Живущие во мраке. Хроники Перворожденных

Эль Берг

В давние времена на Земле поселились существа, сила и могущество которых превосходили любую человеческую власть. Наделенные необычными способностями Перворожденные – вампиры – подчинили людей, заставив их служить себе. Много веков подряд длилось это неравное противостояние, пока на свет не появилась женщина, чья генетическая мутация привлекла внимание Перворожденных, чтобы изменить их историю раз и навсегда.

© Эль Берг, 2023

ISBN 978-5-4483-2930-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Истоки…

В те времена, когда человек еще был беззащитен перед грозными силами природы, когда не умел противопоставить ничего драматическим обстоятельствам своей жизни, обожествляя луну, солнце и воспламеняющие деревья молнии, как необъяснимые и недоступные его пониманию предметы, другие создания уже правили на земле, утверждая и распространяя свою власть. Эти создания знали о своей силе и о своем могуществе, а потому посчитали, что им суждено править и управлять человеком, как более слабым и податливым существом.

У этого права было множество оснований. Одно из них — врожденное превосходство, граничащее, а то и переходящее в непомерную гордыню, а также выносливость, ум, физическая мощь и презрительное отношение к опасности. Создания гордились тем, кем они являлись и всячески оберегали свою жизнь от вторжения туда человека, который был для них не более, чем воплощением хилой, болезненной плоти. На человека охотились, как сам человек охотился на пугливых оленей. И охота эта не была проявлением прихоти или капризного желания, или жестокости. Так было установлено издревле, еще много раньше, а создания бережно относились к установленным законам и почитали их. И никому не приходило в голову оспаривать или подвергать сомнению эти порядки. Так было заведено. Такова была жизнь.

Создания называли себя Перворожденными. Они были уверены в своем первородстве перед человеком и обстоятельства только подчеркивали их веру. Разве не они быстрее ветра и мысли способны передвигаться по земле? Разве не они способны без устали двигаться и не спать множество ночей и дней подряд? Разве не они построили величественные здания, придумали свою письменность и создали обширные библиотеки? В то время, когда человек еще спал в своей маленькой глиняной или каменной хижине, не зная укрощенной лошади, не ведая о возделывании полей и чтении. Нет, тут спорить было не о чем.

Перворожденные пренебрежительно относились к человеку как к непрошенному соседу, вынужденного жить где-то поблизости. Они терпели его из собственных соображений, культуры и воспитания, используя в определенных целях. Однажды, один из Перворожденных отступил от предписанных правил и совершил Обряд поглощения не полностью. Сам того не понимая, он оставил человека в живых, ослабленного, на грани жизни и смерти. Но жизнь победила. И заструилась в этом новом человеке, преобразуя его в совершенно необычное существо. Отныне этот человек обладал силой и выносливостью Перворожденного, который передал ему часть информации о Великом роде, внушив уважение и преданность к подобным себе. Так появился первый Призванный.

Перворожденные заметили это необычное превращение и поняли, как им можно еще использовать человека, создавая целые армии и преданных им слуг. Конечно, многие Призванные, особо преданные своим хозяевам, спустя столетия, обретали власть и уважение самих Перворожденных, благодаря своим убеждениям, уму и талантам. Среди них сложились касты, строго разграничившие обязанности существ и людей. Верхушку власти занимали Перворожденные, по-прежнему могущественные и превосходящие всех остальных.

Не одна битва сотрясла землю в те времена. Перворожденные принялись воевать между собой, чтобы утвердить на троне одного единственного, Первого среди первых. Перевес сил оказался на стороне одного амбициозного и толкового Перворожденного, молодого предводителя клана Эйнгардов — Виэльхелема, который впоследствии, стал Вильгельмом Корнуольским, единым властителем Перворожденных. Тысячи людей попадали в рабство, становясь Призванными, чтобы нести знамена и копья своих повелителей ради утверждения их превосходства теперь уже над остальными Перворожденными.

Пока Правители выясняли между собой отношения в междоусобицах и распрях, человек не дремал. Он перенял все, что можно было взять у своих хозяев, улучшив многое и приспособив к своей жизни. Со временем человек настолько поумнел, что, наконец, до него дошел смысл значимости собственной свободы. То там, то здесь вспыхивали восстания людей, утверждающих свое право на выбор и свободное существование. Перворожденные, не ожидавшие от человека подобной дерзости, а главное — сообразительности, слишком занятые своими семейными конфликтами, растерялись и ослабили давление на человека. Позже, они попытались вернуть утерянное могущество, но было уже слишком поздно. Человек научился противостоять Перворожденным, чтобы начать свое отдельное и независимое существование.

Проходили года, десятилетия. Так и сложилось это противоречивое соседство. Соседство охотника и сопротивляющейся жертвы.

Так было и до сих пор.

Из древней книги «Законы Темного народа»

«…всякий Перворожденный имеет право распорядиться жизнью смертного как ему будет угодно. В основании этого права лежит бесспорное превосходство Перворожденных над Человеком. Человек был сотворен слабым и податливым, по сравнению с силой и властью, которыми был наделен Темный народ. Испытывать такие чувства, как понимание и сожаление по отношению к человеческой расе недопустимо. Любое снисхождение или отмена заслуженного наказания обязательно повлечет за собой возможные непоправимые последствия. В Человеке следует подавлять желание утвердиться за счет врожденных или приобретенных качеств, а также его способности к лидерству, учености и творчеству. Все эти качества необходимо направлять для возвеличивания Перворожденных, заставляя Человека думать, что все его знания призваны служить Темному народу, а не для того, чтобы улучшить собственную жизнь.

О Человеке следует заботиться ровно настолько, чтобы у него хватало сил на выполнение работы на благо и пользу Перворожденных. Надлежит пресекать всякие попытки смертных возвыситься, а потому им следует внушать с раннего детства безусловное почитание и преклонение перед Темным народом. Каждый Правитель должен исходить из соображений наибольшей выгоды для себя и для своего народа, руководствуясь принципом: властвует сильнейший…»

1756 год. Североафриканская пустыня. Нагорье Тибести

Воздух был горяч и клубился дрожащими волнами над раскаленной землей, превращая любую сторону горизонта в искаженную линию, раздробленную желто-коричневую мозаику. Невозможно было представить, что здесь еще недавно проливались весенние дожди и расцветали неприхотливые красные, синие и белые цветы пустыни, превращая на недолгий срок одно из самых засушливых мест на планете в пестрый растительный ковер.

Днем жизнь почти замирала, прячась в немногочисленных расщелинах, пригорках и чахлых кустах. Все, что ползало или летало, терпеливо дожидалось спасительной ночи, падающей прохладным контрастом на обожженную землю. Глубокие трещины покрывали это место, как морщины покрывают лицо и тело древнего старца, уставшего жить от затянувшегося долголетия.

Из одной такой трещины выскочила безобразная головастая ящерица, широко разинув рот, раздувая бурые щеки. У нее был такой вид, словно она перепутала время суток и вышла поохотиться раньше, чем предполагалось. Ящерица уже собиралась вернуться обратно в тень расщелины, как ее внимание привлекло какое-то движение далеко у черных валунов. Зрелище было невиданным, поэтому она задержалась немного, чтобы пристальнее разглядеть движущиеся в ее сторону фигуры.

Взметая пыль, по песку двигался караван. Не было слышно ни веселого повизгивания собак, ни лошадиного ржания, ни оживленной беседы между людьми. Что вовсе и не было странным при такой изнуряющей жаре. В подобных условиях намного мудрее экономить силы, а значит и запасы еды и питья. Особенно питья, так как только вода являлась настоящим сокровищем в здешних краях, где за каждую ее каплю отдают пригоршню золотых монет. Казалось, что всадники изнемогают от жажды, потому как лица их были сосредоточены, а движения скованы. Каждый из них был обмотан легкой белой материей, а глаза прикрывала светлая плотная вуаль. К тому же, над головой каждого из всадников покачивался шелковый шатер, прикрепленный к седлу, защищающий их от прямых солнечных лучей.

Всадников было десять. Среди них, сквозь белые складки ткани, угадывалась одна женская фигура. Женщина сидела на лошади неестественно прямо, словно сливаясь с лошадью и седлом, почти не покачиваясь в такт движения животного. Ее руки в перчатках столь же крепко сжимали поводья, как и ноги, которые плотно обхватили лошадиные бока. Женщина была искусной наездницей, но сейчас прогулка не могла доставить ей привычной радости.

Караван приблизился к нагромождению камней, выраставших в подобие скалы, торчавшей, словно одинокий черный клык, и встал в ее тени. Всадники спешились. Двое из них подошли к женщине, чтобы помочь ей сойти с лошади, но она не протянула им руки, а спрыгнула сама, замерев и прижавшись к конской шее затылком. Они остались стоять рядом, будто ожидали, что она попросит их о чем-то, а может охраняли от невидимых врагов, готовых внезапно напасть на нее.

Один из всадников швырнул на землю большой мешок, который глухо стукнулся о землю и звякнул. Из мешка извлекли длинный и тяжелый на вид предмет, весь блестящий и гибкий. В основание скалы вбили железный крюк, к которому прицепили этот предмет, оказавшийся крепкой цепью. Женщина стояла, не шевелясь, и все смотрела на приготовления.

Наконец, высокий мужчина в бурнусе подошел к ней и произнес:

— Время пришло, Королева. Подойдите, прошу Вас, чтобы я мог исполнить приказание нашего Короля и Совета.

Она молча отошла от лошади, задержавшись взглядом на мужчине какое-то мгновение. Ее глаза, под черными луками бровей, сверкнули зеленым. Женщина неспешно последовала за мужчиной и встала у скалы там, где торчал крюк.

Мужчина наклонился и извлек из мешка два браслета, которые были соединены между собой цепочкой, а потом застегнул их на запястьях Королевы, защелкивая замки. Серебряные язычки намертво провалились в отверстия замка. Открыть их можно было только специальным ключом. Но это было еще не все. Мужчина подобрал конец большой цепи и соединил ее с наручниками женщины, сковывая, таким образом, ее со скалой.

Теперь, когда было покончено с основной задачей, сопровождавшие Королеву вновь сели на лошадей. Сама она неподвижно стояла у скалы, опустив руки. Несколько секунд всадники смотрели на нее, словно отдавали дань этой статной, прекрасной женщине, имевшей несчастье поступиться законами их предков. Лошади нервно переступали с ноги на ногу, тянули гнедые и белые головы вниз, надеясь разнюхать сквозь толщу горячего песка клочок сочной зелени.

Каждый из присутствующих понимал отчаянное положение Королевы, но никто не мог и не посмел бы помочь ей. Наказание было заслуженным, и она это тоже понимала.

Наконец, один из всадников махнул рукой, развернул лошадь и поскакал прочь в обратном направлении, понукая животное шпорами. Вслед за ним помчался весь отряд, нагоняя вожака группы. Было очевидно, что всадники желали как можно скорее покинуть здешние места.

Женщина не изменила своего положения, пока отряд не превратился в далекие точки, а затем и вовсе скрылся из виду. Только тогда она позволила себе проявить истинные чувства.

Сорвав с головы платок и вуаль, она бросила их под ноги и закричала. Так пронзительно и громко, что перепуганная ящерица метнулась к трещине в земле и прыгнула в нее, взмахнув длинным серым хвостом.

Королева упала на землю. Ее темные волосы разметались по плечам и спине, падая вьющимися кольцами на песок. Женщина принялась дергать цепь, стараясь освободиться из ужасного плена, но ее попытки были напрасными. Она обхватила цепь обеими руками, намотав ее на кулак, и дернула, что было сил. Звенья напряглись до предела, но выдержали.

Еще несколько рывков и она бы порвала цепь, но ей стало нехорошо. Слабость накатила одуряющей волной, пронеслась по всем венам и мышцам, до самых кончиков пальцев. Королева с недоумением посмотрела на цепь, а потом на свои руки и, когда до нее дошел смысл происходящего, она жалобно застонала:

— Серебро. Это же серебро. Как я могла забыть…

Теперь женщина не пыталась освободиться. Она уселась у подножия скалы, на один из камней, и принялась ждать. Она не знала, кого или чего дожидается, но смутно надеялась на спасение. Наверное, в глубине души она думала об одном человеке. И о человеке ли…

Конечно, это была не обыкновенная женщина, как и те всадники, что сопровождали ее, не были обыкновенными мужчинами. Они принадлежали к тем существам, что не поддаются человеческому контролю, их существование всегда подвергалось сомнению, а мысль о них вызывала панику, страх и бессильную злость, граничащую с ненавистью. Ибо тех, кого боятся, чаще всего и ненавидят. И всякий, кто знал об этих существах достаточно, с радостью бы поглумился над страданиями женщины, державшей в своих маленьких ручках судьбы мира. Так было раньше, пока женщина не накликала на себя беду.

Королева знала, что отдых ей не поможет. Серебро будет тянуть из нее все силы и не даст ей возможности восстановиться. Она тупо смотрела вдаль, наблюдая танец воздуха над горячей землей. Пока тень прикрывала ее, но солнце неумолимо двигалось по своему отведенному кругу. Значит, через несколько часов ее убежище перестанет спасать. И тогда придется либо погибнуть, либо искать спасение под толщей тяжелого и рыхлого песка, если повезет. А если нет, то она станет выкорчевывать камни и булыжники, чтобы построить себе убежище и скоротать время до наступления темноты.

Ее начала мучить жажда. Это была жажда особого рода, совершенно непонятная людям, недоступная их пониманию. Это чувство вырастало алым гигантским цветком, простирая свои жадные лепестки, хищно трепеща от желания. Но утолить ее было невозможно. Просто напросто нечем. Ночь, только ночь спасет Королеву до следующего дня. Этой ночью она приложит все усилия, чтобы насытиться, если сможет, и отдохнуть. Может ей повезет и к скале приблизится лев, или антилопа…

Пока Королева мечтала. Ее терзали воспоминания. Она извлекла из кармана медальон и открыла его. На обеих сторонах были нарисованы две миниатюрки. Улыбающиеся мальчики. Ее дети.

Проклятый Вильгельм…

Сколько она еще вынесет здесь, неизвестно. Пока что она станет жить надеждой. Быть может тот, ради кого она оставила все, что было ей так дорого, не покинет ее в одиночестве, на страшную и мучительную смерть в африканской пустыне…

Солнце катилось полыхающим шаром по небу, не встречая на своем пути ни единой тучки. Оно уже коснулось вытянутой ноги Королевы и она отдернула ногу, испугавшись, хотя лучи не достигли кожи благодаря белой накидке. Пришло время испытания.

Женщина вздохнула и принялась рыть землю своими нежными тонкими руками, не знавшими физического труда. Ломая ногти, она углублялась в песок, отбрасывая камни. Солнце знойно дышало в спину, но обернуться было так страшно, что Королева тихонько постанывала, подгоняя сама себя. Она напевала несколько веселых песенок, чтобы как-то взбодриться, говорила вслух с неподвижными камнями и этой безмолвной скалой, что таит в себе опасность и спасение.

Огненный шар перемещался все дальше на запад, беспощадно сдвигая спасительную тень. Когда скользнувший луч коснулся ее обнаженной шеи и обжег ее, женщина с криком повалилась в неглубоко вырытую яму, набросив на спину и голову плащ.

Спасена!

Можно было расслабиться настолько, насколько позволяла скрюченная поза и упирающиеся в лицо камни и торчащие сухие корни растений.

Ждать.

Ждать…

Наши дни

Юго-Восточная Великобритания. Лондон. Главная резиденция Эйнгардов

По длинному коридору, увешанному охотничьими трофеями и гобеленами, спешил Уолтер Годфри — главный Распорядитель и Гематехнолог. Обычно сдержанный и спокойный, сегодня он испытывал крайнюю степень возбуждения и потому торопился сообщить важную новость своему Повелителю. Технолога сопровождал небольшой отряд гвардейцев не потому, что ему не доверяли, а потому что он был одной из самых важных фигур, игравших значительную роль в истории и развитии образа жизни Перворожденных.

Годфри миновал дубовую гостиную, наступая на лунный свет, льющийся сквозь высокие окна, и приблизился к высоким кованым дверям. Один из гвардейцев распахнул перед ним тяжелую створку, потянув на себя золоченого дракона с разинутой пастью, служившего дверной ручкой.

На первый взгляд Зал Совета пустовал. Мягкий приглушенный свет, струящийся сквозь стеклянный купол, освещал центр помещения, оставляя в тени несколько фигур, сидящих на одинаковом расстоянии друг от друга по кругу между мраморных черных колонн. Гвардейцы встали «на караул» по обе стороны двери, пропустив Уолтера Годфри вперед в темную и прохладную пустоту зала.

Технолог замедлил шаг, чтобы остановиться в центре огромного красного квадрата, заключенного в круг, выполненного в виде мозаики из дробленых полудрагоценных камней. Он посмотрел прямо перед собой, где на одном из высоких палисандровых кресел восседал мужчина в иссиня-черном одеянии, резко контрастировавшем с белой кожей и почти столь же белыми коротко стрижеными волосами — Торгрейн Вильгельм Эйнгард, Король и Господин всех Перворожденных.

— Итак, мой самый преданный слуга, с какой новостью пришел ты ко мне сегодня?

Голос прозвучал довольно властно, но Годфри не растерялся. Он достаточно хорошо знал, любил и уважал своего Повелителя, чтобы не бояться его. Особенно в эту минуту, когда он был готов сообщить одну потрясающую новость.

— Мой Повелитель, Вам известно, что мы долгое время работали над созданием сыворотки, а затем и особой группы крови, для улучшения ее питательности и вкусовых качеств.

Торгрейн кивнул.

— Как Вы знаете, у человечества есть всего четыре группы крови. В течение многих тысяч лет люди эволюционировали не только умственно, но и физически. Вначале существовала только первая группа — самая древняя, пока человек был охотником и жил в пещере. Шло время, и человек научился пахать, сеять и строить. Появилась вторая группа…

— Мне известны эти факты, Уолтер — перебил его Торгрейн. Меня интересует то, с чем ты пришел ко мне.

Гематехнолог поклонился.

— Как пожелаете, Повелитель. Год за годом мы терпели неудачу, пока, наконец, не приблизились к разгадке этого феномена: так называемой пятой группы крови. Но, как оказалось, даже в лучших лабораторных условиях создать ее практически невозможно.

Легкий шепот недоумения пронесся от кресла к креслу, но обманчиво-обходительный тон Эйнгарда заставил остальных мгновенно умолкнуть.

— Лучше исключить слово «практически», Уолтер… Так я правильно тебя понял, что сегодня ты пожаловал ко мне с дурными вестями и тебе совершенно нечего сказать в свое оправдание?

— Как раз напротив. Полагаю, то, что я скажу сейчас, сделает ненужным все наши попытки создать пятую группу.

— Вот как? Я слушаю.

— Нам стало известно, что есть человек, который уже является носителем пятой группы, аналогов которой нигде не существует.

При этих словах по залу вновь пронесся шепот, на этот раз удивленный.

— И что же, можно с уверенностью сказать, что это решит все наши проблемы? — спросил Торгрейн с возрастающим интересом.

— Более того, речь пойдет уже не о простом улучшении качеств питательности крови. Мы с этим жили многие тысячелетия и не слишком нуждались в изменении ее характера. Речь идет о генетическом преобразовании.

— Поясни, что ты имеешь в виду?

— Носитель пятой группы — молодая женщина. Наши ученые, как и сам я, полагаем, что дети, появившиеся на свет от Перворожденного и такой женщины, обретут невиданные до этого времени качества. Они будут превосходить по уму, силе и выживаемости любое земное существо, ныне обитающее на этой планете, а может и за ее пределами.

Повисла гнетущая тишина. Технолог смотрел на своего Повелителя и не мог понять, как тот отнесся к его словам. Его реакцию никогда нельзя было предугадать.

— Интересно знать, кого же из Перворожденных ты прочишь в мужья этой женщине. Мы веками избегали любого человеческого влияния на наши судьбы и устройство мира, который мы создали сами. Кто из Перворожденных пойдет на подобную интригу, чтобы проверить догадки ученых? Быть может, ты сам?

Из угла Зала донеслось еле слышное фырканье: один из Членов Совета не сдержал смеха. Все знали, что Годфри был женат на науке и мало интересовался женщинами, как из человеческого, так и из рода Перворожденных. Женщины привлекали его только как возможный объект исследования. Но Гематехнолог не был оскорблен. Он флегматично ответил:

— Господин, я думал только о Вашей кандидатуре.

Видя, как приподнялись брови Торгрейна, а Члены Совета заерзали на своих палисандровых креслах, он поспешил добавить:

— Поймите меня правильно, Милорд. Такая редчайшая возможность выпадает, возможно, раз на многие сотни веков. Только такой представитель королевского рода, как Вы, имеет право на генетическую лотерею, в которой выигрыш будет подобен умиротворяющему дождю в засушливое лето. Ваши потомки могут стать еще могущественнее и никто из Перворожденных не рискнет искать ссоры с неравным ему по силе соперником. Только Вы, Господин, и достойны этой задачи.

— Но ведь есть еще и Арес, — заметил Торгрейн. — Ты не брал в расчет такой вариант?

Ученый покачал головой.

— Ваш брат не носит короны Перворожденных и не правит Великим народом. Не ему вершить судьбы. Не он отвечает за наше благосостояние. Такая женщина должна достаться только одному из нас. И это — Вы, Милорд. К тому же, хочу Вам напомнить одно обстоятельство. Вы наверняка прекрасно осведомлены о нашей истории, Вы знаете все мифы и легенды. Помните ли Вы об одном предсказании, написанном на древнем пергаментом листке? Ведь это Вы, Господин, пришли ко мне с ним в ту пору, когда еще были юношей.

Да, Эйнгард отчетливо помнил все детали его разговора с Гематехнологом. Кажется, один из старейших Перворожденных начертал основные события на бумаге и оставил их для потомков, чтобы они могли в любой момент свериться с его предсказаниями и сделать правильный выбор.

— Но тот Перворожденный был безумцем. Он заперся в глубокой подземной пещере и питался дикими козами, не показываясь ни днем, ни ночью.

— Это не важно, — упорствовал Годфри. — Безумец или нет, но если сверить то, что он предрекал и то, что уже сбылось, окажется, что совпадает девяносто пять процентов информации.

— И остается еще пять процентов, — возразил Торгрейн. — Хорошо, напомни об этом Членам Совета. Они истинные прагматики и верят только фактам, но ты можешь попытаться их убедить.

Гематехнолог повернулся в полкорпуса к ряду черных колонн.

— Господа, даже если это предсказание было сделано старцем, выжившим из ума, я призываю вас прислушаться. Ибо толика истины всегда существует в любых предсказаниях. Старец упоминал о девушке, не принадлежащей нашему роду, но которой суждено будет сыграть важную роль, если она станет женой Первого из нас. Только в этом случае удастся избежать новых кровавых войн между людьми и Перворожденными. А то и между самими Перворожденными. Я полагаю, что настал тот самый момент, когда эта девушка, да еще и с необычной группой крови, должна внести существенные изменения в существующий уклад.

— Ты недоволен нашими порядками, а, Уолтер?

Торгрейн пристально смотрел на своего слугу, но тот не сдавался.

— Вы знаете, Господин, что я на страже Ваших интересов. И только поэтому столь настойчиво твержу Вам о пятой группе. В любом случае, мы ничего не теряем. Нужно только все как следует проверить. А Вам — познакомиться с носителем.

Да, Эйнгард когда-то зачитывался и безумными предсказаниями, и легендами, и самой историей. Знания он впитывал, подобно тому, как сухая губка впитывает воду. Какой-то юношеский задор и интерес проснулся в нем. Что, если и правда, испытать подобную возможность?

— То есть — произнес задумчиво Торгрейн, — ты предлагаешь мне брачный союз? Мезальянс?

— Только в случае, если все окажется правдой и наша теория относительно значимости пятой группы подтвердится. И девушка вам понравится.

— На твоем месте я бы приложил все усилия, чтобы ты оказался прав. Мысль о грядущем начала занимать меня в том свете, как ты это преподносишь. В голосе Повелителя прозвучали угрожающие нотки или это только показалось Главному Гематехнологу? — Что еще известно о носителе?

— Немногое. Благодаря тому, что наше влияние распространено по всему миру, у нас есть возможность получать и контролировать поступающую информацию вовремя. Наш осведомитель сообщил, что несколько дней назад был выявлен казусный случай. В одной из клиник, куда девушка пришла сдать кровь, медицинские работники не смогли установить ее группу и сочли, что оборудование вышло из строя и анализ неверен. Была выдвинута догадка о новой группе, но, к нашему счастью, она была отвергнута.

— Как же вышло, что мы раньше ничего не знали об этой девушке? — спросил Торгрейн, приподнимая брови, демонстрируя уже явное нетерпение. Видя это, Годфри поспешил уверить его, что непременно все выяснит, извиняясь за столь досадный промах.

— Если бы ты не служил мне так долго и преданно, — произнес Эйнгард, намеренно растягивая слова, — я бы мог подумать, что ты нарочно что-то от меня скрываешь.

— Повелитель, у меня и в мыслях не было…

— Знаю, иначе ты бы тут не находился, — с улыбкой бросил тот. — Итак, где она живет?

Услышав ответ, Торгрейн немного удивился.

— Что ж. У тебя два дня, чтобы привезти ее сюда. Он обратился к остальным Членам Совета и иронично добавил:

— Надеюсь, она не окажется слишком толстой и покрытой бородавками.

По Залу пронесся приглушенный смех. Всем было известны предпочтения Повелителя. Он никогда не расценивал людей, как равных ему по положению и уж тем более ни разу не был замечен в связях с особью человеческого рода. Это было излишним. Любая из Перворожденных сочла бы за высочайшую честь разделить не только трон, но и ложе своего Господина. Хотя за прошедшие полтора века Торгрейн Эйнгард не выказал желания соединить свою судьбу с одной из них. Поэтому все терпеливо выжидали, так как было ясно, что такой день обязательно настанет, когда долг обяжет его произвести наследника для своего народа.

— Можешь идти, Уолтер. Держи меня в курсе.

Технолог поклонился.

— Сделаю все, чтобы Вы остались довольны.

Когда дверь за ним захлопнулась, и стихли гулкие шаги, один из Членов Совета — Малендар, произнес:

— Вы и в самом деле собираетесь взять в жены эту девушку, Милорд?

Торгрейн покинул свое место, заложив руки за спину, и прошелся вдоль ряда колонн. Несколько секунд он молчал, задумчиво разглядывая мозаику на полу, прежде чем ответить.

— Если то, о чем рассказал Уолтер, существует на самом деле, то нам нельзя отмахиваться от такой возможности.

— Но, Милорд — попытался возразить Малендар, — она же чужая для нас. К тому же, представитель человеческого рода. Из тех, кого мы веками используем, как пищу! Что будет с установленными порядками? А наши законы? Что скажут чистокровные Перворожденные?

Эйнгард понимал, что Малендара гораздо больше волновала участь его дочери — Ирмы, с которой тот связывал все свои ожидания как отец, и как политик. Поэтому Торгрейн решил пощадить его гордость и довольно спокойно произнес, не реагируя на скрытый смысл в речах Советника:

— Малендар, друг мой, ты торопишь события. Все еще может оказаться вымыслом или врачебной ошибкой. Я, хоть и пригрозил Уолтеру, но понимаю, что промахи случаются. Нельзя во всем безоговорочно полагаться на слухи. Пока ничего не установлено наверняка, я призываю Совет хранить молчание в любом случае.

Малендар поджал губы, но почтительно склонил голову в знак согласия. Так же поступили и остальные Члены Совета.

— Господа, вы свободны. Благодарю вас и оставьте меня.

Восемь фигур, закутанные до пят в длинные одежды, встали и исчезли в темных проемах арок позади кресел. Они покинули зал таким же образом, как и вошли сюда. Для каждого существовала отдельная дверь, что соответствовало высокому положению каждого из них.

Торгрейн подошел к своему креслу и медленно провел рукой, затянутой в черную кожу перчатки, по искусной деревянной резьбе. По обычаю, мастера любили изображать древние битвы и победы Перворожденных. Это кресло не было исключением. Торгрейн вздохнул. В ближайшее время придется принять несколько непростых решений, которым суждено будет навсегда изменить ход истории.

С тех пор, как он стал Королем Перворожденных, прошло немало лет. Его отец передал трон ему, а не старшему сыну Аресу Эйнгарду. Несмотря на близкое родство, братья никогда особенно не ладили между собой, а после того, как старый Король изменил закон о наследовании, между братьями установились довольно прохладные отношения. Точнее, это Арес не пожелал сблизиться и какое-то время отказывался признавать власть младшего брата, родившегося всего на двадцать минут позже него самого. Помнится, он учинил грандиозный скандал и демонстративно ушел с церемонии коронации, сопровождаемый толпой своих Стражей, выведенных специально для него в застенках лаборатории.

Передав трон младшему сыну, бывший Король, по традиции, отправился в одну из резиденций где-то на дальних северных островах. Старый король — Вильгельм Корнуольский — правил более двух тысяч лет, пока не настал черед его преемника.

Ладонь в перчатке легла на рукоять обоюдоострого меча и сжала ее. Клинок был старый, повидавший немало на своем веку, испещренный царапинами и зазубринами. Его передавали по наследству. На нем приносили клятву верности. Им убивали и вершили судьбы. Считалось, что у меча есть душа и что носить его может лишь достойный. Иначе закаленная сталь почернеет, а лезвие затупится. Пока меч оставался прежним, можно было не беспокоиться.

Торгрейн дернул висевший на шелковом шнуре бронзовый колокольчик. Дверь тут же открылась и на пороге возник невысокий плотный старик в длинной серой робе, личный королевский секретарь.

— У меня есть кое-какие распоряжения.

— Я к Вашим услугам, Повелитель.

Торгрейн коротко изложил суть происходящего, опустив, впрочем, некоторые детали, и добавил напоследок:

— Проследи за всем лично и передай мои слова Главному Гематехнологу. Уолтер может в спешке забыть что-нибудь. Он все-таки ученый, а как всякий ученый, он может быть рассеянным, несмотря на всю свою сообразительность и умственный потенциал. Теперь можешь идти.

Дверь вновь закрылась.

Оставалось только ждать вестей.

Северо-Запад Российской Федерации. Санкт-Петербург

Из дома, что выходит одной стороной на улицу Рубинштейна, а другой — на Фонтанку, выбежала девушка в голубой куртке. Обычно она предпочитала неторопливо пройтись вдоль рек и каналов старого города, чтобы вновь и вновь любоваться стройными линиями дворцовых фасадов. Но сейчас девушка опаздывала на лекцию, чего совсем не хотела допустить.

Она стремительно бежала по набережной, пока не свернула налево на Аничков мост. Взгляд ее скользнул по четырем скульптурным композициям, украшавших мост, и остановился на той стороне, где на ее глазах от остановки отъезжал автобус, и теперь удалялся по Невскому проспекту в сторону Адмиралтейства.

«Не везет, так не везет» — с досадой подумала девушка. Она расстегнула верх куртки и развязала оранжевый шарф, предварительно вытащив из-под него густые пряди светло-рыжих волос. Ей стало жарко, хотя день выдался довольно прохладный. Несмотря на середину мая, дул промозглый ветер и собирал над городом низкие свинцовые тучи.

Ждать следующий автобус было бесполезно, судя по огромной пробке сгрудившихся машин в одном и другом направлениях, поэтому девушка пошла пешком.

Валерия училась на четвертом курсе СПБГУ на филологическом факультете и особенно любила английский язык, историю и литературу. К сожалению, еще она любила поспать, потому каждое утро пробуждения давалось ей тяжело.

«Наверняка будет дождь, а я, как обычно, без зонтика», — подумалось Валерии. В голове возник образ старого желтого зонта, который валялся где-то в прихожей. Ее мысли были прерваны внезапным ударом в плечо. Она обернулась, собираясь отчитать зазевавшегося туриста или школьника, прогуливающего занятия, как перед ней возникли белый берет и искрящиеся голубые глаза.

— Аня — ты? — попыталась рассердиться Валерия.

— Даже не пытайся — махнула рукой подруга. Мне все равно не страшно. Торопишься?

— На занятия, вроде как.

— Так их еще вчера отменили. Расписание не смотрела?

— Почему ты раньше мне об этом не сказала? — возмутилась Валерия. — И куда ты сама идешь, в таком случае?

— Привычка! — пожала плечами Анна. — Пойдем, посидим где-нибудь. Поболтаем.

— Дойдем до Грибоедова. Там и посидим.

В кафе никого не было. Девушки заказали кофе и пирожные, а сами сели за столик у окна, глядя на оживленную улицу. Тучи постепенно рассеивались и солнце, не слишком частый гость этого города, отвоевало себе большую часть неба.

— Как все оживает — отозвалась Валерия, щурясь от солнечных бликов, заплясавших на ее щеках. — Петербургу очень идет солнце и тепло.

— Не хочу тебя расстраивать, но это идет всем городам, — возразила Анна, помешивая ложкой сахар в кофе.

— Как знать… Кстати, не сходишь со мной в клинику? Тут недалеко.

— Ты заболела?

— Нет. Из любопытства сдала кровь. Чуть ли не впервые в жизни. Представляешь? — Валерия счастливо рассмеялась. — Даже не припомню, когда у меня был обычный насморк. Помнишь, когда в прошлом году вся группа заболела гриппом, я была единственной, кто не кашлянул ни разу.

— Значит, у тебя стойкий иммунитет. Редкость в наши дни.

— Согласна. Допивай кофе. Раз такой день выдался, давай прогуляемся.

Петербуржцы любят свой город, но испытывают солнечную недостаточность. Поэтому, долговременное появление небесного светила воспринимается как целое событие. Ободренные неожиданным теплом, по проспекту спешили люди, расстегивая на ходу плащи и куртки, и несмелые улыбки появлялись даже на самых строгих лицах.

Анна была весьма жизнерадостной и пребывала в хорошем расположении духа в любую погоду, в отличие от Валерии, страдавшей от резких перемен настроения. Причем, чаще всего эти перемены были довольно необъяснимыми. Сама Валерия выдвинула предположение, что всему виной переменчивая луна, поэтому она была весьма зависима от природных явлений.

Вот и сейчас, Анна оживленно болтала без умолку, пересказывая все последние новости. Казалось, ей не было важно, отвечают ей или просто рассеянно слушают, как это делала Валерия.

«Все это создали люди», — думала Валерия, разглядывая роскошную лепку на дворцах и особняках. «Никогда не устану смотреть».

Ей нравилось бродить по городу, любуясь роскошными творениями лучших зодчих тех прошлых времен. Иногда она жалела, что родилась в двадцатом столетии, а не, скажем, в девятнадцатом. В окнах замков и дворцов ей чудились дамы в бальных платьях и статные кавалеры. Там, за прочными стенами в темных кулуарах витали тайны, страшные и неразгаданные. Но особняки молчали и не желали раскрывать загадочные истории посторонним.

Убранство города будило воображение, захватывало дух. Валерия любила бесчисленные фонари, изящные мостики и массивные мосты, ажурные решетки, ограды, сказочные храмы и соборы, великолепные и неповторимые. Классическая строгость соседствовала с пышными барокко и рококо, и в этом не было дисгармонии.

Утонченная эстетика Петербурга воспитала в девушке архитектурный и дизайнерский вкус, за что она испытывала чувство благодарности к сотням ныне почивших архитекторов, скульпторов и ремесленников.

Клиника располагалась рядом с Казанским собором и гостеприимно распахнула автоматические двери перед посетителями. Валерия подошла к окошку регистратуры, назвала имя, фамилию и сообщила, что пришла за результатом анализа крови. Улыбчивая женщина в бирюзовом халате попросила подождать ее минутку, а затем распечатала искомый документ. Она внимательно посмотрела на Валерию и спросила ее ли это анализ или она забирает его для кого-то другого.

— Нет, это я сдавала кровь. Можно забрать?

Женщина в окошке словно оторопела, но попросила подождать еще некоторое время, а сама куда-то ушла. Анна посмотрела ей вслед и развела руками в растерянности:

— Странная какая-то. Мне анализы всегда выдают без лишних колебаний. И тут, обеспокоенно выдвинула гипотезу. — Вдруг ты серьезно больна?

— Ерунда. Я бы почувствовала, — улыбнулась Валерия, хотя в глубине души уже засомневалась.

Тем временем женщина вернулась, извинилась за задержку и отдала, наконец, результаты Валерии. Девушке снова показалось, что та уставилась на нее с каким-то отсутствующим выражением, но решила, что многое себе придумывает.

— Ну, — спросила Анна, перегибаясь через плечо подруги и глядя на листок бумаги. — Что выяснила?

— Очень удобно, когда можно самому сравнить результат с допустимой нормой. Все в полном порядке. Еще у меня четвертая группа крови и положительный резус-фактор.

— Тогда, раз все замечательно, сходим в кино?

Подруги вышли из клиники, не замечая пристального взгляда женщины в бирюзовом халате. Валерия и не подозревала, какой переполох был вызван ее появлением в клинике. Ей суждено было узнать об этом много позже.

Валерия жила на последнем этаже бывшего доходного, а ныне — весьма престижного дома. Большая часть квартир была выкуплена состоятельными людьми, хотя кое-где оставались коммунальные квартиры, со старыми пожелтевшими обоями, тараканами, пропахшие чадом кухонь.

Ее окна выходили, в основном, во внутренний двор с видом на высокие арки, где с арочного потолка свисали большие фонари, придававшие особый сказочный и романтический вид серому зданию с квадратными колоннами. Именно с этого дома и началось культурное образование Валерии. Когда она была маленькой, отец ходил с ней на прогулки по выходным. Спускаясь по парадной лестнице, они непременно любовались чудесными витражами, украшавшими окна. Такие же витражи были в нескольких комнатах, как и старинные латунные ручки, потемневшие от времени, и гипсовые розетки на потолках.

Квартира досталась ей от отца — успешного бизнесмена, который впоследствии поселился в благополучной Швейцарии, женившись во второй раз. Он уговаривал дочь переехать к нему, но Валерия отказалась, пообещав навещать его несколько раз в году. В душе она просто не могла принять новую жену отца, хотя разумом понимала абсурдность ситуации. Чувство вины за свой невольный эгоизм периодически возникало в ее сознании.

Отец много рассказывал ей об архитектуре Петербурга, о его истории и развитии. Валерия частенько повторяла тот маршрут, который они проделывали с отцом, гуляя по городу. Обычно, это была неспешная прогулка вдоль Фонтанки, минуя дворец Белосельских-Белозерских и далее к Михайловскому замку и Летнему саду.

В который раз Валерия брела вдоль рек и каналов, памятников и дворцов, отдавая дань золотым куполам и шпилям, белым мраморным статуям и фонтанам.

Сегодня Валерия изменила своей привычке и после просмотра фильма в кинотеатре, попрощалась с подругой и отправилась к дому. Многие спрашивали, насколько уютно она чувствует себя в такой большой квартире, советовали сдавать комнаты постояльцам, а то и вовсе продать. Но Валерия была слишком привязана к своему дому, с его поскрипывающим паркетом, двустворчатыми межкомнатными дверями с латунной фурнитурой. Даже к массивной, немного закоптившейся двери, ведущей на черную лестницу. Ее лучшие воспоминания были связаны с этим местом, а это невозможно купить или продать.

Ей нравилось тихое и спокойное одиночество, изредка нарушаемое короткими романами, начинавшимися стремительно и столько же быстро завершавшимися. Инициатором расставания всегда выступала она — Валерия. Возможно, ее требовательная натура была чересчур взыскательна к противоположному полу, но так даже было лучше. Как Ассоль верила в Алые паруса, так и она ждала, что когда-нибудь на горизонте ее жизни яркими всполохами тугих алых полотен понесется к ней навстречу волшебный корабль. Девушка бережно хранила свои традиции, создавая новые, не пуская посторонних в свой очень личный и столь любимый ею мир.

Она включала старый проигрыватель и под звуки музыки занималась домашними делами, читала, готовилась к лекциям или экзаменам. Одна комната была отведена под библиотеку, где стеллажи с книгами возвышались до самого трехметрового потолка, тянулись вдоль стен и заканчивались у круглого стола с нависающим красным абажуром и единственным в этой комнате креслом, очень мягким и удобным. Сидя в нем с книгой, забывались все трудности и невзгоды внешнего мира. Валерия проводила здесь большую часть свободного времени, с головой погружаясь в придуманные другими людьми сюжеты. Тут она была по-настоящему счастлива. Куда меньше она интересовалась кухней, сплетнями, светской жизнью, сериалами и политикой.

Другими ее привязанностями были цветы и живопись. Под эти увлечения были также выделены две комнаты, обитатели которых, впоследствии, расползлись и распределились по всей квартире. Репродукции Матисса, Ван Гога, Моне, Айвазовского и Климта мирно сосуществовали с ее собственными неуклюжими набросками и эскизами.

Валерия следила за тем, чтобы в прихожей всегда стояли живые цветы — желтые розы, а в спальне — воздушные белые ирисы. Они поднимали ей настроение своей яркой и нежной красотой.

Девушка одинаково любила как свою библиотеку, так и оранжерею с картинной галереей. Тот факт, что все это создавала и собирала она сама, еще больше упрочняло узы, связавшие ее с этим домом.

«Мой дом — моя крепость» — справедливо полагала Валерия. Поэтому, войдя в столь любимое и оберегаемое ею жилище, и обнаружив там двух незнакомцев, она буквально остолбенела. И даже когда один из них, невысокий жилистый старик в странной одежде средневекового покроя, поспешил уверить ее, что бояться нечего, она даже не смогла раскрыть рот, чтобы позвать на помощь.

— Прошу Вас присесть — сказал он. Хотя его просьба больше походила на безоговорочный приказ.

На всякий случай Валерия решила не злить нежданных гостей. Мало ли, кто они такие. Похожи на сбежавших сумасшедших. Хотя, с такой бледностью, как у них, выпускают только из замка Иф спустя двадцать лет.

— Судя по Вашему выражению лица, Вы не ожидали нас тут застать, что и так понятно. И, конечно же, совершенно не намерены выслушать нас и поверить нам. Однако, я продолжу.

Девушка перевела взгляд со старика на другого, выглядевшего лет на тридцать, в стеганой кожаной куртке бордового цвета и таких же штанах.

— Меня зовут Уолтер Годфри, а это мой помощник Марч.

— Весьма польщена — не без ехидства произнесла Валерия. Старик, если и уловил сарказм, не подал виду и продолжил.

— Нам стала известна очень ценная информация о Вас, юная леди.

Вот и ответ! Рассчитывают поживиться.

— К вашему сожалению — ледяным тоном произнесла она — мое благосостояние является кажущимся. Если вы заметили картины на стенах, то это не подлинники. Я хоть и живу по соседству с очень богатыми людьми, но не располагаю дорогим антиквариатом, семейным серебром или старинными иконами, оправленными в сусальное золото. Вы просчитались, господа.

Годфри понял, что их приняли за обыкновенных воров. Это открытие глубоко оскорбило его и он бы покраснел от гнева, если бы только мог. Затем он подумал, что девушка имеет право так полагать. Хотя бы потому, что они вторглись к ней без спроса.

— Ошибаетесь — в тон ей парировал Гематехнолог. — Мы пришли вовсе не за антиквариатом.

— Постойте — воскликнула Валерия. — Никак у вас есть вести от моего отца. Надумали шантажировать меня или его!

Пришельцы переглянулись. Она заметила, что подобие разочарования или задетой гордости мелькнуло на их лицах. Выходит, и на этот раз она не права.

— Не понимаю, о чем Вы говорите. Позвольте все-таки пояснить.

Тут Валерия внезапно осознала, что вот уже несколько минут они говорят по-английски. Что-то новенькое…

— Так говорите — нетерпеливо бросила она. — Следовало начать с объяснений, не находите?

— Ну, если бы вы позволили вставить хоть слово, я бы пояснил — проговорил Годфри.

— Конечно… И куда подевались мои манеры? — саркастически протянула она. — Я и забыла, что вломившихся без разрешения гостей нужно накормить, напоить, в баньке попарить…

В критической ситуации она не скрывала иронии.

— Боюсь, я не понимаю вас. Перейдем же к делу.

— Я слушаю.

Валерия приняла скептический вид и облокотилась плечом о стену, сидя на самом краешке стула.

«Что бы они не сказали мне, это не произведет на меня никакого впечатления» — мысленно стала внушать себе она. «Я не позволю манипулировать собой. Все, что они скажут не имеет к моей жизни никакого отношения…».

Но по мере того, как старик терпеливо говорил ей невероятные вещи с видом убежденного в своей правоте человека, ее самовнушение стало рассеиваться. Она уже не улыбалась и не перебивала, потому что уже была не совсем уверена, что все это выдумки разгулявшейся фантазии странного режиссера. Пораженная, она выслушала старика, рассказавшего ей о пятой группе крови и о том, что именно она является ее носителем.

— Вы ошибаетесь — возразила Валерия. — Сегодня я получила результаты анализа. У меня четвертая группа.

— Это намеренная ошибка — столь же твердо возразил ей Годфри, — чтобы не возбудить лишних подозрений.

— Кому нужно затевать всю эту интригу с кровью! Сущий бред.

От волнения она вскочила со стула, сжимая кулаки.

— Прошу Вас успокоиться. Вы поедете с нами в Великобританию. Чартер забронирован и ждет нас в аэропорту. У Вас час на сборы.

Нет, ну Вы когда-нибудь сталкивались с подобной безапелляционной наглостью? Валерия как раз задалась таким вопросом. Подозрительные типы вламываются к Вам без разрешения, говорят о чем-то несуществующем и еще предлагают, а точнее — требуют подчиниться и ехать на туманный Альбион, навстречу неизвестности.

Девушка поступила таким же образом. То есть просто потребовала, чтобы пришельцы убирались по-хорошему, пока она не вызвала охрану с первого этажа.

— Вы уверены, что не хотите добровольно сотрудничать, юная леди? — спросил ученый, натягивая коричневые перчатки, доходившие ему до локтя. Юная леди вызывающе дернула головой, в знак того, что ее терпение на исходе.

— Мы вынуждены извиниться — произнес Технолог.

Девушка хотела уточнить, за что именно: за проникновение в частную собственность или запугивание ее хозяйки, но тут произошло нечто невероятное.

Незнакомцы уже не топтались в гостиной с ленивой грацией, но они передвигались с неземной скоростью, как персонажи фантастического триллера. Тот, что повыше, в бордовом костюме, схватил Валерию за плечи и руки, а старик извлек маленький блестящий шприц и ловко воткнул иглу прямо ей в предплечье, предварительно обработав место укола резко пахнущей жидкостью. Все это случилось в секунды, а затем все помутнело вокруг и она потеряла сознание.

Где-то над Северным морем. Рейс «Санкт-Петербург — Ньюквей»

…Маленькая рыжеволосая девочка бежит по аллее и кричит

— Папа! Папа! Где же ты?

Слезы текут по ее испуганному личику, но она продолжает бежать, оглядываясь по сторонам. Мимо идут люди. Некоторые с детьми. Они тоже оглядываются на девочку и встревожено спрашивают друг у друга: Что, там ребенок потерялся? Чья она?

Одна женщина берет ее за руку и начинает расспрашивать о родителях, но девочка не может сказать внятных слов, а лишь продолжает горько рыдать. Ее маленькое сердечко колотится от страха, а заплаканные глаза смотрят вдаль, надеясь отыскать отца.

Продавец мороженого предлагает ей крем-брюле, чтобы она успокоилась, но ей не нужно сладкого. Она в панике ищет самого дорогого ей человека, судорожно сжимая тряпичную куклу. Кукла смешно таращит глаза-пуговицы, а волосы торчат во все стороны оранжевыми нитками. Это папин подарок. Девочка уже не плачет, только нижняя губенка подрагивает от волнения.

— Лерочка, дочка! Вот ты где!

Она резко вскакивает со скамейки со вздохом облегчения и радости, несется навстречу мужчине в темном костюме, бросается ему на шею со словами:

— Папочка, я больше не стану убегать от тебя. Давай больше не будем играть в прятки.

— Как скажешь, милая. Успокоилась?

Девочка кивает и уже лукавая улыбка озаряет ее прелестное личико:

— Ты самый лучший папа на свете…

— Самый лучший…

С губ Валерии срывается еле слышный шепот. Иногда она приходит в себя, но над ней тут же кто-то склоняется. Она чувствует легкий укол в области плеча и снова погружается в бессвязные и тревожные сновидения. Подобные сны не преследовали ее с давних пор, но сейчас произошло нечто, выбившее ее из привычного образа жизни.

Годфри постоянно находился рядом с ней. Он отлично владел испанским, итальянским, французским и многими другими языками, но знания русского были поверхностными, поэтому он никак не мог разобрать, о чем говорила девушка, погруженная в глубокий наркотический сон. Он лишь понял, что воспоминания были связаны с ее отцом.

На борту лайнера находилась превосходная лаборатория, поэтому Главный Гематехнолог успел взять образец крови и провести соответствующие первые исследования. Полученные результаты превзошли все его смелые ожидания. Биохимический анализ показал, что перед ним невиданный до сих пор состав крови, не имеющий аналогов ни с одной из существующих прежде.

Если у обычных людей было максимум два антигена, то у Валерии их было больше. Ученый пока не мог с точностью сказать, сколько именно. Кроме того, форма и численность эритроцитов постоянно менялись, что вовсе было поразительно. Ведь продолжительность жизни одной красной клетки равняется приблизительно ста двадцати дням. Эти же заменялись новыми каждые полтора часа.

Костный мозг, производящий эритроциты, работал в каком-то непостижимом бешеном темпе. У обычных людей короткий срок жизни эритроцитов означал наличие серьезного заболевания, например, анемии. Но Валерия выглядела превосходно и все функции ее организма работали, как часы. А уж скорость выработки фибрина превышала норму в десятки раз: ранка на руке у девушки на месте инъекции затянулась в считанные минуты.

Цвет артериальной крови был почти такого же оттенка, как и венозная — от избытка содержания кислорода — темно-красная. Странной была и аномалия строения самих эритроцитов: они содержали в себе ядра, чего не должно было быть у обычного здорового человека. В начальной стадии формирования эритроцита в красном костном мозге он содержит ядро, но затем он теряет его до того момента, как попадет из костного мозга в кровь. Таким образом, за счет содержания ядра, красные клетки находились на более высоком уровне развития, чем такие же подобные клетки других людей, и могли вести себя если не разумно, то по меньшей мере, куда организованней и подчинялись решению более сложных задач, чем обычная функция эритроцитов по обеспечению кислородом органов и тканей. Хотя и с этой функцией красные клетки справлялись куда быстрее.

Лейкоциты в крови вели себя столь же агрессивно, как и лейкоциты Перворожденных. Они буквально набросились на ослабленный вирус гриппа, которым Годфри в опытных целях заразил девушку, окружили его плотным кольцом, запустив в него свои нитевидные отростки, и уничтожили изнутри. Одним из факторов бессмертия Перворожденных является именно подобное поведение лейкоцитов, которые беспрестанно и мгновенно способны поглотить отмирающие клетки, замедляя процессы старения во много раз. Это тоже было довольно удивительно.

Что оказалось особенно важным, а Гематехнолог выяснил это практически сразу, так это уникальная совместимость крови Валерии и Перворожденного. Для эксперимента он взял собственный образчик, так как анатомическое строение организма у всех Перворожденных одинаково.

Прежде кровь человека всегда отторгалась сильной кровью Перворожденных, имевших агрессивно настроенные клетки протоплазмы и лейкоцитов, по отношению к человеческим клеткам. Все эксперименты над людьми, которые проводились в тайных лабораториях, проваливались один за другим. Подопытные гибли от критически зашкаливающей высокой температуры. Их кровь буквально закипала и приносила быструю, хотя и не слишком легкую смерть ее обладателям. Кровяные клетки вампиров пожирали человеческие с невероятной скоростью. С этим ничего нельзя было поделать.

Но теперь, когда появилась эта девушка, все могло измениться. Да, теперь Уолтер Годфри мог с уверенностью заявить, что Пятая группа существует и ее взаимодействие с кровью Перворожденного не только возможно, но и необходимо. Он посмотрел на спящую девушку. Определенно, от человечества может быть даже большая польза и выгода, чем обычное его использование для пропитания. Но в чем крылась тайна столь значительной мутации? Это еще предстояло выяснить в ходе дальнейших исследований.

Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл

По пустынной дороге, петляющей вдоль бушующего океана, несся автомобиль. Водитель — светловолосый мужчина, с легкостью управлял машиной и всякий раз, входя в крутой поворот, уводил ее от столкновения с гранитными утесами, в нескольких сантиметрах от острых выступающих камней.

Похоже, что происходящее развлекало его, так как на красивых губах не раз мелькала легкая тень улыбки. За рулем сидел Торгрейн Эйнгард, младший сын Вильгельма Корнуольского, унаследовавший трон по праву передачи наследства решением отца и Совета. Он направлялся в свое поместье Штормхолл, чтобы присутствовать во время прибытия той русской незнакомки.

Торгрейн не питал никаких иллюзий на ее счет, хотя Годфри успел сообщить ему последние новости с борта самолета, приземлившегося в Ньюквее час назад. По словам Гематехнолога, девушка действительно представляла собой большую ценность. Требовалось провести еще ряд исследований, прежде чем можно было понять окончательно, что представляет собой химический состав крови Валерии.

То, что Торгрейн оставил оскорбленную красавицу Ирму в особняке на юге страны, его не слишком волновало. Он полагал, что в нем ее привлекает сама вероятность приблизиться к полноценной власти и какая-то девчонка из чужой страны совсем не входит в ее планы.

«Впрочем, как и в мои» — бесстрастно подумал Эйнгард. Вертолет из Ньюквея уже должен был сесть на взлетной площадке Штормхолла.

Торгрейн сжал руль автомобиля и лиловая кожа перчаток, облегающая его изящные, но сильные руки, еще плотнее обтянула контуры пальцев и кисти. Ему не хотелось опоздать к тому времени, как девушка очнется от глубокого сна. Годфри предупредил его об этом. Гематехнолог несколько раз прибегал к нежелательному, но необходимому действию наркотика. Иначе миссия могла бы потерпеть фиаско. Вряд ли сотрудники таможни или служба безопасности закрыли глаза на извивающуюся и перепуганную девушку.

Ученый и так прибегнул к помощи британского посольства в России, чтобы можно было выдать девушку за больную, которой срочно требуется операция в Великобритании. Из документов, найденных в квартире у девушки, выяснилось, что ее зовут Воронцова Валерия Алексеевна и что ей двадцать один год от роду. Благодаря усердию Технолога и его влиянию в определенных кругах, были срочно оформлены новые документы, по которым ее можно было вывезти за границу.

«Тяжелобольная» находилась без сознания с тех пор, как обнаружила в своей квартире двух посторонних. Прошло около девятнадцати часов и за это время Годфри умудрился организовать все в срочном порядке. Дело облегчалось тем, что самолет принадлежал компании Торгрейна, официально занимавшейся успешным ведением разработки и добычи полезных ископаемых по всему миру. Валерию провезли по документам, где Уолтер выдавал себя за ее отца и блестяще сыграл свою роль, неотступно следуя за каталкой с капельницей.

Если бы дело не требовало такой поспешности, Торгрейн с удовольствием бы остановил машину и спустился к темной ревущей массе воды там, внизу, с грохотом набрасывающейся на прибрежные скалы Корнуолла. Ему нравилось прохаживаться вдоль береговой линии, наблюдать ленивый полет чаек, чувствовать соленый запах океана и холодные брызги на коже. Он любил этот суровый и такой прекрасный край, с неповторимой природой ландшафтов: то убегающих вдаль зеленых холмов, то бросающихся резко вниз, обнажавших красные и серые грани обрывов у самой кромки Атлантического океана.

За последние сто пятьдесят, двести лет здесь мало что изменилось. Это особенно привлекало Торгрейна и он всячески способствовал сохранению самобытности корнуольского графства, не препятствуя, однако, развитию туризма, как одного из основных доходов населения.

Вдалеке промелькнули огни одной из многочисленных деревушек и дорога пошла резко влево, постепенно взмывая к нависающей над волнующимся океаном громаде скалы. На ней возвышался старинный особняк в окружении роскошного парка. Скала немного выступала над беспокойной океанской гладью и сейчас, в лунном свете, она и огромное здание казались одним целым и нерушимым монолитом, о который разбиваются холодные волны далеко у ее подножия.

Торгрейн посмотрел сквозь затемненное стекло автомобиля на восток, где розовыми отблесками занимался рассвет. По возможности все Перворожденные, как и Призванные, Стражи и прочие, старались избегать прямого солнечного света по причине плохой переносимости ими дневного светила.

Все началось еще в древние времена, когда кланы Перворожденных начали осознавать свою силу и превосходство над людьми. По легенде у Перворожденных и людей был общий предок, но затем произошли некие события, после которых и проявились кровавые наклонности.

Торгрейн еще в юношестве отыскал в библиотеке пыльный манускрипт, в котором довольно пространно разъяснялись события давно минувших столетий. Продираясь сквозь витиеватые сравнения и библейские термины, он выяснил, что сила и власть была дана Перворожденным от Сатаны, «чтобы ходили они по Земле вечно и вкушали плоть созданий Божьих». Эта фраза особенно запечатлелась в его памяти. Так Властелин Преисподней мстил столь ненавистному им племени рода человеческого.

Однако, другая Сила не дремала. В наказание за жестокость, алчность и зло, на Перворожденных было наложено проклятье, которое, впрочем, не отменило вампиризм и само существование Перворожденных. Отныне «твари проклятые и одержимые бесом» не могли безнаказанно находиться при свете дня. Им была уготована вечная жизнь во мраке, а продолжительный яркий солнечный свет был способен не только уничтожить, стоило пробыть под прямым солнцем несколько секунд, но и вызвать ужасающе гнетущее состояние, которое приводило к помешательству и умственной неполноценности. У людей это называлось тяжелой формой депрессии. Только если на них солнце оказывало благоприятное и даже лечебное воздействие, то с Перворожденными было все наоборот.

Торгрейн также выяснил, почему его народ зовется Перворожденными. Опять же, исходя из старинных преданий, существовало мнение, что предком Эйнгарда был один из сыновей Адама — Ваэль, о котором умалчивают хроники человеческой истории и мифологии, чтобы «дети Божьи» не имели ничего общего с «дьявольскими отродьями». Считалось, что еще тогда Ваэль испытал влияние Великого Падшего Ангела и умышленно попрал все Божьи законы, за что был изгнан с земли, на которой жили его родители с остальными членами семьи.

Была версия, по которой Ваэль был сыном самого Сатаны, соблазнившего жену Адама для воплощения своих коварных планов мести, и получил в наследство от отца сверхъестественные задатки. Кстати, эта версия находила отклик в реальной жизни.

По легенде, у Ваэля было родимое пятно на спине черного цвета, напоминающее по форме звезду. Этим знаком отличия его наградил Сатана, коснувшись пальцем его груди, когда явился сыну во сне и поведал об их родственной связи. Прикосновение Властелина преисподней было равнозначно прикосновению раскаленного железа, хотя тело самого Сатаны всегда холодное, как лед.

Поразительно, но факт — у всех Перворожденных было подобное пятно между ключиц, на груди или на плече. Оно выделялось темным дрожащим пятном, с неровными краями на молочной коже Перворожденных и не заметить его с первого взгляда было невозможно. Торгрейн сам проверил это еще в детстве. Вооружившись зеркалами, он разглядел небольшую кляксу в виде сгорающей звезды чуть пониже шеи, чем невероятно гордился.

Конечно, все это были легенды, но Торгрейн знал, что дыма без огня не бывает, а значит, кое-чему верить было можно. Во всяком случае, другой информации об истории Перворожденных не существовало.

Рассвет потихоньку разгонял ночной сумрак и на горизонте уже была видна светлая полоса. Автомобиль подъехал к чугунным воротам с ажурной оградой и дважды просигналил. Камера наружного наблюдения повернулась к машине и скользящий луч просканировал находившегося за рулем мужчину. Идентификация прошла успешно, потому как ворота автоматически открылись, а затем и закрылись, после того, как машина проехала в них и помчалась по длинной аллее, засаженной дубами и липами с обеих сторон, до самого ее конца, где виднелся фонтан, изображающий Плутона на колеснице похищавшего Прозерпину. Торгрейн осознал невольную символичность этого монумента, почувствовав себя правителем подземного царства. Разница была лишь в том, что девушку он никогда не видел и уж тем более ни о какой любви речи не шло.

К нему тотчас подбежал Элиандр, управляющий поместья, и доложил, что Уолтер Годфри прибыл пятнадцать минут назад.

— Что там? — нетерпеливо спросил Торгрейн.

— По Вашему приказанию для девушки подготовлены комнаты рядом с Вашими покоями.

— Хорошо. Пока распоряжений не будет.

Элиандр поклонился, пропуская Повелителя вперед. Тот миновал огромный холл-ротонду и поднялся по лестнице на второй этаж. Около двери, ведущей в спальню прибывшей незнакомки, находились гвардейцы. Они почтительно склонили головы при появлении своего Господина и открыли перед ним тяжелую створку двери. Торгрейн вошел внутрь и увидел Гематехнолога, склонившегося над кроватью. Он держал в руке тонкое запястье лежащей девушки и считал ее пульс. Обернувшись, он прошептал:

— Мое почтение, Повелитель. Она вот-вот очнется. Действие лекарства закончилось.

Затем Годфри тактично отошел от кровати и дал возможность Торгрейну подойти поближе.

— Ее зовут Валерия — услышал Торгрейн за спиной.

Девушка не оказалась ни толстой, ни покрытой бородавками, как шутливо предполагал Торгрейн. Невысокого роста, рыжеволосая, миловидная. На первый взгляд все оказалось не так и плохо, хотя она не была похожа на женщин его рода — высоких, статных, с идеальными пропорциями и скульптурными чертами лица. Все они даже немного сходны между собой, как сестры, по причине крепких родственных связей. Перворожденные могли позволить себе жениться на кузинах, если нельзя было подобрать другую кандидатуру, в отличие от людей, чьи кровосмесительные браки приводили к генетическим нарушениям и заболеваниям. Перворожденные усматривали даже в этом свое безусловное превосходство над людьми. И вот, перед одним из них оказалась представительница враждебного рода, которой, возможно, суждено было оказать значительную услугу им — Перворожденным.

Торгрейн наклонился, чтобы рассмотреть родинку на девичьей щеке, как вдруг Валерия открыла глаза.

«Карие» — машинально отметил он про себя, прежде чем девушка снова зажмурилась, чтобы потом вскочить и отпрянуть в испуге, прижимаясь спиной к подушкам в изголовье кровати. Действие наркотического препарата значительно ослабило ее, поэтому Валерия передвигалась с трудом. Даже язык плохо слушался ее, но, тем не менее, она сумела выдавить сперва по-русски, а затем по-английски, запоздало сообразив, что они не поняли ее вопроса:

— Кто вы? И где я нахожусь?

Одного из мужчин, стоявшего чуть поодаль, она узнала. Это он с быстротой молнии вонзил в нее шприц, отчего она погрузилась в беспамятство. Второй был ей незнаком — высокий, широкоплечий, с удивительной белой кожей и белыми волосами.

Годфри шагнул вперед.

— Прошу Вас успокоиться. В данный момент Вы находитесь в Англии, в графстве Корнуолл. Это говорит Вам о чем-нибудь?

Валерия потрясенно уставилась на него. Старик спокойно сообщил ей эту новость, будто в этом не было ничего удивительного. Тем не менее, девушке показалось, что ее окатили ледяной водой.

— А почему я нахожусь в Корнуолле?

Ее голос прозвучал глухо и медленно, от перенесенного шока.

— Потому, что мы привезли Вас сюда — терпеливо пояснил старик.

Валерия перевела взгляд на беловолосого, но его лицо ничего не выражало.

— Что вам нужно от меня?

Ученый кашлянул.

— Я кое-что успел Вам рассказать в Петербурге. Помните?

Девушка оцепенело уставилась на него.

— Помню ли я?

Прошло несколько секунд, прежде чем на ее лице появилось осмысленное выражение.

— Да, кажется. Что-то припоминаю. Вы несли какой-то бред о пятой группе крови и моей важной миссии в ваших проектах. Вы сумасшедшие? Или состоите в секте?

До нее потихоньку начало доходить, что обращались с ней довольно вежливо и предупредительно.

— Полагаю, что Вам надо отдохнуть — донесся голос второго мужчины, от которого по коже понеслись мурашки. — Вы обязательно обо всем узнаете в подробностях.

В его словах почудилась не то насмешка, не то угроза. Валерия, которая начала было храбриться, внутренне съежилась под взглядом его темных глаз под густыми бровями.

— Мне было бы проще говорить, если бы я знала, как вас зовут — с некоторым вызовом произнесла девушка.

— Мое имя Уолтер. Я занимаюсь важными вопросами, касательно… — тут он замялся. — В основном это касается здоровья и жизни. Я — врач, в некотором роде, и ученый. А господин рядом со мной — Милорд Торгрейн Эйнгард.

Валерия усмехнулась и произнесла, не удержавшись:

— А что, у милорда нет языка и сам он не способен представиться?

Годфри бросил быстрый взгляд на Эйнгарда, будучи уверенным, что тот недоволен. Однако Торгрейн никак не выдал своих эмоций и не показал вида, что рассержен или задет.

— Миледи — он сделал ударение на первом слове, — я рад, что Вы владеете английским достаточно, чтобы мы понимали друг друга. Поэтому в дальнейшем я приложу все усилия, чтобы наше общение оказалось достаточно плодотворным. Как я уже говорил, подробности Вы узнаете позже. Прошу меня извинить.

Валерия, опешившая от церемонности, с какой он разговаривал с ней, ответила плавным наклоном головы, пародируя жест угодливого придворного склонявшегося перед своим императором, который она видела недавно в кино. От Торгрейна не ускользнула эта деталь.

«Значит, у девчонки отсутствуют манеры и уважение к власти» — подумал он с легким раздражением. «И все же, она довольно смела. Учитывая обстоятельства». Он никак не выдал своих мыслей, оставив на лице маску холодного и сурового безразличия.

— Идем, Уолтер. Наша гостья пришла в себя и вполне сносно разговаривает. Даже пытается шутить. Как врач ты ей не понадобишься.

С этими словами он развернулся и вышел. Старик последовал за ним, укоризненно посмотрев на девушку. Валерия показала язык захлопнувшейся двери, встала с кровати и прошлась по комнате, обставленной не только богато, но и уютно.

К своему удивлению она обнаружила, что картины на стенах кисти Гольбейна, Сислея и Ренуара — весьма походят на подлинники. Ей стало интересно, развешаны ли оригиналы по всему дому и кто с таким старанием коллекционирует шедевры мировой живописи.

Она подошла к двери, в которую вышли старик и Торгрейн, но оказалось, что та заперта снаружи.

«Нужно бежать отсюда при первой возможности» — стучало у нее в голове. «Добраться бы до российского представительства. Знать бы, вообще, где я нахожусь. Кажется, они что-то говорили про Корнуолл…».

За ниспадающей портьерой девушка обнаружила еще дверь. Она осторожно повернула медную ручку. Дверь оказалась не заперта, но радость Валерии быстро прошла. Как оказалось, далее следовала целая анфилада комнат — столовая, библиотека, гостиная и замыкающая огромная ванная. Из гостиной можно было попасть на террасу, где Валерия снова испытала приятное волнение. Вроде того, когда она увидела картины на стенах и внушительное количество книг на полках в библиотеке.

Терраса была заставлена разнообразными цветами, в больших и маленьких горшках. Необычные расцветки и формы цветов привели Валерию в хорошее настроение. Она переходила от цветка к цветку, любуясь упругими бутонами, пока ее кто-то не окликнул тихонько сзади. Валерия обернулась. Перед ней стояла молоденькая светловолосая девушка.

— Добрый день, миледи. Меня зовут Игриэль. Я буду исполнять обязанности вашей личной горничной и помощницы.

— Очень мило — пробормотала Валерия. — Хотя день вовсе и не кажется добрым.

— Желаете чего-нибудь?

Тон горничной был безупречно вежливым. Валерия почувствовала себя стыдно. «Не стану же я срываться на слугах… Она то уж точно ни в чем не виновата».

Девушка постаралась улыбнуться.

— Благодарю. Думаю, то, чего я желаю, вы исполнить не в силах. А что это у вас в руках?

Игриэль поднесла металлическую овальную коробочку поближе и раскрыла ее.

— Это сантиметр. Пришла снять с Вас мерки.

— Для чего? — удивилась Валерия.

— Знаете, миледи, я неплохая портниха. Мы сошьем платье для Вашей церемонии — пояснила Игриэль.

Валерии ощутила, как кровь отхлынула у нее от щек.

— Какой еще церемонии?

Горничная замялась. У нее не было четких инструкций, о чем можно или нельзя было разговаривать с прибывшей гостьей, но все же ответила. Валерии показалось, что она ослышалась. И, замирая от потрясения, переспросила:

— Брачной? Но это невозможно.

Она обессилено опустилась на кресло, стоявшее на террасе. Игриэль смотрела на нее со смесью жалости и невероятного смущения.

— Я могу что-нибудь еще для Вас сделать? — пролепетала она.

— Да. Я хочу поговорить с Вашим хозяином. Сейчас же.

Горничная присела в реверансе и удалилась.

Валерия оцепенело смотрела на пышные соцветия, но голубые и коралловые краски будто померкли для нее.

«Весь этот кошмар происходит не со мной. Я сплю? Наверное, эти сектанты вбили себе в голову, что я сгожусь для принесения в жертву, а перед этим можно будет меня помучить. Разведут целый спектакль, а потом вздумают привязать к дереву и поднести пылающий факел к хворосту… Или уложат на стол и вырежут пентаграмму на груди…».

От этих мыслей ей легче не становилось и от возрастающего ужаса начинали шевелиться волосы на затылке.

Прошло какое-то время, прежде чем раздались шаги рядом с ней, а она все так же сидела в кресле, понуро опустив плечи, с отсутствующим взглядом.

— Вы хотели меня видеть.

Торгрейн присел на соседний стул.

— Потрудитесь объяснить, что означает эта глупая шутка с брачной церемонией?

— Жаль Вас огорчать, но это не шутка. Церемония состоится завтра вечером.

Завтра?

Валерия почувствовала приступ тошноты. Она подняла руку к груди, чтобы немного унять забившееся в тревоге сердце.

— Вам известно, что Вы совершаете преступление, удерживая меня тут насильно? Я уже не говорю о том, что меня похитили и привезли сюда? — гневно спросила она. — Мой отец Вас из-под земли достанет!

— Когда Вас хватятся, все будет кончено.

При этих словах у девушки к горлу подкатила едкая горечь. Боже, видимо они и правда собираются убить ее каким-то изощренным способом. Фанатики…

Заметив отразившийся на лице Валерии испуг, Торгрейн произнес:

— Не беспокойтесь. Я вовсе не собираюсь убивать Вас. Во всяком случае пока, — и спохватившись, добавил:

— Просто все будет иначе, чем раньше.

— Снова говорите загадками. Чем Вы тут занимаетесь?

— У Вас будет возможность все увидеть собственными глазами — ответил он уклончиво.

— Так всему причиной моя аномальная группа крови? Она необходима для экспериментов? Скажите, наконец, Вы не имеете права держать меня в неведении — сердито проговорила девушка.

Торгрейн нахмурил брови. Хотя она была права.

— Что ж… Если так хочется знать, завтра Вы станете моей женой. Со всеми вытекающими из этого последствиями — не удержавшись от мрачноватой иронии, ответил он.

Правда, ей было не до шуток.

— Женой? — переспросила Валерия с таким ошарашенным видом, что он бы рассмеялся, если бы все было не так серьезно. — С чего бы вам жениться на мне? Мы же совсем не знаем друг друга. Это… Это невозможно… Так не бывает! Зачем вам это? Я…я…я не хочу… Я не буду…

Она даже стала немного заикаться от невероятной новости, которую услышала.

— Валерия, успокойтесь.

Голос Торгрейна прозвучал скучающе, словно он в сотый раз объяснял вполне очевидные вещи.

— Не хочу успокаиваться! Мне будто мало сюрпризов на сегодня!

— Уолтер ведь все вам разъяснил.

— Ничего он не разъяснил! Он не говорил, что мне нужно будет выйти замуж за сумасшедшего!

Несмотря на панику, она готова была к обороне. Девушка была слишком потрясена, поэтому Торгрейн простил ей ее резкие выпады.

— Здесь нет ни одного сумасшедшего, поверьте. А еще я не желаю слушать оскорбления в мой адрес и в адрес моих слуг. Я выражаюсь вполне ясно, Валерия?

Она метнула в его сторону выразительный гневный взгляд, но промолчала.

— А теперь слушайте. Ваша группа крови стала той единственной причиной, по которой вы заинтересовали меня. Я ни разу не видел вас до того момента, как вы очнулись на кровати. Ученые считают, что смешение нашей крови даст ценное потомство. Вот и все. Это если коротко…

Девушка открыла рот, задыхаясь от возмущения.

— Вы собираетесь жениться на мне только из животноводческих соображений?

— Я бы не выражался столь категорично и грубо. Но общий смысл именно таков.

Она обхватила голову руками.

— Нет, это просто немыслимо! Как вы себе это представляете?

Торгрейн взглянул на нее саркастически:

— Как? Я бы предпочел практику теории.

Она зашипела в ответ, глядя на него прямо-таки убийственно.

— И после этих слов из нас двоих только я грублю? Вам известно, о чем я. Кто в здравом уме похищает женщин и женится на них? Это же сущее варварство, отсутствие культуры и приличий.

— Я рад, что мне достанется образованная жена, знающая толк в приличиях. Нам предстоит выходить в свет, быть на людях. Не хотелось бы испытывать стыд за ваше поведение.

— Скажите пожалуйста! — вскричала она. — Будто это я умоляю вас взять меня в жены. Если так, то я нарочно стану позорить себя и вас, заодно, чтобы вы поняли, какая образованная жена вам досталась и тогда бы не заостряли внимание на моих генетических отклонениях.

— К вашему несчастью, это отклонение послужит нам. Во всяком случае, мы возлагаем большие на это надежды.

Видя, что его не пронять, этого холодного и бессердечного типа, девушка решилась на последнюю угрозу. Она приняла как можно более презрительный вид, скрестив руки на груди, и заявила, чеканя каждое слово:

— А знаете, я не пойду добровольно на эту церемонию. Придется тащить меня силой — злорадно проговорила она. — Я ни слова не скажу из клятвы!

— Ничего, мы опустим эти детали. И уж поверьте, если придется, то Вас и потащат силой. Вам сделают укол транквилизатора или препарата, подавляющего волю. Церемония будет проведена в любом случае. Ваш выбор незначителен: либо отправится к алтарю своими ногами, либо на носилках. Выбирайте! — голос Торгрейна прозвучал резко и отрывисто. Валерия поняла, что теперь он вовсе не шутит.

— Но, почему? — потрясенно выдавила она. — Неужели вам все равно, что за женщина станет вашей женой, с кем вам придется делить кров и постель? Мы совсем не знаем друг друга. Поймите… Это ведь важно!

Он встал со своего стула и близко наклонился к ней так, что его глаза оказались на одном уровне с ее глазами. При ближайшем рассмотрении оказалось, что зрачки у него не черные, а темно-фиолетовые, почти как и остальная радужка.

— У нас впереди целая вечность, миледи, чтобы узнать друг друга. И поверьте — в прямом смысле этого слова.

Юго-Восточная Великобритания. Лондон. Район Вест-Енд

На последнем этаже дома в пентхаусе, в одном из лондонских небоскребов, у окна стоял мужчина. Его пепельные волосы со следами модной укладки были взлохмачены, а торс обнажен, демонстрируя прекрасное телосложение своего обладателя. В руке он держал бокал с красной жидкостью, которую издалека можно было бы принять за вино.

Мужчина хмуро рассматривал столь же хмурое небо, затянутое серыми облаками. Обычно он предпочитал именно такую погоду, но сегодня она не радовала его. Даже обрушившийся на город дождь не смог успокоить своей монотонностью Ареса Эйнгарда.

Его шпионы донесли ему невероятную новость о существовании пятой группы крови. Ему также стало известно, что носителем оказалась молодая девушка, которую, верный пес его братца — Уолтер Годфри — успел доставить в корнуольский особняк. И что сегодня уже готовилась церемония для заключения небывалого брака между Перворожденным королевской крови и обычной смертной женщиной. Точнее, обычной она никак не была, но сам факт подобного союза приводил в изумление.

Арес погрузил пятерню в волосы, размышляя о чем-то, а затем отошел от окна, не глядя на огромную постель, на которой лежало неподвижное женское тело. Судя по всему — мертвое. Он сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и потянулся за валявшимся на полу телефоном. Арес неплохо развлекся этой ночью, но теперь ему хотелось подумать в полном одиночестве, чтобы ничто его не отвлекало. Его голос прозвучал хрипло:

— Ангерис, ты мне нужен. Зайди.

Ангерис был Призванным. Девяносто лет назад Арес по странной прихоти спас его от позорной смерти и оставил себе в качестве слуги. Надо сказать, что все свои обязанности тот выполнял с особым рвением и почтением к своему Господину, избавившего его от ужасной казни за совершенные им злодеяния, а заодно и от всяческих земных страданий.

Их встреча произошла в Турции. То утро Ангерис запомнил навсегда, хотя старался забыть всеми силами. Голодный, со следами побоев он ждал казни через повешение, когда к нему в камеру вошел незнакомец. Он предложил ему вечную жизнь в обмен на столь же вечную и верную службу.

Озлобленный и одичавший турок решил, что над ним издеваются и накинулся на пришедшего, чтобы как-то выместить на нем все свои обиды. Каково же было его удивление, когда мужчина в белом плаще с легкостью отбросил его назад, а сам подпрыгнул, будто хищный тростниковый кот, и наступил на грудь Ангериса тяжелым сапогом, сшитым из превосходной кожи (Ангерис немало украл дорогих вещей за свою жизнь и разбирался в их стоимости). Незнакомец снова повторил свое предложение, ничуть не рассердившись, и напомнил, что уже слышны молитвенные выкрики муллы, а значит, казнь должна была вот-вот начаться.

Турок, подвывая от страха, согласился, не совсем понимая, чего от него хочет этот сильный и страшный господин. Дальше был укус, резкая боль, и Ангерис потерял сознание, не вынеся новых испытаний, погрузившись в пучину таких страшных сновидений, что можно было сойти с ума.

Как потом рассказал ему Арес, его просто выволокли на улицу и сбросили в сточную канаву за городом, решив, что его искусало какое-то неизвестное животное, отчего он и скончался, не дождавшись казни.

С тех пор турок получил не только жизнь, силу и бессмертие, но и рабский ошейник, который носил, впрочем, с непонятной гордостью. Никогда прежде не испытывавший добрых чувств, он привязался к своему Хозяину и готов был сгореть для него под солнцем, если бы тот приказал.

Сейчас Арес отдал ему обычное распоряжение — избавиться от умершей в постели девушки — ухоженной и высокооплачиваемой проститутки. Ангерис частенько приводил Хозяину таких девиц, достоверно зная его вкусы и предпочтения, не задавая лишних вопросов.

Пока турок возился с телом, Арес с удовольствием принял душ, думая о тревожащей его новости. Если та девчонка в скорости родит наследника, то ему — Аресу, можно будет распрощаться с мыслями о наследовании трона Перворожденных, что совершенно не входило в его честолюбивые планы. Отец и так предпочел оставить корону Торну, хотя именно Арес был старшим сыном. Конечно, он знал причину, по которой ему отказали в наследовании. Совет решил, что правитель Перворожденных не должен обладать низменными пороками и чернить честь королевского рода Эйнгардов.

Арес понимал, что для достижения цели ему понадобится поддержка членов Совета, а также большинства Перворожденных. Для этого еще предстояло поработать, чтобы высокий и неоспоримый авторитет братца пострадал. Как именно, Арес еще не знал. Он вынашивал планы мести со дня коронации, но ему ни разу не представилась возможность очернить брата. Торгрейн был до отвращения хорошим Королем.

Несколько раз Арес замышлял совершить государственный переворот и свергнуть Торгрейна. Он не раз представлял себе, как скованного серебряными цепями брата приводят к трону, на котором восседает он — Арес. Новоиспеченный Король непременно бы даровал милость своему ближайшему родственнику, если бы тот раскаялся и склонился перед своим повелителем. А уж если Торгрейн отказался бы, то ему пришлось бы его отправить в Изгнание, откуда нет пути назад. Еще никто из осужденных на Изгнание не возвращался живым. Было бы интересно, впрочем, испытать братца.

Арес признавал, что Торгрейн наделен недюжинной силой воли, кроме огромной физической силы, что делала его практически непобедимым. Почему-то старший Эйнгард был уверен, что отправь он младшего на подобное испытание, тот приложил бы все усилия и, кто знает, еще бы вернулся обратно требовать корону назад.

Плохо было то, что на стороне Торна было большинство. Ареса не уважали так, как брата. И все потому, что тот был излишне честен, прямолинеен и справедлив. Но сейчас Торгрейн собирался сделать нечто, выходящее за рамки дозволенного. Связать себя с человеком! Допустимо ли подобное?! Вызовет ли резонанс этот нелепый брак в среде Перворожденных, определится в ближайшее время. Но пропускать столь интригующее мероприятие Арес позволить себе не мог. Любопытство, замешанное на ненависти, подогревало его интерес.

Криво ухмыляясь, он подошел к шкафу и отодвинул зеркальную скользящую дверцу.

— У нас праздник — произнес он, обращаясь сам к себе, и снимая с вешалки упакованный в полиэтиленовый чехол смокинг. — Так постараемся же выглядеть безупречно.

И он хищно оскалился своему отражению.

Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл

Валерия мерила большими шагами спальню, нервно ломая руки, и бросая панические взгляды на пурпурно-алое платье, сшитое для нее. В иное время она бы восхитилась безупречному мастерству портнихи, сотворившей это парчовое чудо с длинным шлейфом. Но теперь его бордовые переливы напоминали ей тонкие струйки крови.

Она плохо спала ночью, прислушиваясь к шорохам и далеким голосам, доносившимся из коридора или через распахнутое окно. Валерия опасалась, что с ней могут сделать что-то под покровом ночи, отчего вся издергалась и не могла успокоиться, чтобы отдохнуть, а потому пришедший под утро сон был нервным и кошмарным. Она проснулась в холодном поту в предрассветное время и с тех пор уже не смогла сомкнуть глаз, хотя ее так и клонило прилечь на большую и удобную кровать.

С самого утра зарядил мелкий дождик, упрямо барабаня по крыше, заливая террасу с цветами и образуя лужицы воды на подоконнике. Свежий влажный воздух несколько приободрил ее и голова стала думать яснее.

Ее готовят к браку с предводителем этих… этих… не то фанатиков, не то идолопоклонников, а она совершенно беспомощна и позволяет им бесцеремонно вмешиваться в свою жизнь.

В дверь постучали. Это Игриэль пришла сообщить ей, что брачный союз будет заключен через несколько часов в узком кругу гостей, и место священника займет Уолтер Годфри, которому даны полномочия Распорядителя и Хранителя ритуалов, а заодно принесла поднос с пудингом, запеченным яблоком и румяными тостами. Валерия только сейчас поняла, как сильно проголодалась и съела все до последней крошки, под жалостливым и одобрительным взглядом горничной.

— Хотите еще? Я принесу.

Девушка дожевывала хрустящую булочку, поэтому просто кивнула. Да и с чего бы ей устраивать голодовку. Раз уж им что-то от нее нужно, нечто очень зловещее и неведомое, пусть как следует ее кормят.

Валерия предположила, что в основе брачного ритуала ее кровь сыграет некую важную роль. Старик ученый говорил, что ее ценность и значимость именно в этом. Кошмар наяву. Она вновь испытала прилив ужаса, перешедшего в злость.

«Никогда бы не подумала, что такое возможно в наше время» — с негодованием думала она.

Между тем Игриэль вернулась с подносом. Валерия решила кое о чем расспросить ее, наливая ароматный черный напиток из кофейника в чашку.

— Игриэль, ты давно здесь работаешь?

— Нет, не очень, миледи. Всего лет сорок.

Валерия поперхнулась.

— Сколько же тебе лет?

Горничная потупила взор.

— Сорок шесть, миледи.

Валерия посмотрела на ее юное лицо и упругую кожу, решив, что ослышалась или перепутала английское наименование цифр.

— Прости, как ты сказала?

— Мне — сорок шесть — улыбаясь, повторила Игриэль и на ее щеках заиграли ямочки.

— Но… Но ты удивительно, нет — необычайно молодо выглядишь!

И у Валерии мгновенно возник ассоциативный образ булгаковской Маргариты, щедро умастившей тело колдовским кремом.

— Дело в морском воздухе?

Последовавший ответ и вовсе сбил ее с толка.

— Миледи, все потому, что я из Призванных. Это произошло, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор я старею в десятки раз медленнее, чем обычные люди.

— Постой-ка…

Валерия облокотилась на спинку дивана, а потом и совсем сползла на сам диван.

— Здесь, правда, ставят научные эксперименты на людях? Вот почему все возятся со мной и несут чепуху про пятую группу крови.

— Нет, нет! Вы уникальны, миледи. Я мало что знаю, но для Вас окружающий мир полностью изменится, как только проведут церемонию Призывания. Традиции очень сильны в здешних местах. Вы не разочаруетесь.

— Я тоже стану… Призванной? Как это происходит?

— Простите, я и так многое Вам рассказала. До вечера Вы ничего не должны знать. Мне нужно покинуть Вас — извиняющимся тоном сказала Игриэль.

Валерия вздохнула, но позволила девушке уйти. Решив отвлечься от тягостных мыслей, она решила взять какую-нибудь книгу в библиотеке. Девушка долго бродила вдоль книжных полок, пребывая в растерянности, так как выбор оказался весьма велик. Наконец, она остановилась на одном экземпляре, удобно устроилась в широком кресле с горой подушечек и погрузилась в чтение.

Единственными вещами в мире, отвлекавшими ее от повседневности, были книги и кино. Она могла читать сутки напролет, с упоением отдаваясь чужой фантазии и умелому повествованию. Судьбы персонажей серьезно увлекали ее, становясь родными и близкими, за которых можно переживать так же, как и за реально существующих людей.

Главная героина романа, который выбрала Валерия, как раз переживала острый конфликт борьбы между долгом и чувством, как девушке показалось, что рядом с ней присутствует еще кто-то. Она тревожно оглянулась и вскрикнула от неожиданности. Рядом стоял Торгрейн, невозмутимо разглядывая ее.

— Что так увлеченно читаете?

Валерия прижала ладонь к бьющемуся сердцу и спросила сердито:

— Вы всегда так тихо подкрадываетесь?

— А Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос? — не сдавался он.

— Мердок. «Единорог». Вам это о чем-нибудь говорит?

— Поверьте, у меня было достаточно свободного времени и я, не скупясь, тратил его на образование. Я проштудировал не только эту, но и все библиотеки в Штормхолле.

— Вижу, в этом странном месте умеют распоряжаться временем и тайнами. Начиная от моего похищения и заканчивая пятидесятилетними слугами, которым на вид не дашь больше девятнадцати! — парировала Валерия. — Что скажете на это?

— Скажу, что мои слуги распускают языки — ответил Торгрейн, рассматривая перстень с аметистом на указательном пальце.

— Но Вы же не можете постоянно скрывать от меня свои истинные намерения!

— Я и не собираюсь. Просто Вы постоянно торопите события. Могу лишь пообещать, что такого в своей жизни Вы точно не видели и не испытывали.

Девушка хмыкнула и пожала плечами.

— Вряд ли я еще способна удивиться. После того, что произошло…

Глаза Торгрейна загадочно сверкнули.

— Вам виднее.

Он отошел от бюста Сократа, стоявшего на высокой тумбе у стены, и добавил:

— Я зашел на минуту. Сейчас придут мои помощники. Они подготовят Вас к церемонии. С Вами мы не увидимся до самого вечера.

Валерия подняла брови и насмешливо произнесла:

— Постараюсь не умереть от тоски по Вам.

— За этим как раз проследят. Так что и не надейтесь.

Если в его голосе был намек на приветливость, то теперь он пропал. Его лицо снова сделалось холодным и непроницаемым. Он слегка поклонился, прежде чем покинуть ее, и Валерия в сотый раз задалась вопросом о том, кем же является этот непонятный человек.

Нужно было бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от этого дома с его обитателями. Конечно, ей были любопытны произошедшие с ней перемены, ей нравились приключения, которых она всегда жаждала в душе, но теперь ей становилось страшно от грядущей и неотвратимой неизвестности.

Она выглянула в окно. Даже если бы она смогла спрыгнуть вниз без травм и ушибов, ее бы схватили постоянно дежурившие под окнами охранники в синих плащах. Наверное, единственный путь на свободу, как бы это не казалось странным, лежал через брачный алтарь. Церемония наверняка незаконная и не имеет юридической силы. Придется всего лишь подождать какое-то время, чтобы вызвать достаточную степень доверия, а уж там обязательно осуществить свой план.

Валерия была захвачена мыслями о побеге и размышляла о нем даже тогда, когда парикмахер сооружал на ее голове причудливую высокую прическу, вплетая алые ленты ей в волосы. Когда девушку облачили в свадебный наряд и подвели к огромному зеркалу в бронзовой раме, то она не узнала в этой царственной незнакомке себя. Она редко носила платья, а с волосами и подавно не любила возиться, предпочитая их распущенными или завязанными в хвост.

В этом же платье она почувствовала себя языческой королевой и будто услыхала бой жертвенных барабанов, и призывной клич сотен раскрашенных воинов, бряцающих оружием. Валерия вздрогнула, когда Игриэль коснулась ее плеча и прошептала: «пора», а затем ее повели по коридорам и залам в сопровождении гвардейцев.

Она впервые покинула свои покои и могла убедиться в том, с какой утонченной роскошью и вниманием был обставлен дом. Сочетание ценных пород древесины и натурального камня, высоких окон с разноцветными стеклами, хрустальных бра и люстр, бесчисленных скульптур и картин создавало общий весьма благоприятный эффект спокойного, сдержанного, но при этом привлекающего взор своей необычностью интерьера. Девушка насчитала, как минимум, еще четырех Ренуаров, шесть Писарро и несколько Дега, а затем сбилась со счета.

«Если это и правда не копии», — сказала она себе — «то здесь просто шикарная коллекция живописи. Поразительно… Любой музей мира приобрел или, еще лучше, принял бы в дар хотя бы одну из этих картин…».

Нервный смешок сорвался у нее с губ. «Решается моя участь, а я думаю о музеях. Наверное, я на грани…».

Широкая лестница, оказавшаяся перед ней, с небольшими ажурными фонариками по бокам, сбегала вниз по спирали в призрачную темноту. Фонари не горели. Вместо них источником света служили расставленные на одинаковом расстоянии канделябры с дюжиной зажженных свечей. В отличие от предметов декора, виденных ею ранее, здесь все казалось очень старым. Стены шахты, куда они спускались, были выкрашены толстым слоем известки, облупившейся местами. Позолота на толстых массивных подсвечниках почти исчезла с поверхности и отливала больше зеленым, чем золотым.

Чем ниже они спускались, тем явственнее ощущался запах не то сырости, не то плесени. У подножия лестницы их ожидал Годфри. Его благожелательный взгляд подбодрил Валерию и она позволила ему вести себя дальше по узкой галерее. Гвардейцы чуть отстали, но неотступно следовали за ними.

С высоких стен и потолка на Валерию мчались нарисованные рыцари и кони, со следами копоти от вереницы факелов, крепко засевших в каменной кладке подземелья. Огонь и сейчас ярко полыхал в них, а по выпуклым железным бокам стекало масло, шипя и падая на гладкую напольную плитку.

В конце коридора виднелась деревянная дощатая дверь. Ее петли в виде горизонтальных металлических стрел, были тронуты ржавчиной и потому протестующее заскрипели, когда дверь отворили. Девушка очутилась в огромной зале со сводчатым потолком.

Двойные ряды колонн вели к возвышению в виде огромного темно-серого куба, с венчавшей его ротондой. Там, облаченный в алую мантию, ее ожидал Торгрейн и еще несколько фигур, закутанных в плащи. Их лица скрывали черные и красные маски.

Валерии с трудом дались эти последние шаги, но она постаралась успокоиться и как можно увереннее, прошла по мозаичному полу, с утопленными в него медными лентами, складывающиеся в спирали и квадраты.

Она поднялась по ступеням, где ее взял за руку Торгрейн. Они встретились глазами, отчего Валерия ощутила необъяснимую дрожь и первой отвела взгляд, не в силах противиться ледяному воздействию на нее этого пугающего алебастрового лица. Если бы она могла прочесть его мысли, то удивилась бы. Он вовсе не собирался ее запугивать. Ему самому было любопытно, что он испытывает в данный момент и никак не мог разобраться в себе. Валерия держалась весьма достойно и ничем не выдавала своего страха. И он невольно зауважал ее за это.

Торгрейн подвел Валерию к стоящей посередине ротонды шестиугольной чаше. Чаша была очень и очень древняя. Свидетельством этому были множественные трещинки, сколы и зазубрины, покрывавшие потемневший розовый мрамор. Овальную впадину чаши украшал рельефный орнамент.

Валерии не понравились буроватые пятна на нем и она вопросительно посмотрела на Торгрейна. Тут откуда-то полилась органная музыка, столь пленительная, что девушка замерла на месте, совершенно околдованная этой мелодией. Это была абсолютная гармония и красота, с оттенками печали. Невозможно было вообразить, что такую музыку способен был написать человек. Она скорее казалась порождением сверхъестественных сил, недоступным пониманию простого человеческого разума.

Эйнгард с некоторым изумлением заметил льющиеся по щекам Валерии слезы, но в ее глазах не было ужаса, а лишь всеобъемлющее упоение и восторг. Он позволил себе украдкой от остальных отереть ее мокрые щеки, и этот жест вызвал у девушки смущенную полуулыбку, и подал знак Годфри, который стоял рядом с двумя кубками в руках.

Торгрейн взял ладонь Валерии в свою руку, а затем совершенно неожиданно молниеносным движением полоснул по ней тонким лезвием острейшего ножа, который все это время прятал в рукаве. Она с криком дернулась, пытаясь вырваться, но Торгрейн крепко держал ее, зажав кровоточащую руку над чашей.

Валерия хотела что-то возмущенно сказать, но к своему полнейшему изумлению поняла, что не может произнести ни слова. К тому же, ее тело отказалось ей повиноваться, что перепугало ее еще больше. Тем временем, Торгрейн сделал надрез на своей руке, пока Валерия стояла рядом в полнейшем оцепенении, и зажал руку в кулак, чтобы окропить чашу своей кровью. Затем он соединил их ладони вместе так, чтобы кровь человека и Перворожденного смешалась в их венах.

Девушка наблюдала за ритуалом, как завороженная. Иногда ей казалось, будто она видит себя со стороны — бледную, застывшую, под руку с еще более бледным мужчиной, навязавшим ей брачные узы. Гематехнолог обошел стоящую перед ним пару несколько раз, нашептывая что-то себе под нос, а затем произнес:

— Вот эта женщина, что станет твоей женой. Согласен ли ты произнести священные обеты, чтобы кровь твоя не была пролита напрасно. Знаешь ли ты, ради чего пролил свою кровь и с кем разделил ее?

Торгрейн посмотрел на Валерию. Она была напугана до смерти, но при этом всячески демонстрировала отсутствие паники, выставляя подбородок вперед и глядя на него с гордым вызовом человека, понимающего свое положение, в котором он, однако, не распоряжается своей судьбой. Момент истины настал. И он твердо, решительно сказал:

— Я знаю. И потому беру эту женщины в жены, чтобы она разделила со мной мою жизнь и судьбу.

Старик обратился к девушке:

— Вот этот мужчина, что станет твоим мужем. Принимай его таким, каким он был создан и укрепляй Великий Союз, ибо он станет вести тебя отныне и ему ты доверишь свою жизнь и судьбу, чтобы он мог доверять тебе, как самому себе. Согласна ли ты?

Валерия пришла в негодование. Женская и мужская клятвы отличались, как день и ночь. Он словно делал ей огромное одолжение, милостиво согласившись взять ее в жены. От возмущения слова застряли у нее в горле. Пауза затянулась. Эйнгард видел, что она сердится из-за клятвы, но ничего не мог поделать со сложившимися традициями. Такова уж была их участь: мужчины — руководить и направлять, а женщины — следовать и поддерживать. Он тихо произнес:

— Ну, же, Валерия. Это старинная клятва верности. Ее произносят все Перворожденные, вступающие в брак. В этих словах нет ничего постыдного. Я жду.

Она с ненавистью посмотрела ему прямо в глаза. Ее брови сошлись на переносице и ему показалось, что она сейчас пустится бежать прочь, чего ему совсем не хотелось, ведь в таком случае ее пришлось бы вернуть и заставить произнести слова. Поэтому он был рад, когда Валерия разжала плотно сомкнутые губы и выдавила:

— Согласна.

Уолтер опустил два бокала в чашу и протянул Валерии и Торгрейну, со словами:

— А теперь испейте саму Жизнь и пусть она крепко прорастет в вас обоих, навеки скрепив священный союз нерушимостью и силой.

Валерия с отвращением наблюдала, как Торгрейн делает глоток, а потом протягивает кубок и ей, пристально глядя прямо в глаза.

— Тебе придется это выпить. Я бы не хотел вливать содержимое насильно.

Дрожа от негодования, она зажмурилась и пригубила из бокала. От теплого и солоноватого привкуса ее замутило, но она собрала в кулак всю свою волю и таки проглотила багровый коктейль, едва устояв на ногах. Она пошатнулась, но Торгрейн придержал ее за плечи. Мозаичный пол так и плясал перед ее затуманившимся взором.

«Я сейчас упаду… Упаду…» — думала девушка, но все еще продолжала стоять под торжественно-мрачный аккомпанемент невидимого музыканта. Звуки оборвались столь же внезапно, как и начались. Магия, зачаровавшая ее, завершилась. Непостижимо, но видимо в сплетении нот таилась гипнотическая и подавляющая мощь. Валерия ощутила прилив сил и лучистая энергия заструилась внутри нее.

— А теперь, — сказал Гематехнолог — можете обменяться кольцами, чтобы окончательно скрепить ваш союз и сделать его нерушимым.

Торгрейн взял с подушечки тонкое золотое кольцо, все в завитушках и надписью, которую разобрать было невозможно. Он аккуратно надел кольцо на палец Велерии. При этом, оно не сразу скользнуло по фаланге, а немного застряло на полпути.

Одна из примет сразу вспомнилась ему: если обручальное кольцо поведет себя таким образом, то быть браку нестабильным, а жене — непослушной. Все же, он откинул дурные мысли. Видимо, Валерия не знала эту примету, иначе бы обязательно это показала. Или просто была слишком взволнована и была поглощена мыслями о столь удручающих событиях в ее жизни. Дрожащими пальцами, она взяла кольцо большего размера, в точности повторяющее рисунком свое, и поднесла к руке Торгрейна.

— В присутствии достопочтимых свидетелей — Членов Совета Перворожденных, я, Уолтер Годфри, Главный Гематехнолог, исполняющий обязанности Распорядителя церемонии бракосочетания между Милордом Торгрейном, Королем Темного народа, и миледи Валерией, объявляю о том, что брак заключен по взаимному согласию обоих сторон. Церемония окончена, господа.

Фигуры, молча наблюдавшие за происходящим, зашевелились и одна за другой спустились по ступенькам в зал, покидая его.

— Неужели я все пропустил! — раздался насмешливый возглас и Валерия увидела приближавшегося к ним мужчину, одетого в смокинг. Взъерошенные волосы придавали ему небрежный и легкомысленный вид, смягчая откровенно-чувственные черты лица.

— Арес, извини, мы не стали рассылать приглашения, — произнес Торгрейн нарочито вежливым тоном, но от Валерии не укрылась холодность, с которой он это произнес.

— Ничего, Торн. К счастью, меня успели оповестить о столь знаменательном событии, — ответил Арес, разглядывая из-под низких бровей Валерию от подола платья до вплетенных в волосы лент. — Представишь нас?

Годфри, наблюдавший за братьями, отлично понимал, что кажущаяся вежливость может в любой момент перерасти в ссору. Они не были дружны, а при редких встречах не упускали возможности съязвить в адрес другого. Арес был очень опасен. Особенно после унизительной сцены много лет назад, когда Совет во главе с Вильгельмом выступил за кандидатуру Торгрейна.

— Моя жена — Валерия.

Он сделал ударение на слове «моя». И от Ареса не ускользнул скрыто подчеркнутый смысл этой фразы.

— Она недавно приехала и еще не освоилась со здешними порядками.

Арес понял, что девушка до сих пор не знает о существовании Перворожденных и о смысле прошедшей церемонии. Торгрейн обратился к Валерии:

— Позволь представить тебе моего единоутробного брата — Ареса Эйнгарда. Он не часто приезжает сюда, потому как живет в Лондоне, где очень и очень занят. Боюсь, что и сейчас он заехал буквально на часок и наверняка уже опаздывает на важную встречу.

Арес, прекрасно понимая, что его не ждали и что присутствие его вовсе нежелательно, широко улыбнулся.

— Но теперь я постараюсь бывать тут чаще, братец. Мы же одна семья! Я специально отменил все встречи. Мои банкиры подождут.

Валерия не могла отделаться от мысли, что перед ней стоит хищный зверь в человеческом облике. Она не могла объяснить своего беспокойства, но в безупречной внешности Ареса, такой холеной, была какая-то фальшь и угроза. Если раньше Торгрейн вызывал у нее опасения, то теперь ей хотелось спрятаться за его спину, лишь бы старший Эйнгард не рассматривал ее с неприкрытым вожделением.

— Но где же гости? — поинтересовался Арес. — Или все уже разошлись?

— Нет, — ответил ему брат. — Это была закрытая церемония. О ней пока незачем знать остальным членам клана.

— Торн, как же наши традиции? — воскликнул Арес в надуманном возмущении. — Ты всегда старательно исполнял их все, чем весьма отличался от меня. Он повернулся к Валерии:

— Знаете, потому я и поселился в главном городе страны и живу не в сыром средневековом особнячке на болотах, а в шикарном небоскребе в одном из элитных кварталов Лондона. Посещаю вечеринки, веду светский образ жизни. Нахожусь в центре событий. Чем весьма доволен.

— И поэтому, — продолжил за него Торгрейн с недобрым блеском в глазах, — ты, конечно, не задержишься в этом затхлом месте надолго. Я беспокоюсь о твоей модной прическе и маникюре, брат.

Валерия поняла, что между братьями существует серьезный разлад. Она еще не знала причины, но то, что это была практически взаимная ненависть, не сомневалась. Девушка решила вмешаться, чем вызвала молчаливое одобрение со стороны Гематехнолога.

— Пожалуйста, — произнесла она очень мягким голосом, со смущенной улыбкой, — давайте пойдем наверх. Я начинаю мерзнуть.

— Конечно, Валерия, — ответил Торгрейн, буравивший взглядом брата, и предложил ей руку. Арес и Уолтер последовали за ними.

Северный Ледовитый океан. Восточная часть Гренландии

Вдоль ледяных нагромождений островерхих сугробов и вмерзших в них валунов, скакал всадник на чалой лошади. Несмотря на обманчиво яркое солнце и безоблачное небо, холод был обжигающим. Ветер срывал и поднимал целые тучи снежной крошки вперемешку с песком и гнал его по острову, пригибая к земле низкие чахлые кустарники. Здешние льды не таяли столетиями и холодный покров превратился в толстый непробиваемый панцирь. Белая холмистая равнина казалась безжизненной.

Все же, всадник не выказывал страха перед грозными силами природы. Его дыхание было ровным, а тело — расслабленным. У одного из скалистых образований он остановил лошадь, спешился, потрепав ее по мохнатой холке, и далее повел под уздцы. Было видно, что он хорошо заботится о своем скакуне, потому как бока и спину коня покрывала толстая шерстяная попона.

При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что человек, как ни странно, прячется от солнца, нежели от мороза. Слишком тщательно он натягивал капюшон на самые глаза, которые вдобавок прятал под широкими темными очками. Столь же тщательно были укрыты от солнечных лучей и руки, и ноги, и шея.

Человек преодолел снежный перевал и вышел к узкому заливу с почти отвесными берегами. Мимо застывших нагромождений утесов и хребтов, величаво плыли айсберги — многотонные синие глыбы, словно охранявшие океан от незваных гостей. И напрасно: местный климат не слишком располагал к частым увеселительным прогулкам. Потому безмолвные ледяные стражи могли степенно следовать своему маршруту.

Путник внимательно осмотрел дорогу перед собой, выискивая некие ориентиры. Наконец, он нашел то, что искал и начал спускаться вниз по узкой скалистой тропинке, ведя за собой лошадь, пока не оказался на широкой каменной площадке с входом в пещеру. Человек последовал внутрь, прошел некоторое расстояние и пошарил рукой на одной из стен. Послышался щелчок и пещера озарилась слабым мерцающим светом. Здесь он оставил лошадь, привязав ее к вбитому в стене железному кольцу, где животное сразу погрузило мохнатую морду в ясли, с хрустом поедая засыпанный кем-то ранее овес.

Он уверенно двинулся дальше к массивной двери и несколько раз постучал в нее. Грохнули и заскрипели отпираемые засовы. В проеме показалась голова в тусклом желтом шлеме и глухо произнесла:

— Да будет вечен сумрак ночи…

И путник немедля подхватил:

— И в этом клялся вам помочь я.

Пароль был принят. Дверь медленно открылась. Один из стражников, охранявших тайный вход, жестом пригласил путника следовать за ним.

Они миновали несколько больших залов и коридоров, пока не вышли в одну из самых просторных пещер этого причудливого дома, внутренний вид которого помогала создавать сама природа. Пещера освещалась тысячью горящих свечей и факелов. На помосте, устланном коврами, за крепким дубовым столом сидел седовласый мужчина в бархатном длиннополом камзоле и изучал лежавшие перед ним бумаги.

— Посланник прибыл, — возвестил гвардеец с поклоном и занял место у выхода.

— Мой Господин, — произнес посланник, преклоняя колено.

Вильгельм Корнуольский, бывший правитель Перворожденных, добровольно покинувший своих подданных много десятилетий назад, поднялся с кресла и махнул рукой:

— Поднимись, Никерис. Ты видел моего младшего сына? Что нового при дворе?

— Господин, — кашлянул тот, — вести, которые я принес, весьма неожиданны.

— Дурные вести? Арес что-то натворил?

— Нет. Это касается Милорда Торгрейна. Он женился.

Вильгельм поднял седые брови и выразительно ими подвигал.

— На Ирме, я полагаю. Вот уж не думал, что она способна выбить из Торна кольцо.

— Совсем нет, Господин. Ваш сын, — тут Никерис помедлил, не решаясь сказать такую новость вслух, — ваш сын взял в жены смертную девушку.

Вильгельм подумал, что ослышался и в грозном недоумении уточнил, правильно ли он расслышал.

— Как такое могло случиться! Ты уверен, что все понял верно? Главный из Перворожденных и земная женщина! Я не способен в это поверить! — он тяжело опустился в кресло, так сжав подлокотник, что костяшки пальцев резко выступили из кожи.

— Это еще не все, Господин.

Вильгельм бросил на посланника взгляд, будто говоривший: неужели дурные вести на этом не закончились? Но кивнул ему, чтобы тот продолжал.

— Она — носитель редчайшей, а точнее единственной в своем роде группы крови. Уолтер Годфри, наш Главный Гематехнолог, полагает, что это, должно быть, пятая группа. Во всяком случае, она может ею оказаться.

При этих словах Великий Корнуолец подался вперед, а затем откинулся назад, внимательно слушая.

— У нее полная совместимость с кровью Перворожденных, будто она сама из нашего рода. Церемония состоялась две недели назад в поместье Милорда Торгрейна. Кстати, Милорд Арес также присутствовал там.

Вильгельм поморщился. Он недолюбливал старшего сына за чрезмерную склонность к жестокости, алчности и коварству. Именно по этим причинам он предпочел младшего Эйнгарда — рассудительного, хладнокровного и разумного. Именно такой правитель должен быть у Перворожденных. И вот теперь такая новость.

— И что же девчонка? — спросил Вильгельм, поглаживая бороду.

Никерис задумался на мгновение, не зная, как правильно описать нынешнюю хозяйку Штормхолла.

— Насколько мне стало известно, она не подозревала о существовании нашего народа и о его влиянии в мире. Ее обнаружили в России, в Санкт-Петербурге совершенно случайно.

— В России? Забавно, — хмыкнул Вильгельм. — На каком же языке общался мой сын с этой русской девчонкой?

— Господин, девушка получила достойное образование. И вполне сносно изъясняется на английском.

— Гм… Ладно. Что еще?

— Она молода и хороша собой, изящно сложена и выглядит достойной высокой чести, которую ей оказал Милорд Торгрейн. Кстати, — добавил Никерис, будто вспомнив о чем-то важном, — мой осведомитель донес, будто Милорд Арес оказался на церемонии не случайно, ведь та была закрытой и Милорд Торгрейн не приглашал никого из Перворожденных, кроме Уолтера Годфри, который вел церемонию. А свидетелями выступили Члены Совета.

Великий Корнуолец покачал головой.

— Но на что Торну эта девушка? Он мог бы жениться на высокородной Перворожденной. Никто бы не отказал ему.

— Так и есть, — согласился посланник. — Но наш Гематехнолог убежден, что дети от этого союза родятся с необычайной физической силой и одаренностью.

— Старый пройдоха! — воскликнул Вильгельм, но в словах его сквозило восхищение. — Вечно он придумывает какие-нибудь хитроумные комбинации. Посмотрим, как станут развиваться события… Что касается Ареса, — продолжил он, — то я ничуть не удивлен его поведением. Я бы переживал, если бы не Торн, а кто-нибудь послабее занимал престол.

Он замолчал, продолжая поглаживать бороду. Было о чем поразмышлять. Но размышлять он предпочитал в одиночестве.

— Никерис, ты верно служишь мне и заслуживаешь награды.

— Благодарю, Господин. Я лишь выполняю свой долг и иной награды, кроме как служить Вам, мне не требуется.

— И тем не менее, зайди к моему казначею. Или как там теперь говорят — банкиру! Добрая служба должна находить поощрение. Ступай.

Посланник удалился, оставив своего Господина обдумывать услышанное. Вильгельм понимал, что случай объединения двух противоположных рас совершенно уникален. Перворожденные, они же вампиры в простонародье, никогда не смешивали свою бесценную кровь с кровью людей. Слишком много существовало тому препятствий.

Начиная хотя бы с того, что Перворожденные веками использовали кровь людей для пропитания и заканчивая тем, что ни один человек из сотен испытуемых не сумел выжить после вливания им крови Перворожденных.

Раньше охота на людей была своеобразным видом спорта, доступным развлечением и необходимостью. Но теперь, мало кто из Перворожденных позволял себе открыто преследовать при свете дня намеченную жертву. Условия игры изменились. Дело осложнялось тем, что плотность населения сильно возросла, стало труднее застать человека врасплох. Жертвы часто умело оборонялись или поднимали такой шум, что заниматься охотой стало невыгодно и трудно.

Несомненно, многие случаи замалчивались и укрывались полицией, судами и прессой, куда распространялось влияние Перворожденных. Но однажды тайна существования и власти могла быть раскрыта и тогда толпы религиозных фанатиков обрушили бы свою ярость на всех, кто мог быть подозрительно похожим на вампира. Хоть последние и превосходят людей по уму, выносливости, но и у них есть свои слабости, которые люди могут обратить против них.

Несколько десятилетий назад в лабораторных условиях удалось создать так называемый гемоглобиновый концентрат, на основе которого появилась возможность клонировать сыворотку, равнозначную по питательности с только что добытой человеческой кровью. Таким образом, проблема пропитания десяти миллионов Перворожденных, как и Призванных, была решена.

Сыворотка не исключала возможности охотиться, но главы кланов предупредили об ответственности, призывая к крайне осторожному поведению, особенно молодых — самых бесстрашных, наглых и своевольных.

Вильгельм недовольно покачал головой: в нынешние времена молодежь не отличалась послушанием. А дурной пример Ареса, подобно заразной болезни, подтачивал авторитет старших. Вильгельму не раз доносили о дерзких речах сына. Они ставили под сомнение сложившиеся веками законы и порядки — основы основ системы управления вольным народом ночи. Поговаривали, что Арес в открытую пренебрегает правилами добычи пищи, а его слуга-турок охотится днем на проституток для своего Хозяина, а затем выбрасывает их тела около полицейского участка.

Великий Корнуолец надеялся, что Торгрейн призовет брата к ответу, но тот медлил, полагая, что таким образом Арес вымещает свою злость из-за решения передачи трона не в его пользу. Кто знает, может Торн выжидал подходящий случай, чтобы незамедлительно урезонить старшего брата и отправить его в Ссылку (или Изгнание) — самое жаркое и пустынное место на планете, африканскую пустыню.

Обычно наказанию Ссылкой подвергали предателей и убийц. Ежели один Перворожденный был замешан в убийстве другого Перворожденного без весомой на то причины, например, не защищался в честной битве, то его приговаривали к Изгнанию, сроком от одного года до нескольких десятков, а то и сотен лет. А оно означало скорую смерть или мучительное и жалкое существование вдали от привычного образа жизни.

Провинившийся был обречен жить в ливийской пустыне, близ нагорья Тибести, прикованный длинной цепью к одной из скал, временно укрывающей от палящего солнца. Вторую же часть дня нужно было зарываться в песок или некими ухищрениями избегать губительных солнечных лучей. К тому же, сама стальная цепь заключала в себе примеси серебра, которые ужасно раздражали кожу наказанного, вызывая нестерпимый зуд и жжение, а заодно и лишали преступника всех его сил, данными ему при рождении или после Призывания.

Питался он случайно пойманными мышами, змеями, и прочими обитателями пустыни, попавшими ему в руки. Порой, обезумев от постоянного страха попасть под палящее солнце, натерпевшись от ожогов и ненасытного голода, преступник в какой-то момент кидался на открытое пространство, чтобы его муки поскорее закончились.

Наказание было жестоким, но тем сильнее должен был быть страх перед ним. Тот факт, что Арес совершенно не боялся этого, не смущал ни Вильгельма, ни Торгрейна. Закон есть закон. Он одинаков для всех, какое бы высокое положение не занимал преступивший его.

Однако, Вильгельм надеялся, что ему не придется услышать однажды, что Арес подвергнут наказанию Изгнанием. Все-таки он приходился ему единокровным сыном.

Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл

Все утро над берегом висел густой молочный туман. Он расползался во все стороны и тянул дрожащие щупальца вверх, постепенно завладевая сперва исполинским утесом, на котором гордой твердыней возвышался Штормхолл, а затем и самим особняком, одолев, правда, всего лишь четверть здания.

Валерия молча созерцала это зловещее великолепие, невольно восхищаясь мистической красотой этих мест. Снизу доносился гул океанского прибоя и редкая чайка взмывала к верхушкам гранитных скал, предпочитая в такое ненастье ютиться в расщелинах, старательно оберегая птенцов широкими крыльями.

Между тем голубоватые нити окутали ступни и лодыжки Валерии, и внезапно она почувствовала себя очень одиноко, несмотря на четверых гвардейцев, стоявших чуть поодаль, охраняя ее, а заодно и наблюдая за новой хозяйкой Штормхолла. Торгрейн строго настрого приказал им не отступать от жены ни на шаг, в чем она уже успела убедиться. Стражи не говорили с ней, не прикасались, но действовали на нервы удручающим образом своим тихим и навязчивым присутствием.

За последние несколько суток Валерия имела возможность убедиться не раз в том, о чем сначала догадывалась, а потом и убедилась. Страх сменился неверием, неверие — потрясением, а уж потом пришло и осмысление. Девушка сделала потрясающее открытие — вампиры существуют!

Сразу после церемонии, напуганная и озадаченная странным скреплением брачных уз с распитием крови жениха и невесты, Валерия больше молчала, порой не в силах поверить, что находится в Великобритании, а не в родном Петербурге. Она с опаской ожидала и брачной ночи, полагая, что последуют еще более шокирующие события в угоду языческим традициям этих варваров. Но муж даже не попытался поцеловать ее.

Его холодное поведение окончательно сбило с толка Валерию. Разве они не муж и жена отныне? Девушка попыталась прочесть хоть что-нибудь на его неправдоподобно красивом лице, столь же белом, как тот мрамор, которым изобиловали стены и пол. Но тщетно. Торгрейн уехал в спешке, не пробыв с женой и трех часов. Не был ли тому виной Арес?

Валерия вспомнила выражение лица Торгрейна, когда Арес появился на церемонии. И померещилось ли ей та отчужденность, с которой братья говорили при ней? Сам Арес, хоть и улыбался вовсю, в отличие от мрачного, как туча, Торгрейна, но при этом его улыбка грозила вот-вот превратится в звериный оскал.

Нет, она не испытывала влечения к мужу и не желала его объятий, но все же он совсем ее обескуражил. Они расстались на пороге ее спальни, куда ее проводил Торгрейн после непродолжительного ужина в честь их свадьбы. Валерия была ему благодарна за это, не в силах более выносить пугающие взгляды змеиных глаз Ареса.

— Вы довольны, Миледи? — спросил он перед тем, как удалиться.

Она фыркнула, стараясь вложить в этот лишенный уважения звук все свое отношение к нему.

— Даже не думайте, что запугали меня этими странными обрядами. Свадьба, где муж и жена пьют кровь друг у друга, совершенно отвратительное и мерзкое событие. Вы не составили о себе хорошего мнения. И вряд ли Вам удастся что-то изменить.

Он склонил голову набок. Казалось, ее слова ничуть не задели его.

— Конечно, Валерия, я не стою Вашего хорошего мнения обо мне. А насчет крови не беспокойтесь и размышляйте на досуге о том, что я сейчас скажу. Если в наших традициях пролить немного бесценной жидкости, которую мы беспредельно почитаем, означает истинное доверие и согласие между супругами, то у людей все обстоит иначе. Разве мужчина и женщина из человеческого рода не пьют кровь друг друга на протяжении долгих месяцев и лет? Пусть в переносном смысле, но зато это кровоточащее действо длится бесконечно, пока не завершается скандальным разводом. Если вам больше нравится думать о том, что наши традиции отвратительны, продолжайте Ваше наивное заблуждение и дальше.

Теперь любопытство подтачивало ее: она не видела Торгрейна целую неделю. Однако, это время не прошло напрасно. Умирая от скуки, она уже исследовала все свои покои, изучила книги, не желая читать большую часть из них, так как была не в настроении. Ей было позволено гулять по особняку и прилегающей территории, чем она и воспользовалась.

Штормхолл был огромным и выглядел, как неприступная средневековая крепость. Его бесчисленные галереи, коридоры и залы чередовали друг друга, спускаясь вниз, в темные подвалы и переходы, или поднимаясь наверх, к башням и смотровым площадкам, винтовыми, узкими и парадными лестницами.

Валерия исходила почти все закоулки особняка, кроме Северного крыла, который выступал над океаном одним своим боком. Она не ставила целью что-то обнаружить, так как после свадьбы с ней ничего сверхъестественного не происходило.

Девушка брела по длинной галерее, рассеянно смотря на портреты знатных господ в доспехах и роскошных одеяниях. Они столь высокомерно взирали на нее с высоты своего роста, что казалось вот-вот слова раздражения сорвутся с их надменных губ и они попросят Валерию поскорее идти мимо, не разглядывая их столь дерзким образом.

Наконец, она дошла до поворота, где обнаружила еще один коридор, со слабо горевшими люминесцентными лампами. Лампы немного озадачили ее, ведь здесь большая часть помещений освещалась свечами и факелами, а также масляными светильниками. Она даже привыкла к этой причуде обладателей особняка и не удивлялась, когда Игриэль тихонько заходила к ней по вечерам, чтобы зажечь большое количество свечей.

Лампы издавали гудение, то угасая, то вновь вспыхивая белым светом. Вокруг никого не было. Двое Стражей находились в начале галереи и не обратили внимания, куда пошла Валерия, ведь отныне она была женой их Повелителя, а значит, могла находиться в Штормхолле где ей заблагорассудится. Девушка осторожно двинулась дальше, минуя узкие окна, похожие на бойницы, и вышла к лестнице, круто уходящей вниз.

Держась рукой за перила, она начала спускаться, касаясь изогнутых балясин, похожих на вздымающиеся волны в бурю. Лампы потрескивали, действуя на нервы. Подол платья волочился вслед за ней, шурша, как целый ворох осенних листьев. Это тоже не успокаивало девушку. Ей казалось, что она производит ненужный в этом полумраке шум. Словно боялась привлечь невидимое чудовище, притаившееся в темном углу.

Чудовище так и не появилось, зато лестница вывела Валерию к проему, за которым она обнаружила дверь. Не зная, что ждет ее за этой дверью, она осторожно толкнула ее и та приоткрылась. Здесь ламп не было, а источник света был где-то вдалеке, за странными полиэтиленовыми шторами, отчего помещение казалось окрашенным в мутноватые серые оттенки. Отодвигая шторы, она шла вперед, и ей все меньше и меньше хотелось идти дальше. Кафель под ее ногами поскрипывал, а по стенам метались рваные тени, которые отбрасывал плотный полиэтилен, колышась от сквозняка и движений Валерии.

Последний отрезок штор метнулся и открыл взору неприятную картину: на гладком полу темнели овальные пятна, переходя от крупных до мелких, будто здесь что-то пролили, а потом и разбрызгали из пакета с томатным соком. Чувствуя, как у нее холодеет спина, девушка замерла на месте.

Выложенная бордовым кафелем, от пола до потолка, комната представляла собой сильно вытянутый прямоугольник метров тридцать в длину и пятнадцать — в ширину. Два ряда цинковых столов делили ее примерно пополам. Столы были заставлены пробирками, микроскопами, склянками всех размеров и форм, хищно поблескивавшими неизвестными приборами и разбросанными то там, то здесь хирургическими инструментами. Посреди этого научного хаоса к ней спиной сидел Годфри и аккуратно делал надрез на мускулистой груди полуобнаженного мужчины, привязанного к металлическому щиту. Мужчина испускал грубые проклятья в адрес Гематехнолога, но тот и ухом не вел, продолжая заниматься своей работой.

— Когда-нибудь я доберусь до тебя, старик, — провыл он. — Тогда я не посмотрю, что ты стар и немощен.

Старик приставил к его груди баночку, набирая в нее немного крови, а затем отъехал на стуле назад к столу с приборами, и взялся за свой микроскоп. Там он размазал немного крови по стекляшке и сунул ее в микроскоп, разглядывая что-то внимательно. Не отрывая глаз от крайне интересующей его проблемы, он произнес:

— Проходите, Валерия, проходите. Раз уж зашли…

Девушка, поколебавшись, вышла из тени. Она обвела взглядом комнату, мужчину на щите и остановилась на Уолтере, сохранявшего поразительное спокойствие. Валерия прочистила горло, кашлянув.

— Что тут у вас происходит?

— Опыты, Миледи. Вы ведь помните, что я ученый.

Он оторвался от микроскопа. Мужчина не шевелился, угрюмо уставившись на нее. Затем он подал голос.

— Кто это к нам пожаловал, а? Ишь, куколка. Ты уже мертвая или тебя оставили на сладкое? Думаю, что последнее. Уж больно вкусно выглядишь.

Мужчина облизнулся, расхохотавшись.

Девушка побледнела.

— Уолтер, кто этот человек? Почему Вы проводите на нем свои опыты? Это же запрещено международным правом!

— Вот именно! — заорал мужчина, дергаясь всем телом. — Девица дело говорит. Не зли меня, старик! Развяжи немедленно!

Подопытный принялся на чем свет ругать ученого и всех, кто имел к нему какое-то отношение. Ученый вытер руки чем-то резко пахнущим, похожим на спирт, взял со столика сверток и распаковал его, откуда извлек гибкую трубку с иглой и присоединил одну ее часть к прозрачному пакету с крышечкой. Затем подошел к мужчине и протер ему локтевую вену куском ваты, смоченным в той же жидкости, которой он дезинфицировал свои руки. Подопытный рвал свои путы, напрягаясь, но тщетно. Он был связан очень крепко.

Мужчина прекратил реветь, как раненое животное, и безвольно повис на веревках, наблюдая, как Гематехнолог поддевает ему под кожу иглу. Он не изменил своего положения даже тогда, когда в пакет по тонкой трубке полилась темно-красная жидкость, бессильно наблюдая за этим процессом.

Зато Валерия схватилась за один из металлических стульев, чтобы как-то сдержать себя и не пытаться остановить ученого. Ей было понятно, что у здоровяка берут кровь, причем из него вытекло уже литра два, а он, казалось, еще неплохо себя чувствовал. Она знала, что большая кровопотеря чревата необратимыми последствиями и с замиранием сердца ожидала волнующего момента, когда Уолтер прекратит цедить кровь.

Пакет наполнился почти полностью. Гематехнолог отсоединил трубку и подошел с пакетом к большому белому ящику, который оказался вместительным холодильником. Там он разместил пакет среди таких же, стоявших десятками, прислонившись друг к другу.

— Не беспокойтесь, Миледи, — подал голос ученый, — он будет жить и проживет еще, как минимум, сорок лет. Мы тщательно заботимся о наших Восполняемых, будьте в этом уверены. Их здесь отлично кормят и содержат. Книги, телевизор, спортзал, бассейн. Даже женщины, для самых послушных.

Девушка оторвала руки от стула нечеловеческим усилием воли.

— Но зачем? Это кровь для переливания?

Хотя, почему-то, она была уверена, что он ответит отрицательно. Так и вышло.

— Тогда… что?

— Мне сложно объяснить это Вам прямо сейчас. Боюсь, Вам лучше присесть или, если Вы подождете пару минут, я все объясню. Все равно это неизбежно. Милорду Торгрейну следовало подготовить Вас.

— Подготовить к чему? — проговорила девушка с трудом. Проклятое горло совсем пересохло.

Мужчина на щите внезапно ожил.

— Да не тяни ты, старик! Кровососы они, детка. Вот кто! Настоящие кровососы в прямом смысле! Вампиры! Слыхала о таких?

Он глухо захохотал. И хохотал до тех пор, пока Годфри не поднес к его носу ватку смоченную нашатырем и приложил к ноздрям, залепив предварительно рот пластырем. Ученый подождал какое-то время, пока тот дергался и мычал, а потом и вовсе смолк, снова повиснув на веревках.

— Что с ним? — спросила Валерия.

Старик вздохнул, швыряя перчатки и ватку на стол.

— Жить будет. Идемте со мной, я покажу Вам кое-что. И не смотрите с испугом, Вам не причинят никакого вреда. Идемте, — повторил он.

Девушка последовала за ним. Они миновали полиэтиленовые шторы и свернули куда-то направо, в просторный коридор, где за очередной дверью Валерия оказалась в необычном месте. Она увидела перегородки из толстого стекла по обе стороны от нее. Перегородки шли подряд, как стойла на конюшне, только здесь все было стеклянным и прозрачным, за исключением белого кафеля на полу. Яркий свет от множества галогеновых ламп буквально слепил глаза и не оставлял углам ни малейшего намека на тень. Несмотря на отсутствие темноты, девушке по-прежнему было не по себе.

— Прошу, Валерия. Наши Восполняемые!

За каждой перегородкой было по одному мужчине. Все они были как на подбор атлетично сложены и выглядели вполне здоровыми. Только при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что они то и дело бросают тяжелые и настороженные взгляды на стекло, отделявшее их от невидимых зрителей. Годфри объяснил, что они не видят за перегородкой, что происходит снаружи, тогда как их видно отчетливо. Это было очень удобно, что позволяло наблюдать за подопытными, не выдавая себя.

— Вы держите их всех взаперти? Давно? И почему зовете их Восполняемыми?

Вопросы так и сыпались из уст Валерии. Ей не терпелось разобраться, что происходит в столь удручающих условиях с живыми людьми.

— Миледи, прежде всего должен сказать, что все они — преступники или наемники. Мы собираем их по всей стране и тщательно производим отбор самых сильных и выносливых. Как Вы заметили и уже догадались, они нужны нам с определенной целью.

— Да, Вы забираете кровь. И, видимо, не совсем для опытов.

— Верно. Мы берем у них то, без чего не можем прожить сами. Мы — Перворожденные, используем Восполняемых для пропитания. А зовутся они так лишь потому, что кровь способна восполняться снова и снова, бесконечно. При хороших условиях, конечно. Как вырубленный лес зазеленеет на прежнем месте, так и эта бесценная жидкость вновь заструится в венах человека.

— Вы пьете человеческую кровь? — ужаснулась Валерия. — Вампиры… об этом говорил тот мужчина?

Она прислонилась к стеклянной перегородке, устало прикрыв глаза. Мифы начинали оживать прямо перед ней. И с одним из этих чудовищ она связана узами брака…

— Вам нехорошо? — забеспокоился ученый. — Дать Вам стул? Или принести воды?

Девушка покачнулась, все еще пребывая в шоковом состоянии.

— Воды? — печально усмехнулась она. — А у Вас есть вода? Я думала, что…

— Миледи, я вижу, что Вы бесповоротно принимаете всех нас за монстров и кровожадных чудовищ. Но с подобным поворотом событий Вам придется смириться и Вы свыкнетесь с положением вещей, вот посмотрите. У Вас нет иного выхода.

«Выход есть всегда!» — хотелось крикнуть ей, но она промолчала. Ученый подошел к ней ближе и улыбнулся.

— Все образуется. Думайте об этом, как о естественном образе жизни одного из существ, населяющих нашу планету. Вы ведь не падаете в обморок, когда видите в телевизоре летучую мышь, которая охотится ночью на домашний скот?

Данное сравнение взволновало ее и она рассердилась.

— Так Вы сравниваете людей с домашним скотом? Как мило! Только не учитываете, что у этого «домашнего скота» есть чувства, желания и интеллект, в конце концов!

— Увы, — пожал плечами ученый, — это естественный отбор. Правит всегда сильнейший. Вы должны это признать. Так сложилось столетиями с давних времен. И Вы не в силах ничего изменить. Мы созданы такими.

— Кем? Кем Вы созданы? Богом, Дьяволом или Природой? Кто возьмет на себя подобную ответственность?

Уолтер вздохнул еще тяжелее, качая головой.

— Очередной сложный вопрос. Очень философский. Вам нравится философия?

— Мне нравится гуманность! — со злостью сказала девушка, подавляя непрошенные слезы. — Даже у преступников есть определенный срок, который они отбывают в наказание за свои преступления. А Вы лишаете их выбора.

— Это не так — возразил ученый. — В тюрьме многие погибают, не дождавшись освобождения. Они не приносят там никакой пользы. Мы же используем их, а взамен дарим спокойный образ жизни, безопасный и простой. Большинство их них понимают преимущества такого использования.

— А наемники? Кто они?

— Практически те же самые преступники, которые еще не совершили злодеяние. Мы платим им хорошо. Сущие бездельники, не желающие вкалывать на работе. Здесь они имеют кров, пищу и доступные примитивные развлечения. Им не надо беспокоиться о налогах и проблемах с законом. Мы взаимовыгодно сотрудничаем, только и всего. Многие из наемников идут к нам, чтобы иметь возможность прокормить семьи. Только им приходится постоянно придумывать отговорки, почему они не приезжают на Пасху домой. Все, что с ними происходит, совершенно конфиденциально. Мы не можем позволить нашей тайне разгуливать по миру, хотя определенные слухи всегда присутствуют.

— Так что же выходит. Эти несчастные обречены до самой смерти играть роль домашнего скота? И их не выпустят отсюда?

— Преступников с пожизненным заключением — нет. К чему? А наемников и так малое количество. Мы еще не знаем, как с ними поступим. Возможно, им придется исчезнуть навсегда.

Гематехнолог увидел возмущенный блеск и поспешил уверить девушку, что он как раз работает над препаратом, стирающем определенные участки памяти. Что позволит через несколько лет выпустить наемников на волю и предупредить ненужные сплетни.

— К чему? — прищурилась девушка. — К чему такая возня с какими-то наемниками? Проще их убить и дело с концом!

— Вижу, Вы крайне негативно думаете о Перворожденных. Мы не примитивные животные, как Вам может показаться. К тому же, это особое распоряжение Милорда Торгрейна.

Девушка встрепенулась.

— Торгрейн приказал позаботиться об этих обреченных?

Видимо, она была крайне изумлена.

— Это совершенно неожиданно. Мне казалось, что он несколько… несколько…

Валерия пробормотала что-то нечленораздельное, стремительно краснея.

— Понимаю. Вы сочли, что Милорд сущий варвар, каких поискать.

Она пристыжено кивнула, пытаясь найти оправдание подобным мыслям.

— Но это глупое похищение, и замок, и факелы вместо лампочек, и слуги вокруг… Все так странно и непривычно. Как в сказках или старинных историях.

— Так, Миледи. Позвольте Вам кое-что разъяснить. Милорд получил превосходное образование и воспитание. Он один из лучших Перворожденных, кого я имел честь знать. С ним можно не волноваться о справедливости. Вы еще сумеете в этом убедиться.

— О, — коротко бросила Валерия. — Конечно, тогда я совершенно спокойна.

Прозвучавший в ее голосе сарказм не смутил Годфри. Он способен был понять ее растерянность и испуг, так как хорошо разбирался в человеческой психологии.

— Тогда, я желаю больше узнать о том, что меня ожидает, — добавила она уже спокойнее.

Ученый жестом предложил ей последовать за ним.

— Я обещал просветить Вас и я это делаю. Если будет удобнее, я предлагаю подняться наверх.

— А что будет с тем подопытным? Вы оставите его висеть в таком положении?

— Нет. Эти займется мой помощник, Марч. Он довольно смышленый парень. Из него когда-нибудь выйдет достойная мне замена.

Они расположились в огромной библиотеке Штормхолла, откуда открывался чудесный успокаивающий вид на океан и часть побережья. Уолтер, наконец, открыл ей ее ожидаемое будущее и рассказал, что отныне ей требуется изучить историю и культуру Перворожденных, чтобы лучше понять их.

— Кто такие Перворожденные и откуда они появились? — задала резонный вопрос Валерия.

И вот тогда она услышала очередные ошеломляющие ответы, хотя не поверить не могла. Уж слишком много было тому доказательств и все они сразу выстроились в логическую цепочку.

— Торгрейн собирается превратить меня в монстра, питающегося кровью людей и животных, и Вы спрашиваете, как я ко всему этому отношусь? — пролепетала Валерия, глядя на Гематехнолога.

— Ну, — протянул тот, — еще можно есть стейк с кровью, в виде редкого исключения. Тоже сгодится. К сожалению, без изрядной порции гемоглобина мы долго не протянем. Иначе начинаем слабеть и впадать в ленивое, сонное состояние. Что хорошо, так это то, что большая часть Перворожденых придерживается следующей этики: жертву нельзя мучить, нельзя разыгрывать из этого спектакль, как часто делалось ранее. И вообще, все перешли на безопасное потребление сыворотки. Пей себе из бокала венецианского стекла и забудь о том, что нужно бегать за жертвой. Вы сами все видели. Из одного такого пакета с кровью получается несколько. Наши лаборатории находятся в нескольких городах в Англии, но основную часть исследований я провожу здесь и в Лондоне. Вампиров становится все больше и требуется больше сыворотки, соответственно.

— Вы делаете это из соображений практичности, — недоверчиво поинтересовалась девушка. — Вот уж бы никогда не подумала.

— Естественно, не все Перворожденные согласны с данным утверждением. Ведь они впитали в себя все кровавые наклонности своих необузданных предков. Многие по-прежнему охотятся, как хотят. Но одно из правил гласит: если охотишься, то делай это без свидетелей. Нам ни к чему шумиха в СМИ. Я уж не говорю о том, что нас веками преследует церковь.

— Еще бы — отрезала Валерия. — Вы — вампиры, порождение тьмы. Вы сами сказали, что по легенде Перворожденные были сотворены Дьяволом.

— Не факты, одни легенды, — улыбаясь, ответил Годфри.

— А Вы сами во что верите?

— Я? — он выпрямился и посерьезнел. — Верю, что ваш союз с Милордом Торгрейном войдет в историю Перворожденных не как легенда, а как самый настоящий факт. Вы только вдумайтесь в то, что тысячелетиями было невозможно, наконец-таки произошло. Вампир и человек! Вместе! Да ради одной только оригинальности и неповторимости подобного брака следует отнестись к нему со всем почтением и вдумчивостью. До чего только не додумывается эволюция и природа! Думайте об этом, думайте…

После ухода Гематехнолога, Валерия осталась наедине с кипой книг по схоластике, богословию, демонологии и черной магии. Эту кипу венчала очень старая, пожелтевшая от времени книга, а точнее книжища, с пятнами плесени. Ее металлический переплет был тронут разводами ржавчины и скрипел всякий раз, как требовалось перевернуть толстую пыльную страницу, исписанную ровным почерком чьей-то аккуратной руки.

Валерия многого не поняла, так как тексты были на старом английском, вперемешку с гэльским наречием (как объяснили ей чуть позже), на котором никто не говорил уже более сотни, а то и двух сотен лет. Зато благодаря подробным и устрашающим иллюстрациям она сумела сделать массу открытий, за которые бы получила Нобелевскую премию за вклад в развитие истории и литературы Великобритании.

Валерия просидела в библиотеке всю ночь, пока Игриэль мягко не разбудила ее, уснувшую уже на рассвете, как всегда появившись с тостами, овсяным пудингом и стаканом молока.

— Игриэль, — позвала Валерия горничную. — Мне нужно кое что у тебя спросить.

— Слушаю Вас.

Та явно подозревала, о чем ее хотят спросить и потому была к этому готова. Нет, она не сильно переживала после Призывания. Первый шок прошел, а потом жить стало проще, так как человеческие слабости отошли далеко в прошлое. Игриэль и не подозревала, что такое возможно. Но на последовавший вопрос о том, кто и как ее обратил, она предпочла промолчать, попросив за это прощения.

Весь день Валерия бродила по особняку, пытаясь привести мысли в порядок. Расхожее мнение о том, что вампиры боятся зеркал, не подтвердились. Уж слишком их много было расставлено и развешано по дому. Она в этом убедилась, всюду натыкаясь на незнакомую девушку в длинном багряном платье и золотом обручем, обхватывающим лоб и распущенные волосы.

Когда они встретились в восьмой раз, Валерия перестала отшатываться от своего отражения и даже задержалась у одного из зеркал, чтобы пристально себя рассмотреть и убедиться, что изменения пошли ей на пользу. Отныне ей надлежало выглядеть так всегда, ибо она супруга Короля всех Перворожденных. Исключение составляли моменты, когда она будет покидать пределы Штормхолла и появляться при обычных людях. В таком случае, ее одежда будет подчинена канонам современной английской аристократической моды.

После Призывания ей предстояла коронация в одном из европейских городов или отдаленных мест на земле. Где именно, никто никогда не знал заранее. Это решал Совет и Король. Впрочем, она не была уверена, что желает оставаться в Штормхолле до Призывания. А значит, необходимо бежать, пока еще что-то можно изменить.

Ей удалось выяснить, что ближайший населенный пункт — одна из деревушек восточнее поместья, где она сейчас находилась. Оттуда она сумеет связаться с отцом, а уж он ее не оставит на произвол судьбы. Обдумывая возможности побега, она на мгновение испытала сожаление, что больше не увидит Торгрейна Эйнгарда и Уолтера, и Игриэль. Их появление и само существование будто воплотили смутные мечты Валерии о несбыточных фантастических путешествиях и приключениях. На ее глазах оживали сказки и мифы, а она сама могла стать частью этого загадочного мира, да еще в образе существ, обладающих властью, силой и, что говорить, притягательной энергетикой.

Тем не менее, Валерия приняла решение и отступать намерена не была. Оставалось лишь подождать подходящего случая.

Юго-Восточная Великобритания. Предместье Лондона. Подземелье старого аббатства

Стены подземелья оглашались пронзительным женским криком. Крик становился все громче и отчетливее, пока из кирпичного проема подземелья не выскочила девушка и не наткнулась на здоровенного бородача, стоявшего у стены с безразличным видом. Он повернулся к ней, изображая удивление. Она кинулась к нему, споткнулась и чуть не упала к его ногам. Бородач подхватил ее и заботливо уточнил:

— Эй, крошка, ты откуда здесь? Что произошло?

Рыдая и запинаясь, она принялась рассказывать о каком-то существе, прокусившем ей плечо.

— Где? Я никого не вижу.

Она прильнула к нему, дрожа.

— Выведете меня отсюда, у меня есть деньги, я хорошо заплачу!

— И чем же наша малышка собирается заплатить? — промурлыкал кто-то сзади.

Девушка оглянулась, срываясь на крик.

— Это он, он! Не отдавайте меня ему!

— Правильно, — согласился неожиданно бородач. — Лучше я сам…

И зашелся в диком хохоте. Она рванулась, но он крепко держал ее.

— Тише, Константин, тише. Раздавишь нашу пичужку, — ласково произнес Арес. — А нам бы этого совсем не хотелось. Да?

Девушка, всхлипывая, повисла в огромных лапищах бородача. А затем он толкнул ее Аресу, со словами:

— Она — твоя, Хозяин.

Он поймал ее без усилий.

— Я не жадный.

Арес наклонился к уху бившейся в истерике девушки и произнес:

— Даю тебе пять минут, крошка. Целых пять минут! За это время можно пробежать полгорода, — посмеиваясь, добавил он. — Так, беги же, прелестница. Беги и не оглядывайся.

Он подтолкнул ее к темному проему. Она попятилась, не веря ушам.

— Вы отпускаете меня?

— Ммм… Пока. Но тссс… что это?

Он защелкал пальцами.

— Тик-так, тик-так… Это же твое время, детка… Я бы не медлил.

Его глаза были совсем безумны. Девушка развернулась и побежала, что было сил. Они ведь как-то зашли сюда, значит, должен был быть выход. Надо только его найти. Вспомнить бы тот поворот, тот темный закоулок, где этот зверь с лицом бога впился ей в руку, до смерти перепугав. Обломки кирпичей вылетали у нее из-под ног, глухо стукаясь о стены. Сумочку она давно потеряла в одном из переходов этой мрачной катакомбы, искать ее было бессмысленно и некогда. «Зверь» дал ей только пять минут.

Девушка очень утомилась, плечо истекало кровью. Она уже не бежала, а шла, спотыкаясь вновь и вновь. Коридоры петляли и пересекались в нескольких местах. Чья-то заботливая рука развесила тут и там лампочки, довольно сносно освещавших подземелье.

«Нет, мне никогда не найти выхода» — паническая мысль пригвоздила ее к тому месту, где она застыла, растерянно глядя на три коридора, очутившихся перед ней. «Куда же идти? Я не хочу умирать».

Девушка нагнулась и провела рукой где-то снизу у пола. Легкое движение воздуха подсказало ей, что крайний левый коридор, скорее всего, ведет к спасительному выходу.

Она пошла наугад, выставив руки вперед. Как нарочно, именно здесь света не оказалось. А ведь под ногами могло быть что угодно. Не хватало еще провалиться в ловушку вроде ямы. Песок и кирпичная крошка скрипели у нее под подошвами босоножек, забиваясь между пальцев. Но она не обращала внимания на покалывание в ступнях, мечтая скорее выбраться наружу. Тут ей показалось, что в лицо подул ветерок и она обрадовано ускорила шаг. Так и было — перед ней мелькнул узкий проход, за которым синело ночное небо.

Девушка принялась карабкаться по изрядно обвалившейся кирпичной лестнице, цепляясь руками за камни. Она уже наполовину выбралась из подземелья и увидела припаркованный в кустах автомобиль «зверя». Ее сердце радостно застучало и она рванулась вперед, как вдруг сзади кто-то шумно дыхнул ей в спину, а потом ее жалобный крик сорвался с губ и пронесся по поляне, потерявшись в темноте подземелья, куда ее снова утащили.

— Эй, крошка, — пробасил бородач. — Не торопись так. Мы еще не закончили разговор. Что ты там говорила об оплате?

Девушка дернулась в его руках.

— Я заплачу, сколько скажете. Пожалуйста…

— Сколько?

— Десять, двадцать тысяч? Назовите цену, умоляю!

Здоровяк задумался.

— Шесть или семь. Больше не нужно. Вряд ли у тебя есть больше.

Он хохотнул.

Луч надежды загорелся перед ней. Как странно. Всего шесть…

Бородач развернул ее лицом к себе и провел языком по зубам.

— Меня не интересуют деньги, — пояснил он. — Я имею в виду пинты.

— Пинты? Чего?

Она округлила глаза. Да он сумасшедший! Девушка задрожала.

— Да, крошка, пинты.

Его дикий смех вновь разнесся по коридорам, теряясь в его переходах.

— Сейчас все поймешь…

Полуголая светловолосая девушка испуганно металась от стены к стене, отбиваясь от десятка тянущихся к ней рук. Она в сотый раз проклинала тот миг, когда в ночном клубе к ней подошел парень с умопомрачительной внешностью, предложив поехать с ним прокатиться. Алкоголь сделал свое дурное дело и девушка, осмелев от изрядной порции текилы, с готовностью последовала за новым знакомым и села в его машину.

Ее укачало, но она быстро протрезвела, оказавшись в сыром помещении подвального типа. Со стен капала вода, падая на горящие свечи, отчего пламя шипело, плавя воск и сбрасывая его на зеленоватый кирпичный пол. За столом сидели мужчины, которые при появлении приятеля со смазливой девчонкой, вскочили и принялись спорить, кому доведется обратить новую жертву.

Теперь девушка соображала совсем плохо. То ли она изрядно перебрала, то ли увиденное оказалось плодом ее затуманившегося воображения. Ужасно заныла шея и голова налилась свинцом, а границы реальности исчезли на какое-то время. Монстры окружили ее, шумно и тяжело дыша, а сама она превратилась в игрушку в их руках. Они передавали ее как бутылку вина, по кругу и всякий раз она слабела все больше, теряя остатки мыслей. Девушка сопротивлялась довольно неумело, чем вызывала издевательский хохот у своих мучителей.

— Эй, Арес, будешь еще пить? — искаженные слова влились в ее сознание будто издалека. — Твой глоток первый и последний, как обычно.

— Спрашиваешь! Она довольно неплоха, даже с этим спиртным привкусом.

Последнее, что ощутила девушка, теряя сознание, был рывок и режущая боль в запястье…

Спустя несколько минут Арес поднялся с колен, отер тыльной стороной ладони красные губы и причмокнул:

— Хороша. Выпил до дна.

Арес уселся во главе стола и остальные последовали его примеру, заняв остальные стулья.

— Итак, мои друзья, после маленькой разминки, я бы хотел услышать, как продвигаются дела.

Поднялся Эргон и окинул присутствующих единственным глазом, избегая, однако, смотреть в глаза Аресу, чей взгляд он не мог выдержать и двух секунд.

— Повелитель, сегодня ночью на западе столкнулись две наши группировки. Точнее, это были Стражи из отряда Милорда Торгрейна и наши Призванные. Стражи сделали им замечание, чем спровоцировали ссору.

— Тааак, — протянул Арес, раскачиваясь на стуле. — Какого рода было замечание?

— Призванные расправились с двумя наркодельцами и проституткой прямо на улице у кинотеатра. Они бросили их умирать, а один из пострадавших людей дополз до телефонной будки и вызвал полицию.

— Люди, — презрительно произнес Арес. — Жалкие и слабые. Их поступки вызывают у меня тошноту. Кто-нибудь может объяснить мне, почему они не любят проституток и наркоманов, и тут же бросаются спасать этих крыс, если кто-то из них позвал на помощь, вместо того, чтобы добить?

Все сидели тихо, переводя взгляд с одного на следующего. Они понимали, что вопрос риторический и хозяин сам доведет ответы до их ума.

— Вместо того, чтобы бесконечно быть нам благодарными, — продолжал Арес, — они поднимают шумиху и трясутся, как зайцы за свои никчемные жизни. Мы очищаем город от падали, а нас обвиняют в жестокости. Где объяснение человеческим поступкам с их хваленой гуманностью и добротой? Не понимаю.

Он подпер рукой подбородок, изучая окружающих.

— Так и чем закончилась вся эта история?

Эргон выпрямился.

— Призванные хотели их добить. Но гвардейцы не позволили. Они стали призывать их повиноваться и отнестись с уважением к установленным порядкам.

— И что? — Арес начал скучать.

— Стражи поняли, что Призванные не собираются подчиниться. Вы же знаете, что по закону запрещено охотиться на людей в людных местах, да и вообще — в открытую! Они попросили Призванных пройти с ними, но те отказались. Произошла серьезная драка, хотя никто не пострадал, так как начало всходить солнце. Сами понимаете, утром и днем никто не любит торчать на улицах и открытых пространствах.

Эйнгард откинулся на стуле, прикрыв глаза.

— Знаю. Еще немного и меня потянет в сон, Эргон. Есть более существенные происшествия? Мелкие стычки меня мало волнуют. Я же сказал, что вы можете охотиться так, как вам хочется. Не думайте о законах и Стражах Торгрейна. Просто старайтесь меньше попадаться им на глаза. Это ясно?

Присутствующие закивали, поспешно соглашаясь с Хозяином.

Арес извлек из кармана два тяжелых шарика из слоновой кости и принялся вращать их между пальцами. Равномерное постукивание шариков продолжалось минуту. Все сидели, затаив дыхание и ждали, когда Арес продолжит говорить. Все знали, что задавать вопросы нельзя. Господин думал о чем-то и отвлекать его было опасно. Эйнгард сунул шарики обратно в карман, сложил руки на столе перед собой и обратился к Эргону:

— Кстати, как у нас дела с Советниками?

Тот мгновенно собрался, чтобы ответить незамедлительно.

— Господин, трое из Совета на Вашей стороне. Я узнал это от своего доверенного лица.

Арес смахнул белокурый волосок с рукава.

— Всего трое? Господа, вы умеете считать? В Совете восемь персон и мой братец — девятый. Чтобы занять трон, мне понадобится большинство голосов.

— Мы понимаем, но пока это неосуществимо. Членов Совета подкупить невозможно. Разве что склонить на нашу сторону ради блага всех Перворожденных. Простите нас за это, — и Эргон потупил взор.

Арес постучал тонкими пальцами по столу.

— Неужели, придется действовать самому. Как обычно! От вас никакого толка.

Он зевнул, демонстрируя острые зубы. Присутствующие замерли. Все отлично знали характер Ареса. Он мог, улыбаясь, предать бывшего друга и соратника изощренным пыткам.

— Ваше счастье, что я добрый сегодня. Полагаю, всем известно, что наш славный Торн взял в жены женщину из человеческого племени около месяца назад. Мы знаем, что при иных обстоятельствах это было бы невозможно. При иных…

Он выдержал эффектную паузу.

— Женщина — обладатель единственной в своем роде группы крови, позволяющей вступить в синтез с кровью Перворожденных не только без губительных для себя последствий, но и, напротив, во много раз улучшить свое качество. Что еще более интересно, так это то, что потомство от подобного союза поднимется на новую ступень эволюции и займет особое положение среди Перворожденных, не говоря уж о простых людишках.

Константин позволил себе вмешаться:

— До этого только потомственные Перворожденные обладали способностью продолжить свой род, либо Призванные, прожившие более двухсот лет. Тогда как можно быть уверенными, что у Милорда Торгрейна и смертной женщины родятся дети?

— Вот именно об этом я и говорю. Ее группа крови позволяет обойти все наши условности и физиологию. Кстати, перебьешь меня еще раз, и я случайно забуду, что ты мой друг.

И Арес довольно мило усмехнулся.

Константин опустил глаза.

— Прошу искренне простить мою дерзость, — пробормотал он.

С Аресом всегда так. С виду изящный, красивый, утонченный. Но это лишь оболочка. Его боялись даже матерые отступники, плевавшие на законы Перворожденных. Он обладал устрашающей силой, ловкостью, а его жестокость вызывала робость и покорность. Его не боялся единственный Перворожденный — его собственный брат. Этих двоих уважали в одинаковой степени. Но кому-то импонировала звериная натура Ареса, хотя большинство все же предпочитало хладнокровие и рассудительность Торгрейна.

— Я побывал на церемонии, несмотря на то, что она оказалась закрытой. Мой братец думал утаить от своего народа столь значимый шаг. Увы, на его несчастье, мой шпион вовремя донес о готовящейся церемонии. Должен отметить, что девчонка довольно недурна. В ней определенно что-то есть, но она сама еще не знает своего потенциала. Один из Членов Совета натолкнул меня на одну мысль, которой я жажду поделиться с вами.

Его взгляд загорелся недобрым огнем.

— Уверен, вы одобрите.

Юго-Западное побережье Великобритании. Корнуолл. Поместье Штормхолл

Черный вертолет, похожий на гигантскую стрекозу, шумно рокотал лопастями над просторами родного Корнуолла. Вересковые холмы и скалистые обрывы вызывали в памяти Торгрейна далекие воспоминания, которые помнить совсем не хотелось. В них он иногда видел черноволосую и гордую женщину — его мать. Прошло двести пятьдесят с лишним лет с того страшного момента, когда он узнал… Когда все узнали…

Торгрейн потер лоб, словно желая изгладить не только прорезавшие кожу легкие морщины, но и сами горестные мысли. Он постарался переключиться на иной образ. Маленькая Валерия неожиданно вызвала у него смутное желание позаботиться о ней. Он даже усомнился в успехе их предприятия. Так уж ли необходимо было похищать ее из другой страны, из привычного ей круга и места жительства. На крайний случай всегда была Ирма, которая и так уже видела себя Королевой Перворожденных. Она бы ею и стала, если бы Годфри не обнаружил скрытые возможности Валерии и не заразил его идеей о значимости пятой группы крови.

Торгрейн нахмурился. Он вел себя недостойно, сбегая из Штормхолла. Ему следовало обратить ее сразу, без колебаний. Но что-то в ее тонкой фигурке и в спокойных, ясных глазах остановило его. Он ругал себя за проявленную слабость. Король Перворожденных не имеет права сомневаться.

Но… Какой же беззащитной выглядела Валерия на церемонии, доверчиво протянув ему руку… А следующий удручающий момент возник, как появился Арес и девушка, в процессе разговора, ухватилась за его ладонь, будто ища поддержки. И даже вместо того, чтобы отыграться и начать злословить, пытаясь отомстить ему — Торгрейну, постаралась примирить их с братом.

Конец ознакомительного фрагмента.