов и оказалась лицом к лицу с незнакомцем, так близко, что почувствовала на щеке его дыхание. «Ах!» — Сдержать вздох неожиданности Майя не смогла. Понадобилось несколько секунд, чтоб привести мысли в порядок.

— Зачем ты преследуешь меня?

— Мне нравится твой запах. — Голос мужчины, находящегося так близко, не отталкивал, но был притягателен.

***

После визита к соседке Майи привести мысли в порядок Христофу удалось только к вечеру. Допивая третью бутылку вина в новой квартире, Тодор пытался разложить по полочкам все, что услышал сегодня.

«Нормально все было, мы в последний вечер телевизор с ней смотрели, немного выпили, не больше, чем обычно, грамм по пятьдесят, да по домам разошлись. Майя еще собиралась на следующий день на рынок идти. После я ее не видела дня два, на звонки та отвечала сухо — ничего страшного, мигрень. А на третий день захожу в подъезд, слышу крики, шум, поднимаюсь по лестнице, а вопли из ее квартиры. Пока скорая да милиция приехали, все и закончилось».

Тодор сидел в полной темноте напротив огромного витринного окна. Казалось, весь мир, залитый светом фонарей, был у его ног, сотни людей принадлежали ему и тысячи еще будут, но не давала покоя только она. «Что именно могло случиться? Как до этого дошло?» Было проще думать о причинах и искать виноватых, чем о том, как прожил свои последние дни столь сильно любимый им человек. Конечно, Христоф легко сможет жить дальше и без нее, но чувство, что где-то, пусть и далеко, у него есть Майя, давало какую-то устойчивость в этом мире. Она была с ним почти все его существование, а теперь ее нет. Нигде.

Глава 3

Надо сказать, что квартиру Тодор выбрал себе не хуже прежней. Девяносто квадратных метров для него одного было многовато, зато здесь была соответствующих размеров ванная. Если говорить про интерьер, то это типичная квартира для съема: стерильная, не хранящая никакой информации о прежних жильцах. И после Тодора здесь тоже ничего не останется. Все дома, где обычно жил Христоф, однотипные, класса выше среднего. Он всегда знал, что души, так сказать, с червоточиной, падки на роскошь. Дорогая квартира плюс его внешность — беспроигрышный вариант, даже если не пускать в ход животную харизму.

Весь следующий день он потратил на обустройство нового жилья. Неизвестно, как долго он пробудет в этом городе, но уедет не раньше, чем выяснит все подробности смерти Майи. К тому же в хлопотах время идет быстрее, а на ночь запланирована вылазка в квартиру погибшей. За время, пока она там жила, Тодор уже пробирался в окно и не один раз, так что единственная проблема — чтобы никто не увидел. В течение дня новый дом обзавелся минимальным набором: постель, сменная одежда, посуда, хотя все эти вещи и не смогли придать апартаментам жилой вид. Может, потому, что они тоже только что из магазина, и пока не несут на себе следов человеческого прикосновения.

Чем ближе была ночь, тем сильнее нарастало нетерпение. Тодор планировал взлом на три часа утра, но к полуночи уже наворачивал круги по району. Просто стоять под подъездом нельзя — это привлечет внимание, могут и милицию вызвать, так что мужчина бродил по округе, потихоньку подбираясь к нужной квартире, как акула. И вот, наконец, пришло время. Он стоял под нужным окном, которое не спутал бы ни с из одним из миллиона похожих. Христоф дал волю животным инстинктам. Его обоняние, зрение и слух, не уступавшие по силе лучшим охотничьим псам, подсказали ему, что вокруг никого нет. Зверь, легкий и гибкий, как кошка, в несколько прыжков добрался до нужного балкона. Но не успел он коснуться перил, как его захлестнул запах крови, такой густой и сладкий, что, казалось, он почувствовал его кожей. Кровь Майи. Накатил приступ тошноты.

Дверь на балкон состояла из двойной деревянной рамы. От стекла остались только торчащие осколки, застрявшие в штапиках. Кроме крови, на них было несколько длинных седых волос, видимо, женщина шла напролом. Войдя в комнату, Христоф увидел, что там все перевернуто вверх дном: разбитая посуда, поломанные стулья и везде черные пятна крови. Лунный свет заполнял собой всю гостиную, окрашивая ее в сине-серые тона. Сорванные обои лоскутами свешивались со стен, слегка покачиваемые сквозняком. Но нигде не было видно ни одной подсказки, почему все это произошло. Через двадцать минут безрезультатных поисков Тодор начал осознавать, что внутри него вибрирует какое-то новое чувство, схожее с легким беспокойством, которое он не замечал раньше, так как вкус крови на губах не давал ему трезво мыслить. Мышцы напряглись, дыхание стало глубже — другой хищник зашел на его территорию. Приглядевшись к засохшим черно-лиловым пятнам, Христоф увидел еле заметный след, очень похожий на то, как плавится асфальт под жарким летним солнцем. След от печати, которой зверь метит свою куклу. И это — метка чужака. К сожалению, отпечаток был слишком слабым и чтобы разобрать цвет, и зверь понял, каким будет его следующий шаг. «Надо увидеть тело».

Светало рано, и попасться на глаза какой-нибудь особо ярой собачнице очень не хотелось. Домой Тодор шел быстро, прокручивая в голове все случившееся и не находил этому разумного объяснения. «Звери не переходят друг другу дорогу, почему же этот пошел на такой риск, видя, что Майя помечена моей печатью?» Широкий шаг, сжатые кулаки — Христоф был настроен на войну.

***

С момента первой встречи Тодор и Майя виделись каждый вечер, проводя за беседой по полночи, а иногда засиживались и до самого рассвета. Обсуждали книги, придумывали сказки. Майя научила Христофа вырезать ножом маленькие деревянные фигурки. Несмотря на то, что поделки были кривоваты и довольно неказисты, в них можно было разглядеть и птицу, и медведя. За этим занятием друзья проводили по многу часов и перевели немало дров, улучшая свои умения. Но первый подарок Майи Тодор повесил на шею, как медаль. Это была морда волка, вырезанная из можжевельника. Маленькая фигурка размером с фалангу пальца, она была очень ценна, и Христоф никогда ее не снимал. Для Тодора эта барышня с каждым днем становилась все важнее. Теперь она была якорем, соединяющим молодого зверя с окружающим миром. До встречи с ней он болтался по улицам с затуманенным рассудком, и одна ночь плавно перетекала в другую. Майя же стала ярким образом, единственным, на чем Тодор останавливал взгляд. Тоненькая девушка с огромной копной вьющихся волос цвета меди несла в себе столько света, что черно-серые тона всего остального мира отступали.

Христоф нуждался в связи. Но он был очень юн для зверя, поэтому не до конца осознавал природу своих инстинктов и желаний. Эта любовь, которая сильнее и выше всего того, что случалось с ним при человеческой жизни. Эта близость, которую он чувствовал во время их длительных прогулок, была как наркотик. Зверь желал больше, глубже, всецело, чтобы Майя полностью в нем растворилась. Тодору казалось, что вся Вселенная создана для того, чтобы они встретились, и он был уверен, что девушка чувствует то же самое.

Первым ударом стал ее отъезд на фронт. Война шла только второй месяц, и боевые действия проходили в тысячах километров от их города, но девушка была тверда в своих решениях. Зверь не понимал, зачем она идет на это. Чем ближе подходило время отъезда, тем больше они ссорились. Последняя неделя была одним сплошным скандалом, но Майя не слушала никаких уговоров. Христоф упрашивал, пугал страшными картинами кровопролития, кричал — все без толку. Единственное, чего он добился — потерял то хрупкое доверие и близость, которые между ними были. Девушка выстроила вокруг себя глухую стену, не давая мужчине ни шанса повлиять на ее решение. И день отъезда не стал исключением.

Теплый вечер, до поезда оставалось всего полчаса. Рыжая тоненькая барышня стояла на пустом перроне с одной только сумкой. Теплый ветер колыхал простенькое платье в голубой цветочек. Она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. «Хоть бы не пришел. Хоть бы не пришел».

— Все равно делаешь по-своему? — Тодор по обыкновению подошел сзади, но Майе и не надо было поворачиваться, чтобы догадаться, кто стоит за спиной.

— Конечно. Мы много об этом говорили. Мне это нужно. — Голос ее был тверд и не выказывал ни тени сомнения.

— А что нужно мне, тебя вообще не волнует?

— У тебя своя жизнь, у меня — своя. Конечно, ты мой друг и дорог мне… — Повернувшись к мужчине лицом, девушка твердым голосом продолжила. — Просто отпусти. Ты не имеешь никакого права указывать мне, как жить. — Майя не заметила, что последнюю фразу она практически прокричала, на что Тодор среагировал моментально и несознательно.

— А что мне делать, если ты такая дура?! Тебя там застрелят, как собаку, или по рукам пойдешь, может, даже у своих же… — Пощечина оборвала речь Христофа. Перед ним стояла маленькая женщина. Глаза, когда-то светящиеся радостью, теперь были полны слез и обиды. Майя развернулась и молча села в подъехавший вагон, оставив Христофа наедине со своими сожалениями и горящим следом ее ладони.

В то время как девушка неслась по железной дороге в новую жизнь, на душе у нее становилось все легче и легче. Через час она уже крепко спала, не переживая за будущее, а радуясь, что вырвалась из прошлого. Тодор же не находил себе места. Подобно тигру в клетке он метался по темным улицам. Сейчас все вокруг стало унылым и чужим. Здесь для него ничего нет, и не будет. Это место пустое, как тело, когда в нем больше нет жизни, нет души. И больше не обернется случайная встреча радостью. Пусто, все пусто.

Проходили дни, но Христоф не переставал злиться. Сначала, конечно, на нее: «Глупая женщина, ничего не понимает». Они должны были быть рядом, беречь друг друга. Между ними такие чувства, а она все испортила. Через пару недель зверь не заметил, как начал злиться уже на себя: «Майя такая добрая и чувственная, конечно, она не могла не помочь своей стране, столько жизней на кону, а я не поддержал ее, не помог, а только обидел». Прошло еще около трех недель самоедства, и Тодор был уверен, что девушка любит его так же самозабвенно, как и он ее. Майя ждала от него Поступка, а он спасовал, не доказал свои чувства. Но сейчас он, Христоф, все сделает правильно. Приедет, как принц на белом коне, обнимет ее за талию и скажет, что был не прав, что он будет поддерживать и спасать ее, ведь они созданы друг для друга.

Поезд на фронт шел долго, но порывы Тодора не остыли. Он солдат, она медсестра — опять судьба. Вместе они пройдут войну, он станет полковником, а она будет им гордиться и по вечерам гладить по волосам, слушая о его подвигах.

Прибыв в лагерь рядовым, Христоф хотел сделать сюрприз. Определившись с постелью, он сразу же побежал искать Майю, несмотря на то, что уже было далеко за полночь. Запахи стояли плотной стеной: кровь, гной, железо и порох — сложно было найти родной и мягкий. Но Тодор нашел. Сначала легкий запах рыжих волос. Новобранец ускорил шаг, быстрее, быстрее, теперь он почти бежал: вот и знакомый голос. Как часто зверь слышал его темной ночью, почти шепотом рассказывающий волшебные истории, где все живут долго и счастливо. Но сегодня Майе отвечал кто-то другой. Христоф замер. Она, та, которая должна его любить и страдать от тоски, сейчас стояла в объятьях чужого мужчины, позволяла ему коснуться своих губ. Тодор же не решался попросить об этом все полгода их знакомства.

Зависть, ревность, злость — все эти чувства заполнили все внутри и снаружи зверя, стали одним целым. В висках пульсировало с такой силой, что, казалось, вены лопнут, не выдержав давления. Тодор брел, как в тумане. Все вокруг было расплывчатым и мутным. «Она поцеловала другого». Он знал, но вспомнить подробности не мог. Зверь с отсутствующим взглядом брел по лесу, шатаясь и спотыкаясь, разодрал в кровь ладони и лицо. В горле перекатывался звериный рык. Христоф не заметил, как спустя несколько часов оказался рядом с компанией офицеров. Они сидели за деревянным столом в тусклом свете керосиновой лампы и в табачном дыму.

— Да у тебя каждый день прекрасное свидание! Санек, ты подробнее расскажи, вы это уже, того? А то там Лариса тебе тоже глазки строит. Эта не даст, так та — только свистни. — Разговор шел тихо, вполголоса, но Тодор слышал каждое слово. Мышцы его спины напряглись, а сердцебиение участилось.

— Вроде приличный ты человек. Офицер! А такое быдло. Я люблю ее. Война закончится — женюсь.

— Это ты чересчур уж манерный. Потом жалеть будешь, что не отгулял свое.

— Жалеть я буду, только если эта девушка будет не со мной. Майя… она как весна.

— Как хочешь, сам тогда Лариской займусь.

— Не будь паскудой, оставь девку в покое, будет она реветь — сам тебе по лицу надаю.

Докурив, военные отправились спать. Всю ночь Тодор просидел под стенами офицерского дома, слушая спокойное дыхание Александра и борясь с желанием разорвать ему горло. С рассветом он вернулся в казармы, и никто не заметил его отсутствия. Весь день Тодор провел вместе с отрядом новобранцев, но единственное, что его волновало — Майя. Ему нужно было с ней встретиться. Она скучает по нему, а этот Санек — способ отвлечься, он лишь пыль под ее ногами и, причем, вполне смертная.

***

Во время вылазки в разгромленную квартиру Майи Тодор был так взволнован, что полностью забыл о собственном состоянии. Рана, что оставила ему умирающая кукла, с удвоенной настойчивостью напомнила о себе ноющей пустотой. Только он мог видеть гниль в своем теле и слышать исходящую от нее вонь. «Да… Тут одними объятиями Ольги не отделаешься». С трудом сдерживая стон, опершись на подлокотники, он аккуратно усадил себя в кресло. «Жаль, мы с ней только начали». Ведь наибольший прилив энергии зверь получает, когда печать связывает охотника и жертву и в момент смерти куклы, когда душа сгнила настолько, что можно выпить ее одним залпом. Тут он вспомнил аналогию, которую придумал много лет назад, но очень понравившуюся: черный зверь — паук, впрыскивающий яд в тело жертвы. Грех, как отрава, разъедает душу, делает ее слабой, рыхлой, вкусной. И зверь высасывает ее, оставляя лишь пустую скорлупу. Легкая дрожь пробежала по коже, дыхание участилось, все тело напряглось в предвкушении. Это возбуждение удалось унять лишь через четверть часа. Да, он паук, он может годами поить свою жертву ядом, терпеливо дожидаясь, когда неудачи, боль, пороки уничтожат человеческую суть. Ему надо только правильно ее вести, войдя в доверие, создавая вокруг нужные ситуации, шептать на ушко. Ну и, конечно, не дать кукле умереть раньше времени, ибо разрыв связи с сильной душой просто убьет зверя. Вспомнился недавний приступ, последствия которого еще долго будут давать о себе знать. «Хорошо, что это случилось сейчас, когда Майя уже готовилась разорвать связи со всем миром, а не двадцать-тридцать лет назад, ведь тогда она легко могла утянуть меня за собой».

Сейчас важно залатать дыру. Конечно, можно взять еще одну куклу, ведь, создавая связь, зверь получает достаточно большое количество энергии, но слишком уж это сложно в данной ситуации. Душу необходимо подбирать внимательно. Нужна с «трещинами», чтобы зверю было за что зацепиться. Ведь чем крепче душа и сильнее, тем дольше и сложнее ее вести. Следовательно, велик и риск. Каждая связь разрывается только со смертью одного или обоих. Перед тем как наложить печать, зверь должен отдавать себе отчет, что это борьба, и выйдет ли он победителем, еще неизвестно. Поскольку сейчас все его внимание приковано к смерти Майи, а есть еще и Ольга, бросать которую на произвол судьбы тоже никак нельзя, на еще одну связь у Тодора просто не хватит сил. Приобретенный за долгие годы опыт научил его тщательно выбирать жертву. И уж точно не идти на поводу эмоций и инстинктов. Как ни прискорбно было это признавать, какое-то время придется побыть падальщиком.

Глава 4

Падалью Тодор называл тени души человеческой, не заслужившей прощения, сгнившей и развалившейся на куски. Не все падшие — дело рук зверя. Тени души, пусть и мало, но несут в себе энергию, которая сейчас очень нужна Тодору. Если ничего не предпринимать, рана начнет разрастаться и в скором времени он просто не сможет двигаться, сгниет заживо. Залатать дыру необходимо как можно скорее.

Дождавшись утра, преодолевая боль, Христоф отправился на поиски. Выйдя из дома, шагая по еще пустым улицам, мужчина приободрился. Прохладный утренний воздух прогнал налет ночи, а поднимающееся солнце обещало жаркий июньский день. Зверь не страдал от одиночества, оно было положено ему по статусу, но когда вокруг замелькали люди, это подняло ему настроение. Приятно ловить на себе заинтересованные женские взгляды, нескромно спускающиеся по черно-синей рубашке, пытаясь проскользнуть под нее. Ревнивые взгляды кавалеров, недоумевающих, что именно их бесит или пугает в этом встречном прохожем. А Тодору становилось все легче, ночные события уходили на задний план, ведь сейчас вокруг так много вариантов, и ветер такой волшебный.

Откуда начинают поиски теней? Конечно, с психбольницы. Пробраться на закрытую территорию психиатрической клиники было нетрудно. Идеальная внешность зверя и дар убеждения делали жизнь намного проще и приятнее. «Должен же быть хоть какой-то бонус, раз уж приходиться питаться гнильем». Легкая улыбка возникла на секунду и тут же исчезла. Побродив по закрытому парку и не найдя ничего интересного, Тодор перебрался в многоэтажное здание стационара. Узкие коридоры, тусклое освещение, затхлый запах умирающих душ. Казалось, одно пребывание в этих стенах может свести с ума кого угодно. Пробродив чеса полтора зверь, наконец, нашел что искал.

Маленький, рахитично сложенный парнишка лет пятнадцати сидел, скукожившись, на деревянном стуле. Беспорядочно бегающий взгляд никак не мог найти, на чем остановиться. Бледные губы, дрожащее тело, сгрызенные до крови ногти. «Бедняга. Сейчас станет легче». Тодор нашел нужную ему тень, причем довольно крупную, что редкость. Выглядела она как очень высокая и тощая женщина. Прозрачно-серая фигура стояла рядом в ребенком. Лицо ее толстыми складками стекало вниз по шее. Но хуже всего были глаза, или точнее, их отсутствие. Большую часть лица занимали черные дыры. Несмотря на свое превосходство, даже Тодору при взгляде на них начало казаться, что земля уходит из-под ног и он проваливается в бесконечную пустоту. Отбросив секундное оцепенение, зверь одним резким движением схватил тень за лицо, и та растаяла, разливаясь долгожданным теплом по его телу. Может, со стороны этот рывок и мог показаться странным, но в этом вся прелесть подобных заведений: никто не обратит на тебя внимания.

Чтобы покинуть территорию больницы, необходимо было еще раз пройти через двор. Тодор выходил в приподнятом настроении: он почувствовал, как рана закрылась, словно дыру в стене замазали глиной. «До полного заживления еще далеко, но хотя бы вонь прошла».

Парк был небольшой, и все аллеи в нем сходились к одной круглой, метров шестнадцать в диаметре, клумбе. Сейчас она была усыпана тюльпанами. Возможно, много лет назад при высадке растений и имелся какой-то творческий замысел, но уже давно вся клумба представляла собой огромное разноцветное пятно в желто-красных тонах. Вокруг цветника выстроились шесть лавочек, выкрашенных в зеленый цвет. Напротив одной из них Тодор остановился. Он увидел девушку, во всяком случае, ему так показалось, поскольку точный возраст определить было трудно. Она сидела, охваченная алым свечением, настолько сильным, что казалось, будто вокруг нее плавился воздух. Длинные седые волосы тонкими прядями спадали на куртку, в которую несчастная постоянно куталась, тонкими дрожащими пальцами поправляя то воротник, то подол. Осунувшееся серое лицо не было тронуто старостью, но безумие сделало его куда страшнее. Глаза впали настолько, что напоминали тень души, которую Тодор поглотил несколько минут назад. В том, что она кукла, не было сомнений, как и в том, что ей уже не помочь. Отведя взгляд от заклейменной, Тодор поймал на себе чужой. С другой стороны клумбы, на аллее стояла девушка и смотрела прямо ему в глаза настолько пронзительно, что зверь почувствовал неловкость, как будто оказался перед ней голым. Хотя в реальности такая ситуация вряд ли смогла бы его смутить. Девушка двинулась в его сторону, и Тодор инстинктивно сделал шаг вперед. Обойдя клумбу с разных сторон, они разминулись.

На внешность брюнетки и на ее одежду Тодор не обратил внимания, он смотрел глубже. «Какое удовольствие я бы получил, подведя эту душу к обрыву, и она, глядя мне в глаза, с улыбкой сама шагнула бы вниз. Сколько же там силы». В нем понемногу нарастало возбуждение, и зверю нравилось это чувство, оно толкало его на охоту. Где-то внутри зашевелилось подозрение, что упущено нечто важное, но в данный момент его это не интересовало. Сейчас был только голод.

***

После телефонного разговора с заказчицей Тамара обратила внимание на время. «Опять опаздываю! Придется бежать!» Это отодвинуло на задний план мысль о предстоящем посещении (особое название для визитов к клиентам, у которых проблемы с тенями).

Основная работа была в зоопарке и радовала относительно свободным графиком. Девушка уже четыре года как ответственна за хищников (львов, волков и тигров) — несколько вольеров, где ежедневно надо убирать, менять питьевую воду и, конечно же, кормить животных. Главным преимуществом работы в этом отделении стало то, что Тамаре надо было раздавать еду раз в два дня, в отличие от травоядных, которые ели по шесть раз в сутки. Со всеми делами можно управиться часа за три и с чистой совестью уйти домой.

Все работники уже привыкли к ее отстраненности и не набивались в друзья. Исключением являлась Анна. Это была девушка совершенно обыкновенная во всех отношениях, с абсолютно ничем не выделяющейся внешностью: русые волосы, карие глаза. Даже одежда ее всегда была либо серая, либо цвета хаки. Пройдя мимо нее в толпе, никто не обратил бы внимания, и сама Аня это понимала, наверное, поэтому с ней было так легко общаться. На окраине зоопарка когда-то начали строить новый вольер, но с финансированием не сложилось, и стройку заморозили. В лабиринте недостроенных стен было очень уютно, тихо, и никто туда не заходил. Девушкам нравилось прятаться там от директора и посетителей с чашечкой кофе. Конечно, Тамара не рассказывала о своих особенностях, но с удовольствием обсуждались любимые герои сериалов, коллеги-алкоголики и многие другие мелочи, которые тоже заслуживали быть высказанными.

Вбегая в ворота, Тамара поняла, что опоздала настолько, что ни о каком кофе не может идти и речи. Переодевшись, кинулась в вольеры. Встретив по дороге заведующего, горе-работница поздоровалась и, не поднимая глаз, прошла мимо. Уже повернувшись спиной, она услышала вопрос: «А Аня-то где?». Широкими шагами двигаясь в сторону львов и от начальства, девушка прокричала: «Не знаю» — и спряталась за углом. Закончив к двенадцати часам, Тамара поняла, что нигде не видела подругу. Вчера у той был выходной, но сегодня она должна была выйти. Достав телефон и приготовившись выругать прогульщицу, девушка внезапно услышала мужской голос. На звонок ответил Анин папа.

Вылетала из зоопарка Тамара еще быстрее, чем забегала, когда опаздывала: «В специализированной клинике?! Как?! В психушке?!» В голове эта мысль не укладывалась. Дорога в больницу заняла меньше часа. Возле ворот девушка позвонила, и встретить ее вышла мама заболевшей. Одежда опрятная, волосы аккуратно собраны, но лицо выдавало тревогу и печаль. На вопрос, что же случилось и почему, отвечала только: «Не знаю, не понимаю». Тамара шла следом, и с каждым шагом страх за подругу нарастал. В парке было пусто, высокие деревья перешептывались с теплым ветром, а под ними ровными волнами росла некошеная трава. Все аллеи сходились к одной клумбе, настолько заросшей тюльпанами, что казалось, будто скоро они начнут оттуда выпадать вместе с луковками. А на другой стороне пестрого цветника она увидела мужчину. «Ого, какая осанка!» Незнакомец действительно держал себя по-особенному: не наигранно, как те, кто всю жизнь упивались собственным превосходством, и не натянуто, как многие спортсмены, которых всю жизнь заставляли. Он был естественен и сверхъестественен одновременно. Мужчина перевел взгляд на Тамару. Безумно красивые глаза были ярко-зелеными, казалось, там, на самом дне, живет солнце. Но это чувство продлилось меньше секунды. Буквально через мгновение Тамара почувствовала, будто ее толкнули в грудь. Теперь он смотрел ни на девушку, ни сквозь, он смотрел в нее, дыша могильным холодом. Хотелось убежать, но взгляд держал и не давал сдвинуться с места. Из ступора девушку вывел голос сопровождающей ее женщины: «Анечка!». С глаз спала пелена, окружающий мир накрыл, вернув Тамару в реальность. Она инстинктивно сделала шаг в сторону голоса, но понадобилось еще несколько секунд, чтобы навести резкость и понять, что происходит вокруг. В десяти метрах на лавке сидела ее подруга. Мужчина, который только что занимал весь мир, вдруг растаял и исчез. Сейчас бал правили тоска и страх, они велели Тамаре бежать из этого парка и из этого города. Кровь в висках стучала: «Красная, красная, красная». Перед глазами поплыли кадры из детства, и эта прорубь, в которую ее опускали раз за разом, пытаясь изгнать из нее беса. Никто из всех этих людей не догадался, что бес не в ней, он рядом. Ватные ноги сами несли ее, казалось, она шла целую вечность. Сев рядом с подругой, Тамара, несмотря на стыд и злость, не смогла заставить себя ее обнять, как будто перед ней была прокаженная. Просидев рядом около получаса, Тамара ушла, так и не сказав ни слова.

Глава 5

Психиатрическая клиника находилась на улице с односторонним движением. Узкая дорога с такими же узкими тротуарами не была рассчитана на большое количество посетителей. Старые деревья занимали половину пешеходной дорожки, местами проход с трудом позволял разминуться двум прохожим. Толстые кривые стволы поднимали корнями плитку так, что вся улица шла небольшими волнами, заставляя идущих постоянно смотреть под ноги. Тамара тоже шла, опустив голову, но совсем по другой причине. По кругу бегали мысли, но ни одна не замирала даже на секунду. Перед глазами, не останавливаясь, крутился калейдоскоп из картинок прошлого, настоящего, придуманного, и ни на одной она не могла сконцентрироваться. Чем больше пыталась навести резкость в сознании, тем больше теряла контроль. Собственные мысли тянули ее на дно, но что напугало еще больше — в самом низу ее ждал обладатель взгляда, способного лишить всякой воли. Зазвонил телефон: «Здравствуйте. Это снова я, Галина. Мы разговаривали утром. Вы обещали позвонить, как освободитесь, я очень вас жду».

Полная маршрутка ехала довольно быстро, сидя на последнем месте у окна, Тамара пыталась привести мысли в порядок. «Сейчас самое важное — посещение. Скорее всего, это пустой вызов, но свои проблемы лучше отложить». Перед выездом она уже съела четыре мороженых, которые, казалось, заморозили ей голову до самой макушки. Зубы сводило от холода, но физическая боль привела ее в чувство, взбодрила.

Выйдя на нужной остановке, Тамара сразу выделила из толпы женщину, с которой договаривалась о встрече. «О! Галина, правильно?» В слегка мятом сарафане желтого цвета, она стояла в стороне в глубокой задумчивости. Несмотря на жаркий вечер, Галину трясло мелкой дрожью, и, услышав свое имя, она кинулась навстречу:

— Здравствуйте, я так рада вас видеть. Пойдемте скорее в дом, — и торопливо повлекла гостью за собой вглубь дворов.

— По телефону я не особо поняла суть проблемы, не могли бы вы рассказать подробнее? — Вопрос прозвучал излишне официально, но девушка всегда очень переживала перед посещением, и стиль речи менялся непроизвольно. Тамара нервничала, и в глубине души надеялась, что вызов фальшивый и ничего, так сказать, «по профилю» она не найдет.

— Я живу с дочкой, она учится в школе. Несколько недель назад что-то начало меняться. Я даже не могу это объяснить. Мы постоянно психовали, срывались друг на друга. Причем с каждым разом все сильнее. Дочь перестала приходить домой. Кричала, что больше не может здесь находиться. Еле уговорила ее вернуться. Потом мы перестали спать. Почти совсем. — Женщина говорила отрывисто, делая паузы после каждого предложения. — Это невыносимо. Кажется, будто меня кто-то преследует. Сначала такие моменты были только дома, но потом я поняла, что нигде не могу спрятаться… От этого взгляда. Начала ходить по ведьмам. Они деньги берут, а толку нет — и домой приходили, и травки вешали. Дрянь всякую пить заставляли, все без толку. Вот ваш номер дали. Если не поможете — буду квартиру продавать, хотя и не знаю, решит ли это проблему.

Тамара поняла: дело простым не будет. Так влиять на людей могут только сильные формы.

— Смотрите, — девушка пыталась придать голосу уверенность, — возможно, это тень души, их еще называют привидениями, как Каспер.

Шутка не удалась, разрядить обстановку не получилось. Галина пропустила «Каспера» мимо ушей, а Тамара продолжала:

— Но это не совсем верно. После смерти под воздействием разных факторов, скажем, за неискупленные грехи, случается так, что душа человеческая может расколоться на куски, они и называются тени. Куски бывают разных размеров, могут цепляться к предметам, животным, местам. Особо крупные осколки сохраняют в себе отголоски личности и способны влиять на материальный мир. Но это уже далеко не те люди, что были при жизни, это вообще уже не люди.

Тамара старалась быть предельно деликатной. Ее слова не должны пугать клиента еще больше, а наоборот, успокоить, Человеку нужно прийти к мысли, что все происходящее естественно и поправимо. Наученная опытом, Зоркая давно поняла: всю правду рассказывать не стоит. Людям не надо знать, что окружающий мир — это настоящий ад, причем самое его дно. Лишившись последнего шанса на прощение, душа рассыпается, разваливается на куски, перестает существовать. Люди плохо реагируют на такие новости, что чревато истериками, оскорблениями и отсутствием оплаты.

По лестнице поднимались молча. В этой тишине щелчок ключа в замочной скважине прозвучал как приговор. Пройдя в квартиру, Тамара начала внимательно разглядывать все предметы, плавно переходя из коридора в кухню, затем направилась к спальне. Открыв дверь, она увидела нечто, заставившее собрать в кулак все свое самообладание. На потолке прямо над кроватью, словно приклеенная, расположилась огромная, метра полтора в диаметре, бесформенная серая масса. Тень души, как огромная медуза, свисала с трехметрового потолка, и казалось, вот-вот шлепнется вниз, разбившись на мелкие желеобразные кусочки. Сделав глубокий вдох, девушка сказала: «Не заходите в комнату, пожалуйста, я попробую ее… прогнать». В очередной раз увильнув от правды, Зоркая не стала рассказывать, что именно она делает с осколками человеческих душ.

Осторожно забравшись на кровать так, чтобы медуза висела прямо над головой, Тамара, преодолевая отвращение, осторожно протянула вверх руку. Чтобы рассеять тень души надо всего лишь коснуться ее с правильным настроем. Важно не спугнуть цель, поскольку особо сильные экземпляры способны выставлять щиты, что значительно усложняет дело. В момент, когда кончики пальцев почти коснулись серой массы, кровать, на которой она стояла, подвела. Пружины щелкнули, и опора ушла из-под ног. Упала девушка как-то очень быстро. Резкая боль металлическим стержнем прошла через всю голову, проступили слезы. Вокруг начался хаос. Тень, почувствовав приближение опасности, металась по комнате, переворачивая вещи. Летали какие-то глянцевые журналы, звенели битые стекла, с грохотом на пол повалился карниз вместе с занавесками. В углу коридора, схватившись за голову, истошно орала Галина, и именно эти вопли больше всего раздражали. С трудом поднявшись на ноги, Тамара, почувствовав толчок в спину, опять полетела вперед лицом, но в этот раз успела выставить руки. Пока вставать в полный рост не стоило. Осторожно девушка выползла из комнаты и, подобравшись к хозяйке квартиры, которая и не думала затыкаться, попыталась ее успокоить:

— Тихо, все хорошо, ничего страшного не случилось. Сейчас нам надо немного подождать, пока она осядет. Я обязательно попробую еще раз.

Галя подняла глаза, посмотрев на склонившееся лицо, и принялась орать еще громче. Тамара ничего другого не придумала, как, набрав на кухне чашку воды, вылить на несчастную, чтобы хоть как-то привести в чувство. И помогло: минут через десять хозяйка квартиры смогла внятно говорить: «В зеркало посмотри». Тамара зашла в ванную и испугалась собственного отражения: лицо, шея и майка — все было залито кровью. Когда она падала в первый раз, ударилась о спинку кровати лицом. Теперь боль вернулась, а с ней и обида на собственную глупость. «Кто ж просил лезть на эту дурацкую кровать? А что теперь творится с комнатой… Вдруг еще ремонт делать заставят. Я бы заставила».

Шум в квартире стих. Стараясь не смотреть на хозяйку, Тамара тихонько прошла в спальню. Теперь медузоподобная масса нависала над платяным шкафом. Аккуратно подвинув стул, проверив его на устойчивость, девушка поднялась и, придерживаясь одной рукой за шкаф, прикоснулась ладонью к тени души.

Глава 6

Прошел целый месяц, как Тодор поселился в военном лагере. Он даже не понимал, что практически все время ошивался рядом с соперником и так и не поговорил с Майей. Зверь караулил Александра, пытаясь найти в нем червоточину, слабость. Доказательство того, что выбор Майи ошибочен. Но, как назло, капитан Садов был идеален. Да, это был уже не юный мужчина, но достойный человек. Он всегда поступал по совести и никого не упрекал за ошибки. Но главное, он искренне любил Майю. Такое положение дел приводило Христофа в бешенство, он как акула ходил вокруг и искал повод зацепить Александра. А кто ищет, тот всегда найдет.

В один из лунных вечеров Тодор по обыкновению сидел вблизи командирских палаток, и прислушивался к разговору собравшихся покурить офицеров. В этот раз между капитаном и его приятелям разгорелся спор. Предметом был вопрос, стоит ли сохранять жизнь немецкой женщины. Спор был теоретический, и на стороне Александра не было никого. Неприятно высокий голос настойчиво повторял:

— Немец — он всегда немец. Мужик или баба — все одно. Сейчас он не в фашистском движении, а завтра за Гитлера пойдет убивать советских солдат. Так что если есть возможность, надо сразу прикончить гадину. Твоя мягкотелость может стоить жизни десяткам наших.

— Перед тем как выносить смертный приговор, необходимо выяснить, является ли подозреваемая приверженцем врага, или это просто несчастный человек, оказавшийся не в том месте, не в то время. Ведь убивать женщину только из-за национальной принадлежности неправильно. Это и есть фашизм, с которым мы сейчас боремся. — Садов активно жестикулировал обеими руками, держа папиросу в зубах.

— Так это вы сейчас нас фашистами назвали? — громко прозвучал голос, ранее не учувствовавший в дискуссии. Все вокруг замерли. Тодор стоял в метрах пяти и дерзко смотрел на капитана, слегка приподняв одну бровь.

Александр перевел пристальный взгляд на новобранца. Перед ним стоял вздорный мальчишка, невоспитанный и не умеющий себя контролировать. Практически ребенок, готовый в порыве эмоций сломать себе жизнь одним словом. Толпа вокруг ждала, затаив дыхание, но даже не мордобоя один на один, а коллективного наказания невежды, поднявшего голос на офицера, да еще и с такой ересью. Ситуации подобного рода легко могла закончиться расстрелом. Но Садов был другого склада человек. Он подошел вплотную к оппоненту, в этот момент все мышцы Христофа напряглись, колени чуть согнулись, зверь был готов к прыжку. Спокойным голосом капитан приказал: «Иди за мной, поговорим». Ситуация была действительно сложная, поскольку одно неловкое движение — Тодора могли попросту казнить. Александр направился в сторону леса, Христоф — за ним, оставив стольких без зрелища. Минут восемь шли молча, стараясь уйти достаточно далеко, чтобы никто в лагере не услышал ни звука. Впереди офицер, а в десяти шагах за ним — собранный в ком зверь, не сводящий пристального взгляда из-под черных бровей. Александр остановился.

— Ну, рассказывай, что у тебя за претензии. — Капитан повернулся к Христофу. Они оказались на поляне, окруженной плотным кольцом из высоких деревьев. Сильный ветер качал шумящие кроны, но у основания стволов лишь слегка шевелил листья осоки. В лунном свете двое стояли лицом к лицу, как на арене, полностью противоположные. Александр, подобный доблестным рыцарям из средневековых романов. Ровная спина и открытый взгляд, какой может быть только у того, кому нечего стыдиться и нечего скрывать. Тодор же абсолютно другой: сжавшийся, напряженный, стелящийся по земле, как дикий кот перед атакой. В лунном свете он казался еще чернее:

— Оставь Майю. Исчезни. Ты ей не нужен. — Прошипел Христоф.

— Мне кажется, не твое это дело. И не твой выбор.

— Это всецело мое дело, уже практически год как. И я не позволю куче стервятины встать между нами.

— Так это ты? Тот назойливый ухажер, от которого бедная девушка сбежала из родного города?

— Ты ничего не знаешь… — В горле Тодора постепенно поднимался звериный рык. — Я знаю только то, что услышал от Майи. Случайная встреча, дружба. Но ты начал совать нос в жизнь, в которую тебя не звали, в которой ты был не нужен и она… — В долю секунды разогнулась пружина, которую натягивали столько дней. Один прыжок и зверь оказался рядом. Он запустил пальцы сквозь форму в грудину Александра и легким движением раскрыл грудную клетку как книгу, обнажив еще бьющееся сердце. Садов увидел белые обломки собственных ребер смотрящих в стороны и успел осознать, что именно случилось. Но перед тем как здоровый, полный доблести и жизни мужчина рухнул на землю, как подкошенный, в его глазах замер вопрос: «Как?!». Тодор был в восторге: как долго он выслеживал добычу и, наконец, одолел ее, здесь под деревьями при свете луны он стоял над трупом поверженного врага.

Зверь сразу сообразил, что делать дальше. Все легко поверят, что так вывернуть человека наизнанку мог только медведь. Тодор нагнулся над телом, чтобы обыскать и пробормотал: «Ну, я тебя предупреждал. Так что сам виноват». Во внутреннем кармане был свернутый во много раз газетный лист, раскрыв который, Тодор нашел тоненькое золотое колечко. Приступ гнева накатил по новой. Замахнувшись, чтобы выбросить, остановился и, завернув обратно, спрятал себе в карман.

Действительно никто не заподозрит сварливого рядового в смерти капитана. Христоф прибежал к палаткам, мастерски изображая панику. Отряд храбрецов собрался мгновенно, и через полчаса тело вернули в лагерь, где все принялись оплакивать любимого капитана Садова. Тодор ушел в тень. Сейчас не надо было привлекать к себе внимание и тем более нельзя показываться перед Майей. Должно пройти время, неделя, может две. Она поплачет и будет готова его принять.

***

Когда Тамара, наконец, выбралась из Галиной квартиры, день уже подходил к концу. Свежий воздух очистил сознание. Несмотря на травму, настроение было приподнятое, Зоркая чувствовала прилив сил. Так бывает всегда после рассеивания теней. Более того, раны и синяки заживают намного быстрее. Лицо она наспех вытерла хозяйским полотенцем, но майка была полностью залита кровью. Галина так быстро вытолкала ее за дверь, что попросить, чем прикрыться, Тамара просто не успела. Во всяком случае, пусть и мятую, но свою тысячу рублей она получила. С легкой досадой глядя на зеленую купюру, Тамара подумала: «Надо будет поднять расценки». Садясь в маршрутку, девушка старалась не поднимать глаз на окружающих: она и без того знала, что все на нее пялились и строили догадки, что же такое могло произойти.

Наконец она добралась до дома. Дверь закрылась, и внешний шум стих. Тамара осталась наедине с собой, в тишине коридора вслух произнесла: «Аня. Завтра я все сделаю правильно». После поглощения тени девушка чувствовала эмоциональный подъем, поэтому ей казалось, что она обязательно все исправит, спасет подругу, ведь это же такой близкий человек, с ней просто не может случиться горе.

Успокаивая себя подобными рассуждениями, девушка зашла в ванную. Хотелось снять безвозвратно испорченную майку и смыть с себя остатки этого ужасного дня. Она подошла к зеркалу. Под глазами были синюшные кровоподтеки, отек с лица уже почти спал, и стало видно, что маленький аккуратный носик стал кривым. «Сломала!? Я сломала нос!? Сколько последних капель может быть в этой чаше?!» Но хуже всего было то, что он уже начал заживать, а остаться в двадцать четыре года с выгнутой вправо переносицей очень не хотелось. Приняв душ и переодевшись в чистое, Зоркая поехала в травматологию.

Хирургу пришлось изрядно повозится с лицом потерпевшей, после чего ей было настоятельно рекомендовано остаться в больнице. Конечно же, она не послушала и при первом удобном случае сбежала домой. «Завтра обязательно надо увидеться с Анной». От этой мысли стало не по себе. Невнятный страх зашевелился, но очень глубоко, а эффект от рассеивания тени был еще силен. Положительный настрой не покидал девушку, даже несмотря на то, что весь нос был забит тампонами с антибиотиком и ей приходилось дышать ртом.

Глава 7

В один из тихих вечеров, когда солнце опускалось над военным лагерем, Тодор вошел в медицинскую палатку, где Майя складывала чистые тряпки. Последние две ночи она уже не плакала. Он знал это потому, что все две недели с момента убийства Александра ночевал под сестринской, слушая обрывающееся от бесшумных стонов дыхание.

— Здравствуй. Соскучилась?

Майя подняла потухший взгляд и с уставшей улыбкой ответила:

— Как ты тут оказался? — Голос был тихий, безжизненный.

— К тебе приехал. И я точно соскучился. — Христоф нежно улыбнулся.

— Я рада тебя видеть. Здесь слишком много горя.

Тодор сделал вид, что не понял о чем речь и мягко перевел разговор.

— Как служба идет?

— Работы сейчас немного. И слава богу… Хотя я так устала…

Тодор сделал два резких шага вперед:

— Я могу забрать тебя, увезти далеко отсюда и спрятать! Только позволь! Эта война! Я сотру ее из твоей жизни, и боль и… его! — На последних словах он уже обнимал худенькую медсестру в потертой форме. — Стань моей и будешь счастлива. Согласись! Прошу, отдайся, и я смогу тебя защитить. Я предлагаю тебе не день, а целую жизнь.

В этот момент девушка окончательно поняла, что чувства Христофа отнюдь не дружеские. Она попыталась мягко его отстранить, но хватка стала только жестче. Майю охватил испуг. Она забилась, пытаясь вырваться. Тодор отпустил.

— Ты с ума сошел? Саша погиб! Ты не понимаешь?! Он — моя жизнь! Мне дышать больно! Как ты можешь говорить о таком сейчас?! Я не полюблю тебя никогда! — Теперь в её глазах уже не было страха, только ненависть и презрение, как будто она знала, что сделал Христоф.

Звериные инстинкты охватили его в секунду. Одним движением Тодор кинулся и, схватив Майю за плечи, несмотря на её попытки противостоять, поцеловал. «Моя!» На миг мир вспыхнул тысячами красок. Все встало на свои места. Зверь телом чувствовал, как тонкие нити его демонической сущности пробираются в желанную душу, крепнут, цепляются, образуя нерушимую связь. Эта печать будет разрастаться, подобно корням растений, что постепенно разрушают даже самый крепкий гранит. Восторг от победы, ликование инстинктов. Вдруг, под его правой рукой раздался хруст. Тодор отскочил, как ошпаренный. Девушка стекла на пол, бесшумно рыдая, она держалась за плечо. «Сломал!? Как так вышло!?» Бормоча невнятные извинения, Тодор выбежал из палатки, попутно перевернув два стола с медицинскими инструментами. Металл сыпался с характерным звоном, а зверь бежал, боясь, что шум привлечет людей, и все увидят, какой проступок он совершил.

Теперь она принадлежит ему. По-настоящему. Тодор бежал сквозь лес, смешанные чувства разрывали. Восторг от победы, но он не хотел ей поражения. Он теперь ее хозяин. Но как же вышло, что девушка, которую он хотел спасать и беречь, превратилась в его куклу? Как смог он причинить ей боль, когда хотел отдать ей все?

Три недели Христоф, как дикий пес, бродил по округе, терзаемый раскаяньем. Сколько времени это могло продолжаться, неизвестно, но в одну безлунную ночь зверь услышал. Немцы наступали. Он почуял врага еще до того, как раздались первые выстрелы. Тодор бросился сквозь лес, поскальзываясь, падал в грязь и снова поднимался, и бежал. Автоматные очереди разрывали полотно черной как смоль ночи. Враг брал лагерь в кольцо, стало ясно, что шансов выжить нет ни у кого.

Когда зверь ворвался в лагерь, фашистские солдаты группами по три человека уже ходили по армейским палаткам и расстреливали всех, кто попадался им на глаза. Поляна заполнилась криками. Первого Тодор убил без оружия, голыми руками вырвав ему кадык. Забрав у мертвого автомат, начал пробираться к сестринской палатке. Он знал, что Майя жива, но тот ужас, который с ней происходил, чувствовал нутром. Оставив за спиной около двадцати трупов, Христоф ворвался в нужную палатку, тремя четкими выстрелами в голову уложил и того, кто держал девушку на прицеле, и того, кто, схватив её за волосы, заставлял лежать на земле, и третьего, снимающего с себя штаны. Время остановилось, повисла тишина. Майя, поправляя разорванную юбку, пыталась встать, но ноги не слушались, её медные, когда-то полные солнца волосы теперь спутались и испачкались в грязи, а глаза заполнил ужас. Лицо и одежда несчастной были в крови врагов, а на левой руке — гипс. Тодор опустил взгляд, подойдя, он встал на колени рядом с девушкой, и та вцепилась в него узловатыми, почти прозрачными пальцами: «Спаси…»

***

Тодор был счастлив. Уже девятнадцать дней, как они с Майей бродили по глухому лесу, уходя от фашистских солдат. Показываться возле поселений вблизи активных боевых действий Христоф боялся, так как их могли принять за дезертиров. По сути так и было. Поэтому беглецы шли в обход ближайших деревень, надеясь выйти к городу, поскольку в толпе легче спрятаться. И это было прекрасно. С гипсом на левой руке его спутница была беспомощна в глухом лесу и позволяла Христофу о себе заботиться. Тодор охотился, у него это получалось очень легко. Принося дичь, мужчина чувствовал себя добытчиком и спасателем. А после ужина они ложились спать у пылающего костра. Ночью было холодно, и Майя разрешала ему себя обнять. До самого рассвета зверь вдыхал запах рыжих волос. Лишь изредка ему казалось, что в девушке появилась какая-то новая тоска, не поверхностная печаль, которую можно сдуть, как пыль с книжной полки, а подобная червю, который выедает яблоко изнутри, хотя сверху оно абсолютно цело. Но такие мысли не задерживались в голове, Христоф успокаивал себя: «Бедная, так устала. Как только выберемся, устрою ей праздник. И все будет как раньше». — И этим оставался доволен.

По прошествии двадцати четырех дней блужданий по лесу довольный Тодор и вымотанная Майя попали в пригород. Еще через три часа они уже вошли в гостиничный номер. За окнами было темно, а единственный светильник в середине потолка не справлялся с напирающей на него густотой ночи. В углу на табуретке стоял глубокий таз с холодной водой, а рядом — кусок хозяйственного мыла.

— Выйди. Я очень хочу помыться. Ты не представляешь, как тяжело не делать этого столько времени.

Тодор кивнул и закрыл за собой дверь. Ему все равно надо было еще озаботиться ужином. Деньги оставались, но довольно сложно в воюющей стране, в незнакомом городе, в ночное время найти продавца с нужным товаром.

Христоф вернулся через пару часов:

— Смотри, что достал! — громко, на всю комнату, заявил добытчик, тряся в воздухе куском сыра, замотанного в серую тряпку. Но Майя уже спала. Завернувшись в чистые простыни, она ровно посапывала и даже не шелохнулась от громкой речи. Тодор аккуратно положил трофей на прикроватный столик и сел в углу комнаты. В номере кровать была одна и та одноместная, панцирная и Христоф не хотел тревожить спящую девушку. Но ближе к рассвету, Майю начала пробирать мелкая дрожь, и мужчине пришлось лечь рядом, чтобы согреть барышню. Кровать скрипела, пружины проваливались и перекатывались одна через другую. Тодор очень старался не разбудить, но девушка приоткрыла глаза, и, повернувшись к нему лицом, прижалась к груди. Тишину комнаты нарушало только размеренное дыхание.

Утром Тодор и Майя сели на поезд, который должен был отвезти их за тысячи километров. В светлое будущее. Но счастливой совместной жизни не получилось. Майя так и не ответила на чувства Тодора, но, преисполненная благодарности за свое спасение — посвятила свою жизнь ему. Христоф прождал четыре года, надеясь, что пелена тоски спадет с ее глаз, но в сердце женщины навсегда остался Александр. Со временем чувства Христофа изменились, теперь это были самые настоящие отношения зверя и его куклы. И он ненавидел себя за это. За сломанную руку, за убийство ее возлюбленного. Она, такая легкая и светлая, встретила его себе на погибель. И он ушел, оставив ее проживать жизнь для себя, а не у него в услужении. Это самое большее, что он мог для нее сделать. Конечно, он будет присматривать за ней, поддерживать их связь и следить, чтоб она причиняла Майе как можно меньше боли.

Глава 8

После легкого перекуса в больнице Христоф чувствовал себя значительно лучше. Одна тень, конечно, не могла полностью восстановить его здоровье, но рана сверху затянулась и не смердела, и теперь Тодор мог продолжить поиски убийцы. С наступлением ночи он отправился увидеть Майю.

Старые кладбища обладали какой-то невероятной притягательностью. Приходя в подобные места, Тодор чувствовал прилив вдохновения и в тоже время покоя. В отличие от людей, которые приходят сюда со страхом, грустью, злостью, он здесь всегда чувствовал себя легче, дышал спокойнее.

Высокие деревья, шурша, разговаривали друг с другом на языке, не известном никому, кроме тех, кто остался здесь насовсем. Надгробия, казалось, держали в себе целую жизнь и готовы были рассказать о ней любому, кто внимательно присмотрится. Ведь для большинства все человеческое существование покоившихся здесь заключается в маленькой черточке между двумя секундами — датами. Старые кладбища хранили в себе память, которой можно было коснуться, только ступив на порог. Память витала в воздухе, была в земле. Именно она делала это место таким живым, в отличие от новых, что похожи на свалку, где куски мяса завернуты в цветную мишуру. Эта земля как будто находилось за гранью миров. Земля, куда так стремится каждый, не отдавая себе в этом отчета. Стремится к покою. Ведь именно здесь не надо никуда спешить, ничего бояться и никому ничего быть должным.

Но весь лирический и парящий ход мысли разбивался о пьяный базар. Неподалеку сидела компания из восьми человек, каждому не больше тридцати. Упиваясь дешевым алкоголем, они полностью отдавались во власть блуда и чревоугодия, за громким смехом и пошлыми шутками прятался страх. Что-что, а его Тодор мог рассмотреть всегда, ведь именно страх — один из китов, на которых держится его власть над людьми. Придя сюда, напыщенные и дешевые, они пытались задирать нос перед смертью, доказать себе, что все еще живы, и так будет всегда. Но все это лишь миг. Кладбище знало это, и Тодор знал.

Эти души уже начали разлагаться, может, именно это толкало их на еще более развязное поведение. Попса хрипела из динамика телефона, но им не нужна музыка, им не нужны стихи. Нужен фон, который забьет все чувства и мысли, кроме «чё бы пожрать» и «чё бы выпить». Но что останется, если убрать всю эту шелуху? Маленький гниющий человечек, полный страха. И человечек этот скоро закончится.

Конечно, зверь может связаться и с такой душой. Всегда есть соблазн пойти по пути наименьшего сопротивления. Извести ее за полгода вообще не составит труда, такой улов уж точно не сорвется. Но Тодор с такими не связывался. Он помнил, что связь эта двухсторонняя, поэтому никогда не позволял себе опуститься до того, чтобы брать в куклы гнилую душу, несмотря на кажущуюся простоту. Ведь пока он влияет на куклу, кукла меняет его.

Оказалось, что дождаться, пока кладбище опустеет, намного сложнее, чем когда обезлюдеет двор в многоквартирном доме. Тодор действительно начал переживать, что может просто не успеть закончить свои дела до рассвета. Перевалило за три часа, а пьяная компания расходиться не собиралась. Но вскоре до Христофа начали доноситься вопли: особо яркая дама, достигнув некоторого предела алкогольного опьянения, по-видимому, решила, что ей уделяют недостаточно внимания, и закатила истерику с попыткой порезать вены и заявлениями из серии: «Никто меня не любит, никому я не нужна!» Скептичные комментарии ее друзей навели на мысль, что это не первая подобная сцена и переживать никто особо не станет. Нехотя взяв подругу под руки, собутыльники потащили ее прочь.

Подождав еще минут десять (вдруг кто из них что-то забыл и решит вернуться), Тодор принялся за дело. Земля была рыхлая и легко поддавалась. Казалось, с каждым ударом лопаты запах становился все сильнее, запах пустого тела. Ему понадобилось около пятнадцати минут, чтобы добраться до гроба.

Теперь надо было открыть крышку. Резким движением зверь поднял ее и тут же захлопнул, на секунду испугавшись, что дешевая доска треснет. С крышки разлетелись в разные стороны остатки земли, попав на одежду и в лицо. Тодор напряженно вытер предплечьем грязь с щеки и несколько раз сплюнул. Он увидел всё, что было нужно. Нет необходимости подробно рассматривать лицо Майи, как убраны ее волосы, во что она одета. Но одно он сделал. Христоф достал из кармана маленький потертый конвертик из газетного листа, в котором было спрятано тонкое золотое колечко. Бережно, с особым трепетом, он надел его на безымянный палец усопшей и окончательно закрыл крышку гроба.

Зверь ушел, прибрав за собой все следы ночного мероприятия, никто бы и не подумал, что могилу кто-то трогал. Тодор так и не решился ни проститься, ни извиниться, ни рассказать правду о событиях семидесятилетней давности, боясь, что она может его возненавидеть даже после смерти.

Глава 9

Из травматологии Тамара вернулась, когда на часах было уже два ночи. Утром девушка шла на работу не выспавшаяся и представляла, как сотрудники будут задавать ей пятьсот вопросов, на тему, что же с ней случилось и отчего она такая бестолковая. История о том, как легко можно упасть на лестничной площадке, выглядела вполне правдоподобной. Зайдя на территорию зоопарка, горе-работница сразу же оказалась в центре всеобщего внимания (сине-зеленые мешки под глазами и ослепительно белые тампоны, торчащие из носа, было видно издалека). Каждый высказал комментарий по поводу ее неуклюжести и пожелал скорого выздоровления. Второпях закончив работу, Тамара поехала к подруге: она еще утром созвонилась с Аниной мамой и договорилась о посещении.

Тамаре всегда нравилось ездить с работы и неважно куда. У многих трудодень только начался, а она уже все закончила и свободная, как птица, вольна делать, все что заблагорассудится. Полупустые автобусы на полупустых дорогах сновали довольно резво, избавляя от нервотрепки из-за пробок. А главное, радовало ощущение свободы и выполненного долга одновременно.

«У нас еще много времени, я обязательно что-нибудь придумаю. Ее зверь должен быть где-то рядом. Если симптомы такие сильные, наверное, он с ней уже около года, может и больше. Но я ничего толком не знаю о ее друзьях. Парня у нее тоже вроде не было. А вдруг она просто мне не рассказывала? Мы ведь никогда не были особо откровенны друг с другом. Интересно, если я начну расспрашивать ее маму, она нормально на это отреагирует?»

Подходя к воротам больницы, Тамара позвонила Аниной маме. Ольга Геннадьевна обещала встретить и провести ее к больной. Но сейчас ее телефон был отключён. Дурное предчувствие постепенно нарастало. После двадцати минут безуспешных попыток дозвониться, девушка была полностью уверена в том, что случилось что-то плохое. Она решила попробовать прокрасться на территорию, что находилась под стражей седого охранника со стеклянно-голубыми глазами, смотрящими немного в разные стороны. Его сторожка была похожа на маленький сказочный домик с двускатной крышей, цвет которой был таким же, как и его глаза — светло-голубым. Охранник стоял, прислонившись к дверному косяку, и иногда перекидывался парой слов с проходящими. Речь его была невнятной, так что можно было подумать, что он по совместительству еще и клиент того же заведения, в котором работает. Вид его был отталкивающим, и Тамара, будучи всегда нерешительной, топталась на месте возле ворот в ожидании, что кто-то другой подкинет ей возможность, проскочить внутрь. Ждать пришлось часа три.

Все то время, что девушка простояла, обивая порог, она разглядывала людей, ведь пострадавшие от теней чаще всего оказываются именно здесь. Отведя взгляд от пожилой женщины с трясущимися руками, Тамара заметила, что в дверях с охранником разговаривает высокий статный мужчина — брюнет. Ее больше удивило то, как седоволосый, почти дед в годах, смотрел на собеседника. Снизу вверх, не произнося ни слова, но с таким неподдельным восторгом, что, казалось, еще немного, и падет ниц. «Вот оно!». Уверенным шагом, не отрывая глаз от земли, Тамара прошла мимо сторожки. До самого здания больницы девушке казалось, что сейчас ее окрикнут или схватят за плечо, но проблем не возникло.

Требовалось найти двадцать седьмую палату, что в лабиринте узких коридоров было не так-то и просто. Конечно, бродить здесь одной — мягко сказать, жутковато. Периодически с разных сторон раздавались крики и другой леденящий душу шум. Спросить кого-либо Зоркая тоже боялась, вдруг начнут расспрашивать, что она здесь делает, и как ее пропустили. Так и блуждала Тамара коридорами, делая вид, что ее перемещения вполне запланированы. В очередной раз, поворачивая за угол, она внезапно наткнулась на мужчину. На того самого, с кем встретилась вчера возле тюльпанной клумбы, чей взгляд, казалось, оставил на ней ожог (или где-то глубоко внутри). Будь это кто-то другой, она влетела бы в него, возможно даже сбила с ног. Но к этому человеку нельзя прикасается. Почему? Она не знала. Ее тело среагировало быстрее, чем Зоркая вообще что-то поняла. Не успев дотронуться до внезапного препятствия, Тамара отскочила назад, как будто налетела на невидимую стену, но, подвернув ногу, рухнула на покрытый линолеумом пол. Больно и стыдно стало как-то одновременно. Потом стало гневно. Причина женского страдания издала какой-то невнятный хмык и побежала дальше, бросив лишь рассеянный взгляд в ее сторону. Девушка очень хотела снять шлепанец и запустить им прямо в затылок обидчику, но даже сзади он внушал какой-то трепет. К тому же ей надо найти Анину палату.

Боль в ноге потихоньку отпускала, и инцидент забылся. Тамара продолжила поиски. Минут через пятнадцать девушка услышала женский плач, в нем было столько горя, что он рвал сердце на куски. Живот скрутило от страха. «Здесь много палат и много людей. Это может быть кто угодно», — повторяла девушка, идя по коридору, приближаясь к комнате, откуда доносился звук. Дверь была приоткрыта, а на белом деревянном полотне как приговор висел номер двадцать семь.

***

Вернувшись с кладбища, Тодор на сто процентов был уверен, что в смерти Майи виновен красный зверь. Христоф всегда знал, что таких как он много: черные, красные, мифические белые.

«Ох, и твари эти красные звери». Тодор всегда испытывал к ним отвращение. Его порода использовала для существования человеческий грех. Черный зверь предлагает выбор, а кукла уже сама предает свою душу растлению: невинная ложь, лишний бокал вина, и, сама того не замечая, кукла уже летит в пропасть. Этот демон в некотором роде чертенок, что сидит на плече, и нашептывает, по какому пути следовать. При большом желании Тодор мог применить свой дар убеждения — управлять куклой как марионеткой, но лишь в том случае, если жертва в глубине души готова к такому поступку. Заставить человека сделать то, что претит его натуре, он не мог. Чаще же всего достаточно лишь связи, чтобы кукла из кожи вон лезла в желании угодить господину.

Красные звери другие: обладая даром проникать в сознание, разъедали душу через безумие. Не оставляя ни шанса, они не гнушались даже детьми, что лично для Христофа было под запретом. Но пути демонов редко пересекаются, а на охоте — никогда. Теперь он найдет и накажет врага, осмелившегося ступить на чужую территорию, накажет смертью. Конечно же, он сразу вспомнил алую куклу из больницы. Ну, каковы шансы, что в одном городе в одно время охотятся два зверя этой редкой породы? Он за всю свою жизнь сталкивался с такими всего лишь однажды. «Через эту девчонку можно будет вычислить кукловода, он однозначно караулит ее поблизости. Красные ведут души дольше чем мы, время еще есть. Хотя девушка та совсем плоха. У нее не больше года, это точно. Но лучше не откладывать и поговорить с ней как можно скорее». Так рассуждал Тодор, сидя в кресле в комнате с плотно зашторенными окнами, и не заметил, как рассветное солнце плавно перетекло в полуденное.

В больнице дело шло к обеду, и парк с тюльпанной клумбой пустовал. Чтобы узнать какую-либо информацию о пациенте, необязательно ходить к главврачу. Обслуживающий персонал и знает больше, и рассказывает охотнее. Тодор умел выказать уважение к людям низшего звена, но также и умел выбрать того, кто больше всего подвержен его влиянию и очарованию. Зверь чуял слабость: пороки, дефекты, психопатии. Такие личности, не имея стержня, не в состоянии сопротивляться давлению, легче всего растекались в лучах его превосходства. Также и сейчас бедный охранник не понимал, как случилось, что идеальный человек с ним заговорил, и при этом совершенно не помнил, о чем именно они вели беседу. Христофу бы даже в голову не пришло наугад блуждать по больнице в поисках нужной палаты. Обладая бесконечным запасом времени, он научился не тратить его впустую. Метров за двадцать от нужной двери он услышал знакомый запах — запах мертвого тела. Тут же из палаты раздались рыдания. «О, о смерти сообщили родителям. Это случилось несколько минут назад». Эта мысль не имела никакого оттенка ни сочувствия, ни сожаления. Она промелькнула и сразу исчезла. На ее месте возникла другая, в сто раз важнее: «Три дня! Майя умерла за три дня безумия!» Как же он не обратил на это внимания! И сейчас. Он видел эту куклу только вчера — у нее в запасе оставалось три-четыре месяца, может полгода. Но не сутки же! Заходить в палату уже не имело смысла. Тодор бросился искать по коридорам — красный должен быть где-то рядом. Уже на выходе из отделения Христоф увидел фигуру, которая выбивалась из общей массы даже умалишённых. Бесформенная, красная в клетку рубашка длиной почти до середины бедра. Старые светло-голубые джинсы, которым на вид не меньше десяти лет, снизу они были подвернуты, а заломы, протертые до дырок, волочились по асфальту. В довершение — черная панама и черные очки. Неторопливым шагом странный человек направлялся к выходу с территории.

Всех нас с детства учат не судить по внешности, и, возможно, в каких-то случаях это и хорошо, но Тодор отлично знал, как содержание влияет на форму. Человек в панаме был явно непрост, и дело не в дурацкой одежде, а в том, как он выглядел вопреки ей, как себя держал. Постав шеи, расправленные плечи, мягкость походки хищника — сломленные люди не такие. Тяжесть бед и терзаний ложится на плечи и тянет к земле, пока несчастный весь не окажется под ней. Но для того, чтобы окончательно удостовериться в своих подозрениях, Тодор должен заглянуть ему в глаза, только тогда, разглядев нутро, можно будет с уверенностью сказать правильны ли его подозрения. Проблема в том, что если он увидит нутро красного зверя, в тот же момент покажет ему свое, а выдавать себя пока не хотелось. Во всяком случае, сначала надо раздобыть хоть какую-нибудь информацию. Демон, убивающий за три дня. К такому нельзя относиться легкомысленно.

Четкого плана действий Христоф не имел хотя бы потому, что в таком деле вообще сложно что-либо предусмотреть. Сейчас он просто шел за красной клетчатой рубашкой, держа дистанцию метров двадцать. Но оставаться незамеченным долго не получиться. Неторопливым шагом прошли они три квартала и оказались около старого кинотеатра — «Мир» был древним. Выложенный мозаикой, он больше походил на дом с привидениями, чем на увеселительное заведение. На стене висела афиша: «Киномарафон «Звездные войны». Преследуемый пожал плечами и зашел внутрь. «Черт! — Тодор остался снаружи. — Наверно, заметил». Выбрав лавочку наиболее скрытую в тени деревьев, зверь устроил засаду. Прождав почти девять часов, Тодор подумал было, что хитрец как-то проскочил через выход для персонала. Вполне возможно, что таковой имеется. Но ровно в полночь красная рубашка вышла, и сейчас шаг ее был широк и уверен. Тодор последовал за ней. Пройдя насквозь небольшой парк имени Чайковского, где в теплую майскую ночь было достаточно людно, они попали в спальный район. Здесь улицы ярко освещались фонарями, но вокруг не было ни души. Внезапно фигура, что постоянно шла впереди, проворно скользнула в подворотню и исчезла во мраке. Сработал инстинкт охотника, и Тодор мгновенно кинулся за ней, выдав себя с потрохами.

Глава 10

Тамара бродила в окрестностях больницы, шаркая ногами и не поднимая головы. Заглянуть в палату номер двадцать семь она не смогла. Может, это и к лучшему. Сейчас было такое ощущение, будто она наказана за то короткое время, что чувствовала себя хорошо, избавившись от зверя. Казалось, что годы жизни в покое, словно пирог, от которого девушка откусила слишком много, и теперь ее схватили за волосы и окунули обратно в ужасы настоящей жизни. «Такое всегда случается, если заводить друзей?» Слезы текли только первые четыре часа, потом, видимо, просто закончились. Это горе останется с ней навсегда. Конечно, у нее будет своя жизнь, другие проблемы и радости, но память об Ане никуда не денется. Еще не один раз она заплачет по ней.

Так, блуждая в горьких мыслях, Тамара не заметила, что перевалило за полночь. В реальность ее вернул глухой звук удара. Первое, что пришло в голову Зоркой: «Ой, хорошо, что дом рядом». Она действительно была в своем районе. Но странная возня в темном дворе уже завладела ее вниманием.

Двое сцепились, как дикие звери. Не издавая никаких звуков, кроме хриплого дыхания, мужские фигуры довольно высокого роста дрались, отбросив все человеческое. Здесь не было места ни для морали, ни для чести, ни для сомнения. Пугает именно это. Когда кто-то во время борьбы перестает думать о последствиях, ведь, надев эти шоры, неизвестно, до какого предела он может дойти. Драка не прекращалась ни на секунду. Ночь была темная, двор, со всех сторон окруженный трехэтажными домами, освещали всего несколько окон, зашторенных плотными занавесками. Рассмотреть что-либо подробнее во мраке было сложно. Только черные тени, охваченные яростью, с невероятной легкостью швыряли друг друга. Разлетелись на куски пластиковые мусорные баки, и никто не посмотрел в их сторону. Один мужчина швырнул другого на несколько метров, и тот влетел в стену (Тамаре даже показалось, что она услышала треск ломающихся костей). Но, не успев упасть на землю, он снова оказался в плену. Его схватили за лицо. Так в мрачном дворе стояли трое. Девушка, выглядывающая из-за угла и двое мужчин. Один держал другого на вытянутой руке за голову, прижимая к стене, (опять этот ужасный хруст) медленно поднимая так, что ноги проигрывающего оторвались от земли, а тело повисло безвольной куклой. Тамара поняла, что сейчас кто-то умрет.

Тодор почувствовал, как рвется его плоть, холод чужих пальцев, которые прошли практически под грудину. Резким движением красный зверь запустил руку под ребра преследователя и вырвал кусок. Как ни странно, страха в Тодоре не было, но внезапное смирение, облегчение: «Сейчас? Наконец-то». Боль отошла на задний план, а сознание провалилось в мир иллюзий. Перед глазами зацвели картины, залитые заходящим солнцем, лучи которого путались и прятались вместе с теплым ветром во вьющихся крупными локонами рыжих волосах. Синие глаза, в которых горели страсть и женское лукавство, наконец, улыбались только ему. Полностью обездвиженный, он ждал, когда будет нанесен смертельный удар.

Но внезапный вопль вырвал его сознание на поверхность. «Пошел вон, падлюка», — истерично заорала внезапно появившаяся девушка, толкнув ссоперника с такой силой, что тот не просто потерял равновесие, а откатился метра на три. Но, поскольку Христоф был еще в его руках, кубарем покатились оба. Красный зверь вскочил на ноги и, бросив недоуменный взгляд на обидчицу, скрылся в соседнем дворе.

Тамара кинулась к парню, оставшемуся лежать на земле. Навстречу ей хлынула волна зловония, такая сильная, что резало глаза. Приподняв край рубашки, она поняла, что смрад источала огромная гниющая дыра в его животе. Во мраке двора рана казалась бездонной. Девушка в ужасе отпрянула. Донесся тихий хрип, и Тамара, увидев, что грудь мужчины поднималась дыханием, обрадовалась: «Живой!» Сидя на коленях рядом с пострадавшим, она судорожно пыталась набрать телефон скорой. Складывалось ощущение, что этот тошнотворный запах накрыл все вокруг, оседая чем-то липким на ее руках, лице. Смрад становился сильнее. Казалось, с каждым вдохом он растекался по легким — сладкий и густой, проникал в каждую клеточку. Ледяная рука схватила ее за локоть. «Скорая не поможет», — обессиленная кисть упала на асфальт, как тряпичная кукла.

В голове у девушки мелькали сотни мыслей, но они проносились с такой скоростью, что основательно их обдумать, просто не получалось.

«Кошмар, какой он страшный. Что-то эта история не про живых. А если его кто-то увидит его такого? Нельзя. Надо его спрятать. Вдруг он умрет, я же должна ему помочь. Темно-то как. Вдруг он уже умер? Тогда оставлять тут тело тоже нельзя, наверное. Может, забрать его домой? И что я буду там с ним делать? А какая мне разница, я вообще мимо проходила, и никто не видел, что я тут была. Вот блин, нет, тот, второй видел. Интересно на нем остались мои отпечатки пальцев?! А если я его подниму, и он умрет тогда, я буду убийцей? Нет, я же не виновата, я его вообще спасала! Но, если он умрет, то спасение не считается. Жесть. Как же воняет, интересно у него в этой дыре есть черви? Если я притащу его домой, они расползутся и останутся там жить, а по ночам будут лезть мне уши! Оххх, что я несу…»

Последнюю фразу Тамара произнесла уже вслух. По какому принципу была выбрана самая умная мысль — неизвестно, но барышня (хорошо, что не совсем уж хрупкого телосложения), провозившись несколько минут, подняла пострадавшего на ноги. Перекинув одну его руку через свою шею, она поволокла парня к себе домой. Раненый, конечно, старался самостоятельно переставлять ноги, но пользы от этого было не много. Каждый шаг давался с большим трудом. Пройти надо было пару кварталов, и всю дорогу девушка радовалась, что живет на первом этаже. А еще Зоркая все время прислушивалась, дышит ли ее ноша.

Во дворе всегда было светло, и Тамара боялась, что их кто-нибудь увидит. Заметит, что она тащит домой раненого мужчину с дырой в животе. И точно! Возле подъезда сидели парень с девушкой с пятого этажа. Они медленно осмотрели странную соседку (в это время от страха внутри все замерло) и, поздоровавшись, опять занялись друг другом. «Что не заметили?! Странно, а может, он тоже тень? Такая очень большая и тяжёлая тень. И вижу его только я?» Подойдя к двери, девушка прислонила Тодора к стене, и, чтобы он никуда не укатился, прижала плечом. Свободной рукой открыв дверь, Зоркая втащила парня в квартиру.

Уложив гостя на кровать, Тамара закрылась. Не только на ключ, но и на цепочку, чего не делала никогда с момента заселения. Оставив ночные улицы за стенами, она оказалась наедине с незнакомым возможно даже не человеком: «Что я натворила? Зачем? Что делать с ним сейчас?!» Мужчина открыл глаза:

— Где я?

— У меня дома. Я Тамара. — Девушка неуверенно подошла к кровати, словно это она оказалась в гостях у незнакомого человека. — Чем я могу тебе помочь?

Только сейчас она смогла рассмотреть, кого именно привела в свой дом: «Он?!» Тот леденящий душу взгляд, который сравним с лезвием ножа, намертво отпечатался в ее памяти, как и страх перед этим человеком.

— Ничего, просто посиди рядом, скоро мне полегчает. — Страшный взгляд зеленых глаз опять промелькнул, но лишь на секунду. И смягчился. — Сядь рядом, пожалуйста, я не хочу оставаться один.

— Да… Конечно. Мне несложно. — Тамара, покорно опустив взгляд, присела на самый край, а в голове гуляли совсем не покорные мысли: «Столько на горбу тебя перла… Я и на улице могла просто рядом посидеть. Еще после тебя постельное белье стирать придется. Или сжечь… Вместе с квартирой… Вонь, наверное, впитается до самой штукатурки».

Кривясь от боли, парень приподнялся:

— Извини, я правда не хотел, чтобы все так обернулось.

От этих слов хозяйка дома несколько насторожилась. Нефритовые глаза из-под длинных черных ресниц, смотрели прямо на нее, не давая возможность отвести взгляд. Хищным и в тоже время плавным движением широкая ладонь с длинными пальцами пианиста и бархатно-оливковой кожей опустилась на запястье девушки. Сейчас его руки были горячими. Тамара не двигалась. Тело стало ватным, в груди защемило, а в голове ничего кроме одной мысли: «Какой же он красивый…»

— Меня зовут Тодор Христоф. Теперь мы будем часто видеться.

Глава 11

Поскольку кровать была в квартире одна, и занял ее гость, то Тамаре ничего другого не оставалось, как лечь на полу. Мысленно она в очередной раз поблагодарила маму, которая уговорила ее купить ковер. Девушка очень долго отбрыкивалась от него, утверждая, что это «прошлый век». Завернувшись в красный шерстяной плед, Зоркая пыталась уложить в голове все, что с ней произошло за сегодня. «Этот Тодор странный. Вроде красивый, но пугает, особенно когда в глаза смотрит. Я ведь совершенно ничего о нем не знаю. Вдруг он ночью меня убьет? Зачем надо было меня трогать? Аж мурашки по телу бегут. И чувство от этого теперь такое странное, очень знакомое, только не пойму откуда». Несмотря на все обилие важных мыслей и неудобность постели, девушка очень быстро провалилась в сон, но не прошло и двух часов, как она резко открыла глаза. Не было никакого плавного перехода и невнятной дремы. Только сон, и сразу не сон. В комнате раздавалось животное рычание, глухое низкое, временами переходящее в сдавленные стоны. Свет в комнате она не выключала от страха перед гостем, часы на стене показывали три ночи. Встав с пола, девушка подошла к кровати Тодора. Все его тело вытянулось в напряжении, на лбу проступил пот. Стиснутые зубы сдерживали крик, который казалось, бесновался в груди мужчины, беспокойно ее вздымая. «Сепсис!» — опешила Тамара. Схватив телефон, она принялась набирать скорую: «Плевать, что он там говорил, вызываю врачей. Он не может умереть в моей кровати». Второй рукой девушка аккуратно приподняла рубашку, чтоб посмотреть на рану. «Не поняла, как она так быстро затяну…» Резким, как щелчок хлыста, движением, Христоф схватил ее за горло, телефон выпал из рук. Широкая мужская ладонь почти полностью обхватила тонкую шею. Боль в сдавленной гортани обездвиживала, выступили слезы. Хотелось откашляться, но воздух не шел ни внутрь, ни наружу. Теперь к боли прибавилась паника. Тамара забилась в тщетных попытках освободиться. Упираясь ногами в пол, она колотила маленькими кулачками по жилистой руке, до лица она не доставала. Христоф пришел в сознание, тиски разомкнулись. Тамара, сделав шаг назад стекла на пол. Воздуха не хватало, но из-за боли сделать глубокий вдох не получалось — только частые поверхностные. От малейшего движения гортани текли слезы.

— Прости! Прости, пожалуйста! Ты цела?! — Тодор испуганно вскочил с кровати. Говорить девушка не могла и вместо «да» только утвердительно махнула рукой. Через несколько секунд она тихо прохрипела, проглатывая окончания и аккуратно подталкивая Христофа к кровати

— Ложись. Все нормально. Я знаю, что такое кошмары.

Укрыв мужчину одеялом, она села рядом и взяла его за руку. От этого прикосновения внутри Тодор почувствовал волнение и радость. Эта незнакомая девушка взяла его за руку не потому, что он состоятельный красавчик с большой квартирой и шикарным торсом, и не потому, что великая магия этого мира заставляет ее подчиниться воле зверя. Тамара протянула руку ему настоящему. В секунды, когда он держал хрупкую жизнь в своих руках, он не прятался, не лицемерил, а показал свою уродливую изувеченность, но она, бог знает почему, переступила через свой страх и приблизилась к нему. Чувство покоя, которого не было уже несколько десятков лет, окутало зверя теплым и уютным, погрузив в сон. Тамара, напротив, сидела до самого рассвета. Воспоминания из детства накрыли ее с новой силой, не так просто опять спрятать их в глубинах памяти.

Вечерами в доме всегда было полно народу, девочка привыкла, что постоянно появляются новые люди, с которыми она проводил много времени. Мама только иногда заглядывала в дверной проем и, закрывая рукой рот, пряталась за стеной. Баба Рая сквозь детские истеричные вопли держит маленькую Тамару: «Тише, тише, тш-ш-ш». Ребенок выламывает руки и с диким криком пытается содрать со своих ног кожу, ведь под ней кишат черви! Почему никто их не видит?! Но после первого раза ногти спилены под ноль. Девочка выбивается, ей надо бежать, но Баба Рая каждый раз перехватывает тонкие ручонки: «Тише, тише, тш-ш-ш». Обхватив одной рукой узенькие плечи, второй, гладила ребенка по голове: «Тише, тише, тш-ш-ш».

Девушка просидела у постели Тодора до самого рассвета, и под тяжестью мыслей заснула, свернувшись калачиком на углу широкой кровати.

Проснувшись, первые несколько секунд Тамара соображала, почему в ванной шумит вода. Вспомнилось вчерашнее приключение. Но сейчас ее больше всего волновало не убийство, которое она предотвратила, не сверхъестественная рана, которая волшебным образом затянулась. Сейчас самым важным было то, что в ее квартире находится мужчина. Чего не случалось никогда. С тех пор, как ее «болезнь» прошла, девушка старалась убрать из жизни всех, кто что-либо об этом знал, и делала все, чтобы не подпустить никого, ведь любой мог оказаться демоном. Единственная близкая подруга — Анна, но даже с ней Тамара держала большую дистанцию. Они никогда не встречались вне работы.

А теперь все перевернулось вверх дном меньше чем за сутки. «Интересно, как его рана, как с таким вообще можно шевелиться?» В комнату вошел вчерашний гость, голый по пояс, в одном полотенце. Испугавшись то ли самого мужчину, толи оголенного рельефа его торса, Тамара резко накрылась пледом с головой, притворившись, что ещё не проснулась. Она не поняла, фыркнул Христоф или усмехнулся, так как выражения его лица не увидела. Зашуршали вещи, и парень вышел из комнаты. «Он одевается. Вдруг сейчас уйдет, и я его больше не увижу!» Почему-то эта мысль волновала ее сильно, и девушка попыталась быстро придумать важную тему для разговора.

— Кофе готов!

— Иду, — моментально ответила Тамара, не успев вообще ничего сообразить. Маленькая надежда на то, что гость не заметил, как она смутилась при виде его наготы, растаяла.

Тамара вышла на кухню в том же, в чем и спала — в огромной зеленой футболке и в пижамных штанах. Взгляд на Христофа она не поднимала, очень хотелось, чтобы и он не смотрел на нее. Неуверенно сев за стол, девушка выдавила из себя невнятное:

— Здравствуй… те. — Парень поставил перед ней чашку кофе.

— Ты бы хоть причесалась. — От неожиданной прямоты и стыда Тамара подскочила, задев ногами стол. Чашка с кофе перевернулась, залив скатерть и пижамные штаны. Теперь к и без того яркой палитре чувств девушки присоединилась боль от обожжённых коленок. Тодор кинулся к ней с полотенцем, но та смущенная убежала в ванную и закрыла за собой дверь.

— Если сильно обожглась, могу сходить в аптеку за пентанолом.

Девушка не выходила уже минут десять. Тодор подошел к двери и не громко постучал. Приглушенный голос ответил:

— Все нормально.

Тамара вышла. Теперь на ней был темно-синий банный халат поверх футболки. А волосы аккуратно заплетены в косу. Вернувшись на кухню, она села за чистый стол, и перед ней возникла еще одна кружка кофе.

— У тебя синяк на шее. — Голос мужчины прозвучал как-то сжато.

— Забудь..те, Я вот тут на днях нос сломала. — Тамара еще не разобралась, как обращаться к новому знакомому.

— Хм, еще один харизматичный мужчина, которого ты спасла и привела домой ночевать, сказал таким образом спасибо?

— Я упала в подъезде.

— Как? Ты же на первом этаже живешь. Там три ступеньки и стена.

Возникла неловкая пауза. Тамара тихонько начала краснеть.

— А я, — голос запнулся, — я лететь начала еще перед подъездной дверью, и как раз лицом об эти ступеньки.

Тодор смотрел на девушку, приподняв одну бровь. В историю ее он точно не поверил. Черные пряди его густых волос были еще мокрыми и немного вились. Тамара поймала себя на том, что беспардонно таращится на них и на черные брови. Она почувствовала, как щеки понемногу начинают гореть.

— А ты тень! — Мысль, что надо срочно поменять тему разговора у девушки возникла, но додумать ее до конца она как-то не успела. «Язык мой — враг мой».

У Тодора в этот момент возникло очень много вопросов: «Она обо всем знает? Она видела рану? Кто она? Никогда о таких людях не слышал. Но передо мной определенно человек. Теперь это мой человек. Надо быть осторожным». Но, в отличие от Тамары, он умел превосходно себя контролировать, поэтому внутреннее волнение не имело вообще никаких внешних проявлений.

— Нет. Я такой же, как и ты. — Это была серьезная ставка, ведь кто она, он понятия не имел. Но точно знал, что правду говорить нельзя.

— Ооо! Ты тоже Зоркий?! — Враждебность и отстраненность, которые чувствовал парень со стороны Тамары все это время, отступили.

— Вообще я такого слова не слышал, — а про себя подумал: «Прямо по лезвию ножа». Он снова на охоте, и это прекрасное ощущение.

— Так баба Рая меня называет.

— Ну, раз уж баба Рая так говорит…

Но Тамара пропустила сарказм мимо ушей, сейчас ее волновало только то, что рядом есть человек такой же, как и она сама. Это очень важно, ведь получается что она не одинока и не такой уж и урод. Конечно, у нее была старуха-подруга, которая ей верила, но сама-то она этих ужасов никогда не видела и понять, что происходит на душе у девочки, не могла.

Конец ознакомительного фрагмента.