Смерть в пионерском галстуке

Эльвира Смелик (2024)

Пионерский лагерь «Лесной» давно не принимает гостей. Когда-то здесь произошли странные вещи: сначала обнаружили распятую чайку, затем по ночам в лесу начали замечать загадочные костры и, наконец, куда-то стали пропадать вожатые и дети… Обнаружить удалось только ребят — опоенных отравой, у пещеры, о которой ходили страшные легенды. Лагерь закрыли навсегда. Двенадцать лет спустя в «Лесной» забредает отряд туристов: семеро ребят и двое инструкторов. Они находят дневник, где записаны жуткие события прошлого. Сначала эти истории кажутся детскими страшилками, но вскоре становится ясно: с лагерем что-то не так. Группа решает поскорее уйти, но… поздно. 12 лет назад из лагеря исчезли девять человек: двое взрослых и семеро детей. Неужели история повторится вновь?

© Смелик Э.В., Горбунова Е.А., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Пролог

— И что это у нас тут? — Кошкина засунула в образовавшуюся между полом и плинтусом щель тонкие изящные пальчики, подцепила маленький целлофановый хвостик, потянула к себе.

Находка явно не торопилась выбираться на свет, но и Яна сдаваться не собиралась, тащила, не обращая внимания на рвущийся целлофан, выцарапывала длинными ногтями, покрытыми черным лаком. Под многослойной, а потому почти не просвечивающей оберткой пряталось что-то достаточно твердое, точно прямоугольное и точно тонкое, типа книжки или тетради на девяносто шесть листов.

Валя Силантьева с неприкрытым любопытством заглядывала ей через плечо, но лезть с вопросами, а тем более с советами не решалась. Потому что Кошка даже не посмотрит, что подруга, если невовремя сунуться ей под руку, отбреет так, что мало не покажется.

Соня вообще решила не подходить, стояла, привалившись к подоконнику, и наблюдала на расстоянии, хотя ей тоже было интересно, и ничуть не меньше, чем Силантьевой.

Тайник за плинтусом в одном из корпусов давно заброшенного загородного лагеря. Что там могло храниться?

Валя все-таки не выдержала, увидев, что усилия подруги наконец увенчались успехом, нетерпеливо воскликнула:

— Ну? Что там?

Но Кошкина не стала суетиться — нарочно, хотя даже издалека было заметно, как подрагивали от возбуждения ее пальцы и блестели глаза. Дорвала целлофан.

— И что? Тетрадка? И всё? — разочарованно выдала Силантьева.

Кошкина ухмыльнулась, скривив уголок рта, глянула на нее.

— А ты чего хотела? Золотой слиток? Кучу денег? Здесь?

Валя не смутилась, фыркнула:

— Ну и на фига вот это было прятать?

— А может, это чей-то дневник? — предположила Соня, подходя ближе. — Личный. А из тумбочки могли вытащить и прочитать.

Яна вскинула голову, уставилась прицельно, теперь уже на Соню.

— У тебя тоже такой есть? Записываешь, кто что сделал, чтобы потом настучать? Потому и прятать приходится?

— Да при чем тут «настучать»? — насупилась Соня. — Тебе бы хотелось, чтобы твои мысли кто-то прочитал? Или влез в вашу личную переписку? — Кивнула в сторону Силантьевой. — Как будто у тебя у самой мобильник не запаролен, чтобы никто зайти не смог?

— И что ты предлагаешь? — прищурилась Кошкина, демонстративно открыла тетрадь, наугад, но смотрела не в нее, а на Соню. — Не читать и назад засунуть?

Соня присела рядом с Кошкиной. Невольно окинула взглядом открывшиеся страницы.

А ведь, похоже, это и правда был дневник — листы в клеточку исписаны ровным почерком. Он словно кричал «Прочти меня», манил страницами.

— Если его до сих пор не забрали, оставили здесь, то, наверное…

— Тот, кто его писал, уже умер, — перебив, продолжила Яна.

— Да почему сразу умер? — опять возразила Соня, хотя и такое вполне вероятно, но думать о подобном совсем не хотелось. — Просто уже ничего не значит.

— То есть все-таки смотрим? — ехидно уточнила Кошкина, а Силантьева противно хихикнула, заявила:

— Да чего ты ее слушаешь. Сонечка просто вид делает, что такая вся правильная и возвышенная. А на самом деле…

У Сони сердце замерло и в животе стало холодно.

О чем это она? Чего приготовилась растрепать? Если у нее и есть свой секрет — а он есть, — не хватало еще, чтобы кто-то над ним смеялся и обсуждал. Особенно эти две.

Но тут снова вмешалась Кошкина, перебила теперь уже Валю, повторила с напором:

— Так смотрим или нет?

— А думаешь, там есть что-то интересное? — внезапно засомневалась Силантьева. — Точно ерунда какая-нибудь. — И произнесла с придыханием, закатывая глаза, пискляво и манерно: — «Обожаю Д. Он такой классный. Вчера по дороге в туалет мы случайно встретились взглядами, и я чуть не описалась от счастья».

Вот дура! Но Кошкина и теперь не стала выяснять, почему именно «Д.», перевернув сразу несколько страниц, открыла самую первую, наверняка надеясь увидеть дату и подпись. Но не нашла ни фамилии, ни даже имени, всего две буквы в уголке на внутренней стороне обложки — «А. В.».

Вот и думай что хочешь — вариантов куча. Да и год нигде не указан, только число и месяц.

Кошкина пролистывала страницы, ни на какой подолгу не останавливаясь, и чуть ли не зевала со скуки. Перевернула очередную, и сердце у Сони внезапно забилось быстро-быстро, и опять похолодело в животе, как при нехорошем предчувствии, а выхваченные взглядом слова словно вонзились в мозг.

«Здесь творится какая-то дичь!»

Кошкина с Силантьевой переглянулись и снова уставились в тетрадь. Яна, будто сомневаясь в реальности фразы, пролистнула на несколько страниц назад, потом опять вперед. Но слова никуда не делись, по-прежнему кричали, яркие и четкие, будто выжженные на белом фоне:

«Здесь творится какая-то дичь!»

— И что там творилось? — прошептала Валя недоуменно и настороженно.

И словно в ответ на ее вопрос с улицы донесся странный тягучий, режущий слух крик, что-то с силой ударило в оконное стекло. И почти сразу раздался новый крик, истошный, но уже вполне человеческий:

— Сюда! Идите сюда!