Изгой

Эль Кеннеди (2022)

Уже того, что твоя мама выходит замуж за богатого парня, которого ты никогда не встречал, достаточно, чтобы у любого восемнадцати летнего подростка закружилась голова. А вот у Эр Джея Шоу дела обстоят еще хуже: его отправляют в Академию Сэндовер на выпускной курс. Если и есть место, куда такой хакер-неудачник вписался бы хуже всего, так это увитая плющом школа-интернат для мальчиков, а точнее, для богатеньких преступников. Нет смысла пытаться с кем-то ладить. Так продолжалось до тех пор, пока он не встретил Слоан Тресскотт в лесу на окраине кампуса. Великолепная и острая на язык, она настоящее искушение. Вот только Слоан — единственная девушка, к которой Эр Джею запрещено прикасаться. Дочь директора. Да, Слоан решила, что в этом году ее не интересуют отношения. Но Эр Джей собирается завоевать расположение девушки, даже если это убьет его. Хотя, возможно, бывший парень Слоан, действующий «король» Сэндовера, справится с этим раньше. К счастью, у Эр Джея, неожиданно для него самого, появились друзья. Его новый сводный брат Фенн — симпатичный мальчик со склонностями к саморазрушению. Лоусон — самопровозглашенный агент хаоса. И Сайлас — настоящий хороший парень, который на самом деле не всегда такой милый, как кажется. Если Эр Джей хочет выжить в новой школе и завоевать сердце Слоан, ему нужно будет найти способ использовать все секреты, спрятанные в стенах Сэндовера.

Глава 6. Эр Джей

Никогда еще не приходилось пить чай с мужиком в вязаном свитере. Директор приглашает меня к себе в кабинет, и мы садимся в черные кожаные кресла, после чего он закидывает ногу на ногу и берет в руки чашку и блюдечко, как какой-нибудь гребаный мистер Роджерс. Время близится к ночи, но снаружи все еще стоит жара — что не мешает ему выглядеть так, словно он не прочь устроиться у камина с газеткой.

— Рад приветствовать вас в Сендовере, мистер Шоу. Как я понял, вы не приемлете имя Ремингтон.

— Просто Эр Джей. — Если он начнет звать меня «друг мой», я уезжаю домой.

— Как пожелаете. — Он скучающе отпивает чай, разглядывая меня поверх края изящной кружечки. — И каковы ваши цели в этом семестре, Эр Джей?

— Цели?

— Как вы планируете провести свое время здесь? Чего надеетесь достичь?

Более чем уверен, что это все какой-то тест, хоть я пока и не разгадал его суть.

— Выпуститься было бы неплохо. В этом же весь смысл, нет?

— Это как минимум, да. Но я смею надеяться, что вы найдете и другие способы извлечь пользу из вашего пребывания здесь. Воспользуйтесь этой возможностью на полную. Вы уже решили, куда будете поступать в колледж?

— Да не особо.

Колледж вообще практически не входит в мои планы. Честно говоря, мне это дело кажется пустой тратой времени и денег. Учитывая мои интересы, не верю, что колледж может мне предложить что-то, в чем я не разберусь сам.

— Я бы очень советовал ознакомиться с длинным списком внеклассных занятий, которые вам доступны. Благодаря им наши студенты меньше попадают в неприятности, — говорит он с вежливым намеком, отчего почему-то звучит лишь грубее.

— Из меня не большой ходок по занятиям. Кружки́ — это не мое.

— Да, это я уже понял.

Ха. Если я должен испугаться того, что он читал мой файл, то он меня недооценивает. Черта с два я бы стал знакомиться с новым человеком неподготовленным — я все раскопал еще неделю назад. Да-да, я много читал о директоре Тресскоте. Двое детей. Жена мертва. Страдает от неизлечимого синдрома спасателя. Заполняет дыру в своей душе бесконечными попытками воспитать богатую развязную молодежь, которую скидывают сюда, как зимнюю одежду на чердак. Он меня не пугает, а его скучные речи уж точно не вдохновляют.

— В нашем учреждении предъявляются высокие стандарты к процессу обучения. Своих выпускников Сендовер отправляет в элитные университеты, убедившись, что они готовы к трудностям высшего образования. Это не то место, где можно плевать в потолок.

Ну, не знаю. Что-то мне кажется, что репутация этих «элитных учреждений» вся целиком основана на пустышке из наследий и денег. Всего лишь кучка богатых людей, которые собираются вместе и поддерживают миф ради собственного имиджа. Я мог бы надеть свитер Гарварда, и никто бы не заметил разницы.

И все же я улыбаюсь и киваю, потому что незачем в первый же день наживать себе врага, мне не нужны дополнительные проблемы.

— И я хотел бы заметить… — говорит он, отставляя в сторону чашку. — Взлом или другие подобные сомнительные активности, нарушающие чужое пространство, здесь запрещены. Наши студенты должны соответствовать нашим стандартам чести, уважения и открытости, без исключения. Сендовер — это второй шанс. Для многих он становится последним. — Он окидывает меня взглядом темно-серых глаз. — Как вы этим шансом распорядитесь — дело ваше. Но пока вы здесь — вам придется следовать нашим правилам.

Ага, как же. Он может сколько угодно заливаться про стандарты и про то, что тут разрешено или запрещено, но я более чем уверен, все это хрень собачья. Видел я разные записи, пока искал информацию. Насколько я могу судить, вылететь из Сендовера просто нереально. Так что Тресскотт может что угодно говорить про правила и ответственность, но я-то знаю. Что бы ни натворили местные мальчишки, деньги решают все. Правда стара как мир — богатым закон не писан.

— Давайте кое-что проясним, ладно? — Больше всего я в богатых и их окружении ненавижу все это вежливое притворство. — Я не хотел здесь оказаться, но выбора у меня не было. Я не собираюсь доставлять вам проблемы. Если что-то вдруг изменится…

Тресскотт смотрит на меня настороженно.

— Ну, все мы лишь прямоходящие животные в модных одежках, правда ведь? Природу никто не отменял.

— Да, — говорит он, снова беря в руки чашку и блюдечко, — можно и так сказать.

— Я могу идти?

— Последнее. Вы спортом занимаетесь, мистер Шоу? В ваших документах ничего об этом не сказано.

— Не мое это, нет. — С самой средней школы разнообразные тренеры охотились за мной по самым различным поводам. Все говорили, что я идеально сложен именно для их спорта. Но я не люблю командные развлечения. Навязанное товарищество — мой самый худший кошмар, да и страшилок про раздевалки я наслушался достаточно. Если меня будут пытать, так пусть хотя бы под солнцем.

— Тогда вам нужно будет записаться на курс физкультуры, — говорит он. — В течение семестра он проходит через разные спортивные дисциплины.

Класс. Это проблема. Надо будет посмотреть, не получится ли записаться на что-нибудь одиночное. Типа бега. Я неплохо бегаю. Всегда дома этим развлекался. Сначала это было поводом выйти из дома, когда мама притаскивала своих парней и закрывалась с ними в спальне, но со временем превратилось в привычку. Сначала пара километров, потом дальние дистанции. В голове как-то яснее становится.

Когда Тресскотт меня отпускает, я какое-то время брожу вокруг, изучая размеченные дорожки на краю территории, виляющие сквозь прилегающий лес. Уже темнеет, и мне не особо хочется потом искать дорогу обратно в общагу в полной темноте, так что я поворачиваю было назад, но тут замечаю узенькую тропинку, исчезающую где-то далеко за деревьями. Она никак не отмечена и выглядит менее вытоптанной, чем другие, и это уже интересно. Я решаю, что у меня хватит времени на небольшой перекур. Метров через сто меня встречает старая клумба, поросшая сорняками, и деревянная скамейка посреди небольшой лужайки.

Самое то, чтобы покурить, так что я тут же сворачиваю косяк. Усевшись на скамейку и вытянув ноги, я глубоко затягиваюсь и пытаюсь на секунду отключиться от всего.

Я привык к такому отношению. Сменив пять школ за три года, ты либо закаляешься, либо тонешь. Ощущение такое, словно я всю жизнь бреду по колено в воде, но если меня это чему и научило, так это полагаться на самого себя. Никто другой мне больше не нужен, так как в конечном итоге всегда только я сам своя единственная опора. И что бы там ни случилось, у меня всегда припрятан туз в рукаве.

Внезапный шелест выдергивает меня из мыслей и привлекает внимание. Я слышу, как хрустят мертвые листья и сухая трава под быстрыми шагами, а потом из-за поворота появляется она. Длинноногая деваха с темными волосами, замотанными в потный пучок. Она почти пробегает мимо, но замечает меня и резко тормозит на месте.

— Привет, — говорю я добродушно.

— Тебя здесь быть не должно, — выдыхает она, положив руки на бедра и тяжело дыша.

— Ага. Вот и я им так сказал.

Ее коротко обрезанная футболка сползла с одного плеча. Мои глаза непроизвольно притягиваются к ее заднице в коротких спортивных шортах, облепивших потную кожу. Эта девушка такая горячая, что на нее смотреть больно. И дело даже не в модельном теле. Кожа у нее, даже когда мокрая, все равно идеальная, сияющая, такая только в рекламе косметики бывает. Темно-серые глаза обрамлены густыми, пышными ресницами, а сексуальный изгиб губ вообще вызывает в сознании самые разнообразные неприличные мысли.

Даже не знаю, какая картина заманчивее — эти губы, прижатые к моим, или они же, но обхватывающие мой член, пока я кончаю ей на язык.

И-и-и, упс, мне пора срочно избавляться от этих мыслей, пока она не заметила, что джинсы внезапно стали мне тесноваты.

— Ты не понял, — выпрямляется она с оскалом, — эта дорожка за пределами школы. Ты на чужой территории.

Не могу удержаться и окидываю ее взглядом еще раз.

— Уверена, что это не ты тут чужая? Это разве не школа для мальчиков?

— Мой отец тут работает. Ты кто такой вообще? — Эта девчонка может костры взглядом зажигать. Или даже спалить целый город.

— Где же твое дружелюбие? — не удерживаюсь я от подколки.

— Не имею такой привычки. На вопрос ответь.

Ох, черт, обожаю злых девчонок. Не знаю уж, что такое с этой обиженной цыпочкой, смотрящей на меня так, словно готова выбить мне все зубы с ноги, но это заставляет мой член оживиться.

— Меня зовут Эр Джей, — покорно отвечаю я, — я тут новенький.

— Да что ты говоришь. — Она нетерпеливо наклоняет голову набок. — И с какой старой проселочной дороги они тебя соскребли?

Черт, детка, продолжай в том же духе.

Когда я ловлю ее взгляд на своем косяке, протягиваю ей скрутку.

— Затянешься?

Она играет желваками, оценивающе обводя меня взглядом. А потом выхватывает сигарету у меня из руки, делает две глубокие затяжки и выдувает дым мне в лицо, как будто я уже не был возбужден и без того.

— Имя-то свое скажешь? — спрашиваю я, давя усмешку.

— Нет. — Она возвращает мне косяк.

В голове внезапно раздается голос Лоусона:

«Эй, будешь отнекиваться, у меня только сильнее разыграется аппетит».

— Вот незадача. А что же мне писать, когда я буду вырезать наши имена на дереве?

— Вау. — У нее вырывается краткий смешок. — Ты в курсе, что вслух это сказал? Позорище.

— Да ладно. Меня сложно задеть, — говорю я.

— Я бы постаралась, если бы мне не было так насрать.

Все в ней говорит мне отвалить, но она до сих пор не ушла. И уж не знаю, что это говорит обо мне, но мне почему-то нравится подобное обращение. Я бы дал этой девчонке потоптаться у себя на лице в берцах. Вся эта враждебность лишь навевает мысли о громком сексе и дергании за волосы.

— Можем пообедать вместе, как раз и попробуешь, — предлагаю я.

— Уж извини, я не хожу на свидания со стремными чуваками из леса.

— А их тут много водится? Хочешь, провожу тебя до дома, чтобы было не страшно.

Она фыркает и закатывает глаза.

— Я могу за себя постоять.

— Тогда ты меня проводи.

В уголках ее губ мелькает едва заметная улыбка и тут же испаряется. О да, я определенно ей нравлюсь.

— Берегись енотов, — говорит она, уходя. — Какой-то придурок целый семестр накачивал их психоделиками, теперь они превратились в сумасшедших жертв научных экспериментов с отставленными большими пальцами и полным безразличием к ценности человеческой жизни.

Шутки шутит. Наверное.

— Завтра в том же месте? — окликаю я ее. — Я поесть принесу.

Она даже не оборачивается.

— Счастливо оставаться, новенький. Удачи тебе в Городе Мальчишек.

Она исчезает из виду за секунду, и я тут же понимаю, что остался в полной темноте. Как будто она стащила солнце с неба, чисто чтобы мне насолить.

Как же горячо.

Эта девчонка — кончик отравленного дротика, и меня это так заводит, что я не могу перестать улыбаться. Все-таки есть в этом месте что-то хорошее.

Если я, конечно, найду дорогу обратно к цивилизации.