И вот настало Рождество

Эмма Хэзерингтон (2023)

Не все ждут от Рождества чуда. Роуз, к примеру, сторонится Рождества. Все эти подарки, поздравления, суета — для тех, кто заслужил быть счастливым. И точно не для нее. Чарли тоже невыносима мысль о Рождестве. Какой в нем толк, если в опустевшем доме не с кем смотреть любимые фильмы и накрывать праздничный стол? Чтобы сбежать от всего этого, каждый из них снял очаровательный коттедж в деревушке в Северной Ирландии и планирует в одиночестве гулять с собакой по берегу океана; навещать маяк, чтобы насладиться окрестными видами, или просто читать у камина, притворившись, что никакого Рождества не существует… Но ошибки случаются. Случается и так, что один дом арендуют два гостя. Так Чарли и Роуз оказываются недовольными постояльцами одного очень уютного коттеджа. Ах да, и на носу Рождество.

8 дней до рождества

Глава шестая

Чарли

Первое раннее утро я провожу с Максом на природе, на ветреном пляже бухты Баллихьернан; мне, к удивлению, удалось отлично поспать и хорошо позавтракать. Я даже почти забыл, что не один в коттедже.

Я иду по пенной кромке воды, волосы треплет ледяной ветер, и вдруг я понимаю, что сожалею о том, что так долго откладывал эту поездку. Уже время и отдаленное место делают то, на что я надеялся. Я хотел встретиться со своей новой реальностью лицом к лицу. Со своими страхами тоже. И хоть я не хочу переворачивать страницу завершенной главы своей жизни и делать вид, будто ее никогда не было, мне нужно хотя бы попробовать себя простить. Нужно самому прислушаться к тем советам, которые я раздаю клиентам: Нил так и сказал, когда отправил меня сюда.

Нил был со мной с тех пор, как я себя помню. Мы вместе учились в младшей и старшей школе, даже в университет поступили вместе. Теперь он мой бухгалтер, и, несмотря на то что я вечно подкалываю его насчет пословиц и поговорок, я бы заскучал, если бы он перестал их использовать.

— Мне мотивационные цитаты не нужны, дружище, — сказал я, когда он приехал сообщить о том, что коттедж мой на Рождество. Он был в ударе, говорил что-то банальное, что, мол, держаться за злость — это как держать в руках горящие угли и ждать, что обожжется кто-то другой.

— Я, спасибо, и так уже ходячее клише — лекарь душ, не могущий вылечить себя самого.

— Брошенный бывший муж, встречающий Рождество в одиночку, — добавил Нил.

— Мы не были женаты, — напомнил я.

— Мозгоправ, который не может вправить себе мозги, — сказал Нил, попивая на моей кухне пиво.

— Так сойдет, — ответил я, зная, что эти его приколы — всего лишь попытка вытащить меня из уныния. — Я съезжу в Донегол, отвлекусь от всего, если ты думаешь, что это мне поможет, но на этом все. Это последнее Рождество, когда я от кого-то прячусь. После жизнь будет продолжаться как обычно, что бы это ни значило.

Он протянул мне кулак, чтобы стукнуться, и я закатил глаза. Я Нила обожаю и ни за что на свете бы его не поменял, но, на мой вкус, он прошел слишком много курсов, где учили как «достучаться до других» и «мыслить нестандартно». Когда с разницей в год умерли мои родители, каждый от душераздирающей борьбы с раком, он был первым, кто пришел мне на помощь. И теперь, когда Ребекка уехала далеко-далеко, он звонит мне каждый день. Он молил меня взять Хелену и приехать провести Рождество с ним и его семьей, но я не хотел злоупотреблять его щедростью.

— Съезди, проветри голову, чемпион, — сказал он мне, когда я на его приглашение ответил, что собираюсь сбежать в Донегол. — Иногда, чтобы сделать омлет, нужно разбить пару яиц.

За это я посмотрел на него очень, очень выразительно.

Возвращаясь в коттедж, я жду, что Роуз уже будет собрана и готова к отъезду, но занавески в гостиной все еще задернуты. Оттуда не доносится никаких признаков жизни. По крайней мере, пока ее собака не начинает лаять, как сумасшедшая, почувствовав, как мы с Максом идем по коридору.

Время уже перевалило за девять, а она до сих пор не встала?

Еще эта собака проклятая. Выглядит большой и медлительной, а лает так, что мертвого разбудит.

— Джордж, хватит, малыш. Тише, — слышу я шепот Роуз, остановившись у двери в гостиную. — Ты разбудишь Чарли и Макса. Рано еще так шуметь.

Рано?

Обычно к этому времени я успеваю сделать половину рабочих дел. Мне крикнуть ей «с добрым утром»? Спросить, как спалось? Что вообще принято делать в такой невероятной ситуации? Я кашляю, чтобы она поняла: я рядом. Потом на всякий случай кашляю еще раз. Ужасно странное ощущение.

Вчера поздно вечером я слышал, как она возилась на кухне, готовила — судя по оранжевым пятнам, которые я обнаружил на плите, какую-то пасту с соусом, но сегодня утром дом был безмолвен и тих.

Интересно, она так же нервничает, как и я?

Я кашляю еще разок. Иногда мне нравится делать вещи по три раза. Порой я переживаю о том, что слишком много времени провожу с Нилом: это его привычка делать все по нескольку раз, на удачу.

Макс сперва наворачивает вокруг меня круги, а потом отряхивается, вынуждая меня броситься за полотенцем, которое я оставил у двери. Я быстро его вытираю, потом снимаю шерстяную шапку и черный дождевик, и, присев на ступеньки, снимаю ботинки и вымокшие насквозь носки.

Мы проходим дальше, чем я планировал, оставив пляж, прогуливаемся по деревне, наслаждаясь видами и звуками крошечной главной улицы, украшенной гирляндами в виде снежинок и старомодных лампочек, натянутыми зигзагом между фонарями.

Эти украшения, наверное, мои ровесники. Многое в этом городке словно застыло во времени, и я даже не могу понять, из какой он эпохи, но, пожалуй, именно поэтому он выглядит таким сказочным. Люди здесь живут ради приятельского разговора, добрососедской помощи, надежного друга, готового выслушать. В таких местах, как здесь, можно увидеть мужчин, курящих трубку у паба, под мышкой у них зажата газета, а беседа идет о том, как решить мировые проблемы. Жизнь здесь медленнее, и я собираюсь насладиться каждой секундой.

По дороге в коттедж, когда я шел вдоль реки, над моей головой пролетела малиновка, так близко, будто хотела сесть прямо на макушку. От неожиданности я даже подпрыгнул, осознав в тот момент, что я все еще жив, хоть порой и закрадываются сомнения.

Это знак того, что близкие рядом,

напомнила мне Хелена, когда я отправил ей фото птички, устроившейся на дереве на берегу.

Вот бы ты был рядом,

написала она и добавила плачущую рожицу. Меня это чуть не убило.

Скоро увидимся,

ответил я, а потом ждал, пока малиновка улетит.

Я остановился в кофейне Шона, который поведал мне печальную историю о машине Роуз и о том, как он спас ситуацию, позвонив Расти, лучшему механику в этой части страны. Должно быть, в этом местечке вообще ничего не происходит, раз эта история возбудила в Шоне такой интерес. По крайней мере, больше ему рассказывать было не о чем.

— Она от чего-то бежит. Или от кого-то, — сказал мне Шон, скрестив на груди руки. — Держится молодцом, но взгляд какой-то грустный. Она умненькая и симпатичная, да и доброжелательная, но я точно знаю, когда человек от чего-то бежит. Помяни мои слова.

— Разве не все мы от кого-то бежим, Шон?

Я позволил ему продолжать болтать и делать собственные выводы, параллельно занимаясь тем же самым. Несмотря на рассуждения Шона, у меня насчет Роуз была своя теория, и многое в ней опиралось на мой профессиональный опыт, я ведь годами выслушивал о проблемах других людей.

Она скрывает что-то серьезное, да, это наверняка. Сюда она приехала неспроста, но так сразу не поймешь. Она кажется рассеянной, и ее словно окружает аура хаоса.

Как минимум, она неряха. Ладно еще остатки соуса на плите, но то, как она сложила обратно сковородки, кого угодно свело бы с ума.

А еще она громкая и даже этого не осознает. Для человека, который совершенно не умеет попадать в ноты, она ужасно много напевает. Я сам не Паваротти, но черт, я со второго этажа ее слышал, когда вчера ложился спать.

Я все еще стою в коридоре и думаю о нашем недолгом совместном быте в коттедже, когда Роуз вдруг открывает дверь в гостиную и застает меня на середине мысли. На ней мягкая пижама, которая была бы кстати где-нибудь в Антарктике, а ее густые темные волосы собраны на голове в прическу, которую Хелена называет «ананас».

— О, доброе утро, — давлюсь словами я. — Простите, не хотел вам мешать. Просто выходил погулять.

— Доброе, Чарли, — отвечает она, направляясь в сторону ванной вместе с преданным товарищем. — Надеюсь, скоро за мной приедет Расти и я оставлю вас в покое. Еще раз спасибо, что разрешили остаться.

С громким щелчком она закрывает дверь ванной, оставляя слюнявый меховой комок гавкать снаружи.

— Хотите кофе? — стараясь перекричать лай, спрашиваю я, но она не слышит.

Я украдкой заглядываю в гостиную и потираю лоб ладонью: она выглядит так, будто по ней прошлось небольшое торнадо.

На терракотовой плитке пола валяются два журнала, покрывала и подушки. Чемодан распахнут настежь, не оставляя простора воображению, а что это на кресле? Набитая косметичка? Я закрываю дверь и пытаюсь забыть обо всем, что сейчас видел. Скоро она уедет, и этот домик наконец-то станет моим.

— Пойдемте, Макс, Джордж, — говорю я собакам. — Хотите же погулять во дворе?

Макс прыгает в сторону кухни, но Джордж совершенно игнорирует меня, грустно стекает на пол и, уложив голову на лапы, преданно ждет Роуз у двери в ванную. Ну, что ж, он кажется таким же неприступным, как и его владелица.

Надеюсь, скоро приедет Расти и тогда я наконец смогу расслабиться.

Глава седьмая

Роуз

Следующий час я намеренно избегаю Чарли и, устроившись в гостиной с чашкой кофе и Джорджем, смотрю в окно. Когда уже приедет Расти и спасет меня?

— Рапунцель-Рапунцель, спусти свои волосы, — бормочу я собаке. Я и вправду чувствую себя пленницей. Чарли на кухне, слушает в наушниках какой-то подкаст или что-то вроде, но могу поспорить, что он охотнее бы устроился тут, у камина. Я его приглашала, но он вежливо отказался.

Пока мы умудрились обсудить следующие вещи: погоду (вроде должно еще больше снега выпасть)

Конец ознакомительного фрагмента.