Эхо тоннелей

Юлиан Дашевский (2024)

Машинист Кайрат Алтынбаев воспользовался шансом, который выпадает раз в жизни: для обмена опытом его пригласили стажироваться на новом метрополитене за несколько месяцев до открытия. Он ещё не знал, что его там ждали вовсе не с распростёртыми объятиями, а «работа мечты» обернётся для него непростым испытанием. В обстановке, раздираемой противоречиями, где у каждого своя правда, и каждому есть, что терять, ему предстоит познать цену дружбе, справиться с грузом прошлого, обрести призвание и встретить любовь всей жизни. И убедиться на собственном опыте, что если судьба что-то даёт, то непременно забирает что-то взамен. Но есть и то, что забрать не под силу никому…

Четыре девятки

На выезде с крайней канавы, среди обветшавшего наследия советской державы, красовался электровоз, по сравнению с которым всё увиденное прежде показалось скучным, как инструктаж по технике безопасности. Тёмно-зелёное с жёлтыми полосами чудо техники представляло собой укороченный кузов от старого вагона типа Д, поставленный на паровозную раму и вооружённый целыми четырьмя пантографами на крыше. Весь облик этой машины внушал какой-то подсознательный страх, будто она была не творением рук человеческих, а пришельцем из другого мира. Словно сошедший со страниц фантастических книг про исполинские дирижабли и самолёты с паровыми двигателями, этот живой памятник фантазии, смекалке и колхозу поражал воображение всем своим видом: «люстрой» сигнальных огней на красных брусьях, увенчанных двумя прямоугольными буферами, круглыми «жоксами» — розетками для подключения высоковольтных кабелей, огромными — в человеческий рост — спицованными колёсами, массивными спарниками и треугольными дышлами, соединёнными с двумя отбойными валами, рёбрами радиатора охлаждения, выведенными прямо на боковую поверхность кузова.

«Брутальненько!» — подумал Кайрат и медленно обошёл внушительную машину со всех сторон, потрогал свисающие из-под буферного бруса тормозные рукава и задержал свой взгляд на бронзовой овальной табличке, закреплённой на раме локомотива. Там было выбито: «Brown Boveri SLM Winterthur 1925». Чуть выше, уже на кузове, ещё проступало сквозь зелёную эмаль не до конца закрашенное обозначение Xte 4/6 — серия электровоза, присвоенная ещё в Швейцарии. Прямо поверх неё прикрутили хромированные цифры российского образца — 9999, четыре девятки. Гость из прошлого, неведомым образом попавший сюда, за сотни, если не сказать тысячи километров, заинтересовал Кайрата едва ли не больше, чем щеголевато сверкающие свежей краской новенькие пассажирские вагоны, занимавшие соседние пути. Глядя на засиявшие от любопытства глаза стажёров и будто предвосхищая лавину вопросов, Стрельников начал:

— Это лет двадцать назад, как только начали проектировать метро, наши что-то мутили со Швейцарией. Собственно, что мы сейчас и расхлёбываем. И швейцарцы, чтобы продемонстрировать жизнеспособность концепции, построили агрегатоноситель, или, как сейчас говорят, «демонстратор технологии», собранный из всего, чего не жалко: ведущие колёса стандартные, паровозные. По краям — тележки Цара-Краусса, а две средние оси — в жёсткой раме. Могу поклясться на чём угодно, такого вы в жизни не видывали! — медленно, наслаждаясь производимым впечатлением, произнёс Стрельников. — От вагона типа Д здесь только кузов. Двигателей два, трёхфазные асинхронные. Настолько здоровые, что их пришлось разместить в том, что было салоном. Представляю, как инженеры матерились, впихивая невпихуемое, — и Олег Михайлович похлопал рукой по металлу кузова, внимательно наблюдая за тем, как Кайрат пристально оглядывал экипажную часть: гигантские колёса с белой окантовкой; отбойные валы, к которым присоединялось массивное тяговое дышло; спарники, едва помещавшиеся в габарит. — Короче, скрестили швейцарского бульдога с советским носорогом, написали, что техзаданию соответствует, покатались на кольце в Щербинке, приложили толстую брошюру с расчётами, что трёхфазная система экономически эффективнее, чем постоянный ток, а наши все дружно похлопали и подписали контракт.

— Так вроде все тестовые «мулы» после испытаний обычно утилизируют?

— Обычно так, — кивнул Стрельников. — Но этот гостинец импортный оставили, потому что по документам он проходил как парковый электровоз-буксир, хоть по прямому назначению никогда не использовался. Еще, кажется, я несколько лет назад видел этот аппарат ржавеющим под забором, потому что с возложенной на него задачей прекрасно справлялись «унимоги», которые, к тому же, могут передвигаться и по рельсам, и по асфальту. А у «четырёх девяток» под сотню тонн общий вес! А сцепной почти вполовину меньше, поэтому с тягой у него плоховато.

— А можно подняться туда? — попросил Кайрат, совершенно не жалея, что согласился на эту командировку. Ради одного только этого локомотива можно было ехать сюда!

— Валяй, — ответил Стрельников.

— Только гравицапу не забудь поставить! — напутствовал его Лёшка.

Поднявшись в кабину, Алтынбаев невольно улыбнулся: прямо над лобовым стеклом, там, где обычно наносят грозную надпись «проезд запрещающего сигнала ведёт к преступлению» красовалась наклейка с мультяшными бурундуками и девизом «слабоумие и отвага», недвусмысленно напоминавшая, какие именно качества необходимы наезднику этой хтонической штуковины. То там, то тут виднелись из-под неровного слоя жёлтой эмали обрывки слов на немецком: остатки былой роскоши. Однако из всех полустёртых надписей можно было разобрать только слово «verboten».

— Да, — прокомментировал неожиданно оказавшийся рядом Лёшка, — немчура любила все инструкции прямо на стенах кабины писать.

— Это швейцарцы вообще-то.

— Все они одним миром мазаны, — отозвался он, даже не повернувшись, после чего покинул кабину.

Оглядев кабину изнутри и заглянув в машинное отделение, где красовались два огромных тяговых электродвигателя, Кайрат попытался интуитивно вникнуть в содержание надписей на немецком. Затем, влекомый природной любознательностью, парень обратил внимание на кнопку, которая, как ему показалось, слишком сильно выпирала из приборной доски, и с силой втопил её внутрь. Вслед за шипением воздуха раздался оглушительный металлический скрежет, а локомотив, ощетинившийся токоприёмниками, стал походить на какое-то древнее ракообразное.

— Бляха-муха! А я и не думал, что эта штука работает! — присвистнул Лёшка, подняв глаза к потолку цеха.

— Она ещё и нас всех переживёт, если за техникой ухаживать как следует, — ответил ему Кайрат, поспешивший вылезти из кабины, дабы не получить по шее. — По крайней мере, мы теперь знаем, что это не предмет мебели.

— Задача у этого «шедевра» была одна, — саркастично заметил Стрельников, — заключить договор на строительство. А потом его отогнали подальше, чтобы глаза не мозолил. А на порезку отправить нельзя, потому что по документам он ещё — собственность этих швейцарцев.

— Так и отдали бы им! — со знанием дела заявил Лёшка.

— Так не берут. И правильно делают, у них своего хлама достаточно, чтобы ещё лишний металлолом через пол-Европы к ним гнать. Думаю, как только уладят все бумажные дела — собственность и всё такое, — его сразу и сдадут в переплавку.

— А почему, интересно, на него шифр Октябрьской дороги нанесли? — Кайрат спросил Стрельникова, но ответил ему почему-то Алексей:

— Ну, его же по железке перегоняли. Вот и нанесли, наверное. Хотя пёс их знает…

— Слушай, — обратился Кайрат к нему, сияя, словно ребёнок, которому купили новую игрушку. — Не знаю, как тебе, а мне он нравится!

Красавкин явно не оценил восторга своего коллеги, ответив:

— Ну, ты привык ездить на всяком хламе, в Москве такое даже в музей не примут, а сразу на свалку.

Кайрат решил не продолжать дискуссию, а обратился к Стрельникову:

— Олег Михайлович, а он на ходу?

— Вообще, должен быть. Но его уже давно никто не запускал, хотя техобслуживание он проходил, — начальник депо указал рукой на дату на торце кузова, нанесённую белой краской по трафарету.

— Олег Михайлович, — вот думайте, как хотите, — начал Кайрат, — а мне кажется, что у техники тоже есть душа. Она может понравиться тебе, ты можешь понравиться ей. Они как живые существа, каждый со своим характером.

Стрельников внимательно посмотрел на Кайрата, отчего тот невольно смутился, подумав, что его приняли за идиота. Но Олег Михайлович похлопал его по плечу и произнёс:

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— А у нас обед когда планируется? — поинтересовался Лёшка. — А то у меня уже в желудке урчит.

— Да хоть сейчас можно, дело хорошее, — отозвался Стрельников.

Они решили пройти напрямую через цех, чтобы срезать путь. Теперь их дорожка пролегала вдоль того, что обычно называется «калашным рядом» — пути, на котором ждёт своей участи списанная и отставленная от работы техника. Но здесь ситуация была отнюдь не такой простой, ведь метрополитен даже ещё не начал работу, а ряд машин, начиная от новеньких и заканчивая уже основательно потрёпанными, уже занимал почти всю канаву.

— Смотрите, даже самоходную электростанцию с вагоном-трансформатором откуда-то приволокли! — удивлённо присвистнул Кайрат.

— А рядом-то заметил? Путеизмеритель с дефектоскопом, которые ещё, наверное, Иосифа Виссарионовича помнят, — ответил Алексей, указывая на старенькие, хотя и опрятные вагончики.

— Даже ещё с гербами Советского Союза… — протянул Кайрат, медленно и внимательно шагая вдоль вагона. Теперь меткое сравнение депо с музеем обрело самый буквальный смысл.

— Думаю, вы в курсе, что пуск метро несколько раз откладывали и переносили. В конечном счёте, чтобы ускорить ввод в эксплуатацию, заказчик разрешил поставку бэушной служебной техники при условии соответствия техзаданию. Сюда со всех концов страны технику присылали! Так что, не было бы счастья, да несчастье помогло. Да, много старья, но состояние неплохое. Они же стояли на консервации в закрытом ангаре, — предвосхищая вопросы курсантов, сказал Олег Михайлович, а затем обратился к Кайрату. — Не ваша ли бывшая техника, кстати? Ты ведь в Автово работаешь?

— В Дачном, — ответил Кайрат. — Но они на одной и той же территории. Столько «дэшек» у нас в депо никогда не было. На моей памяти точно. Кроме пары электровозов, на которых я работал, у нас было три вагона и самоходный пылесос, но, насколько я знаю, они давно уже никуда не ездили и стояли как сараи для всякого хлама. Лет пять назад их вообще порезали. Я вообще не понимаю, откуда взялась эта древность, да ещё таком в приличном состоянии!

— По вашему мнению, это приличное состояние? — задал риторический вопрос Стрельников. — Хотя… понятие растяжимое.

Олег Михайлович не стал продолжать: видя, насколько наблюдательны и технически подкованы новички, он рисковал сболтнуть лишнее. Он ещё не забыл подписание актов приёмки этих вагонов и прекрасно видел, что лучшим описанием их состояния было озвученное Димой Антипенко сравнение с какашкой в обёртке от «Рафаэлло». Под глянцевитым слоем свежей краски скрывалась ржавчина, да ещё такая, что металл можно было насквозь проковырять пальцем! Пришли вагончики действительно с консервации, и в этом к поставщикам не было никаких претензий. Во всяком случае, на бумаге. Однако, вопреки известному и вполне очевидному требованию отправлять на базу запаса для консервации только полностью исправную и комплектную технику, в реальности туда направляли уже отслужившие свой срок машины, которые по какой-нибудь причине нельзя было утилизировать. Как правило, это происходило, если вагон или локомотив повреждали, но не могли списать сразу из-за того, что он по документам ещё не выработал свой ресурс. Вот их и отгоняли подальше от греха (и от глаз начальства) в дальний угол депо, где они постепенно ржавели, ожидая своего часа. Туда же отправляли и разную экспериментальную и служебную технику, как только в ней отпадала необходимость. Вот и стояла там куча металлолома разной степени раздолбанности. А при подготовке к пуску метрополитена какая-то светлая голова предложила руководствоваться принципом «всё новое — это хорошо отмытое старое» и тем самым сэкономить на закупке служебного подвижного состава. Конечно же, со всей служебной техники сняли двигатели и высоковольтное оборудование, тем более что по причине другого рода тока пользы от него не было ни малейшей, а вот цветной металл там имелся в большом количестве. И разумеется, когда представилась возможность легально избавиться от всех «токсичных активов», поставщики немедленно ею воспользовались. Вишенкой на торте была красивая формулировка в договоре, что все за выявленные недостатки ответственность несёт принимающая сторона. И волки, как говорится, сыты, и овцы целы. «И пастуху вечная память», — неосмотрительно брякнул во время приёмки Антипенко, за что получил от Стрельникова по лбу реверсивной рукояткой.

— Это вы ещё не видели нашу ассенизационную цистерну, — отозвался шедший впереди Дима. — Её вообще построили на базе тендера от дореволюционного паровоза «щука»!

— Фекальная цистерна на базе «щучьего» тендера… — картинно вытягивая каждое слово, повторил Кайрат. — Интересно, какие вещества принимал автор этого произведения? Может, и мне отсыпет?

— Кстати, — продолжил он через пару минут. — Вот меня всегда волновал такой вопрос: а для чего вам дерьмовозка? Я уже давно в метро работаю, и никогда не сталкивался с этим.

— Ну… местная канализационная сеть никак не сообщается с городской. Поэтому всё это дело нужно откачивать и вывозить из метро на сливную станцию. Потом вам всё это и расскажут, и покажут.

Кайрат уже давно обратил внимание на загадочные двери с табличками «ФЕКАЛ», которые то тут, то там проскакивали на фотографиях из тоннелей здешнего метро. Иногда могло посчастливиться увидеть их приоткрытыми и заметить, что за ними скрывались сложные переплетения толстых труб с многочисленными вентилями, а кое-где — ещё и манометрами с сигнальными лампами. Но, тем не менее, желания познакомиться с ними поближе у него не возникало.

— Может, сменим тему? Всё-таки обедать идём! — постарался вразумить коллегу Алексей, когда они уже прошли через весь цех и свернули в сторону столовой, прямо перед которой был небольшой скверик с макетом вагона на постаменте.

— Олег Михайлович, а вы тоже с нами пойдёте? — поинтересовался Кайрат.

— Нет, я не голоден, — ответил ему Стрельников, несмотря на то что с самого утра нормально не ел.

От скверика уходила асфальтированная дорожка в сторону транспортного КПП. По ней, однако, редко что-то ездило, и потому стремительно приближающаяся туча пыли и рёв мотора, по меньшей мере, озадачили Стрельникова. И когда тёмный БМВ, известный в народе по прозвищу «акула», с визгом шин и скрипом тормозов остановился прямо напротив входа в столовую, начальник депо уже мысленно представил, как подписывает приказ об аннулировании пропуска лихача. «Гонщиком» оказался Антон, который приоткрыл дверь и крикнул:

— Олег Михайлович, в машину, срочно!

— Что ещё случилось? — Стрельников взглянул на Тырышкина так, как будто тот обдал его ведром ледяной воды.

— Громов случился!

— Какого лешего? Я же вчера ему звонил, и он сказал, что отложит инспекцию!

Похоже, приезд большого начальника, к которому все так долго и упорно готовились, как всегда, оказался полной неожиданностью. Стрельников повернулся к остальным и сказал:

— Ну, значит, так. Всем приятного аппетита, я поехал. Дима, после обеда проводи ребят до проходной и распишись на охране. Потом я позвоню, если что. А вам, — он обратился к Алексею и Кайрату, — до завтра.

Стрельников торопливо занял место рядом с водителем, и БМВ рванула с места с пробуксовкой и дымом из-под колёс.

— Слухал за Громова? Который с Москвы? — спросил Дима Алексея, когда они зашли в туалет, чтобы помыть руки.

— Ну да, вроде. А кто это?

— Ответственный представитель заказчика. Тот, кто будет подписывать приёмку. Так знаешь его?

— Слышал, но лично не знаю. Но, говорят, зверствует.

— Ну, вот сегодня и узнаем. Мы, кажется, с ним уже встречались.

***

— Стрельников на месте? — едва открыв дверь в приёмную начальника депо, задала вопрос высокая блондинка. Она всем своим видом демонстрировала решимость и собственное превосходство.

Не привыкшая к такой наглости Лилия встала со своего места. Даже несмотря на то, что ей предстояло общаться, глядя на посетительницу снизу вверх, она умела держаться с достоинством.

— Сначала здравствуйте, — подчёркнуто вежливо, но твёрдо ответила Лилия, буквально чувствуя кожей, как вошедшая дама измеряет её взглядом. — Меня зовут Лилия, я секретарь Олега Михайловича. А как к вам обращаться?

— А вы действительно секретарь? — с издёвкой ответила посетительница вопросом на вопрос. — А то я уже начинаю сомневаться в вашей компетентности. Анастасия Фельдман, центральный аппарат Минтранса. И если бы вы работали как следует, то пакет документов для аудита лежал бы на этом столе.

Женщина уселась на диванчик, закинув ногу на ногу. Лилия выдержала паузу, оглядывая Анастасию. Строгий костюм бежевого цвета, кожаная сумочка с логотипом известного бренда, золотые часы, серёжки-гвоздики с бриллиантами, длиннющие ногти со свежим маникюром: всё говорило о том, что она тщательно продумала свой деловой образ: к мнению дорого одетого человека прислушиваются лучше, это общеизвестный факт. Но Лилию почему-то в этот момент больше заинтересовало, натуральный ли цвет волос у этой леди или нет, и она склонялась ко второму. «Так вот какая она, «Анестезия», — подумала Лилия. — Я была о ней лучшего мнения». Она, конечно, была наслышана об этой даме, но лично пообщаться выпало только сейчас. Прозвище Фельдман имело свою историю, связанную с одним маленьким бзиком: она ненавидела своё уменьшительное имя и не упускала возможности указать каждому встречному-поперечному, что она не «Настя», а «Анастасия». Неудивительно, что те, кто с ней работали, быстро переиначили её имя в «Анестезия», и прозвище это к ней прилипло.

— Придётся подождать, Олег Михайлович сейчас ушёл в цех, вернётся, скорее всего, только после обеда. Если бы вы предупредили о своём визите, то ждать бы не пришлось.

— А вы не хотите предложить посетителю кофе? — задержав оценивающий взгляд на кофемашине, произнесла Анастасия.

Она приехала в город ещё вчера, чтобы, не теряя времени, приступить к работе. Фельдман уже давно не доверяла никому, кроме себя. Даже собственному начальству. Именно поэтому она решила заявиться без предупреждения и даже раньше Громова, рассчитывая на эффект внезапности.

— Извините, конечно, — круглое лицо Лилии покраснело от гнева, — но я вам не официантка. Столовая на первом этаже, от лестницы направо.

***

Местным метрополитеновцам уже доводилось иметь дело с Валерием Геннадьевичем Громовым с полгода назад или даже больше. Тогда заказчики приехали на промежуточную инспекцию, а у подрядчика все сроки сорваны, и на стройплощадке метро царил полнейший шалман. Инспектора тогда долго удивлялись, почему все документы в порядке, а как дело дошло до проверок на объекте — у строителей возникала то одна отговорка, то другая, то тридцать третья, и все как на подбор правдоподобные, как рассказы барона Мюнхгаузена. Тогда их от души проскипидарили, и поэтому нынешней приёмки администрация боялась, как огня.

Стрельников напустил на себя как можно более добродушный и гостеприимный вид, чтобы скрыть разочарование от неожиданного визита. Но в мыслях Олег Михайлович репетировал самые разные сценарии начала разговора, пытался угадать, как на этот раз поведёт себя инспектор — пойдёт ли в наступление с первой же минуты или придёт с миром. И, наученный долгим опытом, Стрельников, тем не менее, догадывался, что ни один из воображаемых сценариев не реализуется так, как он предполагал.

Выйдя через проходную, куда довёз его Антон, Олег Михайлович затянулся папиросой и задумчиво вглядывался в проезжающий поток транспорта. Наконец, минут через пять-семь у ворот депо остановилось такси, откуда вышел кряжистый невысокий мужчина. Судя по тому, как сильно он боролся с одышкой, его лучшие годы были уже давно позади. Но, несмотря на это, шёл он довольно быстрым шагом. Мужчина, узнав его, поспешил навстречу и сам начал разговор:

— Здравствуйте! Извините, что без приглашения! И стеснять своим визитом вас не хотел, поэтому с вокзала сам такси заказал. Давненько не виделись, однако, Олег Михайлович! — Его грузноватая фигура никак не вязалась с визгливым, почти женским голосом.

— Давненько, Геннадьич! И на какой горе, с позволения сказать, волк сдох, что ты решил к нам пожаловать? Как Москва, стоит ещё? — приобнял Стрельников Громова, но за этим жестом угадывалась скрытая ненависть.

— Куда денется! По десять станций в год открываем, пока вы тут мхом порастаете! — с притворной фамильярностью ответил Громов.

— Если бы ваша дорогая Москва вовремя средства выделяла, так не порастали бы! — Стрельников жестом пригласил Громова на территорию.

— Ну как вы, до первого снега успеете сдать объект?

— С луны свалились? Нам бы к следующему лету закончить!

— Потому вы швейцарцев и спугнули, верно?

По сравнению с Громовым даже немногословный Стрельников казался образцом харизмы и красноречия — настолько трудно было понять, искренними или притворными являлись слова и эмоции Валерия Геннадьевича. Отвечая на неудобные вопросы, он мог отшучиваться и переводить беседу на отвлечённую тему, либо вещал долго и занудно, не отвечая по существу. Хотя чаще всего был молчаливым и задумчивым, и вся его манера разговора строилась на контрасте между мрачной натурой и пошловатым юмором. Ещё Громов частенько любил добавить в разговоре реплику про всяческие запреты, обоснованные или нет. Видимо, это больше всего нравилось ему в жизни — запрещать, и делать это с невыносимо слащавой улыбкой.

Пройдя через проходную, Стрельников пригласил гостя сесть в машину. Громов, заняв место на заднем сидении, спросил у Антона, сидевшего за рулём:

— Как у вас тут живётся?

— Как будто все черти с цепи сорвались, — усмехнулся Тырышкин, не зная, какую реакцию ожидать от этой в целом невинной фразы: то ли начнут расспрашивать, сколько мух и ворон пролетело над проходной, то ли пошлют на хутор бабочек ловить.

Стрельников наклонился к нему и легонько ткнул в бок, после чего обратился уже к Валерию Геннадьевичу:

— Вы, наверное, с дороги проголодались, предлагаю пообедать, — Олег Михайлович надеялся, что на этом первый день проверок и закончится.

— Я бы предпочёл сразу перейти к делу. Нас в административном корпусе уже Фельдман ждёт, — одной фразой разрушил его надежды Громов. При упоминании «Анестезии» Стрельников, прекрасно наслышанный об этой даме, поморщился, как будто съел лимон.

— А это у тебя часом не борщевик вырос? — Громов вдруг резко сменил тему и указал рукой на двухметровые зонтики на толстых стеблях, вальяжно покачивающиеся на ветру у забора. Затем, отвлёкшись от изучения местной растительности, он будто бы невзначай бросил коллеге:

— Вы тогда назначьте на завтра брифинг, пригласите всех, кого сочтёте нужным. Мне надо будет пару слов сказать.

***

Столовая представляла собой просторное и светлое помещение с большими окнами, из которых открывался вид на небольшой сквер прямо на территории депо. По всему залу были равномерно расставлены пластиковые столы на четырёх человек, а стены украшали фотографии и плакаты в советском стиле. Из-за того, что время обеда было разным у различных служб, народу в помещении было немного — больше половины столов были свободны. Вооружившись подносами, стоявшими высокой стопкой на металлическом столе, набрав себе еды из довольно обширного меню и расплатившись в конце «конвейера», Алексей, Кайрат и Дима обосновались за столом у окна.

— Что ты его солишь и перчишь, оно у тебя и так уже термоядерное! — прокомментировал Дима то, как Кайрат задумчиво сыпал содержимое солонки себе в тарелку. Но Алтынбаев, видимо, был сильно погружён в свои мысли, потому что никак не отреагировал на колкость.

— Могли бы и получше кормить, — скривился Лёшка, медленно пережёвывая говядину в соусе.

— Может, тебе ещё омаров в кальмаре подать? — сострил Кайрат.

Лешка скривился ещё больше, пытаясь успокоить рвотные позывы, возникшие, когда он представил себе ракообразного внутри моллюска.

— А у вас что, в столовке лучше кормят? — поинтересовался Алтынбаев после паузы.

— Да как и везде, редкостное хрючево.

— Я бы так не говорил, у нас очень даже хорошо. И здесь мне еда нравится, — ответил Кайрат, немножко обидевшись на Лёшкины резкие слова. Но Алексей в этот момент думал уже не о еде: едва он завидел длинноногую стройную красотку, которая куда лучше смотрелась бы в дорогом ресторане, а не в столовой зачуханного депо, то тут же включил режим галантного кавалера, и решил поухаживать за дамой, хочет она того или нет.

— Это же Фельдман! Сиди тихо, как слива в компоте! — шикнул на него Антипенко, попытавшись ухватить за рукав. А затем вполголоса прибавил:

— Где Громов, там и его швабра.

Лёшка вскочил со своего места, едва не опрокинув стул, отодвинул в сторону один из столиков, освобождая дорогу девушке, а затем карикатурно протянул руку со словами: «Пожалуйте сюда».

Девушка проследовала мимо, не удостоив его даже взглядом, взяла чашку кофе и присела за свободный столик. Лешка устремился за ней. Кайрат предпочёл наблюдать за этой сценой со стороны, и на какое-то мгновение черты лица этой дамы показались ему знакомыми. Это же та самая девушка, которую он видел вчера в магазине и которая покупала там пиво и лапшу!

— Добрый день! Разрешите познакомиться, меня зовут Лёша. А тебя как зовут? — обратился Лёшка к девушке.

— Вообще-то мы на брудершафт не пили, чтобы на «ты» обращаться, — она сухо сделала замечание парню.

— О боже, какой конфуз! Я надеюсь, что ваша светлость соблаговолит извинить недостойного холопа за его дерзость, — с комичной манерностью ответил Алексей.

Вот только никто не засмеялся, а дама повернулась к Алексею, бросив в воздух:

— Вы же вроде со своими коллегами что-то обсуждали, вам с ними будет интереснее, чем со мной.

Как раз в эту секунду у неё в сумочке зазвонил телефон, дама ответила, а затем встала из-за стола и направилась к выходу. Алексей же, стараясь не привлекать к своей персоне внимания, ушёл за тот стол, где сидел раньше. А там Дима и Кайрат обсуждали слухи, что предыдущим местом работы Громова была войсковая часть 95006 в Москве — Служба специальных объектов.

— Дим, а это правда, что наш московский инспектор раньше в метро-2 работал? — внаглую задал вопрос Кайрат, но тут же покраснел, поняв, что сморозил глупость.

— Ты знаешь, хоть метро-два, хоть метро-двадцать два, это всё пустая болтовня, — жёстко парировал Антипенко, заметив приближение Лёшки. — Делать тебе больше нечего, вот и забиваешь голову всякой ерундой.

— Ну, у нас сейчас обеденное время, мы можем позволить себе поговорить о ерунде, — с улыбкой вставил Алексей.

Кайрат всегда поражался умению Алексея сглаживать любые конфликты и переводить их в безобидную шутку.

— Тем более, что у вас нет никаких доказательств того, что оно существует, — отрезал Дима неожиданно строгим тоном.

— Скорее, так: у нас нет никаких доказательств, что оно не существует, — возбуждённо ответил Кайрат и тут же мысленно порадовался, что не упомянул Громова лично. Тем не менее, по реакции Антипенко и Красавкина, он понял, что те догадались, куда он клонит:

— Тебе может с таким настроем ещё шашку и буденновку со звездой? Ты больше диггеров слушай, и не такое узнаешь. Тарена нажрутся, а с него такие приходы бывают, что не только метро-2, а и трёхметровые крысы, и радужные слоники померещатся.

Алексей, воспользовавшись завязавшимся разговором, решил поподробнее расспросить Антипенко, что за девушка сидела за столиком, а потом разговаривала с ним. Но по ответу он понял, что лучше было не спрашивать.

— Да это Настя Фельдман, коллега Громова, специалист по техническому контролю, и она очень недовольна, что в наших рядах, по её словам, «завелись клоуны».

Вместо ответа Алексей взял со стола бутылочку минералки, отхлебнул и поморщился оттого, что пузырьки газа ушли в нос. Затем он по-быстрому встал и направился вдогонку за Димой и Кайратом, которые уже закончили обедать, и несли использованные подносы на специальный столик. Вслед ему немедленно раздался недовольный голос буфетчицы:

— Подносы за собой убирайте, не в ресторане!

Проворчав вполголоса что-то неразборчивое, Алексей вернулся к столу и забрал с него поднос.

— А мы как в цех пойдём — по коридору или через улицу? — нагнав товарищей, спросил Лёшка у Антипенко, когда они спускались по лестнице из столовой.

— Давайте как быстрее, — ответил Дима, надеясь поскорее сплавить новичков домой.

Все пошагали в сторону цеха, не обменявшись ни словом. У Антипенко, как и у начальника депо, ещё теплилась робкая надежда на то, что Громов в первый день ограничится бумажной работой, дав работникам тот самый день, которого, как обычно, не хватает на то, чтобы устранить все косяки и недоделки. Должны же у московского визитёра оставаться хоть какие-то следы тактичности и уважения! Приехать без приглашения на неделю раньше срока уже было дурным тоном, а начать инспекцию в стиле «с корабля на бал» — и вовсе откровенное свинство. Но, зайдя в цех, Антипенко понял, что оправдались его худшие опасения. По оживлённым разговорам и непривычной суете работников стало ясно, что Валерий Геннадьевич даже не удосужился подождать окончания обеденного перерыва. И, в конце концов, даже Стрельников смирился с тем, что шило в мешке не утаишь, и лучше сразу представить всю картину, чем каждый день огорошивать инспектора очередной маленькой неожиданностью.

Антипенко, жестом попросив курсантов подождать, остановился у входа, выискивая глазами Громова, и как раз в этот момент к нему подбежал вездесущий Антон Тырышкин.

— Антипенко, едрить твою в подмышку! Тут инспектор уже тебя обыскался! Спрашивает, где документы с «четырёх девяток».

«Придирается, значит, — нахмурился Дима, который, по должности был обязан знать о служебной технике депо всё, и даже то, чего не знали её разработчики. — Специально ищет косяки. Нет, чтобы проводить приёмку рабочих машин, он к этому металлолому прикопался».

— Передай, что все документы по нему у этих упырей из «Браун-Бовери».

— А где они?

— Ты бы ещё спросил, где прошлогодний снег! Уехали они давно! — удивлённо заявил Дима.

— Ты же говорил, что у них вся техническая документация по машине!

— Так и есть, вот только они уже месяц как в своей Швейцарии, — пожал плечами Антипенко.

— Ну что, попкорном запасаемся? — кивнул Алексей Кайрату, приметив, как быстрым шагом Стрельников направился вместе с Громовым в сторону «калашного ряда». Но, заприметив только что вошедших в цех людей, инспектор моментально изменил направление движения, устремившись в сторону курсантов. Подойдя почти вплотную, Громов, нахмурившись, задал вопрос:

— Почему работники без касок? И где журнал инструктажа по технике безопасности?

— Виноваты, завтра всё будет, — ответил явно не ожидавший такого поворота Стрельников.

Алексей и Кайрат молча переглянулись, несколько удивлённые тем фактом, что инспектор даже не посчитал необходимым высказать замечания лично им. Антипенко же, незаметно для Громова, приложил указательный палец к губам, дав понять, что в подобной ситуации молчание лучше любых слов.

— Виноваты, — прищурился Громов, отчего его маленькие поросячьи глазки совершенно скрылись под тяжёлыми веками. — Ещё как виноваты. И вообще, всё, что вы должны отвечать на мои вопросы — это либо «так точно, товарищ инспектор», либо «никак нет, товарищ инспектор»! Уяснили?

— Так точно, товарищ инспектор, — неуверенно, будто сомневаясь, выдавил из себя Антипенко. Стрельников же промолчал.

— На первый раз прощается, — продолжил Громов. — Завтра составлю акт о нарушении, если повторится. И кстати, — добавил он, понизив голос почти до шёпота, — а почему Пустовалова нигде не видно? Я бы очень хотел с ним пообщаться.

Начальник депо замешкался с ответом, и Громов это заметил:

— Можешь не отвечать, если не хочешь врать.

Стрельников сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей, повернулся к курсантам и едва заметно кивнул им. Алексей и Кайрат почти одновременно достали бланки учёта рабочего времени и протянули их Стрельникову. Он по-быстрому расписался на них и попрощался с парнями, стараясь не привлекать внимание, посоветовав тем напоследок поспешить на выход, пока начальник не передумал, а Стрельников остался с Тырышкиным и Антипенко, которые наблюдали на отдалении за тем, как тщательно Громов обходил цех.

— Непростой товарищ, — вполголоса кивнул Антипенко в сторону Громова, который, спустившись в цех, демонстративно отказался от каски, тем самым дав понять, кто здесь главный.

— Не бери в голову, это ему шлея под хвост попала. Все на нервах, сроки поджимают, ничего не готово, вот и бомбит, — ответил Стрельников.

— Да щоб вiн здох, — ответил Дима шёпотом, но достаточно громко, чтобы быть услышанным.

***

— Не хочешь зайти куда-нибудь, хлебнуть пивчанского за первый рабочий день? — предложил Алексей Кайрату, когда они шли по длинному и тёмному коридору над путями, соединявшему цех с административным корпусом.

— Да нет, спасибо. Я в рабочие дни не бухаю, в отличие от некоторых.

— Не нравится мне этот Громов. Солдафон какой-то, — негромко сказал Лёшка Кайрату. — И к чему эта армейщина? «Так точно, товарищ инспектор». У нас такого никогда не было.

— Да знаешь, я вижу не солдафона, а молодящегося пятидесятилетнего бабника! Хотя да, соглашусь, он угрюмый какой-то, не внушает доверия… А ещё рядом с ним мне просто некомфортно находиться. Не люблю штабных инспекторов и прочих проверяющих.

— Ты не поверишь, их никто не любит.

По коридору парням снова встретилась Анастасия. Она выглядела усталой, и, казалась не такой холодной, как когда они только познакомились в весьма неловкой ситуации в столовой. Сейчас девушка шла из административного корпуса с толстой папкой, что намекало на то, что Громов возложил на неё все бумажные обязанности. Алексей кивнул ей в знак приветствия, и уголки её губ дёрнулись в чуть заметной улыбке.

— Вот ради таких женщин мужчины готовы на всё, — восхищённо произнёс Алексей, когда Анастасия прошла мимо них.

Стук каблучков в гулком коридоре на мгновение замедлился.

***

— Так вот, оказывается, как выглядит этот ужас, летящий на крыльях ночи! — воскликнул Громов, а затем продолжил брезгливым тоном: — И из какого, с позволения сказать, музея вы это ведро с болтами угнали? Инструкций и документов нет, значит? Как же вы эксплуатировать его собрались?

— Ладно, сами разберёмся как-нибудь. Поди, не космический корабль, — подоспел на шум разговора Антон, на бегу надевая оранжевую каску.

— Не космический корабль, это точно, — кряхтел Громов, поднимаясь в кабину. — Если этот швейцарский комод хотя бы сдвинется с места самостоятельно, то я отращу себе бороду, потом сбрею её и съем.

Впрочем, поняв, что освоение незнакомой техники методом тыка, да ещё и без знания языка было не самой лучшей идеей, Валерий Геннадьевич выглянул из кабины и громко крикнул вниз:

— Эй, здесь кто-нибудь по-фашистски шпрехает?

На окрик подтянулось несколько работников, имевших разный уровень владения как техникой, так и языком, и Стрельников с чувством выполненного долга поставил перед ними задачу, чтобы не терять времени самому. Через некоторое время, при помощи словаря, интуиции и упоминания чьей-то матери, все надписи были переведены на русский и написаны перманентным маркером прямо на панели управления. Для особо непонятливых необходимые инструкции были написаны от руки на обычных листочках из блокнота и приклеены скотчем поверх оригинальных табличек. А за этим электровозом прочно закрепилось прозвище «фашист», хотя с Германией это внебрачное дитя российско-швейцарских экономических отношений не имело ничего общего.

— Кстати, а это что за Сунь Хунь Вчай с вами был? Кто-то из гарантийщиков? — вполголоса поинтересовался Громов у всезнающего Тырышкина.

— Да это не Сунь Хунь, это вроде наш, курсант из Петербурга, — отозвался Антон.

— А я вот и смотрю, вроде у нас никаких китайских подрядчиков нет…

–Так он и не китаец.

Тем временем комиссия направилась дальше, осматривать вновь прибывшие вагоны.

— Новые вагоны, тридцать две единицы, мы их только готовим к приёмке, — стараясь сохранить самообладание, прокомментировал Стрельников.

— Вижу я, что вагоны, не ослеп ещё. Вот только с какого перепугу, — Громов уже перешёл на повышенные тона, — вам понадобилось их перекрашивать?

— Потому что корпоративный стиль, и номера мы тоже свои нанесём.

Громов провёл пальцем по обшивке одного из вагонов. Затем придирчиво осмотрел двери, достал фонарик и посветил. Завершив ритуал, он повернулся к собравшимся и громко объявил:

— Я не подпишу приёмку, потому что покраска некачественная. Вы красили прямо по слою пыли, он даже на ощупь шершавый!

— Цех новый, ещё ни разу там не убирались, и когда начали задувать, то компрессором подняли пыль… — начал было объяснять один из инженеров.

— Меня это не интересует. Я составлю акт о несоответствии, чтобы замечание было устранено.

— Блин… — процедил Тырышкин. — Этот зануда нам всё испортит.

— Не горячись, Антонио, — урезонил его Дима.

Тут на глаза Громова сквозь открытые ворота цеха попалась гидроколонка. Валерий Геннадьевич поначалу подумал, что ему почудилось или что он надышался выхлопов. Он протёр глаза, прошёл в ворота и долго разглядывал столб с торчащим из него изогнутым хоботом.

— А это здесь зачем, — поинтересовался инспектор. — Метро на паровой тяге планируете?

— Нет, это вода для охлаждения реостатов.

— М-да, я погляжу, инновации у вас так себе.

Если у руководства метрополитена и стояла задача удивить начальство из Москвы, уже повидавшее всякое, то она им, бесспорно, удалась.

Ближайший к воротам цеха состав был назначен в качестве «образцово-показательного» на тот случай, если комиссия захочет убедиться лично в том, что поезда, находящиеся в депо, умеют ездить, а машинисты умеют ими управлять. Какой-то особо щепетильный работник уже успел подать на состав напряжение через «удочки» — переносные источники питания, и вагоны сияли огнями, как новогодняя ёлка. Но это был как раз тот случай, когда чрезмерное желание угодить начальству оказывается лишним. Заметив такой праздник света среди унылого однообразия, Громов поспешил именно туда. Заглянув между вагонов, он, не говоря ни слова, поманил Стрельникова ладонью, и от этого жеста не столько ожидать ничего хорошего.

— Да, без чёрной магии тут явно не обошлось… — Валерий Геннадьевич уже не знал, смеяться ему или плакать. Тут он поперхнулся слюной и громко закашлялся.

Стрельников поинтересовался, чем вызвана столь бурная реакция.

— Да вот, смотрю, как электрическую схему подключили. Интересно, кто тут у вас такой умный? Или коллективное творчество?

— А что там? Не работает что-то? — в глазах Олега Михайловича читалось искренне удивление.

— В том-то и дело, что всё работает! Но вот этот моток проволоки, подвязанный скотчем, меня просто убил! — показал Валерий Геннадьевич на клубок проводов, небрежно замотанный синей изолентой. — В Москве за такое башку бы оторвали!

Через полминуты у поезда собралась небольшая толпа. Чуя, что дело пахнет жареным, Стрельников взял висевшую на поясе рацию и попросил прислать кого-нибудь из электриков.

— Тихо! «Паяльник» идёт! — послышалось вдруг из толпы.

«Паяльник» — это было прозвище старшего электромеханика Владислава Петровича, мужчины уже не первой молодости, но всё ещё сильного и энергичного, готового и обматерить нерадивого подчинённого, и дать оплеуху, если более цивилизованные методы воздействия иссякли. Его имя и фамилию знали разве что в отделе кадров, а все коллеги обращались к нему по отчеству, а за глаза называли по прозвищу.

— Вот, посмотрите, — Громов решил начать издалека и указал пожилому ремонтнику на перевёрнутый замок. — Как это назвать?

«Паяльник» подёргал дверь, чтобы убедиться, что с замком действительно что-то не так. Громов тем временем обратил внимание, что у электромеханика не было с собой резиновых перчаток, но ничего не сказал.

— А отвёртку взять и переставить религия не позволяет, что ли? — грубовато ответил Петрович. — Здоровые лбы, а простейших вещей не вдупляют!..

— Почему в журнале не указано, что один буферный фонарь не горит?

— Так и ладно, это ж мелочь! Лампочку поменяем, и всё.

— Из-за мелочей люди гибнут, — ответил Громов. — А это ещё что такое? — И тут он узрел массивный прямоугольник сцепки Шарфенберга, из которой свисала цепь, явно не входившая в перечень стандартного оснащения. — Зачем огород нагородили, если можно было присоединить всё по-человечески? А сейчас всё придётся переделывать к волчьей матери! — Громов задавал риторические вопросы, не надеясь получить на них внятный ответ.

— Это пример гибкости инженерной мысли в условиях ограниченности ресурсов! — подняв палец, важным тоном провозгласил Петрович, и в каждом его слове сквозило издевательство над инспектором.

— А если без болтологии? Представьте, что я долбаная блондинка, и вам нужно мне доступно объяснить, откуда, куда и для чего эти железяки?!

— В комплект поставки не входил переходник с европейской автосцепки на нашу, и слесаря депо изготовили звёнку самостоятельно, — объяснил Стрельников, но его московскому товарищу едва ли показалось убедительным.

— Только от жизни собачьей собака бывает кусачей, — шепнул Петрович Стрельникову, чтобы Громов не услышал.

В эту секунду инспектор ухватил серьгу самодельной звёнки и, видимо, желая проверить изобретение на прочность, с силой дёрнул. Штырь вылетел из гнезда автосцепки, как пружина, издав при этом громкий и мерзкий звук. Чудом не зашибив никого из людей, железяка со звоном шмякнулась на бетонный пол. Громов взглянул сначала на Стрельникова, затем на вагон, а потом на звёнку, мысленно прикидывая, стоит ли ему сегодня праздновать второй день рождения: для первого дня событий было несколько многовато. Петрович же продолжил рубить правду-матку, как ни в чём не бывало:

— Знаете, в чём настоящий парадокс — мы закупаем иностранные вагоны, хотя можем строить свои! А в инструкциях к ним — сам чёрт ногу сломит! По-моему, авторам вообще наплевать, что там написано, им главное — чтобы сноски были по ГОСТу расставлены!

— А что у вас руки не по ГОСТу, это я уже давно заметил. И скажу так — хоть вы привыкли чинить всё с помощью лома, кувалды и матюков, здесь этот способ не пройдёт. Надо, чтобы всё было, как положено. А то выходит проще десять раз нагадить, чем один раз убрать, — оборвал его Громов. Затем он бросил взгляд на часы и предложил Стрельникову выдвигаться в сторону переговорной.

— Ну как первые впечатления, Валерий Геннадьевич? — поинтересовался Стрельников в тот редкий момент, когда вокруг никого не было. Некоторые вопросы желательно было обсудить наедине, чтобы затем избежать неловких ситуаций в ходе общего собрания.

— Знал бы я, что у вас такая разлюли-малина…

— Можно подумать, вы не знали, куда едете!

— Вы издеваетесь, что ли? — наигранно-умоляющим голосом ответил он. — Пожалуйста, скажите, что я сплю, что у меня глюки, что я под кайфом, что я отравился мухоморами, да всё, что угодно! Я не поверю, что это может быть реальностью! Потому что, если бы это было на самом деле, я бы на вашем месте застрелился бы от такого позора!

— Ну, не надо так категорично. Мы готовимся к пуску, это просто рабочие моменты. Как только все проверки пройдём, так и…

— Не продолжайте, пожалуйста! У меня уже голова пухнет от этих фраз! Сколько я их услышал уже за свою жизнь…

— Но не может же всё быть так плохо, согласитесь! Есть же и хорошие моменты!

— Да, спорить не буду. Столовая, говорят, у вас хорошая. Но ничего, будем работать. И да, — добавил Громов. — Привыкайте ко мне, я у вас тут надолго, буду курировать подготовку метрополитена к сдаче в эксплуатацию. А то чует моя душа, без меня пропадёте вы. Знаем мы таких… амбиций выше крыши, а мозгов и умения не хватает. Вот и говорят что-нибудь типа «мы ракету космическую строить будем». А на выходе — новогодняя хлопушка получается, и то в лучшем случае.

— Это верно, — улыбнулся Стрельников. — Столовая у нас замечательная! Будет несправедливо, если вы не убедитесь в этом лично. Жаль, не смогу составить вам компанию.

Вскоре после того, как Громов удалился, из-за угла показались Антипенко и Тырышкин, видимо, отбегавшие покурить. Пройдя мимо четырёх путей, занятых новенькими, хоть и немного пострадавшими от местной самодеятельности вагонами, работники решили срезать путь по тропинке, проходившей прямо через рельсы. Шпалы на ближайшем пути были обильно забрызганы свежим маслом. Чёрная блестящая дорожка вела в сторону красного мотовоза, пыхтевшего дизелем в тупике.

Стрельников тут же ринулся в сторону плюющегося сизым дымом аппарата. Вслед за начальником тут же поспешил и Антон. Подбежав к мотовозу, Олег Михайлович не поленился и подлез под локомотив в поисках возможного места утечки. Хотя мотор работал, машиниста в поле зрения не наблюдалось. Антон громко крикнул, чтобы привлечь внимание, после этого поднялся в кабину и дал гудок. Только после этого из подсобки показался мужик в грязной когда-то синей спецовке и вальяжной походкой направился к мотовозу.

— Что такое? — лениво спросил он.

Терпение у Стрельникова, и без того отнюдь не железное, уже начало лопаться, и он крикнул:

— У тебя из картера масло хлещет, мать твою в передницу! Почему мотор не вырубил, угробить хочешь?

— Так я масло меняю. По инструкции горячее надо менять, чтоб не загустело, — невозмутимо ответил мужик.

Начальник депо уже не мог найти подходящих слов и только прошептал:

— Ну и народец, ёлы-палы! Хорошо, хоть Громов этого не видел!