Любовница короля

Энтони Хоуп

«Любить, где любит король, знать то, что он скрывает, и пить из одной с ним чаши». Именно такое предсказание вынесла мне, Саймону Дэлу, старая колдунья Бэтти, ещё за год до моего рождения в памятном июле 1647 года. Предсказание начало сбываться, когда гордый взгляд юной леди Кинтон загорелся гневом в ответ на улыбку другой девушки, говорившей со мной.. Но это произошло уже через 18 лет…

Глава 6. Приглашение ко двору

Остальной день я провел в гостинице, следуя предписанию врача, а наутро почувствовал себя гораздо лучше, так как рана заживала и лихорадки больше не было. Я перебрался в новую квартиру Дарелла в Темпле, где он любезно предоставил в мое распоряжение две комнаты. Здесь я обзавелся слугою по имени Джон Велл и стал приготовляться к посещению Уайт-холла по приказу короля. Хозяина дома я не видел, он ушел раньше моего приезда, оставив мне записку, в которой извинялся за свое отсутствие, объясняя его служебными обязанностями. Несмотря на то, отправляться одному во дворец, что причинило бы мне немало тревоги, мне не пришлось, так как меня посетил лорд Кинтон. Мне нелегко было преодолеть свою былую робость пред ним, тем более, что он допрашивал меня о моих делах несколько сурово. Я поспешил сообщить ему о своем решении уклониться от назначения. Это известие сразу изменило обращение Кинтона со мной — он стал необыкновенно ласков и сам шутя стал рассказывать мне, как его недовольство против меня росло с каждым доходившим до его ушей слухом. Желая теперь загладить это предо мной, он предложил мне сопровождать меня во дворец, даже довезти меня туда в своем экипаже. Я с благодарностью принял его предложение, зная, что это спасет меня от многих промахов и поможет выполнить свою нелегкую задачу.

Дорогой лорд воспользовался случаем дать мне совет прекратить свое знакомство с мисс Нелл одновременно с отказом от доставленного ею мне места. Я ответил на это уклончиво, не желая связывать себя никакими обещаниями. Видя это, он, вздохнув, переменил разговор и начал говорить о состоянии королевства. Обрати я больше внимания на его слова, это помогло бы мне впоследствии избежать многих неприятностей, но я слушал только из вежливости; он говорил об отношении нашего двора к Франции, о приезде герцогини Орлеанской, сестры короля, о котором говорил весь город. Лорда Кинтона, ненавидевшего Францию и папистов, очень огорчала склонность к ним короля. Я поддакивал ему, соглашаясь во всем и ожидая услышать, как Барбара приняла известие о моей дуэли с Кэрфордом и полученной мной ране.

Мы вышли из экипажа и, идя дальше пешком, медленно подвигались вперед, причем мне было приятно идти под руку с таким человеком. Конечно, здесь он не был таким важным, каким казался мне в деревне, но все-таки пользовался известностью и держал себя довольно гордо. Мы непринужденно говорили о всяких пустяках, как вдруг я заметил неподалеку от нас каких-то трех мужчин, которых сопровождал богато одетый мальчик. За ними шло еще человек пять-шесть, и среди них я узнал Дарелла, секретарские обязанности которого были, как видно, вовсе не тяжелого свойства. Когда первая из этих групп проходила мимо, присутствующие обнажили головы, но я и без того догадался, что среди этих господ был король: его черты были мне знакомы, а смуглость его лица превосходила все описания, слышанные мною. Он держал себя очень свободно, хотя и с достоинством, и я так засмотрелся на него, что позабыл даже снять шляпу. Заметив нас, король улыбнулся и сделал приветливый жест лорду Кинтону; тот пошел к нему, предоставив меня моим наблюдениям над королем и его спутниками.

Одного из них мне нетрудно было узнать: великолепная фигура, надменный взгляд и роскошная одежда сразу указали мне герцога Букингэмского, славившегося большей гордостью, чем сам король. Пока его величество говорил с лордом Кинтоном, герцог весело болтал с мальчиком. Третий джентльмен, с которым герцог обращался несколько небрежно, был мне неизвестен; его спокойное лицо, озаренное холодной, но любезной улыбкой, было обезображено черной полосой пластыря поперек носа, как бы скрывавшего рану или шрам.

Через несколько минут, показавшихся мне очень длинными, милорд повернулся ко мне и сделал знак приблизиться. Я подошел, держа шляпу в руках и будучи смущен оказываемой мне честью. Что, если лорд Кинтон успел сказать королю о моем отказе от назначения и его причине? Это было очень возможно, потому что король улыбался как-то странно, герцог Букингэмский открыто смеялся, а их спутник с пластырем на носу смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Лорд Кинтон казался несколько растерянным и смущенным. Так мы молча простояли несколько минут, в течение которых я усердно призывал на помощь землетрясение или что-нибудь в этом роде, что вывело бы меня из затруднения. Король, очевидно, не был расположен сделать это, он был заметно недоволен и хмурился; но когда герцог Букингэмский снова громко расхохотался, то его величество последовал его примеру, хотя его смех звучал несколько насильственно.

— Итак, сэр, — начал король, обращаясь ко мне и принимая строгое выражение, — вы не расположены принять мое назначение и сражаться за меня с моими врагами?

— Я готов сражаться за ваше величество до последней капли крови, — застенчиво, но горячо ответил я.

— А между тем намерены отказаться от своего назначения. Почему же?

Я не знал, что сказать; объяснить ему мою причину было невозможно.

— Помощью женщины, — сказал король, — мужчины пользуются с очень древних времен. Даже Адам не постыдился прибегнуть к помощи Евы.

— Так ведь она была его жена, — заметил герцог.

— Никогда не слышал об их свадьбе, — улыбнулся король, — но если так, то я не вижу разницы.

— Ну, разница-то большая, во многих отношениях, — рассмеялся герцог Букингэмский, с непонятным для меня выражением взглянув на хорошенького мальчика, прислушивавшегося к разговору.

Король беззаботно рассмеялся и позвал:

— Чарли, поди сюда.

Тогда я сообразил, что это — его сын, впоследствии известный граф Плимутский, и понял значение герцогского взгляда.

— Чарли, какого ты мнения о женщинах? — спросил король мальчика.

Тот подумал с минуту и ответил:

— Это — очень несносные существа, ваше величество.

— Почему так?

— Они никогда не оставят ничего в покое.

— И никого, мальчик, ты прав.

— А потом они всегда что-нибудь выпрашивают — ленточку, подвязку, бантик…

— Или титул, кошелек, либо место кому-нибудь, — произнес король. — Как видно, мистер Дэл, Чарли, вы и я — мы все здесь одного мнения о женщинах. Если бы это было в нашей власти, то на свете скоро не было бы ни одной женщины.

Должно быть, я имел очень жалкий вид, потому что лорд Кинтон поспешил мне на помощь и стал говорить о моей преданности королю и моей готовности всю свою жизнь положить к его ногам, при единственном условии, о котором он уже упоминал.

— Однако сам мистер Дэл ничего не говорит обо всех этих прекрасных вещах, — заметил король.

— Не всегда много делает тот, кто много говорит, ваше величество, — возразил лорд.

— Итак, этот молодой человек, не говорящий ничего, будет делать все. — Король обратился к своему спутнику с пластырем на носу и сказал ему: — Милорд Арлингтон, кажется, мне придется освободить мистера Дэла.

— Думаю, что так, ваше величество, — ответил Арлингтон, на которого я с любопытством посмотрел, услыхав, что это — патрон Дарелла.

— Я не могу иметь слуг, которые не любят меня, — продолжал король.

— И подданных тоже, — лукаво улыбнулся герцог Букингэмский. — К сожалению, я не могу так же выбирать министров, — заметил король и, обернувшись ко мне, холодно сказал: — Я вынужден счесть ваше поведение за доказательство преданности и любви ко мне. Буду очень рад, если вы докажете, что я не ошибся.

Он слегка склонил голову и двинулся вперед. Я низко поклонился, не будучи в состоянии произнести ни слова от смущения; мне казалось, что я навсегда погиб в добром мнении короля.

Король как будто хотел показать, что его недовольство не распространяется ни на кого больше, и снова остановился говорить с Кинтоном. К моему удивлению, ко мне подошел Арлингтон.

— Не огорчайтесь так, — приветливо сказал он. — Король несколько обижен, но скоро забудет это. Правда, ему хотелось увидеть вас.

— Королю хотелось видеть меня? — удивленно переспросил я.

— Ну да, он много о вас слышал. — Арлингтон искоса взглянул на меня, но видя, что я не намерен расспрашивать, продолжал: — Я тоже рад познакомиться с вами: мне очень расхваливал вас Дарелл. Знаете, есть много способов служить королю.

— Я очень желал бы найти хоть один из них, — заметил я.

— Я могу предложить вам его, если желаете.

— Был бы бесконечно благодарен вам, милорд, — поклонился я.

— Только я потребую от вас чего-нибудь взамен, — сказал лорд. — Надеюсь, вы — надежный союзник церкви, мистер Дэл?

— Я сам и вся моя семья, милорд.

— Отлично! В наше время у церкви крайне много врагов, она терпит гонения со всех сторон.

Я молча поклонился; выражать свое мнение было бы неуместно.

— Да, нас ожесточенно преследуют, — повторил Арлингтон. — Надеюсь, что мы с вами еще раз встретимся. Вас можно найти в квартире Дарелла? Вы скоро услышите обо мне.

Он отошел от меня, приветливым жестом прекратив излияния моей благодарности. Вдруг, к моему величайшему удивлению, король обернулся и подозвал меня.

— Мистер Дэл, завтра у меня будет спектакль. Сделайте мне удовольствие, почтите его своим присутствием.

Я низко поклонился, почти не веря своим ушам.

— И мы постараемся, — король возвысил голос так, чтобы его могли слышать все окружающие, — найти некрасивую женщину и честного человека, между которыми можно было бы посадить вас. Первое найти нетрудно, но второе едва ли возможно; разве какой-нибудь приезжий еще пожалует ко двору. До свиданья, мистер Дэл! — и он пошел дальше, приветливо улыбаясь и держа за руку мальчика.

Как только король и его свита отошли от нас, ко мне проворно подбежал Дарелл и воскликнул:

— Что он вам сказал?

— Король? Он сказал…

— Нет, нет. Что сказал вам лорд Арлингтон?

— Он спросил, принадлежу ли я к приверженцам церкви, и добавил, что я еще услышу о нем. Но, если он так заботится о церкви, как он допускает ваше вероисповедание?

Дарелл не успел ответить, как вмешался лорд Кинтон:

— Это — умный человек; он сумеет ответить вам на вопрос о церкви относительно лорда Арлингтона.

Дарелл покраснел и сердито воскликнул:

— У вас нет повода нападать на религиозность секретаря.

— А у вас нет повода так пылко защищать ее. Оставьте меня в покое; я говорил больше этого ему самому в лицо, и он это перенес гораздо спокойнее, чем вы все сказанное относительно него.

Я плохо понимал причину этого спора. Слухи о подозреваемой склонности секретаря к католицизму не достигли нашей местности.

Очевидно, не желая более спорить, Дарелл откланялся милорду, ласково кивнул мне и пошел догонять короля и его спутников.

— Вам повезло с королем, Саймон, — сказал лорд Кинтон, снова взяв меня под руку. — Вы заставили его рассмеяться, а человека, оказавшего ему эту услугу, он своим врагом считать не будет. Но что Арлингтон сказал вам?

Я повторил ему слова секретаря.

Лорд призадумался, но ласково погладил меня по руке.

— Вы хорошо выдержали первое испытание, Саймон. Кажется, вам можно довериться. Очень многие сомневаются в лорде Арлингтоне и его преданности церкви.

— Но разве Арлингтон не исполняет воли короля? — спросил я.

— Я думаю, что да, — задумчиво ответил Кинтон и переменил разговор. — Раз вы видели короля, Саймон, то ваш визит во дворец подождет. Поедемте ко мне, Барбара сегодня дома, пользуется отпуском, и будет рада возобновить свое знакомство с вами.

У меня было, конечно, некоторое основание бояться этой встречи, но я не успел еще обдумать, как держать себя с нею, или сообразить, как она меня примет, а уже очутился в прекрасном доме Кинтонов в Соутгэмптон-сквере и целовал протянутую мне руку хозяйки дома. Через несколько минут из других комнат вошла Барбара, а с нею — лорд Кэрфорд. Он был, очевидно, расстроен и даже не сумел скрыть это, несмотря на свое обычное самообладание; лицо Барбары горело, и она была также взволнована, но я не обратил на это внимания, будучи поражен переменой, происшедшей с нею в эти четыре года. Мисс Кинтон стала настоящей красавицей с изящными и надменными манерами истинной придворной дамы. Она небрежно протянула мне руку для поцелуя, не выказывая особенного удовольствия от возобновления нашего знакомства. Все-таки она была любезна со мною и как будто хотела показать, что хотя все обо мне знает, но скорее жалеет, чем осуждает меня: Саймон еще так молод и неопытен, а как легко может обойти таких людей опытная в кокетстве женщина! Старый друг не должен отвернуться за это, хотя и чувствует отвращение к такого рода вещам.

По-видимому, Кинтон отлично понимал дочь и, желая дать мне возможность помириться с нею, занял разговором лорда Кэрфорда, а ей поручил показать мне в другой комнате портрет, написанный неким Лелли. Она повиновалась и, показав мне портрет, терпеливо слушала по поводу него мои замечания, которым я старался придать форму комплиментов. Потом я осмелился сказать Барбаре, что вступил в пререкания с лордом Кэрфордом, не имея понятия о том, что он — друг их дома, и снес бы от него, что угодно, если бы знал это.

— Но ведь вы не причинили ему никакого вреда, — улыбнувшись, заметила она и взглянула на мою подвязанную руку, спросить о которой не дала себе труда.

— Да, все кончилось благополучно, — сказал я, — только я был ранен, милорд же остался совершенно невредим.

— Так как милорд был прав, то все этому только рады, — заметила Барбара. — Вы достаточно рассмотрели портрет, мистер Дэл?

Но я не дал так легко переменить разговор.

— Если вы считаете неправым меня, то ведь я постарался с тех пор оправдать себя, — сказал я, не сомневаясь, что девушке известен мой отказ от назначения в гвардию.

— Не понимаю, — быстро сказала она, — что же вы сделали?

— Но ведь я получил от короля разрешение уклониться от оказываемой мне милости, — ответил я, удивленный ее незнанием.

Побледневшие было в это время щеки Барбары снова вспыхнули.

— Разве лорд Кинтон не сказал вам об этом? — спросил я.

— Я не видела его всю эту неделю.

Да, но зато она только что видела Кэрфорда. Странно, что он, зная о моем отказе, ничего не сказал ей об этом. Барбара, видимо, поняла мою мысль; по крайней мере она смущенно отвернулась в сторону.

— Разве лорд Кэрфорд не говорил вам об этом? — настаивал я.

— Он говорил со мною, но не упоминал об этом. Расскажите мне сами, как было дело.

Я рассказал все коротко и просто.

— Но если вы не приняли этой милости, то все-таки должны были поблагодарить за нее, — заметила мисс Кинтон.

— Я почти потерял способность говорить в присутствии короля, — смеясь, признался я.

— Я говорю не про короля.

Теперь очередь краснеть была за мною, я еще не успел отвыкнуть от этого во время своего пребывания в городе.

— Я видел се, — пробормотал я.

— Поздравляю вас, сэр, с таким знакомством! — насмешливо сказала Барбара, делая мне низкий реверанс.

Когда находишься наедине с красивой женщиной, то не особенно приятно, когда кто-нибудь является мешать этому, но теперь, правду сказать, я был доволен, когда лорд Кэрфорд появился в дверях.

— Милорд, мистер Дэл сообщил мне новость, интересную для вас, — обратилась к нему Барбара, — король освободил его от назначения в гвардию. Не правда ли, это удивляет вас?

Кэрфорд смотрел на нее, на меня и опять на нее, не сразу собравшись с духом ответить, так как отлично знал об этом.

— Нет, — наконец отозвался он, — я знал и хотел поздравить мистера Дэла с его решением, но мне не пришло в голову сообщить вам об этом.

— Странно! — заметила Барбара. — Ведь мы — вы и я — только что сожалели, что это назначение досталось ему такой ценой, — и она пристально посмотрела на лорда, несколько презрительно улыбаясь.

Настало неловкое молчание.

— Конечно, я и сказал бы об этом, если бы мы не переменили разговора, — довольно неудачно попробовал вывернуться Кэрфорд. — А вы разве не вернетесь к нам? — добавил он, стараясь говорить непринужденно.

— Мне хорошо и здесь, — сказала она.

Лорд помедлил с минуту, затем раскланялся и вышел из комнаты. По-видимому, он был сильно рассержен и охотно затеял бы со мною новую ссору, если бы я дал ему малейший повод. Но, не оправившись от одной стычки, я не хотел завязывать другую.

— Удивляюсь, почему он не сказал вам, — заметил я Барбаре, когда Кэрфорд вышел.

Это был промах с моей стороны: гнев, вызванный Кэрфордом, обрушился теперь на мою голову.

— А почему он должен был непременно сказать об этом? — напала на меня Барбара. — Не может же весь свет только и думать о вас и о ваших делах, мистер Дэл!

— Но вы были недовольны тем, что он не сказал вам об этом.

— Я? Недовольна? С чего вы это взяли? — надменно спросила Барбара. Рассердившись сначала на Кэрфорда, она теперь сердилась на меня, и я совершенно не знал, что мне и делать. — Скажите мне, какова с виду эта ваша подруга? — вдруг спросила она. — Я ее никогда не видела.

Это была неправда. Барбара не раз видела Нелли в деревне, в Кингтонском парке, но я счел за лучшее промолчать об этом. Ее гнев на меня, конечно, усилился бы вдвое, если бы она знала, что Нелли — это Сидария, а Сидария — Нелли. Зачем было мне самому выдавать себя, снова напоминая о своих прежних прегрешениях? Если ее отец не сказал ей, что Нелл и Сидария — одно и то же, то незачем говорить об этом и мне.

— Так вы не видели ее? — спросил я.

— Нет, и хотела бы знать, какова она.

Мне пришлось исполнить настоятельное желание Барбары. Я начал с очень скромного описания наружности Нелли, но презрительное замечание Барбары: «Что же тут особенного? Чем она сводит с ума мужчин?» — задело меня за живое; я увлекся, отдавшись воспоминанию о красоте Нелли, и закончил с таким жаром, что совсем забыл о своей слушательнице и опомнился только под ее глубоко изумленным взглядом, впившимся в мое лицо. Мое увлечение мигом угасло, и я смущенно замолк.

— Вы сами просили меня описать ее, — жалобно сказал я наконец. — Не знаю, такова ли она на самом деле, или в глазах других, но мне она кажется именно такой.

Настало молчание. Лицо Барбары больше не пылало; напротив, она показалась мне бледнее обыкновенного. Я инстинктивно понял, что обидел ее. Красота всегда завистлива, и какой дурак станет рассыпать похвалы одной красавице в присутствии другой? И все-таки я был доволен, что не сказал, кто была Сидария.

Молчание было непродолжительно. Барбара отрывисто рассмеялась:

— Не удивительно, что вы попались, бедный Саймон! Эта женщина, должно быть, действительно красива. Пойдемте теперь к моей матери.

Больше в этот вечер она не сказала мне ни слова.