Потерянная тропа. Том 1. Часть 1

Энн Шиэрин (2024)

Призвание Марианн — магия. Только вот на Асталле, её родной планете, заклинания осушают мир, превращая его в пустыню. Погибнув, чтобы предотвратить катастрофу, она получила второй шанс и переродилась в новом мире, где всё состоит из маны. Приключения, эксперименты и открытия совсем рядом… Хотя стоп. В смысле лишилась дара?!

Арка I. Замок графа: Глава 1. Предыстория

За десять лет до…

Марианн смотрела, как под структурами и схемами, в точном сплетении формул и энергии, медленно прорастает зернышко, всё быстрее набирая рост. Дерево буквально на глазах вытягивало ветки. Его кора твердела, а корни вспахивали землю. Вскоре росток достиг макушки женщины и продолжил тянуться вверх. Марианн, как и другие находящиеся вокруг люди и кристаллы записи, фиксировала каждую мельчайшую деталь. И если другие удивлялись происходящему волшебству, то она лишь счастливо улыбалась, наблюдая как исправно ложатся схемы. Учёная знала каждую формулу, каждый знак и точку в том, как растет эта яблоня. Словно программа, запускающая в недрах компьютера обычную игру, её заклинание запускало «чудо».

Вот на узловатых ветках пробились первые бутоны, которые мгновениями позже превратились в плоды. Марианн вскинула руку, подавая знак помощникам, и те кинулись прямо под ветки, ставя ровными рядками корзины для фруктов. Секунда, другая, и о плетённое дно стукнулось первое, тяжёлое и наливное яблоко. А затем начался фруктовый дождь.

Это был успех.

Марианн развернулась и направилась к выходу из-под стеклянного купола. Всё её существо переполняло чувство, которое сложно было описать. Она была счастлива, да. В груди было тепло и казалось, что куда бы она сейчас не пошла, какую бы цель не выбрала, она добьётся всего. Впервые за долгие годы её труды, стремления, почти на грани безумия планы и цели свершились. Она создала схему, которая ускоряла естественные процессы регенерации и роста за счёт магической энергии, а не внутренних резервов. И годилась она не только для взращивания фруктов. Хотя эксперименты на людях проводить пока не разрешили, Марианн знала, что с помощью этой схемы можно восстанавливать конечности и исцелить многие, очень многие раны.

Когда стеклянные створки разъехались, частная территория исследовательского центра встретила её ярким солнцем. Женщина подставила лицо под тёплые лучи и достала из кармана пачку сигарет.

— Ну и чем займёшься дальше, Гротэр? — она даже вздрогнула от глухого, немного сиплого голоса, так как погрузившись в себя, не заметила вышедшего следом за неё коллегу. — Не хочешь взять отпуск? Или, например, вступить в преподавательский состав… Университет магии все ещё держит для тебя место.

Седовласый и грузный, её бывший декан внушал уважение. Именно к нему она приходила в редкие моменты, когда заходила в тупик и именно его имя внесла в строчку соавторства в патенте схемы жизни.

— Мэтр… — она почтительно кивнула и, закурив, протянула пачку Дорэю.

— Не курю, Гротэр, и тебе не советую, — привычка профессора обращаться к ней по фамилии сохранилась ещё со студенческих лет. Тогда декан часто ругал её за все возможные эксперименты, многие из которых заканчивались взрывами. Сейчас же он только поощрял исследовательский пыл.

— Я не заставляю, — женщина пожала плечами и отвернулась. Было по-весеннему тепло, не смотря на холодный ветер. И Марианн грелась, понимая, что очень давно так не наслаждалась обычным светом.

— Ты опять игнорируешь мой вопрос, — осуждающе покачал головой Дорэй. Он снова и снова пытался затащить Гротэр назад в университетские стены ровно с тех пор, как она досрочно покинула их с докторской степенью в багаже. Марианн скривилась.

— Я же столько раз говорила, что не хочу преподавать. Не могу разжёвывать для сопливых цыплят то, что понимаю автоматически.

— Ну-ну, — декан успокаивающе похлопал её по спине. — Я же не про то, Мари. Меня интригует какая же гениальная мысль посетит тебя в этот раз.

У неё не было ответа на этот вопрос. Она молчала, потому что не знала. Идеи и озарения в ней были чисто творческими субстанциями. Они вспыхивали, либо угасая, либо приживались настолько, что Гротэр жизнь в них вкладывала, не то что душу.

На создание схемы жизни она решилась внезапно, когда однажды утром, проснувшись, долго смотрела на спущенные с кровати ноги: одну металлическую, другую тёплую, родную. Она вдруг представила, как будет ходить, не хромая, не протаскивая протез по дуге, как станет легка её походка и в какие места она тогда сможет пролазить без всякого усилия.

Да, протез она носила один из лучших, но отныне у неё вновь будут обе её ноги. Никаких следов аварии. И новый долг магии, так бережно сохраняющей ей жизнь.

Она смотрела на блики, которые стелились по земле, отражаясь от стеклянного купола полигона и медленно курила.

— Помнишь… в схеме я затронула несколько изначальных элементов…? — пробормотала Мари, наблюдая за светом.

— Гротэр, ты умом тронулась сидя в четырёх стенах? Зачем тебе суть магии трогать?! — вздрогнул немолодой уже декан и его рука резко сжала плечо учёной. Но та лишь выпустила окурок из пальцев и наступила на него мыском туфли.

Именно.

Вот что станет её новой целью.

Суть магии.

***

За девять лет до…

Тихо шумели процессоры и пищали панели, в приоткрытую дверь проникали приглушённые разговоры других работников вместе с искусственным светом ламп. Гротэр никогда не включала свет в кабинете, так как освещения мониторов ей более чем хватало.

Обычный рабочий день. Мари следила за бегущей строкой цифр и цедила из большой чашки остывший кофе. Руки никак не доходили обновить на стекле структуру заклинания, поддерживающего тепло, а из других кружек ученая пить отказывалась. Раздался очередной лёгкий писк, с помощью которого обозначались ошибки в формулах, и Мари, проверив строку на экране, наскоро изменила три знака в схеме. Ничего страшного или непоправимого, как это бывало с прошлым проектом. Тогда пришлось шесть раз из-за маленьких ошибок начинать всё с нуля. С «сутью мира» вообще оказалось легко работать. Стихии раскладывались на отдельные знаки и цифры. Свет, вода, воздух, земля, огонь, тьма, холод. Каждый элемент энергии Марианн разбирала по крупицам, медленно раскрывая то, что считалось сакральным и неприкосновенным, и получала результат.

Изначально у каждого элемента казалось бы, в «чистом виде», имелась своя длинная, состоящая минимум из семи знаков, формула. И сокращать их было строго под запретом, но в своей «схеме жизни» Марианн использовала краткий образец воды и света, благодаря чему её заклинание работало столь эффективно. Энергия, которая при длинных формулах, уходила в знаки, теперь тратилась на лечение. И сейчас она, не испытывая никакого трепета, препарировала каждую стихию.

Воду почти сразу удалось сократить, а затем и вовсе выявить короткую округлую черточку, начертание которой легко синтезировало влагу. И самое главное открытие было в том, что размер символа не влиял на объем призываемой воды, только количество и качество энергии.

Со светом было чуть больше проблем и символ — кривая закорючка, — по итогу был гораздо сложнее знака воды, но его Марианн тоже считала завершённым. Огонь и воздух, ставшие едва ли не легче алфавитных букв, разобрала на этой неделе, тут же попробовав спроектировать на их основе новое заклинание для двигателя. Всё казалось таким простым… прежние громоздкие заклинания походили на странные пляски вокруг котла. Зачем вливать тонны энергии в километровые записи, когда можно сократить формулу буквально в сотню раз?!

За прошедший год она уже устала недоумевать. Почему такое важное исследование раз за разом прекращалось, не дойдя до конца? Почему его считали ересью и запрещали? Если бы схемы изначально складывались из таких знаков, а не на основе физических, химических и цифровых их эквивалентов, работать с магией стало бы гораздо проще. Марианн пока не проверяла, но могла поспорить на патент «жизни», что пользы от таких схем будет в разы больше.

Сегодня она как раз договорилась о проверке заклинания для двигателя и то, с какой лёгкостью оно вышло из-под её рук, вызывало оторопь. Не год… даже не месяц… Какая-то пара часов и похудевшее заклинание готово. Это вызвало в учёной ощущение напрасности всей прошлой истории магии и достижений.

Марианн вздохнула и быстро распечатала новую схему для активации двигателя. Она была почти в десять раз короче той, что использовали сейчас, и умещалась на одну стеклянную пластинку. Подхватив куртку и закинув стекло в карман, Мари вышла в коридор. Провела ключом по узору, закрывая кабинет, и постучалась в соседнюю дверь, такую же лёгкую, из кристаллита, как и её собственная.

По поверхности голубоватого материала пробежались искры и дверь легко открылась.

— Лили, я к техникам. У тебя есть дела в той стороне? — Мари оглядела пышущий светом и зеленью лабораторию, полную противоположность её конуре, и хмыкнула. Лили, милая блондинка в белом, как и у Мари, халате, сидела на корточках перед горшком, и сжимала кристалл в руке, тщательно формируя схему.

— Секундочку, дорогая… — руки девушки работали с потоками энергии ловко, вырисовывая прямо в воздухе над горшком тонкую вязь. У Мари никогда так не получалось. Всё-таки она была из тех, кого больше привлекало качество, а не скорость плетения. — Всё. Что тебе у техников понадобилось?

Лили поднялась и отряхнула руки, смахивая с них крошки рассыпавшегося кристалла. Вместо словесного ответа Гротэр вытащила пластинку и протянула подруге, которая тут же нахмурилась.

— Закончила? Помяни мое слово, сладость, эти твои изыскания до добра никого не доведут, — прокомментировала Лили, не притронувшись к стеклу. С тех пор как Марианн начала исследование, каждый, кто только живёт и знаком с Гротэр, сотни раз пытался отговорить её от этого проекта.

— Вот только не надо заводить шарманку о ереси и запрете. Сейчас только дохлый не использует схему жизни, а ты знаешь… — вновь отмахнулась от чужих претензий Марианн, даже не воспринимая их всерьёз.

— Что в её основе лежит две простые формулы стихий и бла-бла-бла, — в голосе подруги было столько скепсиса, что Мари передёрнуло. Лили поправила идеальную прическу, глядя в зеркало, а затем подхватила горшок, в котором быстро разрастался странного вида цветок, с шипами и пятнами. — Тем не менее, держалась бы ты подальше от этого. Церковь на многое способна, ты же знаешь.

Мари знала, но не стала заострять на этом внимание, слишком часто звучали угрозы и всегда вхолостую, поэтому перевела тему.

— Ну как, ты со мной?

— Конечно. Пропустить очередное открытие века великой Гротэр? Ну не-е-ет, — Лили взяла платиновую карту-ключ и шустро вытеснила Марианн из комнаты.

— Давай быстрее, пока это, — Лили кивнула в сторону стола, на котором покоился горшок. — Не очнулось.

— Что за монстра ты вывела в этот раз? — скопировав интонации подруги, ехидно и едва растягивая гласные, произнесла Мари. Учёной не понравилась первая реакция Лили на стекло с формулой и, как обычно, при первой же возможности она попыталась отыграться. Хотя кого-кого, а ходячую катастрофу в ехидстве ни при каких знаниях не перещеголяешь. Как и в проницательности.

— Ну и злопамятная же ты, дорогуша. Это тропический экземпляр хитина. И я его не выводила, мне привезли готовый образец.

— Ну-ну, — хмыкнула Мари, направляясь в сторону платформы. Они продолжали тихо перешучиваться, дожидаясь подъемника. Коридоры были пусты и очень редко кто проходил мимо. Всё-таки шестой этаж — место, где живут самые отшибленные из учёных. И как считала сама Мари, самые повёрнутые на своей работе.

Платформа появились достаточно быстро и, ступив на неё, они нырнули в нутро прохода.

Помимо них на подъёмнике находилось две девушки с верхнего этажа. Кажется, отдел истории. Мари не всех знала в лицо, зато Лили… При виде девушек она картинно вздохнула и отвернулась. Почти сразу в спину подругам прилетел громкий шепот, произнесённый так, чтобы его услышали.

— Это та безумная…

— Хватает же наглости лезть к «сути магии».

— Подожди, не пройдёт и года как её покарают…

Мари поймала взгляд Лили — её аккуратные брови резко вспорхнули вверх. Всем своим видом подруга выражала возмущение напополам с чем-то вроде: «Я же тебе говорила.»

Такие разговоры начались сразу, как Мари объявила начальству о следующей цели своих исследований. Уже год она разбирала изначальные элементы и до сих пор её не ударило током, или как там ещё карают любопытных людей? Учёные умы и свет страны, знающий о магии гораздо больше многих других существ, и то вели себя подобным образом. Марианн это раздражало. Она понимала, что её окружают умные люди, просто каждый был тонким специалистом лишь определённой сферы, но такие предрассудки и глупые сплетни… Настолько узколобо, что даже хотелось спросить точно ли они диплом сами получили, а не купили.

— Серпентарий, — тихо буркнула Мари, не сразу заметив, что стоящая рядом с ней Лили нахмурилась, перестав улыбаться. Гротэр никак на это не отреагировала, решив, что лучше узнает в чём дело на улице, где пространство не будет пропитано окисями яда, но на все попытки вновь завести разговор подруга отмалчивалась и то, как она это делала, очень не понравилось Марианн.

Они молчали, пока ловили флайвер, расплачивались и взлетали. Молчали все пятнадцать минут, пока летели до технического завода. В маленьком окошке под ногами мельтешили силуэты низеньких домов и зелёных посадок. Даже после приземления Лили выскочила наружу, ничего не сказав, и лишь у входа в каменное серое здание девушка придержала Гротэр за руку.

— Они правы, дорогая. Ты бы сходила к специалисту… — учёная дернулась, как от пощечины, вырывая из слабой хватки свою руку. Это было настолько неожиданно и больно, что даже умудрённой жизнью Марианн захотелось заорать. Она смотрела в голубые глаза и видела отголосок страха, вместо привычной поддержки. И это была не та боязнь за подругу, которую испытываешь, когда родной человек болеет. Нет, иное. Лили боялась её. Не за неё, нет. Если бы Мари спросила, Лили тут же бы заверила в обратном, но…

— Я уверена, что в своем уме, не волнуйся, — и Гротэр ушла, не оглядываясь.

В тот день испытания прошли успешно. Формула, как и предполагала Мари, действительно была куда мощнее и вместо десяти кристаллов для её активации и зарядки потребовался лишь один. Это произвело настоящий фурор, особенно после того, как люди убедились, что флайвер летает ровно столько, сколько и должен. Он выдерживал до ста пятидесяти часов в воздухе на максимальной скорости. Но видит магия, Мари не была рада этому событию. В её голове прочно сидела единственная мысль:

«безумная…»

***

За восемь лет до…

Помощница директора что-то активно перебирала на столе, старательно не обращая на неё внимание. В последний месяц Мари всё чаще видела такое отношение к себе и чем ближе был срок окончания «раздумий», тем больше людей её избегало. Нормальная реакция для тех, кто знал, что в скором времени Гротэр уволят и пусть совсем немного, но её это задевало. Конечно, Мари и раньше сторонились, но сейчас между ней и старыми знакомыми будто бы возник вакуум.

После демонстрации новой схемы для флайверов, директор вызвал её к себе и требовательным тоном заявил, чтобы она прекратила работу над своим проектом, иначе…

Последствия Мари во всей красе видела сейчас.

По началу она вообще забыла о беседе с начальством. Не до того было. Но сегодня, придя на работу, учёная не смогла включить компьютер. Стекло памяти изъяли. Со всеми наработками, формулами и планами. Марианн чуть собственный стол не сломала, перебирая в уме тех, у кого был доступ к её кабинету. Она едва не бросилась в охранный пост за записями работы дверей, но буквально носом уткнулась в пришпиленную булавкой бумажку, которую в привычном полумраке заметила не сразу.

— Мисс Гротэр? Вас ждут, — тихо проговорила помощница, выводя Мари из задумчивого состояния. Секретарша, придерживая пальцами капельку-переговорник в ухе, всё так же отводила взгляд.

Марианн была зла и как бы не старалась сдерживаться, дверь за её спиной закрылась с громким хлопком.

— О, Марианн, это вы, — молодой директор изобразил удивление. При одном взгляде на него, женщине захотелось прошить скрепками льстивую физиономию, а стоило тому открыть рот, так и вовсе потянуло выкинуть его в окно. Она была старше нынешнего директора лет на семь и видела его от силы два раза, за которые ни разу не разрешала называть себя по имени. Ну что же… как он к ней, так и она к нему.

— Куда вы дели… — начала она с ходу, даже не поздоровавшись. В секунды преодолела расстояние до стола, упёрла в него руки и угрожающе нависла над молодым человеком.

— Не стоит хамить. Не забывайтесь, Гротэр, — вся наигранная доброжелательность слетела с лица директора и Марианн пришлось отстраниться. Она впервые задалась вопросом откуда взялся этот холёный юноша, чувствующий себя в высоком кресле словно на императорском троне. Когда она вступила в центр в качестве учёной, то пост занимал сухощавый старик, которого полгода назад сменил вот этот… Обычно женщина игнорировала любые сплетни, но видит магия, как бы они сейчас пригодились. Как ей не хватало болтовни Лили, которой и пяти минут бы не потребовалось, чтобы выложить всю подноготную этого типа. — Если вы о стекле, то его вам никто не вернёт. Так или иначе, но продолжать эти исследования вам запрещается.

Мда… ну и ситуация. В действительности люди могли проводить любые изыскания, какие только захотят. Даже запрет на исследование «сути мира» официально не узаконивали. Были проекты, что велись под грифом «секретно», но это другое, часто задевающее военные сегменты. Сейчас же ей напрямую приказывали бросить то, что не несло в себе никакой прямой угрозы.

— А если я откажусь?

— Даже если и так, данные вам никто не вернёт, их уже уничтожили. А вам, от лица директора исследовательского центра и как представитель церкви, я бы рекомендовал закрыть эту тему, — молодой мужчина поднял ладонь и двумя пальцами коснулся лба, повторив жест, которым обычно заверяют свои слова монахи.

Вот значит как. Церковь. Почему же Марианн не удивилась такому раскладу?

И ведь в действительности не было никаких оснований запрещать ковыряться в сути магии. Каждый человек в современном мире так или иначе использовал громоздкие, неудобные схемы, напитывая их силой из кристаллов. Упрощённые формулы внесли бы лёгкость и возможность совершать новые открытия.

Но это то, как видела ситуацию Марианн. Окружающие же люди были до странного параноидальны. В веке технологий, когда магия уже никого не пугает, все вокруг панически боялись погружаться в омут истины. Чем они себя только не оправдывали: запретом, катаклизмами, сумасшествием, несчастными случаями, болезнями, смертью — всем, что несло хоть какой-то страх.

Исследования Мари идут второй год, а она всё ещё в здравом уме и жива.

— Я так понимаю под знаком центра продолжать исследования вы мне не дадите? — задала риторический вопрос Марианн, обдумывая то, сколько времени ей понадобится, чтобы переоформить лабораторию в своём частном доме, и где бы подыскать помощников. Она уже успокоилась, быстро переключившись. Споткнулась из-за чужой подножки? Ничего, она встанет и пойдет дальше, даже не пнув в ответ. Сами попадают.

— Верно, — кивнул директор, пристально наблюдая за каждым её движением. Он ни капли не удивился, когда Марианн вытащила из кармана ключ, а из-за пазухи пропуск с эмблемой центра. Женщина положила их на стол, а затем развернулась и быстро вышла. В спину ей будто последними камнями, добивающими собаку, прилетело:

— Ваше любопытство не приведёт вас ни к чему хорошему.

Руки непроизвольно сжались в кулаки, а в висках запульсировало. Ей так упорно повторяли одно и тоже, не объясняя причин. И Мари, как и всегда, не видела в таких словах никакого основания бросать.

Но магия, как же учёная устала от этой непроходимой тупости и фанатичности. Будто волшебство, как главный источник веры для их мира, может быть против новых открытий. Ей казалось странным подобное отношение жрецов и монахов, ведь никакой выгоды для них это не несло. Тем не менее именно от них пошла вся ересь про то, что суть магии трогать нельзя.

— Воды? — тихо проговорила помощница, вырывая Гротэр из омута мыслей и учёная удивлением посмотрела на неё. Женщина, чуть старше Марианн, с яркими каштановыми волосами и сетью морщинок, не вызывала неприязни.

— Нет, всё в порядке.

Секретарша кивнула и вновь сосредоточилась на капле-переговорнике.

Короткий обмен фраз заставил Марианн собраться и вернуться к прежним размышлениям о лаборатории. Она быстро покинула этаж директората, который находился под самой крышей здания, в конце искусственно-выведенной оранжереи. Учёная, не обращая внимание на шепотки, целеустремлённо шла к выходу. Уже на улице, почти у самой взлётной площадки, её окликнули.

— Гротэр!

Она обернулась. За ней, на своих излюбленных высоких каблучках, бежала Лили. Девушки пересекались пару раз за последний месяц, но Мари старательно сводила на нет большую часть разговоров. Не хотелось ей разжёвывать по десятому разу то, какую пользу и потенциал несёт её проект. Она и так всё доходчиво объяснила во время презентации формулы для флайвера каждому, кто смотрел в тот момент трансляцию. Мари слишком устала от утверждений о безумии, чтобы ещё и лекции выслушивать от близкого человека.

— Ну ты и шустрая, дорогуша. От пожара убегаешь что ли…

Задыхаясь, уперев руку в бок и не обращая внимание на растрепавшуюся прическу, остановилась соседка по кабинетам. Уж кто-кто, а глава сарафанного радио их центра точно в курсе, что Мари уволили.

— На, — не успела Гротэр нахмуриться и задать вопрос о том, что, собственно, Лили нужно, как та, опережая её собственные мысли, схватила Мари за руку и скинула на ладонь флэшку. — Копия твоего стекла.

— Что? Ты…

— Йа-йа, — кривляясь, ехидно произнесла Лили, совершенно не обращая внимание на шокированное лицо Мари. Блондинка почти перестала пыхтеть и уже оглядывалась в поисках зеркала, которому на взлётной площадке взяться было неоткуда. Вокруг был лишь асфальт, да пара флайверов в пределах линий ожидания. Вот к одному из таких она шустро подковыляла и, используя металл как зеркало, быстро поправила растрёпанные пряди. — Таечка передала тебе.

— Кто? — это имя совершенно ничего не объяснило. Зато Лили, закончившая приводить себя в порядок, резко обернулась и, словно эксклюзивная жёлтая пресса, начала объяснять.

— Тая. Помощница нашего директора. Ты совсем не в курсе, да? — как-то обречено протянула Лили и стянула туфлю с той ноги, из-за которой хромала. — Мозоль натёрла…

Она всегда была ходячим энергоблоком. Цвела, светилась, никогда ни при ком не выглядела усталой и вечно фонтанировала энергией. Марианн привыкла к её поведению, но сейчас это оглушало. Хотелось замереть, подумать, вспомнить и понять, но Лили не давала ни секунды на передышку.

— У Таечки есть дочь, которая родилась с проблемным сердцем. Они недавно прошли полный цикл твоей схемы и сейчас всё в порядке. Это её благодарность.

Колено заныло. Сколько было таких на планете? Кого спасли, вылечили, кому вернули то, на что люди не надеялись? Да, Мари знала, что схема работоспособна и всё активнее пускается в оборот. Именно она установила на неё очень низкую цену, но даже так, проценты от прибыли, что поступали на её счёт, были колоссальны.

Гротэр убрала флэшку в карман.

Если не ради таких открытий стремиться жить, то ради чего?

— Спасибо, — Марианн благодарно кивнула, а в следующую секунду её крепко обняли.

— Ты, конечно, чокнутая, но я всё равно люблю тебя. Зови, если понадобятся свежие новости, а то совсем пылью покроешься, — и Мари рассмеялась, обнимая подругу в ответ. Кто бы знал, как она соскучилась по этой светлой и тёплой девчушке.

***

За семь лет до…

Пыль покрывала шкафы с документами, столы, пол, и в ней, словно на карте звёздного неба, прятались цепочки следов от ног и пальцев. Тишина откололась от космоса и проникла в каждый угол дома. Лёгким снегом пылинки кружились в воздухе, выдавая заброшенность. Без помощников, которые наводили порядок, особняк за полгода пришёл в негодность. Везде перегорели стекляшки и свет пробивался только сквозь шторы. Здесь не было никого, кроме Мари с её забитым под завязку мыслями и идеями мозгом.

Новые теории и открытия словно звенья цепочки шли и цеплялись друг за другом. Стоило закончить с упрощением основных элементов и Гротэр предположила, что физические воздействия тоже можно сократить. Преобразование, давление, сжатие, движение, повышение температуры, деление и многое-многое другое шло одно за другим и хоть упрощать их было сложнее, у Марианн выходило. Но вот стоило попытаться понять, что лежит в основе, за всеми этими значками, в глубоком прошлом, в причине их существования, как Марианн уткнулась в непробиваемую стену. Суть магии не желала открываться.

Сейчас ей было не до уборки, всё равно она жила в лаборатории, находившейся в подвале — это была единственная комната, наполненная лишь беспорядком, но не грязью. В ней Гротэр сутками напролёт обрабатывала информацию, выписывала и делала заметки. Бумаги вокруг было столько, что пройти по полу, не наступив на очередную стопку важных данных, было сложно. Урывками она складывала картинки прошлого с помощью легенд и сказок. Кое-где истории сходились, где-то разнились и лишь в паре очень старых страшилок говорилось о чём-то, что могло показаться центром этой головоломки. Ей было недостаточно общедоступной информации.

Полгода назад Мари подала прошение в архивы церкви, но её заявку ожидаемо отклонили. Более того: на следующий день оба её помощника исчезли. Ни через неделю, ни через полгода, она их не увидела. Никто не делал объявлений о несчастных случаях, не находили двух мёртвых тел: парни просто растворились в воздухе и последней, кто их видел, была Марианн. Это давило на нервы. Женщина, закрытая в своём стремлении узнать как можно больше, ела то, что хранила в подсобных помещениях и иногда лечилась схемой жизни. Она больше не выходила из дома. Назойливость собственных мыслей и желание как можно скорее разобраться не давали ей прохода ни на прогулках, ни во сне. Если в исчезновении ребят виновата церковь, то она смогла напугать Марианн, но в итоге добилась лишь противоположного результата: страх для неё был отличным стимулом.

Упрощённые знаки легко выстраивались в маленькие пентаграммы, которые и стали её новыми формулами. Они действовали отлично: впитывали из кристаллов минимум энергии, плавно перестраивали её в нужную комбинацию действий и без единого побочного эффекта выдавали результат. Качество каждого заклинания в основе которых вместо длинных расписных узоров были два-три знака, зашкаливало. Они легко выводились на самых мелких предметах и учёная вживила в каждую вещь вокруг себя новые свойства. Летающие ящики с бумагой, светящиеся кирпичики в стене, ходячая подставка для стакана и многие забавные явления теперь придавали лаборатории облик жилища чокнутой ведьмы, где что-то, да шевельнётся. Гонимая любопытством она даже поместила лазер, который обычно функционировал в оружии полиции, в собственную любимую ручку. Теперь у неё в потолке была прожжена небольшая дыра, а ещё пострадала одна из стекляшек — около входа в лабораторию тускло мерцало освещение. И сейчас по кусочкам, по доли миллиметра Гротэр двигалась в сторону схемы, которая позволила бы понять весь мир.

На основе легенд Мари сложила несколько основных теорий о том, чем же именно является магия, но доказательств у учёной не было. Все те формулы, создаваемые ею для погружения и расшифровки, не срабатывали, но Марианн радовалась неудачам. Она не могла создать формулу, с помощью которой заглянула бы в суть и всё, нет. Ей приходилось подбирать основу, которую учёная хотела разглядеть. Дело было не в ошибочных заклинаниях, лишь в том, что в поисках звёзд она могла смотреть лишь себе под ноги. Гротэр как слепой котёнок тыкалась в каждый тёмный угол в поисках зеркальной поверхности, в которой она смогла бы разглядеть маленькое ядрышко. Именно таким стеклом по идее и должны были стать легенды, теории и рассказы из прошлого. И она искала, переписывала, пробовала.

Помешалась на работе.

Проблемы со сном стали обычным делом. Учёную то и дело посещали кошмары, основанные на детских страшилках. Самыми яркими оставались те, где магия представлялась в виде болезни или, что хуже, животного. Оно шевелило своими тёмными щупальцами и соблазняло людей, предлагая им бессмертие, силу и власть, а каждого, кто соглашался, наполняло отравляющим, уничтожающим человеческую суть, ядом. Их будто бы лишали души. Живые тела с мёртвыми, остекленевшими глазами и тёмными узорами, шевелящимися под кожей. Такие сны нагоняли жути и вызывали у неё толпы мурашек. После них Мари очень долго не способна была согреться.

Время близилось к вечеру, когда в воздухе зазвенел пронзительный писк, от которого Марианн поморщилась и неохотно поднялась. Проверив по камерам, кто именно приземлился на взлётной площадке, Гротэр отключила сигнализацию и, подхватив стакан, направилась наверх. В её кабинете был и чайник, и ящик заморозки, но сейчас требовалось встретить гостей, и без бутылки антикварного она не справится. Такие визиты раздражали, выматывали и отвлекали учёную, выпивая из неё нужную для экспериментов энергию.

Марианн поднялась по лестнице, прижала ладошку к панели, закрывая металлическую дверь лаборатории, и мазнула пальцами по халату, вытирая об него грязь. На маркой белой ткани появилось серое пятно, которое постепенно посветлело и исчезло. Как же хорошо… Женщина устало, но довольно улыбнулась и зашаркала тапками по пыльному полу.

С мэтром они пересеклись на пороге кухни и, увидев его, Марианн замерла. Вся раздражительность заглохла, спряталась, зато колыхнулось где-то глубоко внутри беспокойство. И было от чего. Кожа старика, покрытая морщинами, сливалась цветом с его седыми волосами, а сам он горбился и старательно отводил взгляд. Всё это в Дорэе… вызывало напряжение. В голове учёной потрескивали электрические разряды, а гость молчал.

Он был один.

— В этот раз вы без Лили? — протолкнув слова сквозь сухое горло, она отогнала картинку человека в форме, который с похожим выражением лица сообщал ей о смерти родителей.

— Мари, милая… — Дорэй редко называл её по имени. Что бы ни случилось, как бы они не общались, только «Гротэр», только «мэтр». От него волнами расходилась скорбь, мрачность, тоска. Марианн поняла всё без дополнительных разъяснений, но ей нужно было знать. Вдруг это ошибка и всё то бешеное беспокойство — лишь её паранойя? Нет, это и есть ошибка, она просто не выспалась и напридумала себе всякое. — Её нашли под мостом около исследовательского. Мёртвой.

Кружка выпала из рук и раскололась, столкнувшись с деревянным покрытием.

Мари не пошла на кухню. Не ответила. Лишь развернулась и по собственным отпечаткам ног, оставленными тапками, двинулась назад в подвал. А как она должна была отреагировать? Обвинить во всём себя? Разрыдаться? Гротэр не из тех, кто плачет. Нет. Но тем не менее внутри всё звенело и больше всего она хотела бы сейчас проснуться и понять, что это лишь кошмар.

У Марианн дрожали руки. Она не задавала вопросов, потому что прекрасно понимала причину гибели — это отнюдь не самоубийство. Кто угодно, но не Лили. И Мари могла поставить нынешний проект на кон, что её помощники исчезли точно таким же способом. Смогли бы они найти их под тем же мостом полгода назад, если бы только знали где искать?

Гротэр окружала смерть. Не об этом ли проклятии столько толковали люди?

После происшествия в исследовательском центре, когда она едва не лишилась стекла, ученая никого и близко не подпускала к своим наработкам. Но сейчас она не обратила внимания, как следом за ней в подвал спустился Дорэй. Её лучший советчик, наставник, единственный оставшийся близкий человек. Останавливать его у Мари не было никакого желания и сил.

Гротэр упала на стул возле своего компьютера и вновь коснулась папок. И впервые за долгое время, почти за три года исследований сути магии, она не смогла сосредоточится. Просто не видела строк, не понимала их смысла, витала где-то вдалеке, в своих воспоминаниях.

— И стоит оно того? — тихо произнёс мэтр, пролистывая одну из распечатанных легенд о волшебстве. По пустому месту на столе Марианн не сразу, но вспомнила, что это одна из тех детских страшилок про магию-зверя.

Она не знала. В ней кипела уверенность и стремление идти до конца, но ответа на вопрос цены, увы, Мари уже не знала. Сейчас люди исчезают просто потому что были знакомы с ученой, но что потом? Начнут массово устранять тех, кто применил на себе магию её схем? Самое смешное, что близких у Мари практически не было, а остальные её не волновали и теперь удержать учёную будет невозможно.

Она устала. Не от работы, — в своих исследованиях Марианн могла тонуть без остатка, — а от отношения социума. Было что-то такое и во время создания схемы жизни, но в гораздо более слабом, никому не причиняющем вреда, масштабе. В учёной уже не было того человека, что активно отбивался от слухов или просто не обращал на них внимание. Эту её часть люди старательно затоптали.

Стоит ли?

Гротэр вздохнула и принялась печатать на панели пару абзацев, ещё даже не теорию, без доказательств, лишь её зачатки. Предположение. Куда именно уходят излишки энергии, которые тратятся в лишние символы и знаки? Связаны ли эти перерасходы с тем, в каком состоянии нынче находится мир? Эти вопросы казались ей очень важными и именно их краткие ответы она набросала. Щёлкнула переключателем, включая принтер, и тот загудел. Дорэй понял её без слов.

Он подошёл, старательно обходя стопки бумаг на полу, и вот, в руках декана оказался листок. То, ради чего Марианн активно гробила свою жизнь и, похоже, жизни других. Женщина не следила за ним, но понимала, что реакция будет непредсказуемой. Краем глаза она зацепилась за лицо мэтра и…

Мари подумала, что ей показалось. Что она сошла с ума. Гротэр даже ущипнула себя за ладонь, пытаясь понять, что происходит. Она не видела глаз мэтра, но зато прекрасно могла рассмотреть его шею, часть лица и руки. На фоне бледной, почти мертвенной кожи, чёрные узоры казались ожогами, оставленными раскалёнными до алого прутьями.

По её оглушённому и звенящему миру будто кочергой вмазали. Она что, заснула, сама того не заметив? Её навестил один из привычных уже кошмаров?

По спине побежали мурашки. И не только из-за страха. В помещении резко упала температура, заставляя металлические ящики и дверь покрыться беловатой изморозью.

— Мэтр…? — вместе со звуков с губ сорвалось облачко пара. Лист в морщинистой руке был мгновенно смят, а наставник медленно, будто дёргаемый за веревочки, обернулся.

Никогда она не видела такой ярости. Страшной, дикой, нечеловеческой, исказившей обычно доброе и спокойное лицо. И слишком часто видела мазутные провалы вместо глаз в своих кошмарах. Пропала привычная зелёная радужка мэтра, и на её месте, заменяя даже белки, появилась густая, медленно вытекающая нефть. Она оставляла за собой липкие дорожки на морщинистых щеках. Сплошная чернота. Пустота.

Марианн парализовало. Они замерли в нескольких метрах друг от друга. Вскоре учёную начало потряхивать от холода, по дереву тоже пополз иней и только боль от вдавливаемых в ладони ногтей, да этот мороз помогали ей держаться, не закричать. Марианн всё ещё считала, что сходит с ума.

Но вот, существо, вылезшее из её кошмаров и принявшее форму наставника, дернулось, а затем шевельнулось в её направлении. Учёная сжалась. Было ли это галлюцинацией…?

— Мэтр… — тихо повторила она и в ту же секунду существо рвануло вперед, неловкими движениями подбрасывая себя в воздух. Оно снесло все бумаги, находящиеся у него на пути, и обогнуло мебель, когда Мари лужицей сползла со стула. Учёная забилась поглубже под стол, не зная, что делать и судорожно обдумывая варианты. Но что она могла предпринять, сидя под офисным гигантом? Сквозь деревянные перегородки Гротэр проходить не умела. И почему она в своё время отказалась от обычного, стеклянного столика из гостиной?

Возле дальней стенки блеснула металлическая вставка её любимой ручки. Тело отреагировало само. Марианн дёрнулась в ту сторону и успела схватить ручку прежде, чем её как рыбку на крючке, вытянули за лодыжку из-под стола. Ногу обожгло холодом. Ту самую, где раньше был протез. Живая, тёплая, она онемела и перестала слушаться.

Когда Мари в очередной раз увидела чёрные провалы глаз, то снова попыталась заговорить, но чужие руки, обжигающе ледяные, сжались на её горле. Хватка была слабой, но холод перекрыл дыхание. Он убивал, усыплял, буквально сжигал своей пронзительностью.

Пальцы Мари сжались, заскользив по маленькой пентаграмме. Без подпитки, вытягивая ману из воздуха, активировать её оказалось сложно. Перед глазами потемнело, а грудь уже горела так, что её сотрясало в кашле, не способном вырваться из горла. Она царапнула чуть шершавые линии пентаграммы на металлическом корпусе ручки, буквально силой проталкивая ману внутрь и…

Активировала лазер. Раз, другой, третий…

Гротэр остановилась только после того, как её придавило к полу чужим телом. Задыхаясь, чувствуя как вместе с сипами проникает в лёгкие воздух, учёная с трудом столкнув мэтра с себя. Мари дрожала и подняться смогла далеко не сразу. Она по привычке опёрлась только на правую ногу, вторая будто бы вновь отсутствовала. Дотронувшись до горла, Мари поняла, что прикосновения к шее тоже не чувствует.

Весь её халат был в крови. Весь пол, все бумаги были алыми. Отчищающие схемы, аккуратно вышитые на изнанке ткани, не справлялись.

Мари нервно хохотнула, понимая, что теория, кажется, сама нашла её. Или, скорее, вместо теории она нашла то, чего в жизни бы видеть не пожелала. И если это так, если хоть одна детская страшилка была правдивой… Марианн присмотрелась к коже рук мэтра и не заметила на них узоров.

Это значит, что ей нужно бежать. И срочно.

***

Звук бьющихся о каменный пол капель рассеивал внимание, но Мари старательно выводила мелом последние символы пентаграммы. Находясь в развалинах, она с трудом смогла найти относительно сухое место, в которое не попадала вода сквозь стены или проломанную крышу. И всё равно качество символов оставляло желать лучшего. На каменных плитах накопился приличный слой грязи и приходилось по нескольку раз чиркать грифелем, буквально выдавливая каждый завиток.

Она находилась в мёртвой зоне, там, где давно не было зелени, жизни и магии. Лишь руины, да пустая, жёлтая и лишённая чего-либо земля. Таких безжизненных пространств в мире было слишком много, чтобы называть их лишь участками, скорее людские города были чем-то исключительным. Здесь выцедить из воздуха хоть какие-то крошки энергии требовало времени, а у Мари его не было. Без еды и схемы жизни перед глазами временами темнело. Каждая тихая минута была для неё бесценной, и она потратила их и колоссальные силы на то, чтобы на основе своей догадки совместить простые символов в длинную формулу и замкнуть её в круг. У Мари больше не было времени на ошибки, она и так теряла часы на ожидания, напитывая энергией каждую закорючку и завиток, и ведь это их краткий эквивалент… От белых полосок расходился слабый свет, который периодически растекался радужными отблесками.

Марианн должна была убедиться в своей правоте и в том, что ей ничего не привиделось.

Три дня назад Гротер сбежала, сев в оставленный на взлётной площадке флайвер, и затем долго петляла над пустынными землями, пока не нашла достаточно целые руины. Спрятав в одном из зданий свой транспорт, женщина первым делом вспомнила про припасы и к своему удивлению не нашла ничего, кроме наполовину пустой упаковки сухарей. Ей повезло: через пару часов пошёл дождь и о питьевой воде можно было не беспокоиться.

Цвет завитков с белого сменился на голубоватый и, вытерев рукой пропотевшее лицо, учёная вступила в центр круга, чувствуя волнение. Она внимательно вглядывалась под ноги, но не видела ничего, кроме грязного пола, слегка освещенного магией. Прошло несколько минут и Марианн охватило отчаяние напополам с разочарованием. Женщина правда сошла с ума и тогда в кабинете увидела то, чего в действительности быть не могло? Повелась на давление и детские кошмары? Или её выводы опять были не верными?

Продумывая заклинание «взгляда», в центре которого она сейчас стояла, Гротэр мысленно возвращались к церкви. Для монахов, живущих в каменных, вечно влажных от сырости зданиях, и носящих черные рясы, божеством была магия. Имела ли она в их понимании живую сущность и сознание, подчиняющее себе простых жителей? Жрецы боготворили волшбу, поклонялись ей. Почитали. И Марианн была уверена, что кто-то да знал то, что она так упорно желала разгадать. Она привыкла считать, что магия — это лишь инструмент, с помощью которого энергия меняла свою форму и цвет, но никак иначе.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем Мари шевельнулась, готовая сдаться и направиться к тем, кто, как она думала, запугивал её и причинил вред невинным людям. И в этот момент внутри пентаграммы, под ногами, прошлась лёгкая рябь, а затем с окаймовкой стало происходить что-то странное. Символы легко зашевелились, сменяя цвет с голубого на красный и золотистый. Они опаляли жаром и быстро разрушались, выпуская наружу накопленную энергию. Дестабилизация возникла слишком резко. Мари ничего не успела предпринять. И за секунды до того, как вязь была разорвана и её откинуло волной маленького взрыва, Марианн уловила возле самых мысков туфель нечто чёрное, в глубине которого блеснул желтый отблеск. Ноги окатило холодном, а места, которых ранее касался Дорэй и где чернели отметины, будто прижгло горячим углем.

Её всю прошибло, проморозило жутким страхом. Она будто бы в живую столкнулась лицом к лицу с давним ночным кошмаров, задела его дыхание, увидела отблеск глаз и удивительным образом осталась жива. Отлетев и ударившись о стену, с которой посыпались мелкие камни и крошка, учёная не смогла подняться из-за боли. Тело пробивало дрожь, её колотило, зуб на зуб не попадал. Она сидела, подогнув под себя ноющие ноги и безучастно смотрела на прорешеченный, словно сито, потолок. Из рта вырывался пар, а о пол больше не бились капли дождя. Их сменили крупные кристаллики снега.

Что происходит с их миром? Чем она занималась всю жизнь, не замечая того, что находилось прямо у неё под носом? И что за выкрутасы с этой магией?

Марианн просидела долго, блуждая в коридорах собственных мыслей и воспоминаний, не находя зацепок. Страх не покинул её, но отпустил достаточно, чтобы учёная смогла встать. Пошатываясь и аккуратно переступая крупные трещины в полу, она прошла через большую дыру в стене, еле забравшись по куче обломков.

На улице тоже шёл снег. Он белыми бабочками падал на мокрую землю и исчезал. Мир вокруг казался поломанной, выброшенной и никому не нужной игрушкой. Руины, заполненные кучами обломков, песком, грязью и мерзким, прилипчивым снегом. Марианн заворожила эта картина. Снег в зиму был очень редким явлением и последний падал когда она была студенткой. Он был мокрым и склизким, почти таким же, как сейчас, но этот всё равно был более легким. Похоже мир сломался… Или сломалась Мари? Какие люди жили в останках этих домов? Была ли у них магия? И если легенда правдива, что даже сейчас казалось страшным абсурдом, кто именно продал себя тому существу? И правда ли, что именно из-за него здесь нет ничего и никого живого?

Тело дрожало и она старательно отмахивалась от вопросов, касающихся настоящего, всего того, что её окружало. Во всём мире, похоже, единственной кто мог спросить об этом так откровенно и осознанно, была лишь Мари. Просить знакомых о помощи казалось нереальным, ведь в любой момент по ним могли расползтись чёрные узоры или они бросились бы вырывать ей гортань. А идти в церковь… Гротэр была дорога её жизнь.

В голове творился откровенный бардак.

Учёная стряхнула снег с белого халата, который начал промокать на плечах. Ускорившись, игнорируя боль в спине и легкое головокружение, направилась к флайверу. Она обошла несколько холмов с обломками и вышла на более-менее целую каменную дорожку, покрытую сетью трещин. Спускаясь вниз и хлюпая желтой грязью, прилипающей к ботинкам, Мари старалась обдумывать каждый вопрос и не позволяла мыслям скакать, как саранче по урожаю.

Выходило, что практически все люди их мира так или иначе применяли магию и любой из них мог стать таким же как Дорэй. Особенно это касалось церкви. Поведение жрецов упорно наслаивалась на то, что совсем недавно увидела учёная. Марианн не понимала точных условий контроля человека, ведь сама она не слышала никаких приказов или чего-то подобного. По ней не расползались узоры, и она продолжала делать то, что по-видимому очень мешало магии… Или кем было то существо, что она увидела? Учёная будто бы нашла новый удивительный тип ядовитого цветка и не знала о нем ничего, кроме нынешнего его состояние. Было откровенно страшно, ведь вокруг него лежали уже бездыханные люди, но даже если и мелькнула мысль всё бросить… Слишком поздно отступать.

Мари всю жизнь восхищалась магией как чем-то неживым, но способным спасать и помогать людям. А сейчас она не знала, как отнестись к этому. Разве что привычно искать ответы дальше?

Она проскочила под крышу более-менее целого здания, где припарковала свой флайвер. Открыв металлическую дверцу картой, нырнула в тёплое нутро корабля. Взгляд учёной наткнулся на семейную фотографию Дорэя, которую Гротэр не посмела убрать с лобового стекла. В груди шевельнулось чувство вины. Он ведь мёртв… Как и родители, Лили и другие её знакомые…

Она медленно протянула подрагивающую руку и, сковырнув скотч ногтём, спрятала снимок под сидение. В груди медленно разгоралась злость. У неё вновь появилась цель, размытая, без конкретных ориентиров, но цель. И потому Мари не позволит себе отвлечься ни на что другое.

***

За пару часов до…

Кто бы мог подумать, что её любовь к магии когда-нибудь приведёт к полномасштабным военным действиям? Их мир, принявший знамя единой империи и отказавшийся от войн, вновь горел, бессмысленно теряя людей. Вновь расходовал энергию в пустую, иссушая планету. Но иначе не выходило, как бы Мари не старалась предотвращать потери.

После того, как учёная покинула развалины с решимостью узнать всё, она долгое время искала, где могла бы спокойно проводить исследования. Но люди, покрытые узорами, не давали ей покоя. Их хозяин разозлился и чем больше времени проходило, тем сильнее «Зверь» пытался Мари уничтожить.

Гротэр преследовали. Поначалу её выискивали лишь маги с выжженными душами, несущие с собой холод и тёмные линии, но Зверь боялся огласки. Мари быстро выяснила, что в людных местах ничего не происходило: ни нападений, ни слежки, и активно этим пользовалась до того момента, пока однажды выбравшись на улицу из спрятанного в саду флайвера, с удивлением не увидела на одной из стен своё лицо. Самым банальным образом учёную обвинили в теракте и массовых убийствах, чего она совершенно точно не делала, и объявили розыск.

Гротэр было сложно скрываться, прятаться, выживать. Её практически поймали после долгого года бегства и изысканий, проводимых на коленке. Но Марианн повезло. То, что в определённый момент, разозлившись и отчаявшись, она добралась до общей сети и выложила десятки статей со своими наработками, заставило зверя взбеситься, ожесточая преследования. Статьи вскоре удалили, но…

Её банальным образом спасли в тот момент, когда правоохранительные органы обнаружили учёную в подвале одного из магазинов, находящихся на окраине города, и повязали. Оказалось, статья вызвала резкий резонанс среди некоторых антимагических группировок и даже нашлась старая, полуразвалившаяся оппозиция, вытащившая её из той передряги за шкирку. Мари удивилась, узнав, что существуют люди, как и она, ненавидящие магию. Только вот если Гротэр, говоря про злость, указывала на ядро проблемы, эти люди говорили и про волшбу в её чистом проявлении.

Их было больше тридцати человек и они, не обладая даром, но имея некоторые данные и способности на руках, стали хорошим подспорьем для пытливого ума Марианн. То, какие вопросы задавала Мари, взволновало всех. То, какие теории и предположения выдвигала, резонировало с их собственными ощущениями. И потому женщину приняли как первого и единственного мага на всю антимагическую оппозицию. Она работала, колдовала, создавала, старалась отвечать на возникающие вопросы… почти шесть долгих лет. И вот сейчас, стоя в широком коридоре, из которого убрали всю мебель, и дорисовывая последнее в своей жизни заклинание, Марианн не ощущала предвкушения от грядущей победы, лишь смятение. И горьковатый привкус пепла на кончике языка.

Ей исполнилось сорок и всю свою жизнь она занималась лишь изучением и разработкой заклинаний. Ничего другого её не интересовало. Не вызывало такого азарта, такой страсти и сейчас она буквально собиралась уничтожить смысл своей жизни, выдернув его с корнем из мира, заморозив и спрятав.

Тихо гудели настенные стекляшки и переливались кристаллы с энергией, а Мари стояла в нерешительности перед очередной пентаграммой, будто перед обрывом, прыгнув в пучину которого точно уже не выплывет. Она вспоминала родителей и то, что погибли они из-за неисправности флайвера. Вспоминала людей, счастливо живущих благодаря схеме жизни, и тут же видела безвольных, поломанных магов с чёрными узорами, после проявления которых личность и сознание не удавалось привести в норму. Вспоминала о выжженной пустыне, почти на три четверти поглотившей их мир. Думала ли она о том, что существо, распространяющее магию, несло лишь зло? Или о том, что волшебство было подарено для людского счастья? Нет.

Мари была не из тех, кто привык беспокоиться о свободе выбора сотен тысяч людей. Думать о всеобщем благе? Чушь. Женщина всегда была из тех, кто между двумя вариантами: пожертвовать одним или множеством, — выбирает третий. И к сожалению он не предполагал всеобщее спасение. Злость, однажды проникнувшая в сердце, разрослась до необъятных размеров. Слишком многие погибли, слишком многое было пережито и уничтожено. Стоя здесь она не желала даже думать о том, что возможно, принимает неверное решение. Но пальцы, которые она упорно сжимала в кулаки, подрагивали.

Да, раньше по принципам морали Мари не увлекалась чем-то опасным для мира, но это правило было единственным ограничением, которое она могла легко переступить. Её не интересовало мнение окружающих, чужие желания. Гротэр была не самым лучшим человеком и легко признавала это. И сейчас она доводила дело до конца просто потому что хотелось, чтобы хоть кто-то поставил на место зарвавшегося паразита, осушавшего их мир.

Сейчас её не подгонял страх, — лишь застарелая ненависть.

— Мэтр? Все собрались. Приступим? — тихо произнесла Глория чуть грубоватым голосом. Её помощница, таскавшаяся за ней хвостиком, только-только вышла из подросткового возраста, но внешне всё ещё оставалась ребёнком. И была невероятно талантливой. В своих мешковатых одеждах, с простой прической и длинноватой чёлкой, она будто бы намеренно прятала острый ум. Но стоило лишь заглянуть в зелёные, будто сверкающие камни, твердые, живые и совершенно не легкомысленные глаза, как весь флёр внешнего облика спадал, словно шелуха. Тихий голос и редкие замечания переставали казаться наполненными смущения и, прислушиваясь, можно было уловить язвительные нотки. В неловких движениях и чуть сжатой осанке виделись долгие часы работы в сидячем положении. Она была превосходным механиком, абсолютно лишённым магического дара, но при этом умеющим, не смотря на невозможность ощущать энергию, гибко мыслить и экспериментировать.

Мари ужасно нравилась Глория, в чем-то похожая на неё в молодости, но при этом совершенно другая. В её силуэте она временами ловила отголоски Дорэя.

— Да, — Марианн не стала повторять про готовность помочь в любую секунду, — и так было ясно, что девушка подхватит, удержит или подаст что-либо, если возникнет критичная ситуация. Поэтому она глубоко вдохнула…

И приступила к выламыванию собственной жизни.

Самое масштабное заклинание, которое Мари когда-либо совершала, требовало чёткого контроля. Она подмечала мелкие детали: чуть подтёртую от перенапряжения линию или недостаточное количество энергии в кристалле, и мгновенно исправляла любые отклонения. От сосредоточенности чуть звенело в ушах.

— Накопителей достаточно? — спросила Глория, заставив Марианн оглянуться на быстро заканчивающиеся кристаллы. Энергии с учётом той, что была запасена на случай непредвиденных расходов, хватало впритык.

— Более чем. Что там с контурами? — Гротэр больше беспокоилась, что паразит явится слишком рано, почувствовав мощнейший всплеск энергии, и с предвкушающими мурашками ждала, когда на разработанную защиту наткнется «бог».

— Никаких изменений, — оглядевшись, отчиталась Глория, и Марианн кивнула, вновь идя по кругу и заменяя пустеющие кристаллы. Их количество сокращалось стремительно, но и светом пентаграмма наполнялась не менее быстро. Марианн словно бы играла в гонки со временем, с замиранием слушая стук собственного сердца и любые посторонние звуки.

Она летела в бездну и уже не могла это остановить.

Грохот услышали все находившиеся в штабе люди. Здание затряслось и по полу пополз такой мороз, что напитанная магией одежда стала поблескивать от напряжения. Уже начавшая волноваться Гротэр выдохнула.

Их гость всё-таки явился.

Последние кристаллы легли в основание пентаграммы и свет приглушился, стал ровнее. Энергии хватило. Звон, который всё это время упорно наседал на уши, стал непереносимым, оглушительным, и за ним Марианн не смогла различить раздавшийся крик Глории, шум находившихся в комнате голосов, и тем более повисшую вскоре тишину. За эти годы она успела возненавидеть снег, холод и мороз. Зажав уши руками, она со злым восхищением смотрела как медленно осыпается одно из окон и в комнату, вместе с клубящимся морозным туманом, проникает чёрное, костлявое существо. Отдалённо оно напоминало волка, у которого из глаз и рта сочилась золотистая, густая эссенция.

Марианн уловила от жидкости такое же лёгкое, щекочущее, тёплое чувство, которое иногда исходило от концентрированной энергии в пентаграммах. Это существо было настолько пропитано силой мира, что она буквально сочилась из него.

Заклинания, написанные везде: по полу, стенам, одежде, потолку, на всех людях и вещах, — трещали и осыпались. От медленно проникающего в неё холода, Марианн, сама того не осознавая, переставала ощущать тело. Из её ушей сочилась кровь. Она умирала и не сказать, чтобы была огорчена этим. Главным было то, что одна единственная, самая мощная пентаграмма, продолжала стабильно функционировать.

Существо открыло рот, капая на пол концентрированной энергией вместо слюны и сделало шаг вперед, прямо в контур пентаграммы, который едва заметно дрогнул, не в состоянии удержать что-то настолько могущественное.

Марианн медленно завалилась на бок, чувствуя, как угасает её зрение и в то же время, улавливая последними вспышками сознания тёплый, мягкий свет, который однажды уже видела. После аварии. В тот день, когда они с семьёй ехали отдыхать к озеру и весело перешучивались. Тогда переднюю часть машины за считанные секунды скрутило и смяло, словно под прессом. Всё то время, пока Мари была без сознания и в плоть до пробуждения на земле, поодаль от переломанного флайвера, она кожей, телом, всем сознанием чувствовала этот свет. С тех пор он иногда появлялся в её снах, чаще всего сразу после кошмаров. Она всегда считала, что это тот самый коридор, в который попадаешь после смерти. Думала, что просто смогла запомнить его, коснуться и выжить.

Но беззвучная благодарность, которую она почувствовала через тепло и покалывание в груди, не принадлежала смерти.

Мари умерла с едва коснувшейся губ усмешкой. Так вот почему её ни разу не коснулись проклятие чёрных, подавляющих волю, линий…

Она считала, что в тот день, во время аварии, причиной, по которой она смогла выжить, была магия, и боялась, что вредила той, кто не раз и не два спасал её.

А ведь могла бы догадаться, что мир тоже может обладать сознанием…

***

За мгновение до…

— Магия с сознанием, мир с сознанием. У тебя странное мышление, не находишь? — раздался насмешливый голос где-то в голове. Боли больше не было. Как и света с холодом. Даже время здесь не ощущалось и Мари не бралась предполагать секунды или часы прошли с того момента, как она упала.

И вот в тягучей тишине, в бездне тьмы, в которую она свалилась, откуда-то изнутри вышел вопрос, произнесённый явно не ей.

— О, великие черепахи… — только благодаря одним интонациям Мари вдруг чётко поняла, что собеседник закатил глаза. — Кто тут точно странный, так это ты. Выходи уже, а то так разговаривать с тобой не очень-то комфортно.

Её резко перекувырнуло, дёрнуло вверх и пространство вокруг преобразилось в полупрозрачно-белое. Марианн увидела свои руки, не менее просвечивающиеся, чем вода в речке.

— Ты точно из образованных? Заторможённая какая-то, — раздалось сзади и Мари обернулась. В общей картине размытости, синий плащ и человек, закутанный в него, были на удивление чёткими и реальными. Гротэр нахмурилась, не уверенная в том, как стоит реагировать. Ситуация казалась из разряда «уснула где попало, сниться что попало», но Марианн была уверена, что не пережила встречу с тем паразитом. Она чётко помнила кровь, холод и отвратительный вкус пепла, так что сомнений быть не могло. За последние годы она научилась доверять своему рассудку.

— Да вот… опыт смерти перевариваю. Не каждый день случается, — чуть помедлив, ответила Марианн больше в той манере, в которой когда-то разговаривала с Лили.

— Для кого как, — пожал плечами собеседник и Марианн захотелось хмыкнуть. Этот тип каждый день подыхает что ли?

— Ты посланник смерти? — была одна забавная легенда, в которой говорилось, что перед тем как умереть, люди способны увидеть призрака, предупреждающего о грядущем событии, но синего плаща не упоминали. Хотя с чего бы кому-то знать, что было до или после иной грани?

— Нет, с Калисией не вожусь, хотя в чем-то мы с ней похожи, — непринуждённо ответил собеседник, совершенно не заморачиваясь над её непониманием. А затем дёрнул рукавом, в котором мелькнули белые пальцы, и сказал: — Только давай без вопросов, ответов на которые ты сама не поймёшь. Если я начну всё разъяснять, ты мало того что не переваришь, так ещё и время своё потеряешь.

Марианн сжала губы, не успев спросить о том, кто такая Калисия. Как учёной определить, какие вопросы вызовут непонимание? Звучало слишком абсурдно и если её хотели заткнуть этим, то вышло прекрасно.

— Где я? — собеседник отрицательно мотнул головой, обозначая, что ответа она не дождётся и Мари едва не поморщилась. То, что она находится в месте, про которое ничего не знает, Мари понимала, но на ответ всё же надеялась. Интересно же.

— Я умерла? — перефразировала она и услышала тяжкий вздох, после которого недопосланник резко опустился вниз и сел в позу бабочки, из-за чего плащ спереди натянулся, а сзади странным образом стал свисать вниз. Пола в этом пространстве не было.

— Это надолго затянется… Да, умерла, — похоже вопросы, на которые Мари знает ответ, считаются приемлемыми. А если взять что-то, в чём она не уверена, но что предполагает?

— А другие? — тихо уточнила женщина, пытаясь разглядеть в тени капюшона хоть какие-то черты лица. Неспособность видеть глаза собеседника раздражала.

— Все люди, что были в том здании, погибли. Но могу поздравить: ваша авантюра с печатью переноса удалась.

Полупрозрачные руки крепче сжали белый лабораторный халат. Марианн переполнило сожалением, тоской. Могла ли она в таком состоянии плакать или нет, не важно. Женщина была виновата и сполна заслужила каждый грамм вины. Всё это время она пыталась убедить себя, что вмешивается в сложившуюся ситуацию из любопытства, что принимает решение из чистого эгоизма, но… Где-то в одной из рабочих тетрадей лежала фотография дочери Дорэя с её единственным ребёнком, чьи глаза были того же изумрудного оттенка, что и у деда. Что мешало Гротэр выпроводить Глорию и других с базы на время проведения эксперимента? Сделать всё в одиночку?

То, что без чужой помощи она бы не справилась.

— Тебе настолько не нравилась жизнь? — человек в плаще внимательно следил за ней и этот вопрос окончательно убедил её в том, что он прекрасно читает мысли. Хотя и не все.

— Мне не нравится, что из-за моих целей погибли люди.

Чтобы как-то отвлечься от лишних размышлений и не выдать собеседнику ещё больше информации, Мари тоже попыталась сесть, боясь провалиться вниз, но воздух держал плотно. Она подогнула ноги под себя, глубоко вдохнула, загоняя эмоции поглубже, и пристально, во все глаза, уставилась на тень от капюшона, слишком плотную, чтобы увидеть даже простые очертания лица.

— Подожди, то есть ты из тех, кто жертвует собой ради других? Мерзость какая, — пробурчал парень и скрестил руки на груди. Марианн показалось, что ему не комфортно находиться рядом с учёной. Его манера поведения была какой-то детской и заносчивой.

— Я пыталась найти другой вариант, но не вышло. Да и жертву я приносила не ради других, а ради себя, — как бы сильно Мари не горела ненавистью, кое-какие свои приоритеты другим она не дала даже тронуть, иначе бы просто перестала быть собой.

— Месть значит… Одна из самых глупых и пустых вещей, — он проговорил это совсем тихо и неуловимым, явно неосознанным жестом потёр свою ладонь. А когда понял, что делает под зорким наблюдением Мари, резко отдёрнул рукава и буркнул, желая её отвлечь:

— Ты могла бы оставить всё как есть. Налима на то и слуга смерти, чтобы уничтожать дефектные миры, — собеседник даже не скрывал, что откровенно сбивает её с толку, ведь парой минут назад он так рьяно отказывался делиться информацией. Что-то внутри Марианн дрогнуло, но она тут же засунула свои эмоции и мысли поглубже. Нет. Нужно вытянуть как можно больше оговорок, прежде чем…

— Дефектные? Налима? Оставить…? — забормотала Мари, старательно думая о том, что происходило нечто такое, чего явно не должно быть. Она всегда считала себя умным человеком, но сейчас будто бы оказалась втянута в обсуждение фильма, которого в жизни не видела. Собеседник опять качнул головой и отвернулся. Мари раздражённо щёлкнула языком. Сказал «А», будь добр объяснить, что такое «Б».

— Нам сложно будет прийти к консенсусу, если вы хотя бы не попробуете объяснить, что к чему, — сделала очередную попытку Гротэр, хотя уже понимала, что это бесполезно.

— Не могу, — вновь замотал головой человек в синем. Он будто специально компенсировал отсутствие мимики этим чуть дёрганным движением. — Ты сама должна всё понять, иначе путь «…», — в середине фразы он сказал нечто такое, что будто бы растаяло в воздухе, не коснувшись её сознания. Мари не смогла различить ни звука и это заставило её заинтересованно наклониться вперёд. — …тебе будет закрыт.

— Что?

— Вот видишь. Пока ты сама не в состоянии разобраться, никто не сможет тебе ничего рассказать.

Мари глубоко вдохнула и только сейчас поняла, что всё это время не дышала и при этом не чувствовала дискомфорта. Её, как дошкольницу со слабыми знаниями, разводили на пересказ пройденной темы. «Это не скажу, то нельзя.» Доверия собеседник не вызывал и откровенно говоря, она бы не удивилась, если бы тот эффект со звуком был спроецирован заклинанием. В воздухе повисла тишина. Говорить вслух то, что лёгкой мозаикой складывалось в её голове, не хотелось.

Она догадалась об этом в тот же миг, как увидела свет. Точнее получила последнюю несуществующую деталь и мысленно упрекала себя за то, что не поняла всего сразу. С самого начала в их мире не существовало никакой «магии», а под ней она понимала инструмент, преобразующий ману. Затем явился паразит, что вручил людям «топор», позволявший использовать энергию, и тем самым упростил им жизнь. Только научил он не простым заклинаниям, а тяжёлым, неподъемным, изначально дефектным и перегруженным. Поскольку инструмент принадлежал ему, то энергия, вроде как излишняя в более простой формуле, уходила не в мир, а к Зверю. Чем больше люди использовали магию, тем больше иссушали землю.

Мари поняла это во время исследований и большую часть предположений взяла из кусочком разных легенд. Не всех людей можно заткнуть. Последней деталью стал тот свет. Почему из раза в раз появлялись люди, пытающиеся докопаться, изменить и вывернуть правду на изнанку? И почему их так рьяно уничтожали, не оставляя даже крох информации? Стирали даже слухи. Не из природного любопытства, нет. В её окружении были тысячи таких же пытливых умов, да и в прошлых поколениях их было много. Всё в одной единственной детали — свете. Однажды умерев, мир «окутал» её стольким количеством энергии, что образовалась естественная защита. Возможно, он даже вернул Мари к жизни и в итоге Зверь потерял над ней власть. А она так злилась на окружающих, когда те не принимали её…

Диалог выходил скомканным и абсурдным, не несущим толком должной информации. Марианн до сих пор не понимала где и зачем она находится. Иного выхода, кроме как спрашивать очевидные вещи, женщина не видела. Знания важны, даже если это будут случайные оговорки и слова, которые она не в состоянии понять, ведь по итогу она, возможно, сможет собрать из них что-то стоящее.

— Так у нас получилось?

— Что? — парень даже растерялся, когда Марианн неожиданно прервала повисшую тишину. Он её не торопил, хотя явно чуть ли не зевал. Если бы у него были часы, он бы на них нервно поглядывал.

— Спасти мир.

— В какой-то мере да, — собеседник хохотнул и заинтересованно, как могло бы показаться, уставился на неё.

— В какой-то мере?

— Ага. Энергии у вашего мира практически не осталось, но думаю в ближайшие тысячи лет всё восстановится, а затем… — он запнулся и замолчал.

— Что? — эта оговорка и заминка очень не понравились Мари. Она видела в каком состоянии находится мир и даже рада, что у него ещё есть несколько тысяч лет, но по сравнению с тем, что уже было прожито, — это кажется единственным последним вдохом.

— Нет, давай дальше, что ещё тебе интересно уточнить? — вновь отмахнулся от неё рукавом парень, возраст которого явно не совпадал со слишком юным голосом.

— А магия, она… — Мари хотелось узнать, смогут ли люди без того существа применять заклинания. И хотя сама она была уверена в том, что отняла волшбу у Асталлы навсегда, но маленький шанс всё же оставался.

— Магия? Какая магия? — собеседник удивлённо уставился на неё, а затем неожиданно громко расхохотался. — То, что вы называете магией, лишь начертательная техника, которой пользуется Налима! Конечно без неё она теперь не сработает. Магия…! Надо же было…

Марианн сделала мысленную пометку о том, что Зверя звали Налима и тут же переключилась на задевшую её фразу.

— Техника? — она не знала можно ли спросить, есть ли магия вообще или нет, и насколько разнятся их понимания этого термина. А ещё… существуют ли похожие «техники»? Как правильно подать это, чтобы он не отмахнулся? Если бы у Гротэр было тело, то ладошки наверняка бы вспотели, а по коже пошли бы красные пятна, но Мари была прозрачной и даже сердца своего не слышала. Был лишь голос и лёгкие отголоски того, что осталось от её прежних чувств.

— Ага. Небольшой фокус, слабенький такой, — насмешливый тон мгновенно взбесил Марианн, а смысл сказанного задел. Она всю жизнь училась работать с этим «фокусом», столько часов и лет отдав магии, а он легко обесценил их, будто повидал гораздо больше чудес. Или прожил гораздо дольше.

— Да кто ты тако… — начала Мари, но тут же запнулась, поскольку не могла гарантировать не находится ли этот вопрос в критерии тех, что по итогу останутся без ответа. И не входит ли он в перечень тех, после которого обозлённую тётку развеет по пустому, белому пространству. А этот тип точно может её уничтожить, ведь именно он полностью контролировал ситуацию, хотя и не имел прямой власти над Мари.

— Наконец-то, думал мы тут до конца света просидим! — вскочил парень и хлопнул в ладоши, после чего мир засиял, меняясь. Краски яркими пятнами поплыли по воздуху, на глазах рождая совершенный пейзаж. Изумрудная трава, в которой местами проглядывались голубые цветы, устремлялась во все стороны, покрывая холмы до самых горизонтов. А в нескольких сотнях метрах перед Мари возвышалось дерево необъятных размеров. Оно казалось ей стеной, плотной, крепкой, прячущей от неё половину мира и закрывающее небо широкой кроной листвы.

— Прости, представиться по имени не могу, но кем являюсь скажу, — парень так и стоял чуть впереди, протягивая ей белую ладошку, — единственный участок тела, не скрытый плащом. Она приняла помощь, подметив, что всё ещё остается полупрозрачной.

— Я — бог второго шанса. Могу предложить тебе сомнительную авантюру рождения заново. Ты можешь потратить новую жизнь вновь пожертвовав собой ради глупой мести. Можешь посвятить себя раздумьям о настоящей магии… — он размашисто обвёл пейзаж вокруг свободным синим рукавом, всё ещё придерживая её руку. Гротэр ничего не чувствовала: ни ветра, который шевелил траву, ни солнца, ни энергии, которую обычно сразу улавливала в воздухе, ни чужого прикосновения. Её все ещё не было в этом мире, зато собеседник явно был его частью: он легко вписывался в окружающий их пейзаж. — А в этом мире, несомненно, магия есть. Не уверен, что ты её поймешь, но попытка не пытка.

Чем больше Марианн осматривалась вокруг, тем сильнее просыпалась её подозрительность. Слишком быстрая смена обстановки. Да и то, как говорил этот «бог» больше походило на рекламу казино. Так и тянуло спросить:

— И сколько мне придется заплатить? — буркнула Мари в слух, вырывая руку из чужой крепкой хватки.

— Заплатить? — повернулся к ней тенью в капюшоне бог и будто задумался о чем-то. — Нисколько. Ты и так уже оплатила билет и себе, и другим твоим людям. Так насолить планам Калисии и испортить всё Налиме…

Она даже не знала засмеяться ей или окончательно двинуться крышей. Надо же… Богиня смерти другого мира как-то связана со Зверем и тем, что произошло с её миром. Да уж. Хорошо, что Марианн умеет при желании подмечать детали и оговорки.

— Я не буду объяснять, что к чему: сама узнаешь, — отмахнулся от неё как от назойливой мухи «бог». — Считай, что выиграла в лотерею открыв тот проход. Соглашайся. У тебя всё равно альтернативы: умереть или жить. Думаю, выбор очевиден.

Это слишком походило на долговой кредит банка, чтобы с ходу повестись на такое.

— Заладила… Какая же ты медленная, великие черепахи… — он хлопнул себя по лицу, предварительно развернувшись в профиль, чтобы, видимо, случайно не засветить лицо. А затем бог поднял ладонь вверх и поперёк неё на тонкой коже, от большого пальца до мизинца, проявилась розовая полоска, на которой тут же выступила алая кровь.

— Я, бог «второго шанса», клянусь никогда не упоминать перерождение этой… — он растерянно замолчал, явно определяясь с тем, как назвать учёную. — …девушки в целях шантажа, требования долга или в иной другой корысти.

Кровь на его ладони полыхнула золотистым, а затем порез затянулся, оставляя на руке тоненький, ровный шрам.

— Довольна?

Марианн с сомнением смотрела на это светопреставление, продолжая всё больше лелеять недоверие. Парень молчал, и она тоже помалкивала, с каждой секундой чувствуя, как растет напряжение.

Время шло и когда она уже приготовилась отказаться, собеседник с раздражённым выдохом сдернул с себя капюшон и опять хлопнул по лбу.

— Ты явно лёгких путей не любишь.

И зачем, спрашивается, столько конспирации было?

Марианн никогда не видела таких янтарных глаз у живых людей. В юности, во время одной из магических практик, она купила себе кулон похожего оттенка. Желтый, прозрачный, с черными крапинками. Лицо парня оказалось молодым и очень бледным, а волосы были белыми, больше седыми чем врожденный блонд. В черной, кудрявой шевелюре Марианн тоже пробивалось несколько таких прядок. Парень вновь схватил её за руку. И пейзаж, мигнув, сменился.

Учёная действительно не искала лёгких путей, но то что она увидела, сразу перевесило и её настороженность, и недоверие, и желание держаться от столь подозрительных предложений, похожих на то, что когда-то провернула с их миром Налима, подальше.

Местность вокруг сменилась, дерево исчезло. Они находились на полигоне, который был покрыт песком, и на нём проходил поединок. Двое высоких, выше чем она и её собеседник, парней, весело перешучивались и кидались друг в друга то шарами из света, то ледяными иглами, то огнём, то молниями. Марианн всё ещё не чувствовала энергии, но и привычных символов, которые всю жизнь рисовала на предметах, не увидела.

— Как они это делают? — теперь уже Гротэр вцепилась в руку бога, словно утопающая за последний прутик.

— Не скажу. Даже если ты мне руку оторвешь, не могу сказать, — Марианн пришлось приложить все усилия, чтобы чуть разжать побелевшие пальцы. Мир вновь мигнул. Они оказались на вершине какой-то башни. Рядом с ними, на небольшой плоской площадке, вскинув в воздух посох, стоял и орал во всю глотку человек. Для каких именно звуков он так старательно разевал рот Марианн не могла услышать. Ощущения были будто она находится под толщей воды.

По началу все это представление показалось бессмысленным, пока она не заметила с какой силой ветер раздувал плащ собеседника. Небо стремительно чернело — над ними собирались, тяжело переваливаясь, грозовые тучи. Они набухали, всё чаще выпуская из себя молнии.

Мир мигнул вновь, прежде чем первые капли ливня упали вниз.

Мгновения перемещений походили на помехи в стеклах: секунда, легкая рябь, и заснятые кадры демонстрируют совершенно другую местность. Она видела восстающих из земли мертвецов, которых поднимали с помощью кинжала и убийства. Видела девушку, изувеченную настолько, что даже со схемой жизни диагноз был один — смерть, и тем не менее раны затягивались от яркого света быстрее, чем от любого регенеративного заклинания её мира. Видела летающие корабли без двигателей и кристаллов, без схем, к которым так привыкла. Видела искусных воинов с мечами и копьями, которые своими ударами раскалывали или ломали километры пространства вокруг. Почувствовала музыку бардов, звуки инструментов которых лентами шевелились в воздухе и серебрились, словно снег. Чуть не сломала руку богу, когда тот показал художников, чьи картины оживали. Видела животных, о которых никогда даже подумать не могла: огромных, величественных, по возрасту старше, наверное, чем весь её мир.

У неё не было полноценного тела, она не слышала звуков, не чувствовала тепла, но от такого обилия образов казалось, что голова кружится. Столько всего… Она будто бы вновь стала ребёнком, который одним только воображением был способен создать нечто настолько яркое. Марианн снова и снова прокручивала в голове сцены, боясь лишним движением спугнуть это наваждение и не сразу заметила, что они вновь находятся на поляне возле огромного дерева.

— И как? — тихо проговорил парень, смотря на неё с теплотой. Он уже знал ответ.