На крючке

Эмили Макинтайр (2021)

У Джеймса всегда была одна цель: уничтожить своего врага Питера Майклса. Когда двадцатилетняя дочь Питера Венди появляется в баре Джеймса, он понимает, как можно это сделать. Соблазнить девушку и использовать ее для своей мести. План кажется идеальным до тех пор, пока дела в организации Джеймса не начинают рушиться. Приходится искать предателя, и постепенно Джеймс понимает: Венди может сыграть более важную роль в его игре. Большую часть жизни Венди провела в затворничестве со своим богатым холодным отцом, но спонтанная вечеринка с друзьями ведет к роману с мрачным Джеймсом. Венди знает, что он опасен, по не в силах противостоять влечению к нему. Страсти накаляются, и их связь становиться все сильнее. Девушка все больше погружается в реальный жестокий мир парня, и задумывается, в кого влюбилась: в простого человека по имени Джеймс или в монстра, известного как Крюк.

Глава 2

Джеймс

— Нам поступило новое предложение.

Налив двойную порцию виски Basil Hayden в хрустальный стакан, я добавляю туда кубик льда и смакую, прежде чем повернуться к Ру.

— Не знал, что мы беремся за новые дела.

Пожав плечами, он прикуривает сигару и выпускает в воздух клуб дыма.

— Верно. Но я бизнесмен, а на горизонте замаячила кругленькая сумма.

Из-за сигары он говорит невнятно, но мне, человеку, который годами впитывал его слова как Евангелие, понять эти речи несложно.

Руфус — известный миру как Ру — единственный человек в моей жизни, достойный доверия. Он спас меня от ада, за что я всегда буду в долгу. Моя благосклонность, однако, распространяется исключительно на него, что крайне осложняет ситуацию, когда он решает взять в дело новых людей.

С возрастом Руфус стал безрассудным.

— Знаешь, чем однажды закончится твое неумение отказываться от прибыли? Тебя грохнут, — говорю я ему.

— Я, знаешь ли… — тот щурится. — Не намерен умирать и оставлять наследство британцу.

Я ухмыляюсь. Его наследство — мое, просто он не хочет говорить об этом вслух. Не хочет признавать, что ученик превзошел мастера; что он держит бразды правления только потому, что я ему позволяю. Власть он потерял еще восемь лет назад, когда в день моего восемнадцатилетия от моей руки пролилась кровь моего дяди. Я выпотрошил его, как никчемную рыбу, а потом тем же ножом резал стейк за ужином — с таким видом, что никто даже не усомнился, почему мои пальцы окрашены в красный.

Ру, может, и носит титул босса, но все они боятся только меня.

Поставив стакан на край стола, я сажусь в кресло с подголовником.

— Твоя смертность — не самая любимая тема для шуток.

Порой мне действительно кажется, что Ру считает себя неприкасаемым. Эта черта делает его небрежным: он слишком быстро начинает доверять людям и подпускать их к себе. Но, к счастью, у него есть я. А я всажу лезвие в живот любому, кто попытается что-то сделать, а после буду наслаждаться остатками жизни, вытекающими из его глаз, и видом крови, капающей мне на руки.

Пожалуй, пройдя столько испытаний, сколько выпало на мою долю, начинаешь быстро понимать, что бессмертие можно обрести только в воспоминаниях людей.

Ру наклоняется, оставив сигару в богато украшенной пепельнице на углу стола.

— Тогда слушай внимательно. Кое-кто заинтересован в партнерстве с нами, — Ру усмехается. — Хочет расширить охват нашей деятельности, распространить волшебную пыльцу в новые уголки вселенной.

— Как мило, — я смахиваю пылинки с пиджака. — И кто же это?

Я говорю лишь для того, чтобы его успокоить. Вот кто меня вообще не заботит, так это новые партнеры. С нынешним торговцем мы работаем уже три года, и я лично его проверил. Я видел, как он потел до трусов, наблюдая за погрузкой в самолет пикси-пыли, спрятанной в ящиках с омарами. Весь полет сидел рядом с ним в кабине пилота и вертел в пальцах лезвие крюка, пока он мочился от нервов.

Если ты хочешь заручиться чьей-то преданностью, важно убедиться, что человек понимает, почему ты ее заслуживаешь, и осознает, что лезвие ножа ранит гораздо сильнее, когда владеющий им человек получает удовольствие от причинения боли.

— Слышал о самолетах NevAirLand? — Ру вытирает рот рукой.

Я застываю на месте. Кровь стынет в жилах: я совершенно уверен, что никогда не упоминал это название, особенно в присутствии Ру.

— Что-то не припоминаю, — у меня подрагивает челюсть.

— Значит, ты единственный, кто не слышал, — смеется Ру. — Владелец, Питер Майклз, только что переехал в город.

Сердце колотится о ребра. Как эта информация просочилась мимо меня?

— Правда?

Ру кивает.

— Он ищет новых приключений, — Ру улыбается, оголяя слегка кривые зубы. — Будет справедливо, если мы его поприветствуем, дадим ему знать, как здесь все устроено.

От ярости, которая вспыхивает во мне всякий раз при упоминании Питера Майклза, у меня дрожат руки. В груди растет предвкушение — я тянусь за виски и крепко сжимаю в пальцах хрустальный стакан.

Вот так удача: человек, которого я мечтаю убить, преподносит себя на серебряном блюде.

— Что ж, думаю, это прекрасная возможность, — улыбаюсь я.

— Я не спрашивал твоего разрешения, парень, но я рад, что ты в деле, — Ру поднимает сигару.

— И когда у нас встреча? — я делаю глоток виски, чтобы утихомирить торопливое сердце.

— У меня? Сегодня вечером. Мы идем одни, — Ру щурится.

— Возьми меня с собой, Руфус, — от напряжения мои внутренности сдавливаются. — Встречаться наедине с этим парнем — плохая затея.

— Ты, детеныш, слишком устрашающе выглядишь, а мне нужно, чтобы встреча носила дружеский характер, — со вздохом Ру запускает руку в нелепо яркие рыжие волосы.

И разве тут поспоришь?

— Тогда возьми кого-то из парней, — от мысли о том, что Ру останется наедине с Питером Майклзом, по позвоночнику бежит холодок.

Руфус выпускает в воздух колечко дыма. Упираясь костяшками пальцев в его стол, я наклоняюсь чуть ближе:

— Руфус. Обещай, что не пойдешь один. Не делай глупостей.

— А ты не забывай свое место, — огрызается он. — Здесь я босс, а не ты. Ты — подчиненный. Может, пора уже проявить уважение? И хотя бы раз в жизни взять и сделать то, что тебе, мать твою, сказали?

Зубы скрежещут от этого тона: будь на его месте кто-то другой, я бы поблагодарил за напоминание и отрезал бы ему язык. Но Ру сходит с рук многое из того, что не сходит никому другому.

Впервые я встретился с Ру в тринадцать лет — через два года после того, как меня отправили в Америку к дяде. Читая в библиотеке, я услышал какую-то суматоху в коридоре и пошел на шум. Подглядывая в щель в двери кабинета, я завороженно наблюдал, как крупный мужчина с оливковой кожей и крашеными рыжими волосами навис над столом моего дяди, который в тот момент находился на волоске от смерти, с пистолетом у виска и под угрозой, сквозившей в сильном бостонском акценте. Серьезно, это было невероятное зрелище. Я никогда раньше не видел, чтобы мой дядя от страха обливался холодным потом. Обычно это было его любимым развлечением: наблюдать, как другие падали перед ним на колени.

Будучи политиком, он зачастую делал это публично.

Будучи человеком, пропитанным яростью и извращениями, еще чаще он это делал наедине.

Поэтому меня так вдохновил этот загадочный мужчина. Когда он ушел, я начал за ним следить, отчаянно пытаясь подражать его силе. Наверное, это можно назвать одержимостью, но я никогда не знал людей, похожих на него. Никогда не видел, чтобы кто-то подчинил себе человека, который управлял целым миром.

И мне очень хотелось узнать, как это делается.

Однако в тринадцать лет я еще не овладел искусством неуловимости — в конечном счете Ру узнал, что я его преследовал. Он взял меня к себе и научил всему, что знал сам, познакомил с улицами Блумсберга и не давал сойти с ума от кошмаров, изводивших меня по ночам.

Так что я буду подчиняться его желаниям, потому что на этой планете нет ни одной души, которая бы заботилась обо мне так, как это делает он.

Когда-то была еще одна такая, но это было давно. В другой жизни.

— Ты прав, — соглашаюсь я. — Тебе я доверяю. А вот остальным — нет.

Ру смеется, открывает рот, чтобы ответить, но стук в дверь его прерывает.

— Входи, — ворчит он.

Старки, один из наших молодых новобранцев, заглядывает в дверь.

— Извините, что мешаю, босс, — его глаза находят мои, расширяются, и он быстро отводит взгляд. — У нас тут девицы пытаются войти с поддельными удостоверениями. Никак не выдворить.

— Ты поднялся сюда, чтобы отвлекать нас этим дерьмом? — рявкает Ру. — За что, черт возьми, мы тебе платим?

Ухмыльнувшись, я шагаю к камерам наблюдения и смотрю на ту, что направлена на главный вход. Как и сказал Старки, вижу трех девушек, одна из которых вопит в лицо вышибале. Жалкое зрелище. Продолжаю наблюдать, и тут мои глаза останавливаются на красотке в стороне.

Живот сжимается, пока я скольжу взглядом по ее телу в облегающем голубом платье. Она обхватила себя руками, взгляд мечется туда-сюда между вышибалой и такси, припаркованными вдоль улицы.

В груди растет раздражение: жаль, что мне не видно ее так же ясно, как хотелось бы. Но и без того понятно, как неловко она себя чувствует. Она выглядит невинной — это заведение явно не для нее. Но по какой-то причине это возбуждает мой член, который тут же наливается кровью и начинает пульсировать. В голове мелькают все способы, которыми он мог бы ее осквернить. Такая реакция у меня бывает редко. На самом деле отсутствие реакции уже давно служит мне щитом, сквозь который ничто не может проникнуть. Такая вот пустая оболочка с единственной целью.

Тот факт, что эта девушка вызвала во мне хоть какой-то интерес, пробудило мое любопытство.

— Впусти их, — перебиваю я, не сводя глаз с красотки-брюнетки.

Старки перестает тараторить, стреляет взглядом в мою сторону, а потом снова смотрит на Ру.

— Ты уверен? Я…

— Я что, невнятно сказал? — спрашиваю я. — Или, может быть, ты из-за акцента не понимаешь?

— Н-нет, просто…

— Просто, — перебиваю я, — тебе нужна помощь, подсказка, как справиться с пустяковой проблемой. Или я неправильно понял причину твоего прихода?

Ру усмехается, откинувшись в кресле.

— Нет, Крюк. Ты все правильно понял.

— Хм. Тогда да, это, конечно, проблема, — я киваю. — Как ты думаешь, нам нужно уволить вышибалу?

— Эм, я не… — начинает Старки.

— В конце концов, если он не может справиться с группой женщин, откуда нам знать, что он справится с кем-то еще? — я склоняю голову.

— Я… Они… — Старки сглатывает, кадык его подрагивает.

— Видишь ли, — продолжаю я, раскрывая крючковатый нож, который вытащил из кармана, — покорение женщины строится на контроле.

Я подхожу к Старки, играя со стальным лезвием и поглаживая замысловатый коричневый узор на рукояти.

— Это тонкое переплетение силы. Взаимные уступки, так сказать. Это умение доставлять им абсолютное удовольствие от своего господства, — оказавшись прямо перед Старки, нож замирает в моей ладони. Я наклоняюсь ближе, упираю кончик клинка в его горло. Свободной рукой я тянусь к Старки и поправляю его галстук. — Судя по всему, у нашего вышибалы сегодня преобладает ген покорности. Я понимаю, как это сложно — распознать в себе ту же черту. Будь паинькой, Старки, и впусти. Их. Внутрь.

— Да, сэр, — бормочет он.

Я хлопаю его по плечу — он поворачивается и мчится за дверь.

— Вот почему ты не пойдешь на эту встречу, — с весельем в глазах Ру указывает на меня сигарой.

— Справедливо, — я улыбаюсь, поправляя манжеты пиджака. — В любом случае у меня есть дела внизу: вышибала, который должен исчезнуть, и внезапный аппетит на что-то красивое.

— Только убедись, что они совершеннолетние, — Ру смеется.

Уже взявшись за ручку двери, я приостанавливаюсь:

— Ру?

Тот отзывается ворчанием.

— Скажи Питеру, что я с нетерпением жду нашей встречи. Лицом к лицу.